Каникулы влюбленного режима

Глава 30. Я не хочу тебя отпускать

Герман

Сразу позвать Машу к друзьям – это было жестоко. Примерно как сразу дать мне в ведение двадцать с лишним детей. Думал, думал, а в итоге поспешил.

Не знаю, о чем там говорит с ней Фил на улице. Но в момент, когда я уже собираюсь идти туда и уговаривать ее остаться, она сама возвращается в зал и говорит, что останется еще на час. А потом еще на час. Фиалка у меня хоть и нежная, но со стержнем внутри, поэтому никогда просто так не сдается.

В итоге из заведения мы выбираемся далеко за полночь. Нас встречает остывший воздух и не такой раскаленный асфальт, как днем. Ночью в этом городе даже можно жить. Внутри у меня настоящий расслабон, но я не знаю – от кальяна или от того, что Маша рядом. Хотя… Если быть честным, не у всех частей меня расслабон.

А что? Лагерные рамки остались позади, а в городе я больше похож на себя самого. И если там, в лагере, у меня вообще не мелькало серьезных мыслей о сексе, сейчас не тут-то было. Меня начало штырить, как совсем юного пацана, от одного вида Машиных ног. И от запаха ее волос. И вообще от нее. Всей.

Ох, Тихонова, знала бы ты, что мне с каждым днем держать себя в руках будет все сложнее.

- О чем вы разговаривали с Филом? – все-таки спрашиваю, когда мы выезжаем с парковки.

- Пожалуй, я оставлю это в тайне, – Марья поджимает губы в странной ухмылке.

- То есть ты уже сейчас хочешь иметь от меня секреты?

- Допустим.

- Так не пойдет.

- Герман, спаси положение и скажи, что ты не ревнуешь меня к своему лучшему другу.

На светофоре смотрит на меня так внимательно, словно боится моего ответа. К счастью, мы трогаемся с места, и я перевожу взгляд на дорогу.

Нет, к Филу я, конечно, не ревную, но не совсем уверен, что он рассказал ей про меня что-то хорошее. Хотя она осталась после разговора, а до этого настойчиво собиралась домой.

- Не ревную, – говорю совершенно спокойно.

Кажется, я в лагере настолько задолбал ее своей ревностью, что теперь она Маше везде мерещится.

- Ну и прекрасно.

- Тебе совсем не понравилась эта компания? – задаю вопрос, который витал в воздухе весь вечер, первую его половину точно.

- Как тебе сказать. Скорее, это я им не понравилась, потому что смотрели на меня весь вечер, как на странную игрушку. Знаешь, как будто ты привел меня в качестве развлечения, и если им не зайдет, то больше брать не будешь.

Я так резко давлю на чертов тормоз, словно первый день в автошколе.

Бесит. Меня до ужаса бесит, что она все время сомневается. Эти идиотские Машины сомнения!

- Тебе не кажется, Маш, что я не нанимал тебя в эскорт?

Ее глаза моментально округляются, а сама она вытягивается в струну, из-за чего мой огромный пиджак съезжает с ее плеч.

- Что ты сказал?

Дикую фигню. Сам бы себе язык свой засунул в одно место…

- Прости. Прости меня, Маш, я дурак, – тянусь к ней, но она резко одергивает руку и шугается от меня, забиваясь в самый угол пассажирского сидения.

- За кого ты меня принимаешь, Герман?

- За девушку, которая мне нравится. Я реально ляпнул полную дичь, прости. Я просто хотел сказать, что никогда, ни единого дня с момента знакомства не думал о тебе как о подружке на один раз. Мне не нужна девушка просто для картинки рядом, как моим друзьям. Мне в принципе нужна ты.

Сзади неистово сигналят, потому что давно загорелся зеленый, а я никуда не еду. Очнувшись, трогаюсь с места, а Марья молчит.

- Мы слишком разные, Герман. И если в лагере это было не так очевидно, потому что там у нас была одинаковая жизнь, то город обнажает все проблемы.

- Ну какие мы разные? У нас обоих две ноги, две руки, два глаза.

- Герман…

Шутка сейчас не в тему. Подъезжаем к дому Маши, я бросаю тачку кое-как возле многоэтажки и хочу открыть Маше дверь, но она быстрее выскакивает сама. Кажется, хочет убежать от меня в подъезд, но я ловлю ее за локоть и прижимаю свои телом к стене подъезда. Пусть охладится, а то завелась сильно.

И какого-то хрена только еще сильнее завожусь сам, во всех смыслах. От ягодного запаха, которым она пропитана насквозь, меня начинает сильнее колбасить. Я еще больше давлю на Машу своим весом, не позволяя сдвинуться, держу за руки, и хотя она уворачивается, все равно целую. Не знаю, куда. В щеку, в шею, за ухом, по ключицам. Мой пиджак падает на землю, но мне пофиг. Я не могу от нее оторваться.

- Герман, хватит!

- Нет, не хватит, Маш.

- Не надо!

Торможу, но успокоиться не могу. Прижимаюсь к ее лбу своим и выдыхаю ругательства почти в ее губы.

- Шацкий, ты…

- Ничего не говори, – целую ее и вынуждаю замолчать.

- Разве ты сам не видишь, что мы разные? Ты же не глупый парень.

- Пожалуйста, Маша, молчи.

Не желаю ничего слушать. Особенно эти ее дурацкие рассуждения. Ну есть родительские бабки у моих друзей, и что? Это какое-то достижение? Есть у этих девок деньги на силиконовые губы, зато мозгов не хватает. Да, Марья на них не похожа. Ничего, привыкнут, не с первого раза, так со второго, с третьего. И она привыкнет.

Или не захочет привыкать?

- Мне нужно домой, – требовательно говорит Маша.

А мне нужно побыть с тобой еще, иначе меня сейчас совсем размажет…

- Герман, – Маша опять взывает меня к реальности.

- Я не хочу тебя отпускать.

- Но и услышать меня ты тоже не хочешь.

- Потому что ты говоришь ерунду.

- Это не ерунда, Шацкий! По крайней мере, для меня! Подумай об этом. И дай мне уже зайти домой.

Без прощального поцелуя и прощальных слов, Маша просто слегка отталкивает меня и ныряет в подъезд, быстро открыв дверь домофонным ключом.

Психанув, бью кулаком по этой чертовой подъездной двери, как будто она виновата. Хорошо, что не разбиваю руку в кровь, но все равно больно. Хотел выместить свою злость, да не помогает такой способ.

Нифига, Маша. Не пойду я лесом только потому, что ты считаешь нас разными. И никуда ты от меня не денешься.

Маша

Ууу, Шацкий! Зла на него не хватает! Мало того, что вместо нормально свидания он сразу же привел меня к своим друзьям, он еще и такую гадость в машине сморозил! Не так уж и далеко он от своих друзей ушел, они как раз тоже специалисты по пошлым шуткам. Разглядывали меня весь вечер, разве что дыру во мне взглядом не прожгли. А когда Герман демонстративно полез целоваться, еще и улюлюкали.

Ладно, быть может, они не такие уж плохие, просто в чужой для меня компании нужно освоиться.

Но Герман… Он еще и приставать начал возле дома, хотя добро ему никто не давал. За языком следить надо. И за руками!

Я уже поняла, что в городе Герман не будет строить из себя такого правильного и серьезного, каким пытался быть с детьми. И разве я не права в том, что мы действительно разные? Ну почему он не хочет это признать? Думаю, мы могли бы найти что-то общее, если узнать друг друга поближе. Но Шацкий хочет настолько «поближе», что аж в горизонтальной плоскости, как мне теперь кажется.

К счастью, папа меня хотя бы не караулит на кухне, и я спокойно переодеваюсь, умываюсь и ложусь спать. Но сон совершенно не приходит, я кручусь, думаю о Шацком и вспоминаю, что он вытворял возле подъезда, как лез целоваться. Конечно, мне тоже хочется целовать его, но не когда он себя вот так ведет. Эти его мажорские понты мешают.

Пора признаться самой себе: Герман понравился мне таким, каким был в лагере, а в жизни он несколько другой. Это не значит, что я больше ничего не хочу, но мне нужно, чтобы мы поговорили с ним обо всем, а он только и делает, что затыкает мне рот поцелуями. Я хочу самое просто свидание: с кофе и мороженым, разговорами и прогулками по городу за ручку. Да, может, для Германа это слишком детский вариант, но просто так к нему «в гости» я не поеду. Вообще-то, я никогда не была у парня, и ничего такого серьезного у меня ни с кем не было. Нет, я не считаю, что до свадьбы нельзя, но я все еще к этому не готова на данный момент. Шацкий же начал гнать коней.

Нет. Или пусть прислушивается ко мне и моим просьбам, или пусть дальше сам со своими друзьями тусит, без меня.

Наступает утро, и вот теперь уже встречи с родителями не избежать. А это значит, будет допрос по поводу вчерашнего вечера и поведения Германа.

- Доброе утро, Маша, – папа уже на изготовке к допросу. Мама варит суп и приветствует меня более радостно, чем отец.

- Доброе.

- Во сколько же ты вчера вернулась?

- Сегодня. Это было уже сегодня.

- Он тебя подвез, я надеюсь? Проводил? – папа уверенно идет по списку вопросов.

- Да, как и обещал.

Отец многозначительно кивает.

- Вот зря ты, Коля, на мальчика наговариваешь, – снова вступается за Германа мама. – Он старается.

Ну, мама, он своеобразно старается. Пожалуй, оставлю эти мысли при себе.

- Он с нами знакомиться собирается? – папа никак не отвечает на мамину реплику, а продолжает свое.

- Собирается, скажите только, в какой день его лучше пригласить.

- Да хоть сегодня. Чего тянуть?

У меня слегка округляются глаза. Сегодня? Я думала, папа не будет так торопиться. Да и можно мне просто свидание с Германом, в конце-то концов! Без детей, вожатых, друзей, родителей! Просто вдвоем. Я вообще сколько раз с ним нормально наедине была? Не считая трех поездок в его машине, вечера в беседке и момента, когда Федя с Виталиком закрыли нас с Шацким в комнате, такие ситуации можно по пальцам пересчитать. И в основном это пятиминутные моменты в «сотке» или около нее.

- Может, завтра? Сегодня мы хотели погулять вдвоем, – слегка вру, приукрашивая «я» на «мы», но только в благих целях.

- Хорошо, завтра так завтра. Ждем твоего Германа на беседу.

Судя по всему, воспитательную. Но Шацкий сам уже пообещал прийти, так что назад пятками нельзя.

Удивляюсь, заметив прилетевшее от Германа «доброе утро». Во-первых, еще слишком рано, а во-вторых, я думала, что он не будет со мной весь день разговаривать после того, как я его слегка отшила. Но он ведет себя, как ни в чем не бывало.

«Доброе. Увидимся сегодня? Вдвоем»

Герман Шацкий:«Соскучилась уже?»

Зараза. И ничего я не соскучилась! Ну, может, самую малость.

«Мы вчера не на той ноте закончили. Хочу поговорить по душам»

Герман Шацкий:«Просто поговорить? И даже целоваться не будем?»

Господи, дай мне сил и терпения, раз познакомил меня с этим кучерявым во всех смыслах мажором.

«А вот пойдем, и узнаешь»

Герман присылает смайлик, подкатывающий глаза, а я живо представляю, как это делает он сам. Может подкатывать сколько хочет, на меня это не действует. А вот когда он говорит, во сколько может за мной заехать, я себя чувствую гораздо лучше. Я бешусь от него, но видеть его хочется только все сильнее и сильнее. Волшебная способность Германа Шацкого – раздражать и привлекать одновременно.

Он приезжает ко мне после обеда. Все так же галантно сажает меня в машину, правда, не целует. Ждет что ли, что сама это сделаю? Мы едем в парк, не переговариваясь, а я занимаю себя тем, что перелистываю песни и выбираю, что нам послушать. И когда уже выходим из машины, оставляя парковку позади, Герман все-таки решает спросить.

- И чем бы ты хотела заняться?

- Помнишь, ты говорил, что нам надо многое наверстывать? Кажется, там было что-то про хороший кофе и поцелуи перед всем городом.

- А, ну это легко, – Шацкий за один шаг приближается ко мне, словно срывается с цепи, на которой его никто особо и не держал, берет мое лицо в свои ладони и начинает целовать.

О да, это поцелуй, который определенно не стоило бы показывать всему городу, чтобы не осуждали, не обсуждали и не завидовали. А вообще кому какая разница? Делаем то, что хотим, ведь это наша жизнь. Герман целует так сладко, что даже отлипать от его губ не хочется, и потому я целую в ответ, обнимая парня (своего парня, на минуточку), цепляясь за плечи и все плотнее и плотнее к нему прижимаясь.

- Дел стало на один пункт меньше, правда? – спрашивает Герман, все-таки отрываясь от меня, хотя это дается ему с трудом.

- Поцелуи перед всем городом?

- Именно они. Идем, я знаю, где нам взять хороший кофе. И потом обсудим вчерашнее.

Непроизвольно вздрагиваю, потому что переживаю за результат этого разговора, пусть и сама хотела скорее все обсудить. Заметив, что я начала нервничать, Шацкий коротко целует еще раз и ведет за собой в парк.

Мы молчим, только держимся за руки, не разлепляясь. Идем рядом, подставляя лица августовскому солнышку. В городе, как всегда, жара, а в лагере, вдали от бесконечных пробок и толп людей, было легче и приятнее. И все же я люблю место, в котором мы живем.

- Пока ты не начала разговоры по душам, у меня есть к тебе вопрос, – первым заговаривает Герман. – Что, все-таки, тебе вчера сказал Фил? Ведь ты хотела уехать, а потом передумала.

- Я же говорила, что это секрет.

- Да ладно, Маш, я тоже должен понимать, что этот друг про меня наплел.

- Ну Герман… Ничего такого он не «наплел», – повторяю это его слово. – Просто хотел сказать, чтобы я не рубила с плеча.

- А ты уже собиралась? – его глаза скрыты за солнцезащитными очками, но я искренне уверена, что там дикое удивление.

- Я просто хотела уехать домой. И да, может быть, я собиралась больше никогда не приходить в эту компанию. Но Фил сказал, что это нормально, если у нас с тобой разные взгляды на некоторые вещи, ведь у вас с ним они тоже разные.

- Маш, послушай, мои друзья – не такие большие говнюки, как ты подумала. Хотя есть и второй вариант, в котором я самый большой говнюк на свете.

Молчу, не зная, что на это ответить. Самокритично и даже неожиданно для Германа.

- Вау. Кажется, ты как-то сильно на себя наговариваешь.

- Если хочешь что-то сказать, то лучше говори, полегчает, – предлагает Шацкий, но я вспоминаю, как все высказала ему в лагере. И потом мы дулись друг на друга и не разговаривали.

- Я просто хочу, чтобы ты четко понимал, какая я. Ты знаешь, что я не какая-то скучная девочка, у которой совсем нет интересов помимо учебы и желания стать педагогом, но я скорее домоседка, которая не привыкла к шумным большим компаниям. Я не курю, практически не пью и не понимаю такого веселья. Возможно, твои друзья – отличные люди, просто мы общались в такой обстановке… Для них там все привычно, а я впервые оказалась и сразу как под микроскопом. Я не считаю их «большими говнюками», но смогу ли когда-либо найти с ними общий язык – не знаю.

- Я понял. Какой тебе кофе? – Герман задает банальный вопрос, никак не реагируя на все то, что я ему рассказала.

А я, само собой, ожидала реакции. Хотя бы на последнюю фразу про то, что никогда не научусь ладить с его друзьями.

- Хмм.. Капучино? – выхожу из ступора, вспоминая вопрос. – Какой-нибудь сладенький.

Ухмыльнувшись, парень заказывает два кофе с собой и все так же молчит, пока мы ждем напитки. Не понимаю, он всегда так долго мои слова переваривает? Просто я сама убедилась, что Щацкий умеет быстро мыслить и принимать решения. Но когда мы обсуждаем свои отношения, это умение куда-то быстро испаряется.

Через пять минут тишины и разглядывания друг друга мы с Германом забираем кофе и дальше идем по парку, держась за руки, а в свободной руке держа горячие стаканчики.

- И долго ты будешь отмалчиваться? – я не выдерживаю.

- Почему отмалчиваться? Я же сказал, что понял тебя.

- И все? Больше не будет комментариев на эту тему?

- Маша, – не улавливаю тон его разговора и потому не знаю, чего мне ожидать. – Я понял, что такие компании не особо для тебя, понял, что Фил очаровал тебя своей мудростью, хрен знает откуда взявшейся в его годы. Такие же как у меня годы, вообще-то. Ты почему-то переживаешь, что отличаешься от девчонок, с которыми встречаются мои приятели, но я могу сказать только одно: выбор парней – это их дело, а мой выбор – только мое и все.

- Я не хочу, чтобы в отношениях было некомфортно.

- Тебе некомфортно? – сразу переводит вопрос на меня.

- Мне? Нет, все в порядке, или практически в порядке.

- «Практически»? Как мне это понимать? – зависает со стаканчиком, поднесенным к губам, так и стоит с поднятой рукой и ждет ответа.

Боже, боже, боже. Как ему сказать, чтобы не обидеть и не показаться дурой?

- Я еще не совсем привыкла к твоему миру, к людям, которые окружают тебя.

- Главное, что тебе понравился Фил. А еще я познакомлю вас с Линой. Уверен, она растопит твое сердечко, потому что сестра у меня сто процентов самая лучшая.

Улыбаюсь, потому что верю ему. С его сестрой я действительно хочу познакомиться, потому что уверена, что такая очаровательная кучеряшка с характером, явно похожим на характер ее брата-близнеца, просто не может быть скромной. Наверняка такая же правдорубка, как и Фил. Хотела бы я послушать еще одно авторитетное мнение о господине Германе Юрьевиче.

- А я должна познакомить тебя с родителями, – вспоминаю о договоренности с папой и подхожу к главной насущной теме. – Завтра нас ждут мои родители, я сказала им, что ты согласился прийти в гости. Надеюсь, тебе удобно? Ты пока не занят друзьями, делами, поездками?

Вспомнился его насыщенный график, о котором он рассказывал мне буквально пару дней назад, пока мы ехали из лагеря.

- Я приду, Марья. Разумеется, я приду.