Капризная вдова

1

«Нет, все-таки есть в нас какой-то изъян», – подумала Генриетта, обводя взглядом мать и четырех сестер, занятых своими делами в маленькой гостиной фамильной усадьбы Раскидистые Дубы. Сама Генриетта, сидя за письменным столом с гусиным пером в руке, просматривала принесенное кухаркой меню на следующую неделю. Оторвавшись от бумаг, она поразилась безмятежному спокойствию близких. Они как будто забыли, что к середине лета мистер Хантспил, знакомый им только понаслышке кузен и наследник покойного главы семейства, мистера Литона, собирался вышвырнуть их из усадьбы на произвол судьбы! А ведь этот мир, как известно, очень суров к женщинам благородного происхождения без гроша в кармане.

Генриетта тряхнула темно-русыми локонами, не веря своим глазам. Никто не хмурится, не сетует на злую судьбу, не хватается за сердце, – жизнь в уютной, обшитой дубовыми панелями комнате течет тихо и мирно, как всегда. На скамеечке у ног матери с удовольствием хрустит сочным яблоком Шарлотта, держа свободной рукой моток янтарно-желтой шерсти. Сматывая шерсть в клубок, миссис Литон во всех подробностях описывает дочери бриллиантовую диадему, которую видела недавно в модном журнале «Lа Веllе Аssеmblее».[1] Ее рассказ внимательно слушает и Арабелла. Энджел тихонько наигрывает на арфе прелюдию Баха, а самая младшая, двенадцатилетняя Бетси, поднеся к окну небольшую стеклянную банку, с довольным видом рассматривает посаженных в нее насекомых.

Человека, с Литонами незнакомого, их спокойствие перед лицом надвигавшейся катастрофы могло бы озадачить, но Генриетта знала, в чем дело. Это-то и заставляло ее нервничать. «Мы просто не от мира сего, – снова подумала она, возвращаясь к меню, – никак не можем посмотреть правде в глаза и признать, что наша судьба висит на волоске».

Оборвать этот волосок собирался мистер Хантспил, который стал владельцем Раскидистых Дубов после смерти мистера Литона как единственный наследник мужского пола. Мистер Литон проявил редкостное безразличие к будущему семьи. Он не только не потрудился оставить завещание в пользу супруги, но и попустительствовал ее мотовству вместо того, чтобы приучать к явно необходимой экономии.

Миссис Литон, похоже, совершенно не отдавала себе отчета, что окажется с дочерьми на улице без гроша в кармане, если судьба в последний момент не смилостивится над ними.

Вдова внушила себе, что Хантспил обязательно позаботится о ней и девочках, но Генриетта не разделяла этой уверенности. В краткой переписке, которой новый владелец Дубов удостоил семейство Литон, не было даже намека, что он собирается хотя бы пальцем пошевелить ради обездоленных родичей. Уверенность бедной вдовы зиждилась на каких-то смутных надеждах, а вовсе не на конкретном свидетельстве благородных намерений и доброты мистера Хантспила. Собственный жизненный опыт и письма нового владельца усадьбы, в каждой строчке которых сквозило высокомерие, подсказывали Генриетте, что это скаредный зануда, и уж точно не святой, каким его считала миссис Литон.

«Бог с ним, с Хантспилом», – подумала молодая женщина и вновь вернулась было к меню, но ее отвлекла маленькая Бетси.

– Послушай, Генри, – воскликнула она, оторвавшись от созерцания своих сокровищ, – Винсент куда-то запропастился! Ты его не видела? Не знаешь, где он может быть?

– Нет, – рассеянно ответила Генриетта, делая пометку на полях одного из листков. – Не волнуйся за него. Пес наверняка шныряет где-нибудь поблизости и вернется, когда устанет или проголодается.

Бетси водрузила свою банку на письменный стол перед сестрой. Чего там только не было! Какие-то веточки, разные цветы и листья и, наконец, три гусеницы бабочки-парусника с раздвоенными хвостами. Девочка постучала по стеклу и нахмурилась.

– Как бы Винсент не забежал в лес лорда Рамсдена! Я слышала, тамошний управляющий приказал поставить капканы, чтобы отвадить браконьеров. Вдруг Винсент случайно попал в один из них? Вдобавок управляющий грозился пристрелить его, если еще раз увидит возле стада.

– Думаю, не стоит волноваться раньше времени, – заметила Генриетта.

– Ты не понимаешь! Винсента нет уже второй день!

Оторвавшись от своих листков, Генриетта подняла голову.

– Ты уверена? – спросила она. Бетси кивнула, во взгляде ее больших голубых глаз читалась тревога. Очень хорошенькая – ее не портили даже усыпавшие переносицу веснушки – с густыми ресницами и высокими, как у всех женщин семьи, дугами бровей, младшая мисс Литон обещала со временем превратиться в очаровательную девушку, которая уступит в прелести разве что признанной красавице Энджел. Но это в будущем, а пока Бетси с упоением предавалась детским забавам. Вместо того, чтобы учиться вязать, рисовать акварели и играть гаммы на фортепьяно, она возилась с собаками, бродила по холмам Гемпшира и собирала насекомых. За исключением Арабеллы, которая имела чересчур строгие понятия о поведении настоящей леди, сестры и мать не видели в занятиях своей любимицы ничего дурного и разрешали делать все, что ей нравилось.

Подперев рукой подбородок, Генриетта посмотрела на младшую сестру со смешанным чувством любви и легкой зависти. Ее собственное детство пролетело так быстро, что она его уже и не помнила. Что там детство, даже недолгое замужество казалось ей сейчас таким далеким! Генриетта была вдовой, и соседи называли ее не иначе, как по фамилии мужа, – миссис Харт. Выйдя замуж в семнадцать лет, она в тот же год овдовела. Бедный Фредерик! Азартный игрок, в один день он просадил все свое состояние и застрелился, чем сильно шокировал родных, соседей и многочисленных лондонских знакомых. Он был молод и красив, с лица его не сходила озорная улыбка… А поцелуи… Он целовал так же, как жил, – порывисто, безоглядно… «Почему же, – в тысячный раз спросила себя Генриетта, – он не пришел ко мне за советом и помощью, когда попал в беду? Я смогла бы поддержать его, возродить в его сердце надежду, предотвратить тот роковой шаг…»

– Помоги разыскать моего песика, – прервав раздумья сестры, попросила Бетси. – Ну пожалуйста!

Ее голос звучал глухо, словно у нее стоял комок в горле. Генриетта потерла пальцами виски, стремясь отогнать воспоминания, неотступно преследовавшие ее вот уже шесть лет.

– Не волнуйся, – взяв себя в руки, ответила она, – я только поговорю с кухаркой, и мы сразу же отправимся на поиски старины Винсента.

Лицо Бетси осветилось радостной улыбкой. Девочка взяла банку, вернулась к окну и снова принялась наблюдать за ее обитателями, надеясь, видимо, увидеть нечто очень интересное, хотя это были всего лишь неповоротливые гусеницы.

Через несколько минут, возвращая старой кухарке меню, Генриетта заметила в большой деревянной солонке рядом с очагом пращу, из которой Бетси, к ужасу обитателей усадьбы, метко стреляла камешками по всякой живности, попадавшейся на глаза. Знакомые мальчишки называли пращу Бетси «катапультой».

– Когда мисс Бетси отвернулась, я завернула эту жуткую штуковину в холстину и спрятала, – сказала кухарка, которую все семейство называло просто Кук. – А что делать? Она прикончила мою несушку! Жаль, конечно, лишать девчушку удовольствия пострелять, но со страху куры могут перестать нестись, а яйца нам очень нужны. Как вы знаете, мисс Генриетта, мистер Хантспил не больно-то щедр!

Согласившись с доброй женщиной, что изъятие «катапульты» – благое дело, Генриетта взяла с подноса одно из восхитительных пирожных с малиной, приготовленных к пятичасовому чаю, и пошла в прихожую. Там ее ждали Бетси, радостно предвкушавшая прогулку по отдаленным уголкам усадьбы, и Шарлотта, которая в последний момент решила присоединиться к сестрам. Обе надели маленькие шляпки с полями, тщательно завязав под подбородком лентами, чтобы уберечься от апрельского пронизывающего ветра, который неистовствовал на склонах холмов. Шарлотта протянула Бетси теплое шерстяное пальто, но та категорически отказалась его надеть, находя слишком тяжелым и неудобным. Девочка горячо доказывала сестре, что не замерзнет и в старой шали, Шарлотта же требовала надеть пальто, опасаясь не только холода, но и возможного дождя. Юная упрямица сдалась только тогда, когда сестра пригрозила, что они с Генриеттой откажутся идти на поиски Винсента.

Генриетта сразу твердо поддержала Шарлотту. Бетси сердито посмотрела на обеих и, бормоча, что она не такая неженка, как сестры, просунула руки в рукава.

Надев ярко-синее шерстяное пальто и такую же, как у сестер, шляпку, Генриетта взглянула в висевшее возле лестницы зеркало, чтобы взбить локоны надо лбом. Оттуда на нее смотрела серьезная молодая женщина с большими голубыми глазами, четкими дугами бровей, прямым носом и ярким чувственным ртом. Фредерик как-то сказал, что у нее самые обворожительные губы, какие ему когда-либо доводилось целовать. Неужели же этим губам больше никогда не изведать сладость поцелуев?

Ее грезы прервал голос Бетси. «Какие странные мысли лезут в голову в самый неподходящий момент», – подумала Генриетта.

– Ты замечательно выглядишь, Генри, – заметила младшая сестра, – но, надеюсь, ты не собираешься и дальше крутиться перед зеркалом, в то время как бедный Винсент, быть может, ранен и истекает кровью в лесу лорда Рамсдена?!