Каникулы влюбленного режима

Глава 4. Замуж пока не зову

Маша

Коля никогда себя так не вел! Он не флиртовал с другими девчонками, не пытался смутить меня и не показывал свою наглость! А этот… Герман, чтоб его, Юрьевич, сразу раскрывается со своих не самых светлых сторон. Страшно подумать, что будет с дисциплиной в нашем отряде, если он так себя ведет? А ведь к нам приедут взрослые ребята, некоторые из них могут быть младше меня всего на три-четыре года!

Кстати, интересно, сколько лет Герману, где он учится или работает, из какой семьи, есть ли у него девушка? Ой, нет, про девушку точно лишнее, мне семейное положение знать не нужно. Вот Алина воевала бы за такую ценную информацию, а я не собираюсь. Нам просто нужно будет немного пообщаться с моим новым напарником, чтобы иметь друг о друге хоть какое-то представление.

- Дорогие коллеги, поздравляю вас с первым днем нашего общего апокалипсиса! – вещает Раиса, усаживаясь прямо на сцену перед нами. – Всем стареньким и новеньким напоминаю, что сейчас мы проходим инструктаж по технике безопасности, расписываемся в том, что поступаем на работу и берем на себя ответственность за жизнь и здоровье детей, с медицинскими книжками подходим к медработнику лагеря для регистрации, а потом отправляемся в прачечную за чистым бельем и идем драить корпуса. Всем все понятно?

Нестройное «да» проносится по рядам, смешиваясь с шепотом и тихими смешками.

- Ну-ка навели дисциплину! – а это уже включается командный голос начальницы. – Кстати, позвольте представить тем, кто еще не познакомился. Наш новый вожатый второго отряда Герман Юрьевич Шацкий. Между прочим, у него красный диплом юридического факультета, так что с ним посерьезнее.

Чуть не давлюсь от смеха на этой фразе и прикрываю рот ладонью, создавая иллюзию кашля. Зато теперь знаю, какая у него профессия и то, что он однозначно немного старше меня, раз уже успел получить диплом.

А Герман поднимается, крутится, разглядывая лица, и машет всем ручкой.

- Добро пожаловать в семью, Герман Юрьевич, – улыбается ему Алина.

- Если только в семейство гадюк, – все так же в ладонь говорю, но с расчетом на то, что Герман услышит.

- Я так посмотрю, у вас с Алиной взаимная любовь, – тихо обращается ко мне.

- Мы много лет знакомы и даже в одном отряде были еще в лагерном детстве. Кажется, мы никогда друг другу не нравились.

- Не переживай, твою тайну я буду хранить теперь до самой смерти.

- Надеюсь, ты переживешь эти три недели, и я не убью тебя раньше, чем смена подойдет к концу.

- Тихонова! Если ты в этот лагерь приезжаешь как к себе домой, это еще не значит, что инструктаж слушать не нужно! – Раиса Петровна в своем стиле, следит за нами, как за отрядом. Хотя мы и есть отряд взрослых детей, никак иначе.

Послушно киваю, но тут же перевожу взгляд обратно на Германа и на секунду даже осекаюсь. Я вроде бы и успела его рассмотреть, пока мы стояли в женской вожатской, но тогда он не смотрел вот так прямо на меня. А глаза у него… Я таких даже не видела никогда. Словно в воду нырнул, и она такая прозрачная, что выныривать не хочется. А волосы? Неужели бывают такие кудри от природы? Будто химическую завивку делал. И еще такие черные, вот как они на солнце не выгорают? Да еще и губы пухлые, любая красотка может только позавидовать.

Вот и зачем мне такой красивый напарник, чтобы все девочки из отряда сходили по нему с ума? Рая жестко пресекает все попытки заигрывания вожатых с детьми. Это, знаете ли, подсудное дело. Даже если девочке через год восемнадцать, а вожатый старше ее годика на три, на территории лагеря строгий запрет на любые отношения, кроме тех, что положены по статусу. Надо будет предупредить Шацкого об этом.

Не выдержав пронзительной глубины его голубых глаз, я отвожу взгляд и смотрю на свои пальцы. Надо было маникюр перед сменой сделать, но я успела только подпилить, мне было некогда. Я не Алина, у которой подготовка к заезду в лагерь проходит в салоне красоты. Ну и ладно. Переживу без маникюра.

Спустя полтора часа, закончив все обозначенные Раей процедуры, мы направляемся в прачечную. Основную тяжесть белья берут на себя парни, но мы пытаемся хотя бы немного помочь. Хорошо, что хотя бы застилать дети будут сами – ненавижу пододеяльники. Если бы требовалось заправить двадцать постелей, я бы вожатой не работала никогда в жизни.

Затаскиваем все в корпус и раскладываем по кроватям, не забывая и о своих собственных. Меня подташнивает от приторного тона Алины, которая просит «кого-нибудь» из парней помочь ей. Конечно, мы все такие дуры, что никто и не понял, для кого именно был этот спектакль. Испытываю огромное облегчение, когда Герман на глазах у всех говорит ей, что сначала поможет напарнице, а потом уже ей. Надув губы, Алина прячется в душевой, а я отмечаю про себя, что не все шансы на адекватную совместную работу с Шацким потеряны.

Спустя еще какое-то время, посвященное уборке корпуса, мы с девочками идем разгребать завалы в методическом кабинете, а парни отправляются к приехавшему грузовому такси, в котором одежда для нас и для детей, раздатка и декорации, а также костюмы, которые потом нужно будет аккуратно развесить в выделенном для этого помещении. Как всегда, полгода готовились, а потом что-то доделываем на ходу. Например, печатаем бейдж для Германа и подписи вожатых для пресс-центра. Отпариваем свои форменные футболки, в которых завтра утром нам предстоит сфоткаться. Парни перетаскивают из столовой на улицу ряд столов и стульев, которые нужны нам для регистрации на заезде.

Методисты в это время, разумеется, жарят шашлык и готовят стол для наших первых вечерних посиделок. Надо сказать, что за полдня мы умудряемся достаточно устать и к шашлыку добираемся уже изрядно голодными.

И снова я вынуждена наблюдать, как Алина пытается усадить Германа рядом с собой, просит поухаживать за ней и практически выставляет себя напоказ. Она будет работать на первом отряде, и я очень надеюсь, что все главные взрослые хулиганы отправятся к ней и Виталику, а нам с Германом достанутся дети чуть-чуть поспокойнее. Если вообще первый и второй отряд уместно называть «детьми».

Пока нашествия детей на лагерь не случилось, вожатые и методисты отдыхают по-взрослому. Посиделки затягиваются, чуть позже приносят гитару и начинают играть на ней наши традиционные песни. А, ну да, еще немного нецензурных, пока можно.

- Так, ребята, расход, – объявляет методист Сан Саныч, в очередной раз взглянув на часы. – Завтра будет еще работа, надо выспаться. Потом ближайшие восемнадцать дней сон вам будет представляться только в мечтах.

- Реально выспаться нельзя? – наклонившись ко мне, спрашивает Герман.

- Конечно. Подъем в восемь утра, и это у детей, а вожатым нужно как минимум умыться и причесаться до этого времени. Хотя тебе, наверное, достаточно просто умыться, – посмотрев на его кудри, предполагаю, что расческа им особо не нужна.

- А можно как-то по очереди это делать? Один день ты, другой день я?

- Как правило, все так и делают.

- А можно ты будешь будить, а я укладывать по ночам? – смеясь, он предлагает мне схему доведения себя до истерики ежедневными ранними пробуждениями.

- Нет, Герман Юрьевич, отныне все проблемы и трудности мы с вами делим пополам.

- Прямо как новобрачные, – он ухмыляется, а я чувствую, как краснею от этой фразы. – Да расслабься, замуж пока не зову.

«Пока»? Что это за шутки такие? Он просто выпил, думаю, дело в этом. Герман и тусовки – вещи очень даже совместимые, как показала практика. А вот умеет ли он работать, это мне только предстоит узнать.