Капелька Солнца

Часть 2.3

Кайрин

Она не пришла. Ни через день, ни через два, ни через неделю.

А я ждал. И это ожидание с терпким привкусом полыни на губах изводило меня. Иссушало день ото дня. Заставляло ежечасно, если не ежеминутно, всматриваться в окно. А вечерами прислушиваться к окружающим звукам — вдруг да провернётся ключ в замке, или раздастся негромкий, робкий даже может, стук в дверь. И ложиться спать боялся. В свою комнату на втором этаже, кажется, и вовсе не поднимался. Раве что переодеться. Вечерами же подолгу сидел в кресле у камина, глядел на танец рыжих язычков пламени, что переплетались, играли, угасали и вспыхивали вновь, непрерывно умирая и возрождаясь. Читать пытался, но буквы плыли, растекались перед глазами, сливаясь в бесформенные чернильные пятна. И порой казалось, что подсознание играет со мной злую шутку. Я закрывал книгу и отбрасывал прочь, не в силах справится со слабостью зрения.

И засыпал там же. Всё в том же кресле, вытянув ноги к огню. А под утро замерзал, ерзал, дрожал, обхватив плечи, пытаясь хоть немного согреться. Но холод, кажется, проник слишком глубоко, почти в самую душу. Вымораживал изнутри. И спасти не мог ни огонь, ни тепло печи, ни плед, накинутый поверх измятого костюма. Спасение могло быть лишь одно — обжигающе горячее солнце, застрявшее в солнечном сплетении моей Айрель.

А потом, стылым дождливым утром, я вдруг осознал — не придёт… Совсем не придёт. Решила за нас двоих.

Вот только я с таким решением примириться не мог. И единственное, что мне оставалось — самому искать встречи.

Я наведался в дом графа. Под глупым, совершенно идиотским предлогом. Полчаса стыда, разговоров вежливых и совершенно пустых. Поддельное участие, напускное сочувствие, лживый интерес к судьбе графской дочки, до которой мне не было ни малейшего дела. И разочарование. От того, что так и не увидел Айрель. От того, что всё впустую.

И странное на уровне интуиции чувство — она нарочно не вышла. Спряталась, скрылась, стараясь не попасться на глаза. И эта догадка терзала куда сильнее, чем стыд за своё дурацкое поведение.

Потом было хуже. Я понимал, что время утекает. Что его почти нет. Оставалось всего несколько дней до новолуния, и шансы вновь увидеть Айрель таяли на глазах. И я стал следить за графским домом. Сначала вечерами, а потом и днями напролёт. Немыслимо, рискованно, но что мне оставалось?

Я надеялся до последнего. И ночь новолуния провёл на улице под раскидистым вязом и моросящим дождем, который и дождём-то было не назвать. Вглядывался в пустые, тёмные глазницы окон. Пытался уловить хоть что-нибудь, почувствовать. Но Дар молчал. А Айрель так и не появилась. Вычеркнула меня из своей жизни. И, возможно, из своего сердца. Вот только, что теперь делать с моим?.. Разбитым на тысячу острых ранящих осколков…

Я вернулся под утро, промокший до нитки, замерзший и опустошенный. Как был, поднялся в свою спальню и рухнул на постель, да так и отключился, не раздеваясь и не потрудившись даже стянуть ботинки.

Сны были муторные. Чёрно-белые. Вязкие. И я всё никак не мог выбраться из них. Силился, барахтался в зыбком омуте и вновь уходил с головой в тёмную муть. Вынырнул через силу, разлепил тяжёлые веки и со стоном перевернулся на бок. Постель пропиталась влагой, сделалась мокрой и неприятной. В окно пробивался тусклый утренний свет. Сколько я проспал? Пару часов? Или уже наступило утро следующего дня? В сонном бреду и не понять.

Встал, до шкафа дошёл, попутно стягивая прилипшую одежду. Вытерся насухо, а кожу всё равно покрыли мурашки. Камин бы запалить. Да только сил совсем нет.

Устал, как собака устал. И наверняка заболею после сегодняшней ночной вылазки. Горло вон уже дерёт.

Нет, всё же придется спуститься. Заварить травяной отвар. А лучше молока выпить, с мёдом и маслом. Или того и другого, чтоб уж наверняка. Иначе что за врач из меня получится, хлюпающий носом и надрывающий горло кашлем. Одарённым болезни, конечно, не так страшны. И пройдет всё гораздо быстрее, чем у обычного человека. Но в моём деле даже один день может испортить репутацию. Хотя… плевал я на эту репутацию! И, пожалуй, ограничусь молоком.

Как ни странно, у меня хватило сил спуститься в кухню и разжечь печь — негоже пить молоко холодным. До краев наполнил жестяной ковш и поставил его на быстро нагревающийся диск.

Сам же опёрся бедром на видавший виды массивный стол и только сейчас почувствовал, как стынут ноги. Вот ведь дурень! Сам переоделся, а про обувь забыл — так и пришёл босой. Лечиться вздумал.

И пока я раздумывал, стоит ли подняться за тапочками или лучше дождаться, пока подойдет молоко, раздался стук в дверь. Даже не стук. Кто-то рьяно колотил кулаками по деревянной створке, обрушив на несчастную всё свое упорство и нетерпение.

И кого только принесло в такую рань? Очередной оборванец из Нижнего города попал в беду? Наверняка — только они могут так беспардонно ломиться в жилище незнакомого человека. Но я не держу за то обиды. И я, конечно же, открою. Вот только… смогу ли помочь в таком состоянии? Кажется, мне и самому бы сейчас помощь не помешала.

Прошлёпал босыми ногами до входа и, сдернув цепочку (странно, даже не помню, как я ее накинул), рывком открыл дверь.

На пороге стояла девушка вида весьма плачевного. Мокрая, с размазавшейся по лицу краской. Тёмные волосы в беспорядке рассыпаны по плечам, и с них чуть ли не водопадом бежит вода. Платье открытое, вульгарное, в таком только на показ выставляться. И рукав один разорван. Сразу видно — гулящая девка.

Вот только внутри… Мне даже прибегать к внутреннему зрению не пришлось, чтобы понять:

— Айрель…

Стремительный шаг вперёд, и я сгреб её в объятия. Прижал к себе, не чувствуя ни малейшего намека на сопротивление. Уткнулся носом в шею, и ноздри защекотал запах виски и приторно сладких дешёвых духов, которые ей совершенно не шли. Захотелось смыть этот запах, эту краску с лица, содрать платье и сжечь ко всем чертям. Вернуть ту, прежнюю Айрель…

Остервенелая радость с примесью злости. Здесь. Со мной. Вернулась…

Она тихонько всхлипнула в моих объятиях, и радость сменилась волнением. И порванный рукав, мокрые щеки и до крови прокушенная губа приобрели совсем иной смысл.

— Что они тебе сделали? — голос дрогнул, а мои собственные ладони, обхватившие незнакомое и в то же время такое родное лицо, сделались жёсткими, словно были слеплены из металла.

Я не позволю ей отстраниться, не позволю уйти от ответа, пусть и прочитаю его во влажных покрасневших глазах.

— Ничего… Я не позволила… Сбежала…

Правда? Или выдумка, чтобы мне было спокойнее? Вроде и не лжет, но отчего плачет тогда? Испугалась? Еще бы… очутиться в теле продажной девки.

Глубоко вздохнул, пытаясь унять волну несвойственной мне ярости, вмиг опалившей сознание. И на кого я только злюсь? На себя? На неё? На создателя, который позволил такому случиться?

— Кай…

Она почувствовала мою злость и мягко погладила по плечу, пытаясь успокоить, в то время, как это мне стоило бы успокаивать её.

— Всё хорошо. Теперь всё будет хорошо. Я не дам тебя в обиду.

Стер с девичьих щёк слёзы. Мокрые и холодные. Надо согреть ее. И напоить горячим молоком…

Твою мать!

Молоко всё-таки сбежало. Запачкало печь и пол. А в ковше осталась всего половина. Не хватит для двоих. Ну, ничего. Я ещё погрею. Теперь у меня на всё сил хватит!

Тонкие озябшие пальцы сжали кружку, а я, укутав девушку в шерстяной плед, принялся стягивать с неё туфли. Согревал маленькие ступни в своих ладонях.

— Почему ты босиком? — Мои собственные босые ноги тоже не остались без внимания.

— Сейчас обуюсь, — отмахнулся я.

— Кай… — и этот знакомый тон. Не наставительный, но… призывающий не делать глупостей.

— Сейчас… только тебя отогрею.

— Мне бы… — она запнулась и мягко высвободила лодыжку из моих рук. — Мне бы помыться не мешало.