Капризная вдова

22

Вечером того же дня после шумного ужина Энджел села за фортепьяно, а Генриетта неожиданно для самой себя согласилась сыграть в пикет с Брэндишем. Они уселись за маленький столик красного дерева, и сражение началось. Они по очереди брали и бросали на стол карты, объявляли очки и взятки. Голубые глаза Короля горели решимостью завоевать победу. Соперники, казалось, вели безмолвный разговор – обмениваясь многозначительными взглядами, тревожно или разочарованно хмуря брови, иногда торжествующе вскрикивали. Король был в прекрасном настроении, которого не испортил даже проигрыш, хотя он и потребовал, чтобы Генриетта позже обязательно дала ему возможность отыграться. Разумеется, он произнес эти слова с таким озорством в глазах, что Генриетта даже не сочла нужным ответить, только окинула его насмешливым взглядом и отошла к сидевшей поблизости за пяльцами мисс Брэндиш.

Старая дева, вышивавшая красивого павлина, оторвалась от работы, чтобы подобрать нить нужного цвета.

– Знаете, милочка, – вдруг тихо сказала она, поднимая на Генриетту глаза, – вначале я не поняла, зачем мой брат привез вашу семью в Лондон. Но теперь мне все стало ясно! – Она перевела взгляд на племянника, который, усевшись на ярко-голубую кушетку, увлеченно рассказывал Бетси о своей любимой собаке, и снова посмотрела на Генриетту. – Он хочет, чтобы вы стали его невесткой!

Мысленно согласившись с ней, Генриетта с грустью подумала, что вряд ли желание виконта сбудется. Но проницательность мисс Брэндиш поразила ее до глубины души. Неужели и другие столь же легко разгадали замысел Эннерсли?

Наклонившись вперед, Генриетта провела пальцами по вышивке, оказавшейся очень мягкой и шелковистой на ощупь. Стоит ли продолжать разговор на эту деликатную тему, ведь они с мисс Брэндиш едва знакомы? Поколебавшись, она все же заметила:

– Жаль, что виконту невдомек, сколь беспочвенны эти надежды. Его сын вообще не хочет жениться, а на мне тем более.

– К сожалению, вы правы, моя дорогая. Боюсь, вы обидитесь, но рискну дать совет: будьте благоразумнее моего брата. Интерес Брэндиша к вам очевиден, но, надеюсь, вы понимаете, что его не стоит переоценивать?

Встретившись с ней взглядом, Генриетта тотчас опустила глаза.

– О господи, неужели вас угораздило влюбиться? – испуганно прошептала старая дева.

– Нет, нет! – воскликнула Генриетта. – Вы неправильно меня поняли! В отличие от моего глупого сердца, здравый смысл мне еще не изменил! – Она посмотрела на Брэндиша, и от одного взгляда на него у нее потеплело на душе. – Ах, если бы только он не был так красив! Если бы у него была хотя бы бородавка и родимое пятно…

– Или сломанный нос! – добавила мисс Брэндиш, тоже взглянув на Короля. – Я столько раз жалела, что мистер Джексон в своем пресловутом боксерском клубе не свернул моему племяннику нос хорошим ударом, не изуродовал навсегда этого неотразимого ловеласа! Поверьте, множество матерей, пекущихся о душевном спокойствии своих дочерей, вздохнули бы с облегчением, случись с ним это несчастье! – Обе женщины весело рассмеялись. Но через минуту мисс Брэндиш посерьезнела и добавила с тяжелым вздохом: – Заклинаю вас, Генриетта, будьте благоразумны, не сдавайтесь легко! Впрочем, если вы истинное дитя Евы, мои заклинания напрасны, вы, как мотылек, устремитесь к губительному пламени!

Вновь склонив над пяльцами седую голову, мисс Брэндиш продолжила вышивать. Генриетта с интересом наблюдала, как ловко снует ее рука, легко втыкая иголку в ткань. Она уже который раз удивлялась тому, как просто ей бывает найти взаимопонимание с некоторыми людьми. Она повернула голову, чтобы еще раз взглянуть на Короля, и встретилась с ним глазами. Он тепло ей улыбнулся, и она поймала себя на том, что приветливо улыбается в ответ. Удивительно, как быстро оба семейства нашли общий язык. Даже лорд Эннерсли с миссис Литон, занятые обсуждением, сколько гостей следует пригласить на первый бал Энджел, хотя и повышали голос, порой о чем-то споря, общались легко и непринужденно.

После чаепития взрослые, не слушая протестов Бетси, отослали ее спать, а Энджел и Шарлотта принялись развлекать близких игрой на арфе и фортепьяно. Что касается Генриетты, то природа обделила ее музыкальными способностями: играя по нотам старательно, но без должного чувства – голос у нее был совсем слабенький – она устранилась от участия в домашнем музицировании.

Усевшись с рабочей корзинкой подле мисс Брэндиш, Генриетта огляделась и в который раз поразилась изысканному убранству гостиной Брэндишей и ее удобству и уюту. Интерьер был выдержан в роскошном стиле регента. Для занавесей был выбран ярко-голубой шелковый дамаст. Той же тканью были обиты стены, стулья и канапе. Драпировки украшали парчовые розетки, кисти, бахрома. Позолота искрилась на лепном потолке, на рамах картин – портретов и пейзажей, в изобилии развешанных на стенах. Если бы не эти яркие, полные жизни полотна, убранство гостиной могло бы показаться холодным. Даже предки Брэндишей, изображенные на портретах с дерзкими и одновременно добродушными лицами, показались Генриетте очень симпатичными. Повсюду в вазах стояли цветы, на столах лежали книги, создавая, несмотря на роскошь, непринужденную домашнюю атмосферу, без которой эта удлиненная просторная комната казалась бы слишком строгой.

Вытащив из плетеной, обитой изнутри зеленым бархатом корзинки свое любимое рукоделие – тонкую белую вышивку «ришелье», Генриетта продолжила над ней работу. Тотчас подошел Король, сел рядом на стул и принялся заинтересованно наблюдать. Энджел вновь заиграла на арфе – на сей раз фрагмент «Времен года» Вивальди. Она с легкостью перекладывала для арфы и фортепьяно любые понравившиеся произведения. Шарлотта, аккомпанировавшая сестре на фортепьяно, силилась поспеть в такт сложной партии, которую написала Красавица. Трудности пианистки усугублялись тем, что ей приходилось регулярно поправлять сползавшие с носа очки.

– Чудесный вечер в кругу семьи, – пробормотал Король, слегка хмурясь, словно недоумевал, что же ему тут так нравится на самом деле.

Генриетта подняла на него глаза.

– Не совсем то, к чему вы привыкли, Брэндиш?

– Еще бы! – воскликнул он со смехом, и, понизив голос добавил: – Вы хоть понимаете, что мы не виделись целую неделю? Поэт сказал бы – миг для истории и вечность для смертного!

Генриетта встретилась с ним взглядом и улыбнулась.

– Как красиво! Наверное, ваше красноречие разбило немало сердец?

– Не так много, как хотелось бы! Они расхохотались.

– Дерзкая речь отъявленного соблазнителя! Я должна была догадаться, каков будет ваш ответ.

– Если я вас разочаровал, то сами виноваты – не надо задавать глупые вопросы!

Генриетта снова улыбнулась. Пикироваться с Королем ей очень нравилось, пожалуй, даже слишком. Как бы вновь не потерять самообладания! Из предосторожности она решила все свое внимание сосредоточить на вышивке.

Тем временем трудные пассажи утомили музыкантов. Они прекратили игру, встали и, давая отдохнуть пальцам, принялись обсуждать особенно сложные места, в которых Шарлотта сбивалась с такта.

Потом Красавица оставила партнершу и, подсев к Генриетте, начала наблюдать за ее работой, но вскоре прелестная головка начала клониться на плечо сестры, и мисс Брэндиш предложила девушке отправиться спать. Извинившись, что не сумела как следует развлечь хозяев и гостей своим искусством, Энджел сделала книксен и вышла. Вскоре за ней последовала и Шарлотта.

Лорд Эннерсли попросил принести для дам миндального ликера, а для себя и Короля – бренди. С удовольствием взяв изящную рюмку с ликером, миссис Литон продолжала обсуждать с виконтом вопросы, связанные с предстоящим балом: достаточно ли просторна зала для танцев, удобны ли комнаты для отдыха и скольких гостей можно принять, не создавая давки. Генриетте показалось, что ее мать и виконт спорят просто оттого, что им нравится разговаривать друг с другом. Через мгновение Эннерсли, бросив на миссис Литон и сестру многозначительный взгляд, предложил им втроем сходить в бальную залу и на месте обсудить проблемы, ведь так легче разрешить все сомнения. Он, лорд Эннерсли, только тогда сможет согласиться с аргументами миссис Литон, когда лично убедится в ее правоте.

Мисс Брэндиш поначалу не вняла его призыву, но лорда Эннерсли это не обескуражило, и вскоре он уже вел сестру к лестнице, чтобы спуститься вниз, в залу, расположенную на первом этаже в задней части дома. Миссис Литон неохотно последовала за ними, хмурясь и озабоченно поглядывая на дочь, остававшуюся с Брэндишем наедине. Она позвала было Генриетту с собой, но лорд Эннерсли поспешно воскликнул:

– Как, вы хотите запастись еще одной союзницей? Нет, ни за что, миссис Литон! Пусть лучше Генриетта останется здесь, может быть, ее присутствие благотворно повлияет на моего сына!

С этими словами он подхватил обеих дам под руки и решительно вывел их из комнаты.

Их уход совершенно не обеспокоил Генриетту, она чувствовала себя в безопасности: вряд ли Король позволит себе лишнее в гостиной, куда в любой момент мог войти кто-то из слуг или вернувшиеся из зала старшие.

– Генри, – внезапно сказал Король, поднимаясь на ноги, – я забыл показать вам одну потрясающую вещь, нашу семейную реликвию! Пойдемте в библиотеку, она хранится там!

Глядя на его оживившееся лицо, Генриетта смутно почувствовала подвох, но тут же отогнала эту мысль – у Брэндиша был такой радостный, невинный вид! Казалось, он совершенно искренне хочет показать ей нечто действительно интересное. Решив, что излишняя подозрительность ее не украшает, Генриетта воткнула иголку в кусочек тонкого льняного полотна, аккуратно свернула свое рукоделие, сложила его в корзинку и тоже встала.

Чтобы попасть в хранилище реликвии, надо было пройти по коридору всего несколько метров. Дверь в библиотеку оказалась открытой. Комнату освещал тусклый желтый свет, струившийся откуда-то из глубины. В среду, по приезде, Генриетта уже видела библиотеку, но только мельком. Теперь же, войдя внутрь, она осматривала ее более внимательно. В столь поздний час в библиотеке был зажжен только один канделябр. Генриетту поразила суровая старомодная красота заставленной книжными шкафами комнаты. Впечатление усиливали несколько стульев и канапе, обтянутые темно-красным дамастом. Она погладила обивку – ткань была шелковистой и прохладной на ощупь.

На противоположной стене, над камином, висел двойной портрет отца и сына Брэндишей. Король – совсем мальчик, не старше четырнадцати лет, но взгляд его светился лукавством.

Генриетта вопросительно посмотрела на своего спутника.

– Вы хотели показать мне портрет? – спросила она простодушно.

Он фыркнул.

– Вы действительно так наивны? Или вы влюблены в меня и притворяетесь! Подумать только, попасться на этот старый как мир детский трюк – «пойдем, я тебе что-то покажу»!

Сверля ее безжалостным взглядом, он захлопнул дверь и запер на ключ.

– Что вы делаете! – воскликнула Генриетта. Она была готова провалиться сквозь землю от стыда за свою дурацкую доверчивость. Не отвечая, Брэндиш пружинистым шагом подошел к ней, обнял и крепко прижал к себе.

– Я так ждал этого момента! За неделю, что мы не виделись, ты стала еще прекраснее! – прошептал он, окутав ее теплым ароматом бренди, и приник к ее рту, как истомившийся от жажды путник к долгожданному источнику.

«Господи, какая я глупая», – подумала Генриетта, тая от наслаждения. В глубине души она не сомневалась, что влечение к Брэндишу не сможет окончательно заглушить голос рассудка. Поэтому она бесстыдно прижалась к нему всем телом, обняла за шею и начала отвечать на его страстные поцелуи, рассчитывая насладиться лаской его губ, как в Гемпшире. Однако постепенно ее захватило новое ощущение – опьяняющая страсть, пугающая, но неодолимая. Генриетта отлично знала, что восприимчива к ласкам, но такого раньше не было: из самой сокровенной глубины ее существа поднялась огненная пульсирующая волна, которая томительной негой разлилась по телу, достигая сердца, заставляя его бешено колотиться, опалила легкие, сделав дыхание неровным и поверхностным, и наконец захватила мозг, отчего у нее закружилась голова. А Брэндиш все продолжал ее целовать, неистово лаская языком ее рот.

Внезапно она отодвинулась от него и прошептала:

– Король, милый мой!

У него был такой вид, словно он потерял от любви голову и уже не владел собой. Его голубые глаза странно блеснули, он снова схватил Генриетту в объятия. Она почувствовала, как напряглось его тело.

– Господи, я и не знал, что так бывает… – пробормотал он и впился в ее рот, повалил на канапе, жадно лаская ее лицо, волосы, грудь, словно хотел овладеть ею.

Генриетта чувствовала, что не в силах бороться. Под напором страсти Брэндиша ее намерение строго блюсти свою добродетель обратилось в прах.

Он не отпускал ее губ, его руки подчиняли ее тело. Уступая его исступленной страсти, она чувствовала, что теряет себя, но одновременно из глубины ее естества поднималось непреодолимое желание отдаться Королю. Здесь и сейчас, она не вынесет промедления! И Генриетта начала умолять его об этом, всякий раз, когда он отрывался от ее губ, чтобы перевести дух.

Внезапно его словно облили ушатом ледяной воды. Он прекратил ее целовать и приподнялся на локтях.

– Я не могу! – вскрикнул он страдальчески, словно испытывал ужасную боль.

– Но почему? – воскликнула потрясенная Генриетта. – Прошу тебя, продолжай, я готова на все… – Едва эти слова слетели с ее губ, как мрак безумия начал рассеиваться, и ее охватил ужас при мысли, что с ней едва не случилось. – Боже мой, что мы наделали!

Брэндиш отодвинулся и, обхватив голову руками, сел на канапе. Он подавленно молчал, пряча глаза. Ошеломленная Генриетта села, подобрав под себя ноги, и прислонилась к спинке канапе. Она не сводила с Короля глаз, но не видела его из-за застилавших их слез. Почему Король так внезапно переменился к ней? Она ничего не понимала.

Через несколько минут Король повернулся к ней – между бровей у него залегла озабоченная морщинка.

– Скажи, я не сделал тебе больно, милая? – тихо спросил он.

– Нет, что ты! – покачала головой Генриетта. – Я сама виновата, я не должна так себя вести! Не знаю, что на меня нашло… Ты, наверное, считаешь меня легкомысленной, доступной женщиной? Уверяю тебя, это не так! Впрочем, что я говорю, ведь я дала тебе слово поехать с тобой в Париж… – Воспоминание о пари ужаснуло ее. – Верни мне мое слово, умоляю! Освободи меня от этого безумия, не мучай больше своими поцелуями, оставь меня…

– Ни за что! – вскричал он, вскакивая на ноги с искаженным страстью лицом. – Ты поедешь со мной в Париж, потому что проиграла! Я не заставлял тебя заключать это дурацкое пари!

Он забегал по комнате, нервно ероша черную гриву волос.

– Нет, я ни за что не откажусь от этой поездки! – снова закричал он, поворачиваясь к молодой женщине. – Я не могу! С какой стати? Какую новую дьявольскую проделку ты задумала? Нет, я не поддамся тебе, Генри! Ты можешь сколько угодно плести интриги, чтобы выдать замуж Энджел, но против меня ты бессильна! Я не поддамся твоим чарам! Я не позволю тебе перевернуть мою жизнь с ног на голову только потому, что по непонятной мне самому причине схожу с ума от твоих поцелуев! Я не женюсь на тебе, понимаешь?! Я никогда не давал тебе такого обещания, а вот ты обещала мне поездку в Париж, и ты туда поедешь!

С этими словами он как безумный выбежал из библиотеки.