Герман
Извиниться и мириться первым? Да разбежался. А в чем я, собственно, виноват? Эта тихая скромница сидела-сидела себе, а потом взяла и выдала: если тебе нужно развлечься, иди к Алине. К какой, мать ее, Алине? За каким она мне?
Ругаюсь у себя в голове всеми фирменными словечками Фила. Злюсь на Машу, которая на десятый день знакомства захотела какой-то конкретики. А вдруг мы вернемся в Краснодар, и Тихонова сама захочет от меня избавиться, когда увидит мою истинную сущность? Когда поймет, что в реальной жизни я часто сплю до обеда, ленюсь делать уборку и готовить, хожу на тусовки и развлекаюсь до ночи, а с утра оживаю и тащусь в универ. Наверное, ей не такой парень нужен, хотя решать за нее я не буду.
Но и я не знаю, какая она в том большом мире. Здесь все слишком сужено до определенных рамок, а там будет иначе. Почему вообще я должен сейчас заранее знать, что будет потом, я что, обещал ей сразу жениться и двойню завести? Дом построить и дерево посадить?
Короче, я очень сильно злюсь. Вроде все так прекрасно и мило начиналось, но Марья вчера вывела из себя невероятно. Поэтому весь сегодняшний день мы общаемся совсем мало и исключительно как напарники. А во время тихого часа я вообще сажусь сначала в комнату к пацанам из отряда обсудить футбольчик, потом иду к себе, а в женскую вожатскую – ни ногой.
Тихонова расстроена, я прекрасно это вижу. Может, даже плакала ночью в подушку, хотя не такая у нас драма, чтобы плакать. Хорошо, что день загруженный, заниматься самокопанием почти некогда, поэтому мы просто делаем то, что должны, и к вопросу вчерашнего свидания не возвращаемся.
- Ну как вечерок прошел? – а вот бессмертный Степа пристает ко мне с этим вопросом, когда возникает возможность перекинуться парой слов без лишних ушей.
- Никак, – отчитываться я не намерен.
- Почему? Вас все-таки сожрали комары?
- Лучше бы они.
- Поругались что ли?
- Степан, не лезь не в свое дело. Вот честно, сейчас вообще не до тебя.
- Ладно, понял.
И действительно, пацан оказывается понятливым, сваливает в закат сразу же. Кажется, вид у меня максимально хреновый, если даже этот болтун решает не провоцировать и самоустраниться.
За ужином Марья садится на другом конце стола, проглатывает пюре с котлетой за минуту и уходит. Наблюдая за этим всем, я и не замечаю, как сам сижу с вилкой, воткнутой в свою порцию, и не двигаюсь.
- Юрич, у тебя все норм? – Виталя на страже моего настроения сегодня.
- Не все.
- Оно и заметно. А фиалка вообще пипец, что творит.
- Что же она творит?
Я был единственным, кто сегодня не пошел проводить тихий час по традиции в женской комнате. Видимо, что-то пропустил.
- Пока ты спал на перерыве, она наехала на Федю, Алину и Диму. А, на меня тоже пыталась, но поводы для наезда закончились. После скандальчика с Алиной она вообще встала и ушла в методическую, якобы заняться делом и не смотреть на нас, идиотов таких.
- Сильно, – комментирую этот пересказ, наконец разобравшись с котлетой в своей тарелке.
- Вы поругались?
- Как бы тебе так объяснить… В общем, да.
- Из-за чего? – никак не отстанет от меня.
Теперь даже Степа кажется более понятливым.
- Какая разница? Поругались и поругались, мне что, всему педотряду докладывать?
- Да что ж вы такие нервные, – это уже подключается Федя, услышав мою последнюю фразу на повышенных тонах. – Ты бы выходной что ли взял, Юрич. Вот завтра Машкин день «Оттепель» пройдет, вечером посвятят тебя в вожатые – и катись домой, отдохни, переведи дух.
- Отвали, а? – это я еще пытаюсь по-хорошему.
- Не, ребят, Герман Юрич конкретно не в духе, – заявляет Виталик достаточно громко, чтобы весь стол услышал.
- Сорвать фиалку видимо не так просто, как он думал, – говорит стерва Алина, мнения которой вообще никто не спрашивал, причем даже глаза не поднимает, но ухмыляется.
На секунду злость так сильно одолевает меня, что аж перед глазами темнеет. В висках стучит, и все, чего мне хочется, – разворотить этот дурацкий стол со всеми стоящими на нем тарелками и стаканами. И вылить свой изрядно остывший чай прямо на идеально уложенные волосы Алины.
Меня штырит, очень конкретно штырит. Кажется, я начинаю понимать Фила, который бесился со всех моих шуток в сторону его девушки, а троллить его мне очень нравилось. В принципе, он молодец, даже ни разу по морде мне не заехал. Я вот жесть как хочу почесать кулаки об кого-нибудь, предпочтительнее – о самодовольную морду Феди.
Переборов самый сильный скачок злости в организме, я резко поднимаюсь, из-за чего стол слегка трясется.
Обвожу взглядом по очереди Виталика, Федю и Алину, придумывая лучший ответ на их последние реплики, особенно ту про фиалку. Но в итоге молча ухожу.
- Да они с Машей капец как похожи! Даже злятся одинаково! – прилетает мне в спину от Любы. Или Тани. Честно, по голосу их так и не различаю.
Надо срочно покурить и Филу позвонить.
Выхожу за территорию в том месте, где у нас образовалась негласная курилка. Достаю из кармана полупустую пачку, затягиваюсь и чувствую, как все во мне продолжает трястись от злости.
Звоню Филу. Эта зараза не спешит брать трубку, как обычно, он весь в делах.
- Ну привет, засранец. Сколько дней ты обо мне не вспоминал? – вместо радостного приветствия встречает меня вот так.
- Привет, Фил. Занят был. Тут работы много.
- Да неужели хоть кто-то научил тебя работать, бро. Это приятная новость.
- Хватит стебаться, мне совет нужен.
- Как детей воспитывать? Ты не по адресу, у меня их пока нет.
- Да сам я с детьми разберусь. Мне с девушкой бы разобраться.
- Чего? – по звуку он роняет телефон на пол и ругается, поднимая. – Давно ли тебе стали нужны мои советы по поводу девушек?
- Вот теперь нужны. Мне тут понравилась одна.
- И что, сам не справляешься?
- Да твою ж мать, Фил, а можно просто выслушать и не выпендриваться сейчас? Мне нравится моя напарница, вроде взаимно, мне казалось, все неплохо. И тут вчера она спрашивает, что у нас с ней будет, когда вернемся из лагеря домой. Я сказал, что не знаю. Так она сбежала от меня в ту же минуту, а сегодня вообще три слова мне сказала за целый день. Говорят, на всех наших товарищей наехала, со всеми поругалась. Ну а какого хрена они все время подшучивают над нами? Меня тоже бесят, сейчас чуть одному лицо не расквасил на ужине. Но хрен с ним. Лучше скажи, вот чего она так взъелась?
- Тебе как сказать, честно или чтобы не обидеть? Давно подозревал, что в вашей двойне все мозги достались Лине.
- Фил, ну хватит, правда. Объясни, что не так я сказал? Откуда мне знать, что будет после лагеря?
Фил тяжело вздыхает и порцией отборных матов сопровождает свои размышления.
- Если ты правда влюбился, не может быть никаких сомнений. Ты должен быть уверен, что и потом в городе все у вас сложится.
- Я слишком мало о ней знаю, – все еще привожу свои убеждения.
- И? Я сколько Таню знал до того, как влюбился? И сколько проблем было? Напомни, многое меня пугало? Ты на ровном месте драматизируешь. Ну поругались вы, и что? Иди и скажи ей, что все у вас будет хорошо, возьми ответственность за ваше будущее. Ты что, уже и девушку успокоить не можешь? Тебя еще и этому учить?
- Конкретно эту не могу. Не понял еще, что ей нужно, – мне очень не хочется произносить это вслух, но приходится.
- Ничего, поймешь. Ты обычно быстрее все понимаешь после секса.
Вот удивительно, но о сексе с Машей я как-то и близко не думал. Может, это из-за ощутимой неопытности не получается представить девчонку верхом на мне или себя на ней. Да и о каком интиме в ближайшее время может идти речь? Не в вожатской же ее завалить? Не, тут если дело дойдет до такого, подозреваю, придется мне сначала романтику обеспечить.
Не желая больше обсуждать свою Машу, заканчиваю нашу с Филипповым беседу и выкидываю окурок. Интересно, где сейчас Тихонова? Выбираюсь из зарослей, двигаясь в сторону корпуса, и обнаруживаю напарницу в отрядной беседке в окружении девочек во главе с Владой. Знаете, что они делают? Марья ревет, а девочки, особенно командирша наша, пытаются успокоить это ревущее чудо.
Злость на других моментально трансформируется в злость на самого себя, ведь это я допустил ее слезы. Как-то Маша особо трогательно выглядит, в прямом смысле. Ее очень хочется трогать. Разогнать всю шайку из беседки, остаться с ней тут, обнять и успокоить. Улыбаюсь, уже представляя, как обнимаю Марью и заверяю в том, что в Краснодаре у нас с ней все будет прекрасно и замечательно. Подхожу к беседке с решительным настроем, но тут на меня несется с крейсерской скоростью Влада.
- Герман Юрьевич, вам сюда нельзя! Марья Николаевна просила передать, что сейчас не будет с вами разговаривать.
- Не понял, какого хрена…
Влада пожимает плечами и виновато смотрит на меня.
- Мы чуть-чуть позднее на вечернее дело придем, ладно? – это она говорит вслух, а потом наклоняется ко мне и почти шепчет на ухо. – Кажется, вам будет нужен еще один букетик.
Подмигивает мне, а потом резко разворачивается и возвращается к Марье.
Так, ладно. Букетик? Будет ей, блин, букетик.
«Привези мне самой крутой букет, который найдешь. Очень надо. Сегодня», – печатаю и отправляю в наш диалог с Филом.
«Ок, Ромео недоделанный», – отвечает лучший друг. Но я знаю, что он обязательно все сделает.
Серьга в ухе Фила блестит разве что не за километр, в темноте его можно легко найти по этому опознавательному знаку. Едва подъехал и парканулся, а уже курит.
- Ты бросишь когда-нибудь или нет? – сразу начинаю читать ему нотации.
- От тебя самого табаком разит, так что не учи меня жизни.
- У меня есть повод. Сложная работа и ссора с девушкой.
- Я тебя умоляю, – докурив, Филя выбрасывает окурок и сразу закидывается мятной жвачкой. – Нет у вас никакой ссоры, ты просто дурак.
- Поэтому она ревет даже при детях из отряда?
Филиппов щурится, пристально меня разглядывая.
- Ну, если так, то есть вопросы. Разговаривать с ней пробовал?
- Когда? До вечернего мероприятия сама не захотела, а теперь она с детьми.
- А ты какого хрена не с детьми тогда?
- На пять минут отошел к тебе.
- Ладно. Держи свой веник. Денег с тебя не возьму, считай, это мое вложение в твою будущую счастливую жизнь, чтобы ты не трахал мне мозги, – Фил открывает машину и забирает букет с пассажирского. Красиво, пышно и совсем не вульгарно. Но на сидении остается еще один, похожий.
- Я так понимаю, Тане ты тоже купил?
- А что, мне просто так в цветочный гонять? Конечно, купил. Когда-нибудь ты поймешь, как много для большинства девушек значат эти веники.
- Спасибо, бро.
- Девчонка какая? Блондинка, брюнетка? Фотка есть?
Да, фотка есть. Когда нас снимали для пресс-центра лагеря по отрядам, совместная фотка с Марьей получилась очень достойной, и мне наш фотограф ее скинула. Открываю на смартфоне и протягиваю другу.
- Слушай, неожиданно. Я думал, не твой типаж.
- И я так думал, но, как видишь, происходят чудеса.
- Совет да любовь. И за детьми смотри аккуратнее. А, точно, своих раньше времени не заделай.
Закатываю глаза, фыркнув на это неуместное предостережение.
- У меня с Машей ничего не было, это только у тебя по три раза на ночь, а у меня… Спрей от комаров и пледик, чтобы под луной не замерзнуть.
Фил удивленно смотрит, выгибая свою по традиции выбритую бровь.
- Реально ничего не было? Не шутишь?
- Думаю, у нее вообще ничего не было, – делюсь с Филом своими догадками о фиалочке.
Вместо ответа друг только причесывает ладонью свой короткий ежик на голове и многозначительно улыбается.
- Тогда она все-таки успела где-то согрешить, раз из всех возможных вариантов ей достался ты.
- И не поспорить.
С красивым веником наперевес захожу обратно на территорию лагеря через КПП и двигаю сразу к «сотке». Нахожу пустую бутылку, отрезаю верхушку ножом для картона, набираю воды и ставлю букет. Женская вожатская закрыта на ключ, поэтому пока отношу цветы к себе. Не представляю, как буду дарить. После вечерней тусовки и отрядного круга весь корпус будет шуметь и гудеть, пока детишки не улягутся, а до этого времени все мои пацаны успеют затроллить стебом про то, что Юрич накосячил и теперь извиняется. Ну а что делать? Не спрячу же я букет под футболкой.
Возвращаюсь на эстраду и как ни в чем не бывало становлюсь рядом с Марьей сбоку от рядов лавочек.
- Где шлялся? – и нет, не Маша спрашивает, а Виталик.
- Дела были.
- Тебе Рая вставит по самое не могу за такие дела, ты же знаешь.
- Пофиг.
Виталя пожимает плечами и отворачивается, а я обвожу взглядом зал и Раи не вижу. Ничего она не скажет, пусть не выдумывают. Концерт заканчивается, и после общелагерного круга, на котором под гитару Феди мы поем красивые а-ля колыбельные на ночь, расходимся на круги отрядные. Быстренько выслушиваем эмоции и впечатления детишек, сбиваемся в традиционную «капусту-обнимашку». Отправляем детей на водные процедуры перед сном.
- Герман, на планерку иду сегодня я, так как завтра наш день «Оттепель», нам нужно дневку рассказать и отдельные детали, – напарница ловит меня в коридоре перед тем, как зайти в свою комнату.
- Хорошо, а после планерки мы поговорим.
- О чем?
- Не надо делать вид, что не о чем, Маш, мы же не в детском саду. Наше свидание закончилось вообще не так, как должно было.
- По-моему, ты все уже сказал, что хотел, – упрямо стоит на своем. Она не Овен по знаку Зодиака часом?
- Нет, Маша, не все, – я решаю придержать ее за локоть, потому что мне кажется, что она и сейчас сбежит. Маша сразу опускает взгляд к месту моего прикосновения.
- Герман Юрьевич, не позволяйте себе лишнего при детях. Про нас уже знает весь отряд.
- Может, это потому, что ты девочкам в беседке душу изливаешь?
Тихонова выдергивает свою руку и растирает локоть ладонью, словно я оставил на ее коже что-то липкое.
- Может, это потому, что ты вечно то лежишь на моей кровати, то закидываешь руки на мои плечи, то целуешь меня под окнами корпуса, то цветы мне на пороге даришь?
- Не нравится? – чувствую, как опять начинаю закипать. Я, блин, хотел помириться, а не сделать все еще в сто раз хуже. – Ну, я жду ответ.
- Ты самый наглый напарник из всех возможных.
- Допустим.
- Так, ребята, брысь отсюда, на разборки чешите в вожатскую, – заботливый папочка Федя обнимает нас обоих и почти насильно запихивает в женскую вожатскую, дверь которой держит открытой Виталик.
Фак! Я и думать забыл, что мы стоим посреди корпуса, а дети могут наблюдать за нашим спектаклем.
- Не трогай меня! – рычу на Федю. – Да какого на хрен...
Но вдвоем с Виталей они справляются на отлично: нас с Тихоновой заталкивают в комнату, в которой никого нет, закрывают дверь и, судя по всему, подпирают своим весом с той стороны.
Марья не сдается и колотит своими маленькими кулачками в дверь. Да, пожалуй, Овен, надо дату рождения проверить. Пока она пытается добиться того, чтоб нам открыли дверь, я прохожу и усаживаюсь на ближайшую к двери кровать – Алинкину, да и фиг с ней. И с кроватью, и с Алиной-козой.
- Да блин! – Маша в последний раз бьет кулаком и опускает руки, разворачивается и спиной приваливается к двери. – Ты доволен? Хотел эту чертову драму на всю «сотку» разыграть?
- Я ничего не хотел. Но если уж ребята решили вот так с нами поступить, ок. Воспользуемся моментом. Выскажи все, что ты обо мне думаешь.
- Я о тебе не думаю!
- Вранье, – такой ее ответ сразу бракую.
- Избалованный! – а вот это уже больше похоже на правду. – Наглый! Несерьезный! Ищущий просто развлечений! Мажор!
- Всё высказала? – лениво поднимаюсь с кровати и подхожу к Тихоновой.
- Всё, – гордо вздернув подбородок, складывает руки на груди и отводит взгляд.
А я смеюсь с этой картины. Вы только посмотрите на нее! Злится она, еще и во всех грехах обвинила. Ну вот такой ей достался, далекий от совершенства.
- Молодец. А теперь отходи, и я открою дверь.
- И все? Даже ничего не скажешь?
- Дай подумать, – чешу колючий подбородок, изображая на лице мыслительную деятельность. – Хмм. Нет. Если я начну оправдываться, это будет неправдой. Начну с тобой спорить – мы поругаемся. А переубеждать тебя поцелуями я сейчас не настроен. И да, я тебе цветы хотел подарить. Потом занесу и на подоконник поставлю, а теперь двигайся и дай мне выйти.