Капля яда

Глава 40

Техас

Комната была моей любимой, как и все подобные ей, которые находились под землей в нашей штаб-квартире. Скрытая от посторонних глаз, куда люди входили живыми и уходили только после того, как свет был жестоко стерт из их глаз. Здесь действовали другие правила, и теперь вы были приглашены на мою игровую площадку.

— Это лига больших мальчиков.

Я ухмыльнулся Адаму. Адреналин в моих венах забил в бешеном ритме. Я указал на пол, где он лежал, и посмотрел на него сверху вниз, подо мной, как и должно быть. Он решил не двигаться. Не то чтобы он далеко продвинулся, когда мы все окружили его, ожидая возможности доставить свой фунт мяса. — Кажется, ты не можешь угнаться за нами.

Он рассмеялся, и это был смех, которого я никогда раньше от него не слышал. Это напомнило мне, как мало мы на самом деле знали его, настоящего его. Ту часть, которую он держал в секрете, чтобы ни у кого не возникло подозрений.

— Вы все думаете, что вы такие умные, это чертовски смешно, — его голос действовал мне на нервы.

Гнев, исходивший от тех, кто находился по всей комнате, был подобен живому проводу под напряжением, протянутому через пространство. Те из нас, кто лично заинтересован в Милле, и другие, кто, несмотря на то, что не знали ее лично, все еще были с нами, чтобы покончить с ним.

Адам не был раскрыт как ключевой игрок на доске, всего лишь марионетка для своего папочки, созданная по его образу и подобию, но он был тем, чьи руки касались того, что ему не принадлежало. Мужчины, окружавшие меня, ощетинились от насилия, которое текло по всем нашим венам. Все мы в команде были по-своему смертельно опасны.

Хаос во мне хотел вырваться на свободу, но я сдерживал его твердой хваткой, даже когда он гремел так отчетливо. Я сжал кулаки, чтобы физически сдержаться и не наброситься на него, и просто ждал.

Милла вошла в комнату в сопровождении Майлза. Внимание Адама переключилось на нее, и на его лице отразилась смесь эмоций. Его губы изогнулись в усмешке. Я знал, что теперь, когда она вошла, он собирался поиграть с нами в интеллектуальные игры. Однако из всех она должна была быть здесь, она заслужила это. Это было то, чего она хотела, увидеть, как он получил по заслугам после всего, чему подверг ее.

— Ты, грязная шлюха, не могла держать ноги сомкнутыми. Не могла? — лицо Адама исказилось от гнева.

Милла села небрежно, как будто он только что не оскорбил ее. Все присутствующие вытянулись по стойке "смирно". Она посмотрела на него без малейшего намека на мягкость, которую проявляла ко мне раньше.

Она наклонила голову и сказала ему:

— Я никогда не была по-настоящему твоей.

— Да, была, — он жестоко ухмыльнулся. — Я имел тебя всеми мыслимыми способами. Ты моя, и всегда будешь моей.

Он облизнул губы, вероятно, представляя те времена, когда она была в его власти. Красный туман застилал мне зрение. Дрю шагнул вперед и придержал меня за плечо, прежде чем я сделал упреждающий шаг.

— Ты в порядке? — спросил он несколько мгновений спустя.

— Да.

Я отошел, как только взял себя в руки.

— Я всегда принадлежала им, — Милла указала на меня, Холлиса и Престона. — Даже когда они отвергли эту идею.

Мое сердце сжалось; она была права. Чертовски права. Я крепко зажмурился. То, что она сказала, вызвало у меня желание ползти на коленях и вырвать свое сердце, чтобы отдать его ей, моля о прощении.

На протяжении многих лет мы были большими придурками, особенно я. Я выставлял напоказ других перед ней, заставляя ее поверить, что она никогда не была достаточно хороша, чтобы быть со мной, с нами. Это не могло быть дальше от истины, но в то время мы не знали ничего лучшего. Мы не видели настоящей правды за последним ударом, за иллюзией, которую Адам соткал перед нами. Мы должны были предвидеть. Глупые ошибки изменили все между нами.

Но захотела бы она быть с нами троими? Это случилось бы, если она когда-нибудь снова захотела видеть нас в своей жизни после того, как все закончилось бы. Какое бы решение она ни приняла, я отпустил бы и смирился. Это должно было касаться ее, а не меня. Впервые в жизни я не мог броситься наутек, чтобы добиться своего. Милле нужен был выбор, она его заслужила. Мое сердцебиение немного успокоилось, я знал, что мое решение было правильным.

— Ты прав. Ты пометил мое тело изнутри, и это то, чего я, к сожалению, никогда не смогу забыть.

Ее голос был ровным, лишенным эмоций. Адам продолжал улыбаться тому, что она признала, но улыбка исчезла, когда ее следующие слова были произнесены ясно как день.

— Хотя ты так и не вошел сюда полностью, — она постучала себя по виску и встала, встав перед Адамом. — Ты пытался. Боже, ты пытался. Временами мой разум почти сдавался, подчиняя все тебе. Так много раз я хотела сдаться, уступить. Но та часть меня, которую я спрятала, чтобы сохранить в безопасности, чертовски отказывалась дать тебе хоть на дюйм больше, чем ты уже взял.

Я так гордился ею, женщиной, которой она стала, признав то, что с ней произошло, без малейшего намека на уязвимость, проявленную им в его последние минуты. Внутри это, вероятно, убивало ее. Она была такой сильной, таким бойцом. Это повергло меня в шок после всего, что она пережила. Но у врага не было шансов, когда жертва решила выжить.

— Ты неосознанно подарил мне крупицу надежды, что-то, кого-то, — она сделала паузу. — Держаться на протяжении всего этого. Как иронично, что человек, которого ты использовал, чтобы подчинить меня, веря, что это удержит меня в узде, был тем же самым, что придало мне мужества не сломаться.

Кай. Ее сын.

У них был общий ребенок. Моя голова все еще не могла до конца осознать это.

Адам развернулся и встал на колени, пытаясь броситься на нее, но его удержали Дрю и Ронни. Они действовали быстро, оттащив его назад и надежно зафиксировав его руки на крюке в центре комнаты. Его руки уже были связаны несколькими предыдущими галстуками, руками, которые больше никогда не прикоснутся к Милле или другому человеческому существу.

Милла откинулась на спинку предоставленного ей стула, а Майлз встал рядом с ней в качестве эмоционального телохранителя. Для парня, который пренебрегал эмоциями и всем, что связано с чувствами, это задело его и вонзилось в его маленькое холодное черное сердце. Он проникся симпатией к Милле, дружеской симпатией, к счастью, потому что мне бы не хотелось спорить с ним из-за этого.

— Почему? — спросил Холлис с едва заметным намеком на уязвимость в голосе.

Он подошел и встал у моего плеча, а Престон встал с другой стороны от меня, представляя единый фронт. Мы трое вместе, и нам он тоже причинил глубокую боль.

Кончики пальцев ног Адама коснулись пола, позволив ему на мгновение обрести устойчивость. Мне было интересно это услышать. Я чувствовал себя глубоко преданным человеком, которого считал надежным другом, которого я знал — мы все знали — с детства. Как, черт возьми, мы могли это упустить? Что мы сделали, чтобы получить удар в спину? Почему эта чистая ненависть была направлена на нас, чтобы причинить нам боль?

— Потому что я мог… потому что у вас есть все, все! — кричал он, треща по швам. — У вас есть все. Я, блядь, ничего не получил! Итак, я взял ее по приказу, но я полностью отдавался ей, наслаждаясь каждым моментом, зная, что это убьет вас, когда вы узнаете. Что вы ничего не могли сделать. Я запятнал ее, а вы даже не заметили моего приближения. Вы бегали кругами, это было чертовски блестяще. Я, блядь. Люблю. Ее! Она моя, всегда была и всегда будет. Я забрал все ее первое, у нас общий ребенок!

Вы не смогли бы понять мыслительный процесс сумасшедшего.

— Твое заблуждение привело к твоему падению, — заметил папа с другого конца комнаты. Дориан кивнул в знак согласия. — И я, например, рад, что это произошло, — сказал он ему, его взгляд переместился на Миллу с мягкой улыбкой.

Папа всегда любил ее как дочь, я думаю, он всегда хотел, чтобы она была моей — нашей.

Адам начал маниакально хохотать, как будто он действительно сошел с ума; я думал, так оно и было.

— Ты думаешь, что с моим уходом большая проблема исчезнет?

Он продолжал смеяться, но мы позволили ему высказаться. Это были бы его последние слова в жизни, и мы позволили бы ему поделиться последними обрывками информации.

— Вы верите, что мой отец от чего-то откажется? Ты живешь в мире грез, и это глубже, чем у всех нас.

Мы уже знали. Павильон был намного больше того, что мы обнаружили, и от этого меня затошнило. Но мы бы отрубили голову развратному монстру, который вел этот бизнес на нашей территории, чтобы защитить нашу залитую кровью землю и предотвратить повторение подобного здесь. Мы всегда передавали информацию тем, с кем работали в тесном контакте, чтобы они могли попытаться отключить ее в своих штатах. Но это больше не было нашей прямой проблемой. Это стало их проблемой.

Я посмотрел на Миллу, и она, словно почувствовав на себе мой взгляд, посмотрела на меня. Я сказал:

— Ты связала нас, детка. Ты соединила наши души и связала нас всех вместе, как одно целое, нас четверых. Теперь мы — твой подземный мир, готовый устроить ад.

Она слегка, настороженно улыбнулась мне. Я отвернулся и подошел к столу сбоку. На нем были расставлены все инструменты, которые только можно было представить в моем распоряжении. Специально для того, что было необходимо, чтобы пытать и продлевать страдания любого, чья судьба была решена, когда его пригласили в комнату, подобную этой.

— Кадьяк Морозов недоволен вами из-за ситуации, в которую вы поставили его и его клуб прямо под его крышей. У нас есть запись с камеры в углу, — указал папа. — Нам пришлось отговорить его от общения с тобой самому, пока мы обеспечивали его достаточно приличным контентом.

Наследник Братвы был в ярости, когда мы сообщили ему о ситуации и о том, что Адам творил в Обсидиан, неосознанно для тех, кто наблюдал. Это поставило под угрозу его репутацию. Он также предложил связаться с этими двумя женщинами и помочь им всем, чем смог бы. Может, Кадьяк и мафиози, но у него была мораль.

Я провел рукой по каждому инструменту, размышляя о том, что бы я использовал в первую очередь, а также о том, чем бы мои братья покалечили его. Очевидным выбором были наши клинки, и, без сомнения, в какой-то момент появятся мои, но у нас было время. Я хотел, чтобы он испытал невыносимую агонию, но даже тогда я знал, что этого никогда не будет достаточно, чтобы компенсировать то, через что он заставил пройти Миллу.

Если бы у меня была сила, я бы убивал его каждый божий день, а затем воскрешал на следующее утро до конца его забытой богом жизни. Он не познал бы ничего, кроме неразбавленного ужаса и нефильтрованных мучений.

— Милла, хочешь, разобраться с ним? — спросил Престон.

Я повернулся к нему спиной и выбрал один из двух вариантов. Я подумывал о том, чтобы предложить ей тоже такой шанс, но она никогда не заговаривала об этом, так что я пропустил это мимо ушей.

— Нет, — уверенно сказала она. — Я больше никогда не хочу, чтобы он прикасался ко мне. Я буду более чем счастлива посмотреть.

Это я понял.

Мне не нужно было спрашивать Адама, зачем он отправил Томасу эту информацию; я и так знал. В его планы входило сбежать из Ист-Бэй, управлять филиалом, созданным для него, подальше отсюда и продолжать укреплять их бизнес. Чего мы не знали, так это того, что в его планы входило сбежать с Миллой и их ребенком. Он выследил покупателя Миллы и убил его, не для того, чтобы спасти ее, а чтобы сохранить для собственного использования. К счастью, мы ворвались первыми.

Адам взглянул на Миллу.

— Кай.

Она вздрогнула при упоминании имени их ребенка и откашлялась.

— Он со мной.

Он ввязался в это дело, потому что хотел навредить нам. Адам все это время знал, что мы связаны с обществом, но он не произнес ни слова, которое заставило бы нас усомниться в нем хоть в малейшей степени. На что он не рассчитывал, так это на то, что его привлекли бы к ответственности за его действия и за то, что у нас были знания и власть, чтобы свергнуть его отца. Фатальная ошибка.

— Ты собирался уйти, — заявил Холлис.

— Да, я собирался увезти отсюда мать моего ребенка и моего сына, — подчеркнул Адам, отчаянно пытаясь сохранить за собой право собственности на них обоих. Я стиснул зубы.

Сильно бредил?

— Прислать нам этот очень подробный отчет о том, что вы сделали за эти годы, было довольно смелым шагом, — заявил я, беря в руки первый инструмент и направляясь к нему. — Ты все знаешь о нас, не так ли? Совы.

— Да, — прорычал он. — Я знал с самого начала.

— Тогда ты будешь в курсе, в чем моя специализация, — я ухмыльнулся, кровь отхлынула от его лица. Хорошо. — О, я виноват, — рассмеялся я. — Ты же не на самом деле думал, что мы собираемся облегчить тебе задачу?

Остальные в комнате захихикали вместе со мной.

— Адам, Адам, Адам… — Престон фыркнул, как будто разговаривал с наглым ребенком, и встал рядом со мной. — Боюсь, ничего не получится. Видишь ли, мы исправляем некоторые ошибки, и ты должен заплатить свой долг.

— Плюс, — добавил Холлис, щелкая складным ножом. — Мы собираемся полностью насладиться этим.

Я приблизился к нему размеренными шагами. Он переводил взгляд с меня на мою руку, не в силах понять, что я прятал в своей ладони.

— Братья, — протянул я. — Сделайте мне одолжение, придержите одну из его ног, хорошо?

Я подошел к нему и присел на корточки. Они придержали для меня его первую ступню, и я показал ему маленькую острую булавку, чтобы он мог полюбоваться, покрутив ее между двумя пальцами.

— Существует неправильное представление об этих младенцах. Вы видите что-то удобное, используемое в повседневной жизни, вероятно, для основных вещей, но самые маленькие предметы могут причинить наибольшую боль.

Он попытался пнуть меня ногой, но безуспешно. Он оказался в ловушке. Я с огромным удовольствием воткнул маленькую булавку под ноготь прямо в основание ногтя на его большом пальце. С ухмылкой на лице я продолжал, пока у каждого пальца ноги не появился свой аксессуар, и он не завизжал от боли. Естественно, я повернулся к другой ноге и повторил это.

Я встал и отступил назад, чтобы оценить свою работу. Я был полностью в зоне действия и жаждал сделать больше. Больше урона, больше разрушений. Адаму было трудно балансировать на кончиках пальцев ног, из которых торчали булавки.

Я бросил взгляд на Миллу, желая проверить, как она, потому что она не привыкла находиться среди людей такого рода. Часть меня беспокоилась, что это заставило бы ее почувствовать себя больной, чего и следовало ожидать, но также и о том, что это заставило ее бояться этой части меня. Часть, от которой я отказывался отказываться даже ради нее. Мне пришлось укутаться в свои хаотические тенденции, чтобы не допустить этого. Но когда я посмотрел на нее, она не была похожа ни на одно из этих существ, и я догадался, что это подтвердило мне, что ей нужно быть здесь.

— Твой голос меня раздражает, давай дадим тебе что-нибудь стоящее, от чего можно подавиться, — заявил Холлис, хватая плоскогубцы со стола.

Мы с Престоном воспользовались моментом и держали его рот широко открытым. Уголок его рта красиво треснул от давления, когда Холлис впился в его заднюю часть рта. Адам закашлялся и чуть не поперхнулся, когда Холлис потянул и извивался, целую вечность дергаясь на месте. Хрустящие звуки навсегда запечатлелись в моей памяти, так же как и его сдавленные протесты, когда ему удалили коренной зуб снизу, а другой — с другой стороны.

Холлис ослабил захват, плоскогубцы зазвенели по полу каждым зубом, и он вернулся назад, выдергивая два передних зуба. Дружный смешок эхом прокатился по комнате. Черт возьми, он больше не выглядел таким красивым. Изо рта у него потекла струйка крови, он покачал головой и потер рот о свисающие руки, пытаясь найти хоть какое-то утешение.

— Напомни мне дать чаевые моему дантисту при следующем визите. Тяжелая работа, — вежливо прокомментировал Холлис. Милла подавила недоверчивый смешок.

Престон ушел, вернувшись через несколько секунд с любимым инструментом. Паяльная лампа. Интересно. Я склонил голову набок и наблюдал, как он гадал, что бы такое учинить.

Он с важным видом подошел к нему, нажимая на задвижку, когда пламя с шипением погасло. Зловещее выражение появилось на его обычно жизнерадостном лице, когда он приблизил его к своему лицу. Но выражение лица Адама — бесценно.

Это была та сторона Престона, с которой нужно было быть осторожным. Я просто надеялся, что присутствие Миллы в комнате немного закрепило его.

— Я оставлю в покое твои глаза и уши. Я хочу, чтобы ты видел, чувствовал и слышал все. Пока, — насмехался он.

Он еще раз нажал на защелку, направляя горячее пламя по всему животу и груди, его майка вплавилась в кожу, когда его крики и мольбы разнеслись по комнате, где никто не проявил к нему милосердия. Бьюсь об заклад, его жертвы умоляли, но их игнорировали. Тошнотворный запах горелой плоти проник в комнату, и я заметил, как Милла прикрыла ладонью нос и рот, чтобы заглушить его. Дориан услужливо включил вентиляцию на полную мощность, и она завертелась, унося прочь самую сильную вонь.

— Мы не хотим, чтобы он умер до того, как мы его убьем, — заявил Престон, отступая.

Он перенес паяльную лампу в другой конец комнаты.

— Это был бы ужасный позор, — сухо парировал Ронни, прислонившись к стене. Я усмехнулся.

Вместе с каждым членом команды Бета-тестирования в комнате, плюс моим отцом и Дорианом, мы запомнили каждую его жертву. По глупости с их стороны, каждое темное деяние, совершенное по отношению к жертве, заносилось в их личное дело с указанием того, как их покупатель хотел, чтобы они были обучены или сломлены. Так много развратных подробностей, каждая частичка информации о том, как замкнуть их в себе, как заставить их подчиниться, как они реагировали на методы; сексуально, эмоционально, физически. Было аморально и подло видеть отмеченные версии сотен жертв. Не все от Адама, но огромная часть пала его жертвой.

— Раздень его, — приказал я, мой тон не допускал возражений.

Хотел ли я видеть его голым? Черт возьми, нет. Было ли это необходимым злом? Определенно.

Дрю шагнул вперед и, судя по безумной улыбке на его лице, с огромным удовольствием сорвал одежду со своей кожи, особенно с тех частей, которые были прикреплены к его плоти. Затем он отрезал остальное под вопли агонии Адама.

— Мару, тринадцатилетнюю девочку, так бессердечно выпороли девятихвосткой, что шрамы на ее спине никогда полностью не заживут.

Фотографии, которые я видел с перекрещивающимися ранами на ее спине… У меня не было слов.

Я даже не собирался упоминать о сексуальном насилии над кем-либо из этих жертв, так как от этого меня чуть не стошнило. Это было справедливо и для них тоже.

Я подошел к нему сзади, и он проследил за мной взглядом. Я поднял девятихвостку, которая у нас оказалась, и со всей силы наносил удар за ударом по каждой части его спины, прокладывая свой путь вниз по его заднице и задним поверхностям ног без ограничений. Некоторое время спустя я отбросил инструмент в сторону.

— Коннор, семнадцатилетний юноша. Запертый до такой степени, что он не может даже принять элементарную человеческую потребность в душе, если только не проверит себя морально, — сказал я.

Слово взяли Холлис, Престон и Дрю. Они вытащили все, что им было нужно, и сняли его с крючка, быстро привязав тяжелыми ремнями к стулу и приподняв.

И так продолжалось. Минуты растянулись в, казалось, часы, пока мы не перебрали всех до единого человек из списка, на которых он нацелился, и каждая Сова в комнате сдала свои карты.

Адама жгли, били кнутом, резали и кололи ножом, клеймили, вводили комбинацию лекарств и ломали кости.

Он все еще едва дышал. Он был совсем не похож на себя прежнего, и это доставляло мне какое-то болезненное удовлетворение. Представьте, что вы пытаетесь оправиться от того, что мы причинили, и жить со всем этим физическим ущербом. Возможно, это была худшая участь, но мы не были готовы допустить ее повторения.

— Я полагаю, мы здесь почти закончили, — прокомментировал Дориан.

Я согласился, с меня хватит. Думаю, со всеми нами было покончено.

Эти последние несколько часов нельзя было назвать потраченными впустую; я полностью наслаждался безумием, сотворенным в присутствии всей команды. Но пришло время.

— Холлис, — заявил я, обменявшись взглядом с Престоном, с которым мы были согласны. Мы позволили бы ему покончить с этим, он был нашим лидером, нашим братом.

Холлис всегда прикрывал нам спину и поддерживал, когда мы падали. Я знал, что он боролся с огромным грузом вины из-за этой ситуации, полагая, что он должен был знать, независимо от того, сколько нас было и сколько раз мы говорили ему, что это не его вина. Я бы поспорил, что он не прислушался бы к этому совету.

Он взглянул на нас, потом на Миллу. Она сидела и смотрела, как тело мужчины, который так много отнял у нее, отключалось, его органы изо всех сил пытались сохранить ему жизнь.

Холлис вынул пистолет из кобуры, лежавшей в углу, и подошел к Адаму. Без малейших угрызений совести Холлис взвел курок и всадил пулю прямо ему в сердце, вторая пуля попала ему между глаз.

Никаких последних слов. Никакого прощания.

Милла запрокинула голову к потолку. Ее темные распущенные волосы рассыпались по спинке стула. Она глубоко вдохнула и выдохнула, как будто только что сделала самый свежий глоток воздуха в своей жизни, как будто мы навсегда сняли тяжесть с ее плеч.

Это был конец. Что более важно, это было ее истинное начало.