Карты мира снов [СИ]

Глава 20

В поездке Даэд был слишком занят, чтоб обращать внимание на проплывающие совсем близко внизу дома, крыши и улицы. Морщился с досадой, когда в колесницу прилетали странные чужие запахи, крики и женский плач, но не отвлекался, прогоняя сострадание. Пару раз оглянулся в перерывах между скачками. Не успел удивиться совершенно белому лицу Неллет и тому, как обнимает ее плечи старая Натен, шепча в ухо быстрые слова — они уже кружили спиралью вокруг тонкого стана кирпичной башни Восхода. Натен не вышла из колесницы, перегнулась в окно, развертывая свиток и толкуя вязальщице, очерчивала пальцем часть причудливого рисунка. Та кивала, полускрытая ее высокой фигурой. И быстро ушла к столу, нагибаясь над коробкой с рукоделием.

— Дальше, — отрывисто велела Натен, усаживаясь и снова обхватывая плечи девочки, — еще две башни.

— Ты не оставляешь рисунок? — Даэд уже натягивал поводья, готовясь встряхнуть, направляя.

— У вязальщиц отменная память. И быстрые руки. Когда навестим четвертую, уже можно забрать плетение Нунцы. Чего ждешь?

— Хэццо! — заорал Даэд, поднимая сверкающие поводья.

У него от напряжения кружилась голова, в глазах плавали цветные пятна, сердце билось неровно, подкатываясь к горлу и сваливаясь в желудок. Город внизу казался сплошным черно-красным месивом, от высоких фонарей лениво отлетали большие прозрачные насекомые, присаживались на планки навеса, и падали вниз, когда колесница ускоряла движение.

В два-три прыжка достигая новой цели, Даэд ловил за спиной обрывки фраз. Говорила Натен, а Неллет молчала, иногда отвечая медленно и трудно, односложно. Даэд вдруг сильно испугался за нее, но страх мешал править и его пришлось отбросить, оставляя на близкое потом.

Без всякого перерыва они, посетив последнюю башню, помчались к первой, где Аннунца уже стояла, протягивая в оконную арку небольшой сверток белого полотна. Осталась, махая полной рукой и поправляя съехавшую на плечи косынку.

— Мои быстрые девочки, — Натен оглаживала лежащий на коленях сверток, — скорее, ловкий джент Даэд, соберем еще три куска. И вы сможете отдохнуть.

Даэду казалось, время вращается, все быстрее, сливаясь в круги и спирали с мутной сердцевиной. Он удивился бы тому, что их кропотливая работа, на которую был потрачен целый день, так споро превращается в тонкое нитяное кружево, но можно ли удивляться там, где сам он прыгает вперед и назад в почти сказочной колеснице, запряженной двумя то ли драконами, то ли огромными сверчками. Значит, оно делается именно так, мимоходом подумал он, останавливая санатов у окон последней башни.

— Домой, — успокоенно сказала Натен, — мы все успеем. Неллет, девочка, потерпи.

— Что с ней? — Даэду некогда было оборачиваться, а сердце ныло все сильнее.

— Потом, джент. В башне ей полегчает.

Кажется, снова без всякого перерыва, Даэд помогал старухе забраться в арку башни по легкому трапу, качающемуся над зыбким густым маревом. И наконец, пошептав санатам хороших слов, спустился к сиденьям, с беспокойством наклоняясь к белому лицу Неллет.

— Вставай, Нель. Калем согреет чай. Или молоко. Хочешь? Поднимайся.

Она полулежала, прижимая руку к животу под грудью. Улыбнулась, глядя поверх его плеча.

— Ты иди. Натен скоро справится. А я…

Воздух за спиной Даэда ощутимо тряхнуло, будто ветер собрался в мягкую сильную лапу, толкая в затылок. Он выпрямился, поворачиваясь. Рядом с колесницей, почти утыкаясь в резной борт, встала на дыбы вторая упряжка, и почти ничего не разглядеть за дышащими сегментами светлых животов, сильными шеями, увенчанными треугольными головами. Выпуклые глаза без выражения отсвечивали неяркими бликами — из высокого окна падал теплый свет фонарика над рамой плетельного станка.

Негромкий голос подал команду, треща, раскрылись и схлопнулись веера крыльев. Колесница разворачивалась в ночном воздухе, прижимая бортом другую, в которой сидела Неллет. А с мягкого кресла встала, оглядывая дочь и ее мужа, прекрасная королева Ами, в полном блеске своего королевского величия. Денна бросил поводья и присел на деревянном настиле, свешивая между колен изящные руки в тонких перчатках. Улыбнулся, сочувственно качая головой.

— Бедная моя девочка, — королева подошла ближе, оперлась руками на высокий выгнутый борт, — тебе нехорошо. Ты же знаешь, город плохо действует на тебя. Ночью. Джент Кассиус приготовил тебе ванну и целебное питье. Пора выспаться и перестать совершать глупости.

— Великая королева Ами отказала себе в ночных забавах, — Неллет усмехнулась, произнося издевательские слова, — как можно…

— Ради любимой дочери можно и нужно, — строго возразила королева, — и ты обязана оценить мою жертву. Ты неправа. Нельзя называть забавами то, что лежит в основе правления. Но зачем пустые речи. Иди сюда.

— Ты так торопишься. Мама. Хочешь получить себе кусок ночи, который еще остался? Ты могла бы отказаться от своих сладостей, хотя бы на одну, всего на одну ночь? Ради меня, например. Или ради любимого Денны?

Даэд стоял, слушая с недоумением. Неллет отвечала спокойно и плавно, будто велеречивость матери заразила ее. Зачем так много слов там, где нужно лишь одно «нет»?

— Нехорошо пытаться поймать сетями вопросов тех, кто так любит тебя.

— Как?

— Что? — королева выпрямилась, поднимая тонкие брови. Поправила край длинной серебристой вуали, откидывая ее за локоть.

— Она не… — Даэд запнулся.

Принцесса сжимала пальцы на его запястье, так что ногти погрузились в кожу.

— Как любят, мама? Как именно? Слова пусты, если за ними ничего не стоит, — голос Неллет продолжал оставаться спокойным, а пальцы стискивали запястье Даэда все сильнее.

— Высокие небеса! Ты решила поупражняться в красноречии? — Ами картинно всплеснула руками, затянутыми в перчатки такого же серебристого оттенка, — наделав столько глупостей! Бросила нас, оставив в тоске, и мы, сострадая и понимая, смирились.

— Не говори о сострадании. Тебе не понять, что это.

— Ждали, когда ты натешишься глупостями, играя в дикарку посреди почти дикого леса, — перебила ее мать, — конечно, молодость на пороге вечности имеет право на метания. Но пора взрослеть, Неллет! Тем более, в твоем нынешнем положении. Это драгоценный подарок династии. И может быть в нем воплотится…

— О чем она? — Даэд обернулся к Неллет, с холодком понимая, кажется, он знает ответ. И одновременно поняв другое — дурак, полный дурак: пока Неллет кормит мать беседами, за их спинами склонилась над маленьким станком высокая фигура Натен, и ее руки мелькают, заканчивая работу над вассой.

— К твоим услугам были лучшие мужчины королевства. Прекрасные родословные, чистые здоровые гены, отличное здоровье, предрасположенность к долгой и счастливой жизни. А ты вытащила из паутины мироздания мальчишку, который даже не понял, что сделал! Просто так, мимоходом, ткнул себя в твою королевскую суть, и побежал дальше, гордиться собой и ловить сырую рыбу! Моя дочь носит ребенка, малыш. Я думаю, это сын. И мы не повторим прежней ошибки. Мальчик родится в пограничный час восхода или заката. Надеюсь, твои предки здоровы и сильны, маленький джент.

Все мысли о Натен и хитростях Неллет, что сдерживала мать, вылетели у Даэда из головы. Значит, это правда? Вторую ночь его любимая получает раны, бегает по ночному опасному городу, помогает Натен, не спит и почти не ест. А должна бы принимать его заботу, отдыхать, смеясь и радуясь…

— Неллет? — он сел на корточки у ее колен, отнимая пальцы от своего запястья, — Нель? Ты не сказала… Я… я счастлив, моя любимая.

— Не говори так, — Неллет закрыла глаза, губы ее подергивались, будто сейчас заплачет, — не надо, Дай. Про счастье. И — рано.

— Тебе нужно отдохнуть.

Он повернулся к заинтересованной королеве, которая то смотрела на него, то с нетерпением поглядывала на звездное небо.

— Она поедет во дворец. Утром. Не сейчас.

Ами мягко рассмеялась. Тихий смех Денны вторил ее — нетерпеливому.

— Тело принцессы драгоценно теперь, малыш. И не принадлежит ей. Теперь ее судьба — выносить и родить, под наблюдением Кассиуса и его врачей. Принцесса желает, чтоб ты был рядом? Что ж. Удовольствия дворца достанутся и тебе. Если сможешь их оценить.

— Я не поеду. Никогда. Я говорила.

— Кажется, ты не поняла, детка. Ты теперь — сосуд, носящий великого наследника Ами и Денны.

— Это мой ребенок. Мой и Даэда. Я не поеду.

Она села прямо, сжимая в пальцах ладонь мальчика. А он переводил глаза с одного лица на другое, дивясь сходству. Одинаковые черты, наполненные такими разными мыслями и эмоциями.

Королева прикрыла глаза, будто прислушиваясь или обдумывая что-то. Кивнула. Джент Денна сразу же встал, загребая рукой поводья.

— Ты вольна распоряжаться своим телом и своей душой. Но не наследником. Решила бесповоротно? Тогда иди своим путем, а мальчика мы забираем. Его выносит прекрасная, сильная женщина благородных кровей. Трое уже готовы и ждут.

— Как… — Даэд напрягся, обнимая поникшие плечи Неллет, — да как вы…

А вокруг, делая ночной воздух светлым, появлялись из мрака изящные резные колесницы, с треском развертывались прозрачные крылья, гремели борта, сталкиваясь и притираясь. И в каждой, а сосчитать Даэд не сумел, так много вокруг было одинаковых морд, глаз, членистых лап и бьющих хвостов, в каждой вставали с сидений люди — мужчины, затянутые в серебристую чешую по самые глаза. Молча ждали, держа перед грудью небольшие предметы, сложные и непонятно-грозные.

Заслоняя собой Неллет, Даэд успел заметить, что из серебряной чешуи вырастали и прятались вдоль спин черные гребни, а глаза расширялись, казалось, вываливаясь из тугих окружностей то ли одежды, то ли чешуйчатой кожи.

Снизу послышался крик, мелькнул камень, прогрохотав по днищу. Серебристый нагнулся, вытягивая вниз руку с предметом, мелькнула холодная вспышка. Крик обратился в короткий вой, который тут же захлебнулся, клокоча.

— Ну! — звонко крикнула Неллет, — вы начали убивать? Давай, Ами. Убей меня. И нет хлопот.

— Мы не убиваем. А наказывают теб-керы. Утром злой человек не вспомнит, что был наказан.

— А по ночам будет кричать, получая заряд в живот, да? Знать это — вот сострадание! Чувствовать постоянно! За всех!

Она махнула рукой, одновременно незаметно подталкивая Даэда ближе к раскрытому окну.

— Пустое. Сколько раз я пыталась. Прости, королева. Я не вернусь. Прощай, отец мой Денна. Спасибо тебе за те сладкие гранаты. Помнишь, ты вытирал мне щеки. Был тогда человеком.

— Я человек, — мягко возразил Денна, вставая рядом с королевой, — иди ко мне, милая. Я — человек.

У него плыло, изменяясь, красивое лицо, тяжелело, набухая к подбородку. Повисло огромной каплей, сдерживаемой мешком гладко выбритой кожи, а глаза втянулись, оставляя продольные ямы, полные влажного блеска.

Даэд с ужасом смотрел, как ложатся на деревянный пол огромные руки, теряющие очертания, становятся грубым подобием ластов или плавников. Рот, который находился уже у самых ног, раззявился, невнятно квакая и разбрызгивая липкую слюну.

— Ягх. Дчхе-ло-ввех…

Королева, смеясь, тончала телом, гнулась, укладываясь на пол под собственной тяжестью, хлестнула спиралью вокруг бесформенного мужа, закручиваясь и сжимая, так что между петлями змееподобного тела выпятились кожаные мешки, зыбкие от чего-то хлюпающего. Оба замерли на месте, покачивались, раздувая и схлопывая сплетенную из тел фигуру. От мерности движений Даэда затошнило, так схоже было чудовищное колыхание с ритмом горячей любви, закручивающей двоих в нагретой постели.

От королевской четы исходили, петляя в воздухе, тонкие дымки, почти нитки, светились ласковым серебром, тыкаясь в стороны и постепенно рывками подбираясь к колеснице, где стояли Даэд и Неллет.

— Нет! — крик ударил его в уши, заставляя очнуться.

Даэд с трудом отвел взгляд от мерцания серебряных нитей, такого приятного. А воины, сверкая чешуей, уже лезли в открытые оконные проемы, отпихивая котов, спрыгивали с подоконников, обходя и заключая в кольцо стол, за которым работала Натен и сидел рядом с ней Калем, держа на руках черного Зануку.

— Ссовсемм немного боли, — голос королевы свистел, вонзаясь в уши, ему вторил невнятный хлюпающий грубый голос, — неммно-го, моя девошшчка.

— Не вссопмнишшь утром, нежасссь… иди ссюда. Или теб-керы возьмут и боль начнется ссейчасс…

— Неллет! — кричала Натен, стараясь перекрыть воплем бормотание серебристых людей-тварей, которые заполнили пространство вокруг стола, — Неллет, лови!

Даэд крутанулся волчком, вытягивая вверх руки. Сверток свалился, ударив его по уху. И он быстро поднял его, прижимая к груди. Неллет сидела с зажмуренными глазами, в приоткрытый рот вползали серебристые нити. Такие же свешивались с плеч, быстро и суетливо опутывая ей руки и ноги. Даэд, держа сверток одной рукой, кинулся, обирая липкую паутину, а та всасывалась в кожу, проницая голову нестерпимым звоном, мешающим думать. Нагибаясь, он поцеловал Неллет в открытый рот, ловя паутину языком и дергаясь, когда та впивалась в язык и десны. Сплевывал, не слушая, как за спиной свистя и хлюпая, смеются, наслаждаясь новым удовольствием.

— Понравитсся, вам. Ещще нассладитесссь, — пообещал свистящий голос Ами.

Даэда вырвало на сиденье. Слабея, он ткнулся носом в шею Неллет, остатками сознания понимая, их сил не хватит, чтоб изменить происходящее. И замер, услышав в непрерывном свисте, шлепках, хлюпанье, мерном бормотании теб-керов, ругани Натен и сердитых воплях Калема, в грозном вое котов, новый голос.

— Камень… — сказала Неллет, выпрямляясь и отталкивая его поникшую голову, — да… камень из карьеров Онигма. Слоновая кость. Много. Бивни хеттаков. Пластик с заводов владетеля Перкиса. Лучший пластик. Много. И техническая резина. Металл. Сталь, которую испокон веков льют владетели гор Денны-денете. Маленькие деревья…

Шум стихал, и стало слышно, как шумит внизу город, живя полную неизбывных страданий, горя, страха и ярости, ночную жизнь.

Даэд повернулся, чтоб видеть, куда указывает тонкая рука Неллет, подрагивающая в полумраке.

Там, на темной вершине центрального холма, в месте, где он видел слепяще белую точку, откуда исходил временами белый игольчатый луч, занималось светлое зарево. Двигалось, собираясь высокими складками, развертывало их дрожащими веерами, уходящими краем в ночное небо.

— Зерно… злаки для пищи. Рас-тения. Даэд…

Рука опустилась, хватая его пальцы. Неллет выгнулась, сотрясаясь, упала на сиденье, раскидывая колени. На подоле синей туники появилось и пропало алое пятно, снова появилось, отсвечивая жидким перламутровым блеском.

— Сссейчас? Сславно…

Свист в голосе Ами смягчался, уходил, позволяя слышать уже человеческие слова. Петли размыкались, отпуская чудовищное лицо Денны, а то втягивалось, уползало вверх, возвращаясь в свои пределы и открывая стройную фигуру в роскошных, совсем человеческих одеждах.

— Денна? Тебе придется поехать за матерью для наследника, торопись. Детка надумала совершить перенос.

Королева заботливо оперлась руками о борт, вглядываясь в мучения дочери, но не выказывая желания оказаться поближе.

— Потерпи, милая. Денна вернется быстро.

— Васса, — прошептала Неллет, держа руки на животе, который вдруг запульсировал, вздуваясь и опадая, — скорее, разверни вассу.

И заговорила громче, останавливаясь, чтоб переждать боль.

— Травы для зелий. Медь в слитках. Контейнеры, емкости, бумага. Тростник. Семена. Много семян. Химические препараты. Васса, Даэд!

Даэд непослушными пальцами развернул полотно, в руки скользнула невесомая ткань, сплетенная из почти невидимых тончайших нитей, засветилась перламутром теплых оттенков.

— Снова твои игрушки, — с мягким упреком посетовала королева, но в голосе прорезалось беспокойство, — я полагала, ваши забавы остались в детстве. Таком далеком. Ах, милые дети…

Неллет тяжело дышала, упираясь ногами в деревянный настил. Тонкая васса взлетела, кружась и расправляясь от потоков воздуха, повисла, опустив края. Сквозь частую кисею Даэд смотрел на спокойное лицо королевы, чуть омраченное легкой досадой. И еще, понял он в приступе отвращения, ей любопытно. Как в зверинце, разглядывает то, что происходит с дочерью, из интереса.

— Не торопись. Пусть Денна успеет вернуться с новой матерью. Ты правильно поступила, милая Неллет, ты еще молода, впереди столько радостей.

— Люди, — прервала ее болтовню Неллет, — все люди, кто захочет. Жить по-человечески. Даэд! Прости меня.

Над холмом зарево сгущалось, создавая вокруг мешанины колесниц сверкающий яркий фон, отбрасывающий на каменную кладку неровные тени. И вдруг, вертясь и вращаясь, оно, это сверкающее нечто стало расти, распухая вверх и в стороны, балансируя на тонкой игле светового луча.

Множились, укладываясь друг на друга спирали, ажурные и глухие, прорезанные ромбами, квадратами, круглыми отверстиями, которые уменьшались, ложась плотными рядами, становились похожими на ожерелья точек.

— Что? — королева, наконец, оглянулась, привлеченная изменением света, — что? Это делаешь ты? Неллет! Что это?

— Приборы, — продолжала перечислять Неллет, — и много инструментов. Для жизни. Жизни!

Ее трясло, выгибая судорогами ноги и спину, Даэд обхватывал напряженное тело, шепча ласковые беспомощные слова. Заорал, поворачиваясь к королеве и держа обмякшую Неллет на руках:

— Спаси ее! Что ты стоишь, как… как!.. она умирает! Умирает?

— Нет, — в окне башни появилась высокая фигура Натен, — оставь. Это васса принцессы Неллет, и уже ничего не остановить. Это ваше дитя, мальчик. Твое и твоей жены.

Даэд заплакал, потому что не знал, что еще сделать и как помочь. Тело Неллет все больше обмякало на его руках, и будто забирая из него силы и жизнь, над холмом, над городом и над всем островом, побеждая его границы размерами, воспарила, балансируя на игле, бесконечно огромная светлая башня, собранная из витков, спиралей и уровней. Распахнулась, выращивая из себя уходящее в звезды навершие в виде толстого диска, а дальше и выше уже не было видно ничего — воздух уплотнялся, подобно нежной вуали вассы, мешая разглядеть, где заканчивается чудовищное и прекрасное строение.

— Теб! — выкрикнула королева, сжимая кулаки, — твари, теб! Ко мне! Возьмите ее!

Но чешуйчатые теб-керы застыли, уставив в пространство выпученные гладко-черные глаза. И в каждой лишенной зрачка полусфере отражалась башня, прекрасная и величественная.

Колесница закачалась под ногами. Санаты повертывали к Даэду головы, будто ждали приказа. А может быть, в своем заботливом перечислении, которое Неллет вела вслух, потом замолкала, продолжая его мысленно, быстрее и быстрее, она упомянула их, рассказав, что делать.

Калем за спиной Даэда примерился и обрушил на голову ближайшего воина стариковскую палку. Тот зашипел, роняя руки с подоконника. Старик ухватил его ноги, скидывая вниз. Другие по-прежнему стояли, пялясь на чудо.

— Джент! Вези жену к Башне! Быстрее! Люди уже идут к ней.

— Хэццо, — хрипло сказал Даэд, продолжая плакать, потому что память печально вернула ощущение из недавнего прошлого. Так он нес Неллет в покоях, к бассейну, понимая, она не может ходить, и даже устроиться на его руках не может, разбитая слабостью тела.

Он сидел на полу, баюкая свою ношу, целовал жену в белое бескровное лицо, в бормочущие без перерыва губы. Не слушал, зная — она все сделает верно. Ведь он пришел оттуда, где все уже было, где прошла вечность, а Башня летела и летела, рассекая немыслимую пустоту, о которой было известно главное. Пустота — пустая, нет в ней ничего, кроме Башни великой Неллет.

— Дай? — шепот был еле слышным. А внизу наступила вдруг тишина, исчезли ночные крики на улицах, освещенным ярким, уверенным светом огромного нового неба, раскинутого под черным звездным.

— Молчи. Любимая моя Нель. Молчи.

— Я спра-вилась? Да? Ты видишь?

— Ты все совершила. Вижу. Вижу, да.

— Хорошо, — Неллет закрыла глаза, слабо прижалась к нему, свешивая почти безжизненные руки, — я думала… вдруг это сон.

— Поспи. Это все правда. Там люди, Нель. Они идут к лестницам. Это далеко.

— Прости меня, Дай. Ты, может быть, хотел. Чтоб наш ребенок. А получилось.

— Молчи. Я люблю тебя.

Под медленно плывущей колесницей шли черные потоки людей. Они покидали город, устав от бесконечных атак собственной памяти. Уходили по первому зову надежды, потому что впервые за долгие-долгие времена им было куда идти. Наступит утро, думал Даэд, но я не боюсь, что они одумаются и вернутся насладиться безмятежностью дня. Потому что я сам — отсюда. Моя кровь течет в ком-то из этих измученных бесконечным счастьем людей, которое неумолимо прерывается на бесконечные повторения их собственных страданий. Башня Неллет состоялась, она существует. И я причастен к ее рождению.