Кое-что я вспомнила.
Некоторые вещи, которые не могла раньше.
Например, кем я была.
Или почему сидела голая на пляже, рядом с мертвым человеком.
И еще я знала, почему я здесь. Я ждала рассвета, чтобы он подарил умершему прощальный поцелуй, прежде чем его душа направится в следующую жизнь.
Ветер, который вился вокруг меня, был холодным, холодным настолько, насколько жестким был песок. И все же эти ощущения были мимолетными. Мурашки могли бегать по моей коже, и песок мог натирать мои ягодицы и бедра, но они не могли больше, чем просто потревожить плоть. Я не ощущала ни холода, ни боли, ни печали.
Ничего.
Это было, как если бы я умерла изнутри. Как труп, лежащий рядом со мной. Однако по какой-то причине, я все еще дышала, а он нет.
Почему?
Это был вопрос, который не давал мне покоя, дразня замороженную окраину сознания и мыслей.
Почему он, а не я?
Я не знаю, я просто не знаю, и все же я знала, что этот вопрос важен. Я знала, что моя жизнь может зависеть от ответа.
Я подтянула колени к груди и начала изучать горизонт. Хотя рассвет еще не запятнал ночной покров, скоро он придет. Его теплая сила уже гудела в воздухе вокруг: напряженное гудение, одновременно знакомое и чужое. Я не понимала это ощущение, не знала причины, но все же чувствовала необъяснимое облегчение, охватившее меня.
Это было печально, не знать. Не помнить.
Я позволила своему взгляду переместиться через океан, глядя на волны лениво накатывающие на песок, ничего не видя там, в синей дали с шапками белой пены. Ни корабля. Ни лодки. Ни погони.
Но я не знала, почему ожидала увидеть что-то из этого, ведь мое прошлое оказалось скрытым под покровом, что был почти абсолютным.
Почти.
Я потерла рукой глаза, чувствуя, что готова заплакать тысячью слез, потом взглянул вниз на тело моего друга. Я не могла вспомнить свое имя, но я знал его. Иган Джемисон. Не только мой друг, но и мой опекун, мой любовник, и человек, которому я обязана больше жизни.
Он спас мне жизнь.
Он дал мне свободу ценой своей собственной.
Меня затрясло от глубокой и яростной жажды быстрой мести. Они заплатят за это. Кто бы они ни были, они будут платить.
Для Игана.
Для всех нас.
И это был обет, совершенно бессмысленный, потому что я не могла точно вспомнить, кому должна отомстить.
Я поморщилась и вновь посмотрела на Игана. В угасающем свете луны его кожа засияла теплым светом, как будто само солнце горело под его плотью. Родимое пятно портило его спину, по-змеиному ныряя под кожу и поднимаясь вновь, почти обвиваясь вокруг его позвоночника. Ночью оно сделалось красно-золотым, блестящим, странно напоминающим весы.
Я дернулась и пробежала нежным пальцем по меткам. Они казались холодными и жесткими по сравнению с его кожей, как если бы это и вправду были весы. Мои были все синие и зеленые и серебристые, как будто сверкающие на солнце волны танцевали по моей коже. Это наследство моей матери, а не отца.
Я вздрогнула от этой мысли, затем ухватилась за нее изо всех сил и постаралась вернуться обратно. Но туман забвения вернулся на место, и все что он оставил, так это вопросы.
Еще более дурацкие вопросы.
Я выдохнула, потом вытянула свою левую ногу – пульсации боли, наконец, дали о себе знать. Колено оказалось испещрено мелкими царапинами, а голень – более глубокими, на коже темнели следы синяков. Но, ни одна из ран в настоящее время не кровоточила, и засохшей крови тоже не было.
Я взглянула на море. Насколько хватало взгляда, на девственной поверхности песка не было никаких следов. Или отпечатков шин. Хотя, думаю, из-за отливов и приливов этому не приходилось удивляться.
Но все равно, у меня было ощущение, что мы пришли из моря, что на коже у меня не было пятен крови, потому что их уже давно смыло. Что сами раны были чистыми и почти зажившими, а не гнойными именно из-за соленой воды.
Я позволила взгляду следовать за изогнутой линией побережья. Не было ни маяка, ни зданий любого рода, никаких признаков присутствия жизни. Ничего, что могло бы сказать, где мы были.
Может быть, мы оба были мертвы. Может быть, это было не более, чем грезой, ожиданием, перед тем, как душа перейдет в следующую жизнь.
Я посмотрела вниз, на Игана. Я знала, что если переверну его, то увижу кровавое пятно на песке. Посмотрим, что осталось от его груди после того, как те ублюдки выстрелил в него.
Я закрыла глаза и оттолкнула видение прочь. Были некоторые вещи, которые я не хотела вспоминать, и то, как он боролся, чтобы выжить и стать свободным, было одним из них.
И все же, хотя он мог бы драться с ними до самого конца, он сделал это ради меня. Он однажды сказал, что умер для всех желаний и целей, так почему же он все равно сделал это? Я не понимала этого тогда, когда он сказал это, и теперь никогда не получу шанса понять.
Гул в воздухе усилился. Электричество плясало по моей коже, покалывая и согревая замерзшую душу. Я изучала горизонт, ожидая, когда гул силы усилится, а золотые и красные лучи засияют в небе. Тепло потоком хлынули сквозь мое тело, как если восход солнца возрождал мои мысли и чувства. Глупая мысль, на самом деле, когда я была дома, на глубине, под толщей воды, сквозь которую не пробивался ни солнечный свет, ни тепло…
Боже, это так чертовски расстраивало – получать крошечные фрагменты и намеки то тут, то там, но никаких точных ответов или воспоминаний.
Я снова опустилась на колени, не обращая внимания на боль и кровь, которая начала сочиться вниз по ноге, наблюдая, как солнечный свет тушит звезды и растапливает ночь в небесах.
Наблюдая за тем, как растет заря, как постепенно начинает освещать неподвижное тело Игана.
Его кожа по-прежнему сияла, как будто дневной свет ласкал ее, вскоре сияние стало таким ярким, что мои глаза наполнились слезами и мне пришлось отвести взгляд.
Тепло и свет по-прежнему усиливались, пока моя собственная кожа светилась своим сиянием. Но плоть не могла долго выдержать такой жар, особенно при том, что в ней уже не было жизни, дыхания души. Когда свет вырвался и своими горячими пальцами коснулся неба, по моим щекам потекли слезы.
- Пусть боги солнца, воздуха и неба укажут тебе путь, мой друг, - прошептала я, каркающим из-за долгого молчания голосом, - И пусть ты найдешь в следующей жизни то, что не сумел в этой.
Затем свет, ласкающие мою кожу, начал затухать, а вместе с ним и гул энергии. Только под первыми лучами или в сумерках приходили моменты настоящей силы.
От Игана не осталось ничего. Ничего, кроме пятен крови на песке, и странного блеска серебра. Его кольцо.
Я протянула руку и осторожно подняла его. В растущем солнечном свете, глаза-рубины свернувшейся змеи горели, как огонь. Это кольцо всегда вызывало у меня мурашки, несмотря на всю свою красоту и мастерское исполнение.
Когда я спросил Игана о кольце, его золотые глаза помрачнели. - Она принадлежит одному человеку, который когда-то похитил у меня кое-что ценное, - сказал он, и в его обычно спокойном тоне послышалась странная смесь гнева и душевной боли. - Итак, я взял что-то очень ценное у него, - и тогда он одарил меня холодной жестокой улыбкой и добавил:- Но я верну его. Когда придет время.
Я накрыла змею пальцами, сжав холодный металл в ладони. Может быть, я не в состоянии сделать что-нибудь еще для Игана, но я могла бы сделать это. Найти владельца кольца и вернуть его. И, возможно, по дороге узнать свою историю и причины, почему у Игана было убийство на уме.
Потому что это было странное желание для человека, который утверждал, что для него ничего больше не имело значения.
Я встал прямо. Дюжина разных болей ожили, и мои руки и ноги дрожали от слабости, что пришла от долгих часов непрерывной деятельности. Мой взгляд вернулся к океану, перепрыгивая через волны к далекому горизонту.
Где-то там находились ответы.
Где-то там находился мой дом.
Но до тех пор, пока туман, застилавший мои воспоминания, не рассеется, я не могла слепо зайти в море и просто поплыть. Океан был обширный и часто сердился, и я не могла искушать его, не подумав, как следует.
Эта мысль заставила мои брови поползти вверх. Может быть, я не мертва, но, вполне возможно, безумна. Я имею в виду, кто в здравом уме станет обдумывать плавание в океане?
Я обдумывала.
Потому что я могла. Потому что умела.
Я потерла лоб, устало, впервые осознав легкую боль за глазами. Может быть, когда он пройдет, мои воспоминания полностью вернуться. Может быть, тогда я бы узнала, для какого существа плавание в океане так же естественно, как полет для птицы. Потому что, кем бы я ни была, я определенно не являлась человеком. Это убеждение, которое я почувствовала в глубине костей, в глубине свой души.
Но даже без воспоминаний, одно было ясно. Я не могла стоять здесь обнаженная на пляже. Сам факт того, что кто-то проделал дыру в груди Игана, говорил, что кто-то, скорее, предпочел бы видеть нас мертвыми, чем свободными. И что в свою очередь означало, что они наверняка будут меня искать.
Я обернулась. Скалистые утесы возвышались над нетронутыми песками и изолированным длинным изгибом берега. Там были тропы, протоптанные со временем чьими-то ногами, что означает, в это место, где бы оно ни было, по крайней мере, возможно добраться. И это означало, что, несомненно, должен был быть какой-то город или селение, или, по крайней мере, жилье неподалеку.
Первое, что мне нужно – одежда, просто потому, что последнее, что мне нужно, так это привлекать внимание.
Я оглянулась через плечо, минуту изучая волны, потом решительно направилась к скалам по ближайшей тропе.
Никто, кроме чертовых козлов не смог бы использовать эту тропу, позвольте сказать вам.
Я вся обливалась потом, дрожа, и хрипя к тому времени, когда, наконец, добрались до вершины. Положив руки на ноющие колени, я жадно глотала воздух, пока изучала окрестности.
У подножия склона виднелся небольшой коттедж. Территория вокруг него не была огорожена, а синий автомобиль стоял впереди, показывая, что кто-то был дома. За домом, склон снова поднимался, за ним виднелись вершины сосен.
Я оглянулась на дом. Коттедж выглядел недостаточно большим, чтобы быть постоянным место жительства, так что, возможно, это было одно из тех мест, что отдыхающие берут в аренду на короткий срок. Я надеялась, что это так, потому что отдыхающие скорее могли выйти на целый день, оставив свои владения – или, более конкретно, свою одежду – незащищенными.
Конечно, чтобы украсть их одежду, я сначала должна добраться туда. Прямо сейчас, рухнуть на месте казалось гораздо лучшим вариантом.
Я выдохнула и заставила ноги шагать вниз по травянистому склону. Мои нижние конечности протестовали против работы, и тепло начало стекать не только по ноге, но и по щеке. Я провела по ней рукой, и она оказалась измазана в крови.
Может быть, Иган был не единственным, кто получил серьезные травмы. И приличный удар в голову, конечно, мог объяснить пробелы в моей памяти.
Я вытерла руку о бедро, и продолжила идти. Что еще я могла сделать? Я была в середине проклятого нигде, не имея представления, кто я и как я попала сюда. И не знаю, кому я могу доверять. Если могу.
По крайней мере, склон выровнялся, а трава стала достаточно высокой, чтобы вытереть мой зад. Что, в свою очередь, заставило меня задуматься: была ли трава на самом деле высокой или я была маленькой? Я чувствовала себя высокой и даже долговязой - но самовосприятие странная вещь, если память не может дать ссылки. Я вытянула руки, критически изучая их.
Покрытые грязью, как будто я на них взбиралась по козьей тропе, они все еще выглядели почти элегантными – длинными и стройными. Ни на пальцах, ни на моих ладонях не было никаких мозолей, так что я, очевидно, не делала ничего тяжелого для добывания средств к существованию. Этот факт подкрепляла длина ногтей – или, по крайней мере, то, что осталось от них после подъема.
Я посмотрела на мои ноги. Не было ничего элегантного в них. Учитывая их длину и ширину, они, могут быть описаны, только как весла. Выбор туфель должен быть адом.
Эта мысль почему-то заинтриговала меня, и я остановилась, чтобы поднять ногу. Толстые, закаленные подошвы. Очевидно, что я ношу обувь не слишком часто.
Хлопнула дверь, и смех зазвенел через луг. Я упала на колени, вдруг под левую ногу, попал камень, заставив меня вздрогнуть. Два человека вышли из дома, женщина, все еще смеясь, прикасалась к своему спутнику. Молодожены, - подумал я, без особой причины.
Они сели в синюю машину, стоящую на дорожке, мужчина, открыл и закрыл дверь перед женщиной, прежде чем залезть на водительское сидение и уехать. По правой стороне дороги. И хотя три четверти мира ездят по этой стороне, я вдруг уверилась, что находилась в Америке. Что само по себе имело мало толку, потому что Америка была чертовски большой страной, но, по крайней мере, это было отправной точкой.
Я подождала, пока они скроются из виду, потом поднялась, и быстро пошла к дому. Передняя дверь была заперта, как и задняя. Но окно вдоль стены было достаточно приоткрытым, чтобы просунуть руку. После чего, можно было просто открыть его и скользнуть внутрь.
Что я и сделала. Я упала на пол, неловко ударившись, и сидела там, слушая, ожидая, чтобы увидеть, есть ли кто еще в доме. Что-то я должна была сделать, прежде чем начну вламываться внутрь.
Очевидно, я могла бы вычеркнуть пункт "вор" из моего списка возможных в прошлом профессий. Если, конечно, я не была очень плохим вором.
Единственным звуком, который можно было услышать, было мягкое тиканье часов. Стояла тишина, и пахло старостью и лавандой. Эта комната создавалась как спальня, но кровать была только одна, и, очевидно, ей не пользовались. Что, вероятно, означало, что я не найду ничего в шкафу или небольшом комоде. Я все равно проверила их, на всякий случай. Ничего, кроме нафталина.
Пока я подходила к двери, мои шаги эхом отдавались от полированного пола. В комнате прямо напротив была ванная комната, со старой ванной и душем, достаточно большим для двоих. Главная спальня располагалась справа от меня, а кухня слева, в конце коридора.
Я оглянулась на ванную комнату, разглядывая душ. Интересно, сколько времени у меня есть? Вполне достаточно, чтобы помыться. Я не могу больше бегать голышом вокруг, напоминая какаю-то морскую тварь. Если, конечно, не хочу быть обнаруженной.
Кроме того, я, возможно, не замечала натертости песком, когда сидела на нем, но уверена, что муки вот-вот начнутся, и это будет неприятно.
- Остановка с извинениями, - пробормотала я, даже удивившись, как будто бы извиняться было моим хобби.
Я прошла в ванную. После быстрого горячего душа, который, кажется, раскрыл более десятка порезов и синяков, я вытерлась, а затем подошла к зеркалу.
Это было странное ощущение, увидев лицо я знала, что оно принадлежало мне, и тем не менее, не было воспоминаний, которые подтверждали бы этот факт. Потеря памяти была настолько полной, что часть меня не удивилась, если бы выяснилось, что я никогда не смотрелась в зеркало.
Мое лицо было узким и угловатым, с носом, который казался почти слишком большим, и рот, склонным к ямочкам. Мои глаза были зеленые, цвета глубокого океана, обрамленные длинными ресницами, черными, как и мои волосы. В ярком освещении ванной они отливали темно-зеленым и синим, которые, казалось, играли через черное, как будто само море поцеловало их.
Мой взгляд переместился на огромный черно-фиолетовый синяк, протянувшийся от моего виска щеке. Кто-то ударил меня по-настоящему сильно. Достаточно сильно, чтобы расколоть мой череп. Синяк и почти зажившая трехдюймовая рана на голове доказали это. Это могло также объяснить, почему моя память работает урывками.
Но, что я сделала на этой земле, чтобы заслужить такое обращение?
Впервые с момента пробуждения на пляже рядом с Иганом, я почувствовала страх. Страх перед прошлым, которое я не могла вспомнить, и будущим, которое меня ждет.
Страх, перед яростью, которая поджидала глубоко внутри меня.
Я потерла руки. В зеркале поблескивало кольцо Игана, рубины загорелись живым огнем, когда мои руки двигались вверх-вниз. Дрожь пробежала по моей спине. Мне не нравилось это кольцо, не нравились его прикосновения к моей коже. Казалось, что оно никогда не согреется, как если бы сердцевина металла была так же холодна, неумолима, как воды под арктическим льдом.
Я нахмурился от этой мысли, потом оттолкнула ее, и отправилась в главную спальню. Быстрый осмотр женской одежды выявили склонность к минимализму и позерству. Она также была на несколько дюймов ниже меня, и юбки, которые выглядели бы мизерные на ней, оказались совершенно неприличными на мне.
Я пробовала несколько комбинаций брюк и топов, но все они впивались слишком туго, заставляет меня чувствовать себя, как ни странно, ограниченной. В конце концов, я остановилась на свободных черных брюках, которые мне подошли, шортах и синей рубашке, открывавшей живот, и на этом закончила свое воровство. Что-нибудь еще она могла заметить.
Я прошла по коридору в кухню, которая оказалась комбинированной кухней-гостиной. После, поглядев в окно, чтобы убедиться, что я все еще в безопасности, включила телевизор и переключала каналы, пока не нашла новости, потом подошла к холодильнику. Открыв дверь, обнаружила хороший выбор напитков, в том числе Колу с лаймом. Очень здорово. Я схватил бутылку, а также достаточно продуктов, чтобы сделать здоровенный бутерброд, потом вывалила все это на кухонный стол и принялась складывать их вместе. Я, может быть, смогу жить в течение нескольких недель без пищи, но уже привыкла есть каждый день…
Мысли уходили в ничто, и я тихо выругалась. С несколько большей силой, чем требовалось, я бросила верхний ломтик хлеба на бутерброд, затем придавила его вниз и обрезала. После нахождения тарелки, я схватила Колу и подошла к стулу, чтобы посмотреть новости. Черт, может, мне повезет выяснить, в какой части проклятой страны я нахожусь!
- И из зарубежных новостей на этой неделе, - сказал диктор, тон его был пропитан лживым очарованием, как и у всех мировых ведущих, - Ученые из Лох-Несского Исследовательского Объединения сегодня опровергли многие наблюдения чудовища, которые были зарегистрированы за последние недели. Доктор Джеймс Марстен сказал следующее по этому поводу…
Картина метнулся к резко очерченному лицу седого мужчины, и что-то во мне шевельнулось. Это было нечто большее, чем узнавание. Что-то сильнее.
Ненависть.
Тип ненависти, который строится на основе страха. Многих и многих лет страха.
- Как бы мне не хотелось, чтобы это было иначе, - сказал он, - Но наши результаты не отражают или подтверждают эти так называемые наблюдения. На самом деле, наоборот. Наши сонары и датчики не уловили никаких необычных движений в озере. Если что-нибудь большее, чем угорь уже плыл через эти воды, поверьте мне, мы бы это записали.
Заставка вернулась, но я не слышала, что он сказал, потому что была слишком занята, глядя на портрет ученого, застывшее на экране у него за спиной. Ярость поднималась внутри, пока моя рука не задрожала так сильно, что пришлось поставить бутылку Колы на стол. Он был причиной всего этого, или я этого так хотела…
Где-то глубоко я чувствовала страх, но, по крайней мере, он дал мне какую-то отправную точку. Ты должен знать, кого-то очень хорошо, чтобы так сильно ненавидеть и бояться, и это означало, что от Марстена – кем бы он ни был – я могла многое узнать.
Пошли другие новости, и мой гнев начал угасать. Я жевала бутерброд, пялилась в экран, но не выяснила больше ничего, кроме того, что я определенно была в Америке.
Я вздохнула и выпила последний глоток Колы, опустошив бутылку. Просматривая новости в поисках информации, я стреляла наугад, но, по крайней мере, они дали мне информацию, с чего начать. Хотя, как я собираюсь узнать более подробную информацию о Марстене, без которого мне не разобраться во всем этом…
Мысль исчезла. Разочарование проникло в душу, когда я взяла свою тарелку и направилась на кухню.
Снаружи хлопнула дверь, и мое сердце бешено заколотилось в груди. Я бросила тарелки и бутылку кока-колы в раковину, затем кинулась к ближайшему окну и выглянула наружу.
Молодожены вернулись домой.
И вместе с ними пришел полицейский.