Кира Вайори (СИ)

15

Дрова в печке прогорели. Включить фонарик на полочке было некому. К тому времени, как наступила ночь, и в комнате стало почти непроглядно темно и прохладно, я поняла, что теперь мне точно конец.

Единственного человека, который хоть как-то заботился обо мне, больше не было в живых. И я не понимала, кого мне теперь больше жаль, Файра или себя. Наверное, всё-таки себя. Были бы силы — ревела бы в три ручья.

Больше всего на свете хотелось домой. Вот пусть даже такой, еле живой, разбитой, ни на что не годной. Домой, в спальню с сакурой на потолке, и чтобы две луны ярко светили в окно.

Надо мне было непременно вписаться в эту доблестную авантюру… Что обидно: результата-то полезного не будет. Ло, конечно, тоже многое понял, расскажет Мареку всё, что знает. Но самое главное мне высказал Елисей с глазу на глаз, и эта информация, похоже, по адресу не попадёт. Что-то непохоже, что я оклемаюсь.

Мысли о Шокере я пыталась от себя гнать, но удавалось это плохо. Думать о том Шокере, которого я сейчас знала и любила, было невыносимо, а уж если представить, как ему сейчас больно… Если я всё-таки умру здесь, а он, как всегда, не сможет быть рядом, опять ему лишний груз на сердце. Хоть и моя вина во всём, полностью, но он-то будет считать иначе.

Шокер не сможет спасти меня, увы. Он умеет быть суровым и жёстким, но не боится быть нежным и великодушным. Он может от отчаяния разнести вдребезги всё вокруг себя, а, если надо, умеет быть удивительно терпеливым. У него ласковые руки и всегда усталые глаза, и он кажется таким трогательно беспомощным, когда надевает свои очки. Он пытается держать всё под контролем, но так часто получает удар за ударом. Он может сделать меня счастливой в одно мгновение, он всегда знает, как…

Но прилететь сюда в слой Шокер не может, потому что из-за меня, из-за той давней истории у него больше нет крыльев.

Остаётся только мой безымянный спасатель, мой прекрасный принц, моя первая детская любовь, вот он может всё. Он может всё, ему надо только немного поспешить.

Я лежала в стынущей комнате, еле живая, чувствуя, как сердце гулко и неровно бьётся о рёбра. Силы убывали, в одиночестве было совсем страшно и тоскливо, да ещё и дышать стало трудно и больно. А перед моими глазами так и стоял худой парень с копной белёсых кудряшек, улыбчивый и неунывающий. Теперь я была уже немного старше него, но всё равно чувствовала себя маленькой несчастной девочкой, попавшей в беду. И верила, что он обязательно придёт и спасёт. Как тогда.

Но вместо него снова пришёл Елисей. Склонился надо мной, не зажигая свет. Глаза мои к темноте привыкли, и я разглядела его суровое лицо.

Увидев, что я собираюсь что-то сказать, он приложил палец к губам. Потом принялся сновать по комнате и искать что-то. Оказалось, он искал мою одежду, те самые тряпки, в которых я была, когда он меня поймал.

Одежду он положил на сундук и откинул с меня одеяло. Видя, что я собираюсь протестовать, он закрыл мне рот ладонью, а к своим губам снова приложил палец.

Нетерпеливо пыхтя и путаясь в тряпках, он кое-как одел меня, а потом плотно завернул в одеяло. Взял с окна чашку с ледяным уже отваром, дал мне попить, а потом поднял на руки и вышел в коридор.

Каменный барак он покинул через чёрный ход и пошагал к лесу. Когда мы удалились на приличное расстояние, Елисей тяжело перевёл дыхание и спросил:

— Ты жива?

— Пока да, — прошептала я.

— Хорошо. Потерпи немного, идти довольно далеко.

— Лис…

— Помолчи лучше, не хочу труп до места донести.

Я послушно замолчала.

Он шёл долго, стал всё чаще и чаще перебирать руками, перехватывать, вскидывая меня повыше, и, наконец, остановился.

— Весу-то в тебе, как в цыплёнке, но спина всё равно устала, — усмехнулся он. — Передохнуть надо.

Лис опустил меня на мох около большого пня и тяжело бухнулся у меня в ногах. Конечно же сразу полез в карман за сигаретами, закурил.

— Ты знаешь, что… — проговорил он, глядя в сторону. — Ты прости меня. Не хотел я этого. Ну не знал я, что ты такая хилая. Другие сидят в этих клетушках неделями, и хоть бы хны…

Я в ответ послала его от всей души.

Он согласно кивнул:

— Правильно, что уж там. Не включил голову вовремя.

— Ты мог просто меня отпустить.

— Не мог, — угрюмо возразил он. — Не отпускаем мы тех, кто прямо к нам на двор лезет… Знал бы я, что ты слабенькая такая, я бы придумал, куда тебя запереть, чтобы теплее было.

— Гад ты, Елисей. Не о том жалеешь…

— А о чём надо?

Я ещё раз его послала.

— Да, я вёл себя, как скотина. Но это потому что прослушка у нас, везде. Вот и стращал тебя… — сказал он виновато. — Не бери на свой счёт. Просто так было надо.

— Зачем прослушка?

— Так ведь тут на базе работают в основном те, кто у гатрийцев на контрактах. Начальство опасается, как бы кто из нас берега не попутал, не переметнулся. Отслеживают, кто с кем о чём говорит. Бдят.

— Куда ты меня тащишь? Генератор прицепишь и в канал выбросишь?

— Конечно, нет, — фыркнул Лис. — Несу тебя к твоим. Договорённость у меня с ними. Сынок Шокера вернулся с коммерческим предложением…

— Дорого дают?

Лис заржал:

— Ну пока ничего не дают. Договорились о взаимном кредите. Я тебя сейчас отдаю им просто так.

— С чего вдруг такое благородство?

— Давай, давай, язви… — насупился Елисей. — Переступить-то я переступил, но крови лишней не хочу. Мне пока хватило, переварить надо. Не хочу твоей смерти. Я тебя тоже своим другом считал, пока всё было… ну, хорошо — не хорошо, а как надо… Ты как там?

— Плохо, — отозвалась я. — Дышать трудно, и мысли совсем путаются.

— Да выкинь ты мысли, дались они тебе. Держись только. Одного боюсь, не померла бы ты у меня.

Лис решительно встал, поднял меня и пошагал дальше.

Потихоньку стало светать. Я смотрела вверх и видела, как всё отчётливее проступают на фоне неба ветви деревьев, что росли вдоль тропинки. Воздух был прохладным, но почему-то обжигал мне лёгкие.

— Скоро будем на месте, — сказал Лис. — Ты как?

Я не ответила.

— Апрель? — Лис остановился, опустил меня на землю. — Апрель, даже не вздумай! Я должен тебя донести живой!

— А то что? — прошептала я.

Меня немного потрясывало, голова отяжелела, хотелось закрыть глаза и больше не открывать.

— Прости меня, подруга. Виноват я перед тобой.

Я опять не ответила. Да и не нужно это ему было. Да и мне уже не нужно.

Лис поправил на мне одеяло и снова взял меня на руки. Он шагал дальше, и мне становилось… нет, не хуже. Мне стало совершенно всё равно, что со мной будет.

Наконец, Лис вынес меня в какой-то овраг. Потоптавшись, видимо, в поисках места посуше, он положил меня в высокую траву и повернул на бок.

— Апрель? Эй, ты жива?

Выпрямившись, он негромко, но протяжно свистнул.

С той стороны, куда я смотрела, на фоне светлеющего неба появились две мужские фигуры. Мужчины были высокие, один чуть ниже и совсем худой, второй повыше и покрепче. Правая рука худого была значительно короче левой.

— Ты как сюда попал, командир? — удивился Лис. — Или тоже индекс был липовый?

— Нет, не липовый. Воспользовался проводником, — сухо произнёс знакомый голос.

— Это невозможно. Ты не выжил бы.

— В теории. Но мы с сыном рискнули… Ладно, всё. Базар закончили… Ты опоздал! — сказано было жёстко, со злостью.

— Да, пришлось выйти позже, чем планировал, — ответил Лис. — Зато она ещё жива.

— Не ставишь ли ты это себе в заслугу? — холодно поинтересовался тот же голос.

Мужчина, что был пониже, полез левой рукой себе за спину и вынул из-за пояса пистолет.

— Эй, мы же договаривались! — проговорил Лис, потом усмехнулся. — Хотя, конечно, какие церемонии, какие договоры между друзьями…

— Это только для контроля над ситуацией. Где Кира?

— Рядом со мной.

— Отойди от неё! Вот сюда! — отрывисто скомандовал тот, что был повыше. — Фонарь лови! Подсвети.

Он что-то бросил, а Лис, отошедший в сторону, поймал.

Тот, кто бросил фонарь, рванулся ко мне и упал рядом на колени.

Моей щеки коснулись прохладные пальцы.

— Кроха! Ты меня слышишь, маленькая?

— Может, слышит, а, скорее всего, нет, — буркнул Лис. — Даже если ты захватил лекарства, лучше помолись.

Чьи-то руки начали разворачивать одеяло. Прохладные пальцы принялись гулять по моему запястью.

— Плохо дело… — пробормотал всё тот же знакомый голос. Родной голос. Голос, которого здесь быть не могло. — Кира, детка, не уходи. Ты слышишь меня? Не уходи, держись… Елисей, ближе подойди! Подними свет немного.

Фонарь осветил того, кто держал меня за руку.

Высокий чистый лоб, глубокие морщины в уголках глаз и горестные складки у губ. Небритые щёки… ну, как обычно. И этот обнимающий взгляд светло-серых глаз.

Всё это называется «то, чего не может быть».

— Да не на меня свети! — огрызнулся человек с лицом Шокера. — На неё! Фонарь выше, свет вниз!

Рядом со мной что-то щёлкнуло, лязгнуло, зашуршало.

— Теперь ниже опусти, свет на её руку, а то вену не найти! — скомандовал голос Шокера.

Я почувствовала три укола подряд.

— Всё, свет больше не нужен, — произнёс голос Шокера после того, как снова что-то щёлкнуло и лязгнуло. — Дай сюда фонарь!

Свет переместился вниз. Меня опять завернули в одеяло. Кто-то поднял меня с холодной земли.

Я смотрела в светло-серые глаза того, кто держал меня на коленях. Глаза — вот единственное, что не изменилось у моего прекрасного принца с тех незапамятных времён. Он всё-таки пришёл. Он не мог не прийти. Он никогда не обманывал моих ожиданий.

Его губы что-то шептали, а пальцы легонько поглаживали мой висок. Я попыталась понять, что такое он говорит.

— … Куда идём мы с Пятачком? Большой-большой секрет…

— Андрюша…

Он замолчал, сжал губы и на несколько секунд зажмурился. Потом вздохнул и улыбнулся:

— Всё хорошо, кроха. Я с тобой.

Я пошевелила рукой, он помог мне вытащить её из одеяла наружу, прижался губами к ладони.

— Шокер… Шокер, я домой хочу. Забери меня домой, пожалуйста… Шокер…

Он наклонился ко мне, коснулся губами моего лба и замер так. Только мне было слышно, как он тихо-тихо стонет, крепко обнимая меня.

— Убери! Убери от меня эту дрянь, хватит! Не буду!

Шокер смотрел на меня с укоризной, а его страдальческие брови домиком делали его похожим на обиженного щенка.

— Андрей, я не буду это пить, меня выворачивает! Лучше сделай ещё какой-нибудь укол, но не надо вот этой гадости!

Он набрал побольше воздуху и спокойно проговорил:

— Слава Богу, что лекарства работают, но если ты не будешь делать то, что я велю, ты проваляешься тут очень долго! Ты этого хочешь?

— Я хочу домой!

— Тогда пей! — Шокер снова протянул мне чашку с серо-бурой жидкостью, в которой плавали какие-то листики и палочки. — Воспаление мы остановили, но пока ты не восстановишь силы, ты не сможешь пролететь по каналу.

— Что за беда? Пусть Ло меня проведёт!

Шокер возвёл глаза к потолку:

— Тебя ещё ноги не держат! Проводник не может быть пассивным грузом, а сама ты с каналом ещё не справишься!

— Ну дайте мне по голове, прежде чем в канал входить! И я буду настоящим пассивным грузом!

— Да прекрати чушь выдумывать! Ты что, плохо училась? Не помнишь, что можно, а что нельзя? — возмутился Шокер. — Слушай же, наконец, что тебе говорят! Чем больше ты упрямишься, тем дольше мы оба проторчим здесь!

Так и хотелось крикнуть ему в ответ, что не держу его, пусть возвращается в Йери, к маленькому сыну. Но я не хотела снова остаться без Шокера. Он был самой важной частью лечения.

— Ладно. Хорошо. Давай свою бурду, мучитель…

Он покачал головой и подал чашку.

Вообще-то бурда была не Шокера. Это Ло научился у Насти готовить этот настой, а она узнала рецепт от своего мужа, который был уроженцем слоя, и знал все местные целебные травы. Шокер уже второй раз предлагал мне выпить это снадобье. Первый раз я не ожидала подвоха, и меня просто вывернуло наизнанку. Но упрямый Шокер продолжал настаивать, потому что Ло уверил его, будто бы эта отрава очень хорошо восстанавливает организм, ослабленный болезнью. Дескать, на себе проверено.

Я взяла чашку двумя руками, задержала дыхание и глотнула. Жидкость застряла в горле в буквальном смысле. Когда только-только делаешь глоток — ничего особенного, ну гадость, но не гаже, чем какой-нибудь аптечный грудной сбор. Но у этого чая было такое адское послевкусие, что всё проглоченное норовило вернуться обратно.

Я зажала рот рукой, посидела немного, потом героическим усилием воли заставила чаёк двинуться всё-таки вниз, а не вверх. У меня даже слёзы навернулись.

Шокер смотрел с искренним сочувствием.

— Ты сам-то это пробовал? — подозрительно спросила я, когда смогла разлепить губы.

Он кивнул.

— И как тебе?

— Не смог, — коротко отозвался он, безуспешно пряча улыбку.

— Ах, ты ж сволочь! — сощурилась я. — Забери и не приставай ко мне больше с этим!

Я сунула ему чашку. Он молча забрал её и понёс к печке, где томился на водяной бане глиняный чугунок с настоем.

Я снова улеглась на подушку.

Уже неделю мы с Шокером жили в лесном домике Ло. Никто нас не беспокоил. Ло поселился в сарае, и в дом старался не заходить. За неделю он дважды побывал в Йери. В первый раз он привёз ещё один контейнер с ампулами для меня и инструкции медиков, а во второй — два письма для Шокера с изнанки: одно от Валеи, другое от Михаила. Я видела, как дёргался Шокер, вскрывая конверты, но, прочитав, успокоился. Дал он почитать письма и мне. Вести были хорошими: у Валеи было всё в порядке, она писала, что скучает по дому, но всё, что она успела увидеть вокруг себя, не пугает её, а что-то даже и нравится. Письмо Михаила было сухим отчётом бывалого бюрократа, но Шокер остался им доволен.

Шокер быстро освоил правила жизни глубокого средневековья. В домике не гас камин, масляные лампы заправлялись вовремя, дрова, вода из родника — всё в лучшем виде. Даже со стиркой в глубокой кадке Шокер справился. Еду Щокер готовил из овощей с огорода и добавлял кусочки кролика, которого Ло принёс из леса.

Со двора Шокер не отлучался, сидел со мной. Я очень много спала, он просто был где-то рядом. Когда я просыпалась, Шокер делал уколы, кормил меня, помогал мыться, а потом просто ложился рядом поверх одеяла, мы сцепляли руки и молчали. Достаточно было чувствовать друг друга.

О том, что произошло, мы почти не разговаривали. Я лишь однажды, немного придя в себя, рассказала Шокеру всё в подробностях, он написал рапорт для Марека и отправил его с Ло в Йери. Одного я не смогла ему рассказать: того, что Лис ляпнул про ребёнка. Это могло быть просто злобной выходкой, а могло быть правдой. И что с этим делать, я не представляла.

Я просто боялась спугнуть то блаженное состояние, когда мы с Шокером принадлежим только друг другу, и если и ругаемся, то только из-за того, что касается нас одних.

Ужасный целебный отвар было одним из поводов разругаться. Нет, я готова была поверить, что он помогает, но, видимо, только тем, кто способен его выпить и остаться в живых. Я лежала и смотрела, как Шокер колдует над чугунком с настоем. Было не очень понятно, что он там такое затеял, но, покрутившись у печки, он подошёл к кровати и поставил парящую чашку на край лавки, стоявшей у изголовья.

— Я тут подумал, — сказал он неторопливо. — Не очень-то честно заставлять тебя пить всякую гадость в одиночку. Поэтому я решил, что мы выпьем это вместе.

— В смысле?

— Как кофе тогда, на шхерах.

Я не нашла даже, что возразить.

Шокер взял большую подушку, прислонил её к изголовью кровати, потом стянул через голову свитер, сбросил кроссовки и полез на постель.

— Тьфу ты, вот зараза этот склероз, — фыркнул он и вернулся обратно. — Опять забыл про штаны.

Сняв брюки, он уселся в изголовье, опираясь спиной на подушку. Я забралась к нему, уютно устроилась в тёплых сильных руках, и Шокер накрыл нас обоих одеялом.

— А нам точно надо это пить? — с тоской спросила я. — Может быть, достаточно просто вот так посидеть?.. Тоже силы придаёт, я не сомневаюсь.

— Во-первых, я это дело немного разбавил. Во-вторых, сахара положил, — строго ответил Шокер. — Коньяка вот нет, это сильно помогло бы. Но зато будем вдохновлять друг друга личным примером.

Он взял чашку с лавки и поднёс мне. Я послушно отпила.

Вкусной эта бурда не стала точно, но назад больше не просилась. Шокер сдержал слово и прикладывался к чашке тоже.

— Не шхеры, да? — проговорил он, когда чашка опустела наполовину.

— Не шхеры, точно. Это даже лучше.

— Неужели? — удивился он. — Почему? Питьё — дрянь. Вида на морской закат нет. Секса не было. И проблем у нас сейчас намного больше, чем тогда.

— Всё так, — согласилась я. — Но сейчас я знаю, что ты у меня есть.

Он молча уткнулся лицом мне в макушку.

— Давай уж, где там твоя бурда?

Шокер подносил мне чашку, пока она не опустела совсем.

Мы ещё долго сидели молча. Я гладила обнимающие меня руки и чувствовала ровное дыхание Шокера. Моё чудо, которого здесь не может быть.

— Андрюша, как ты мог додуматься лезть сюда? Так рисковать, зачем?

— Я надеялся, что это не станет у нас темой для обсуждения.

— Эта не тема и не обсуждение. Это вопрос.

Шокер вздохнул и промолчал.

— Ты мог погибнуть, Андрей. Ты мог оставить Тима круглым сиротой.

— У Тима много заботливой родни, — усмехнулся он.

— И у меня тоже есть заботливая родня! Разве Марек отказался бы прийти за мной?

— Нет, конечно, он рвался, ещё как. Но я никому тебя не доверяю!

— Всё шутишь… — огорчилась я и закинула голову, чтобы посмотреть ему в лицо. — С этим нельзя шутить!

— Кира, я больше не планирую прицельно нырять с проводником в слой, раз уж ты об этом, — Шокер посмотрел совершенно серьёзно. — И если ты снова не дашь повода, у меня не будет случая повторить подвиг.

Дверь отворилась настежь, и в комнатку ворвался Марек в гвардейской полевой форме. Увидев вместо предсмертного одра вполне бодрую обнажёнку, он открыл рот:

— Упс! Тысяча извинений…

— Вайори, будь любезен, закрой дверь с той стороны, — вежливо отозвался Шокер.

Шокер быстро оделся, помог мне привести себя в порядок, поправил постель и впустил Марата.

— Я ещё раз прошу прощения, — развёл руками Марек, входя. — Но таблички «не беспокоить» на ручке не было.

— Здравствуй, бро!

— Здравствуй, родная! — Марек поцеловал меня и сел рядом. — Прости, что не выбрался раньше. Занят был…

— О, когда бы ты что-то другое сказал, — отмахнулась я.

— Ну, вообще-то, ты мне работы и подкинула, — возразил Марек. — Одно радует, что ты поправляешься. Даже лишним будет спрашивать о самочувствии, как я погляжу.

— Шокер, налей-ка гостю нашей бурды, пусть приобщится.

Шокер спрятал улыбку, отошёл к печке и нацедил там чашку волшебного напитка.

— Что это? — подозрительно спросил Марек, принюхиваясь.

— Эликсир жизни и богатырского здоровья, — ответила я невозмутимо. — Мы вот с Шокером пьём вместе, так прямо… того… жить хочется.

Марек лихо глотнул и выпучил глаза. Осторожно проглотив то, что было во рту, он отставил чашку на лавку.

— Ну, ребята, вы извращенцы… — пробормотал он, переведя дыхание.

— Шокер, ты ему что налил? Неразбавленный и без сахара?

Шокер невинно развёл руками.

— Ну всё, Марек, тебе теперь жить захочется, гарантирую!

Он улыбнулся:

— Вот шутники… Прохлаждаетесь здесь, а вы мне в Йери нужны, оба.

— Кира ещё не готова, — сообщил Шокер. — А я её не оставлю здесь одну. Что хочешь делай, Вайори, можешь меня в отставку отправить.

— Отставки тебе не будет, не надейся. Под трибунал разве тебя, за неподчинение… — спокойно сказал Марат.

— Что случилось, Марек?

— Всё приведено в повышенную готовность. Принимаем меры, чтобы сохранить то, что имеем.

— Я надеюсь, боевые действия ещё не начались? — спросил Шокер с беспокойством.

— Ну, разве что локальные, — Марат неопределённо мотнул головой. — Я сюда привёл с собой отряд. Только что взяли штурмом этот вшивый городок и базу наёмников. Накрыли склад с остатками генераторов. Взяли пленных. Нашли могилу Альдона, забираем тело домой…

— А Звягин? — уточнил Шокер.

Марат недобро взглянул на него:

— И его взяли. Мне с самого начала не нравилась твоя идея со сделкой. За то, что он Киру оттуда вынес, я ему благодарен, но моя благодарность не обеспечивает ему неприкосновенность. Ты, Клайар, может, что и обещал ему, а я — нет.

— Я не сулил ему неприкосновенности, — возразил Шокер. — Вернуть нам Киру он и сам был не против, и ничего за это не просил. Мы встретились, чтобы забрать Киру, и я обещал ему, что после этого он уйдёт без проблем. Но больше мы ни о чём не договаривались.

— Ну и замечательно, — кивнул Марек. — Ребята из департамента раскрутят его хорошенько. Сам только не лезь, у тебя кругом личная заинтересованность.

— Ладно, не буду, — согласился Шокер.

— Да, и кстати, систер, ты теперь мне подчиняешься.

— С чего бы?

— Вся курьерская служба перешла в структуру департамента безопасности.

Мы с Шокером переглянулись.

— Да мне как-то всё равно, — отозвалась я. — Пока всё равно.

— И правильно, — весело сказал Марек, потом стал серьёзным. — И вот ещё, что вам стоит знать прямо сейчас. Расторгнуты все контракты наёмников с изнанки. Все наёмники, находившиеся в момент расторжения контрактов на поверхности, на базах, в слоях, все взяты под стражу. Идёт подробное разбирательство каждого досье. Если человек не замешан в заговоре против Гатрийской империи, он будет депортирован домой на изнанку. Если замешан, его будут судить в Йери. На сегодня и далее империя будет обходиться собственными человеческими ресурсами. Забываем, что у нас были курьеры и проводники с изнанки.

— Я что-то не поняла. И так работать было некому, и ты ещё разогнал нормальных ребят, которые пахали как проклятые на грабительских контрактах?

— Систер… — Марек с досадой покачал головой. — Елисей Звягин тоже был нормальным парнем. И пахал. И работал на тайную систему. И пользовался нашим доверием. И что?

— Значит, если бы всё это случилось пару лет назад, меня тоже пнули бы и выслали на изнанку?

— Думаю, командор Йан принял бы меры, чтобы тебя это не коснулось, — ответил Марек.

— А если бы я не была с Йаном? Если бы я не была ничьей девкой?

— Тогда да, — кивнул Марек. — Выслали бы.

— И неважно, что я честно работала? Что я слыхом не слыхивала о каких-то там заговорщиках на изнанке? Да большинство ребят-наёмников сейчас точно в такой же ситуации!

Марат нахмурился:

— Кирюша, в том положении, в котором мы оказались, придётся дуть на воду.

— Ну, хорошо, тебе плевать на людей, я поняла…

— Систер, а может не надо так?

— А как надо? Если ты теперь мыслишь только глобально, тогда скажи, разве это нормально — отправить на изнанку несколько тысяч отличных курьеров, разобиженных, озлобленных, которые теперь будут точно знать, что дома им есть, куда податься. И очень большая их часть уж точно отыщут тех самых заговорщиков и примкнут к ним! Вот я бы на их месте так и сделала!

Марат повысил голос:

— Систер, я не спрашиваю ни твоих советов, ни твоих прогнозов! Я просто сообщаю о том, что происходит. Придётся с этим смириться. Это условия, в которых нам теперь жить.

— А хрен тебе смириться! Ты попробуй поставь себя на место такого наёмника! Ты сам таким был!

— Кира! — рявкнул Марат. — Запомни, никогда не надо ставить себя на чужое место и входить в чужое положение! Поступишь так — сразу же выйдешь из своего! И не сделаешь того, что должна!

— Всё, будет вам орать друг на друга! — подал голос Шокер, ходивший по комнате туда-сюда.

Он подошёл и сел ко мне на постель с другой стороны от Марата. Мужчины подозрительно уставились друг на друга.

— Слушай, Вайори, — начал Шокер. — Здесь на этой их базе вы взяли пушечное мясо, боевиков-исполнителей или пронырливых агентов-одиночек. Но этим ведь дело не кончится.

— Не кончится.

— Они собираются взять под контроль базы на изнанке.

— Это стало бы слишком большой проблемой, — кивнул Марек. — Больше скажу — катастрофой. Этого нельзя допустить. Здесь мы постараемся избавиться от наёмников полностью. А на изнанке придётся усилить защиту диспетчерской службы и всей гатрийской инфраструктуры и обязательно обеспечить безопасность наших соотечественников. И, разумеется, охранять базы, заменив местный персонал нашим проверенным.

— А-а, — протянул Шокер. — Ну я так и думал. А что, гатрийские бабы уже начали рожать ускоренными темпами?

Марат только снисходительно покачал головой. Но Шокер не отставал:

— Нет, Вайори, ты не головой крути, а объясни, где ты столько народу найдёшь на поверхности, чтобы всё это обеспечить, да ещё на чужой территории всё усилить? Да не просто народу, а с высоким индексом? Захлебнутся все твои планы, хоть они и правильные. И будет так, как Звягин расписывал: в лучшем случае тамошние базы будут под их контролем, здешние — под нашим. И будем при проходе граней визы лепить и штампы о входе в измерение ставить. И доказывать, кто кого раньше открыл… А если они там возьмут несколько наших стационарных групп ловцов или неотложной помощи и присвоят себе их оборудование, они сами смогут вести учёт молодняка с индексами. И курсы свои откроют…

— А вот чтобы этого не случилось, чтобы не захлебнулись планы, Клайар, мне нужна помощь. Твоя в первую очередь, — твёрдо сказал Марек. — И таких, как твой сын… И твоя помощь, систер, мне тоже очень нужна.

Шокер сверкнул глазами:

— Мой сын — сам себе хозяин. Нужен — разговаривай с ним напрямую. А Киру оставь в покое. Она этим заниматься не будет!

— Шокер!

Он оглянулся на мой крик, молча отвернулся.

— Ну что ж, — вздохнул Марек. — Мне жаль, что разрушил вашу санаторную идиллию, но такова нынче жизнь, ребята… Главное сейчас, конечно, чтобы ты поправилась, Кирюша. А мне пора, извините.

Он встал и наклонился ко мне:

— Прости, Кирюша, я стал совсем плохим братом. И ничего с этим не поделать.

Я поцеловала его, хоть сейчас мне это далось через силу.

— Береги себя, бро. Мы вернёмся, как только я смогу.

Шокер проводил Марата к выходу, пожал ему руку, закрыл дверь и повернулся ко мне. Несколько секунд он смотрел на меня, нахмурившись.

— Кира, что с тобой? Тебе плохо?

— Лучше бы я, Андрей, неделю назад умерла.

Шокер недоумённо хлопнул глазами:

— Ты что такое говоришь?!

— Андрюша, я этого не вынесу. Я так не могу. Что же происходит, я не понимаю… Жили же веками. Одни всё знали, другие не знали ничего, но жили, и всё было нормально. Наёмников вербовали, летали туда-сюда, друзей заводили, любовников, дембеля ждали… Жили!.. Что же происходит? Почему всё рухнуло?

Я протянула к нему руки, он подскочил ко мне, запрыгнул на постель, обнял.

— Я назад хочу, Андрюша! На год назад, на два, на десять! Я хочу, чтобы всё было, как прежде…

Он вытер мои слёзы, поцеловал, но сказал твёрдо:

— Не будет, как прежде, кроха. Мы ничего не сможем повернуть. И даже просто остановить. Если целая вселенная под названием Изнанка жаждет самоутвердиться в мирозданье, терракотовые бессильны. Всё пойдёт вразнос, и этот раунд мы проиграем.

— Что теперь будет? Если планы Марека безнадёжными, ты уйдёшь со службы?

— Нет, не уйду, — спокойно возразил он, гладя меня по голове.

— Почему? Если всё без толку?!

— Я тебе уже объяснял. Я делаю то, что считаю нужным. И неважно, каковы прогнозы на успех.

— Андрюша, я боюсь.

— Всё будет хорошо! — уверенно сказал он, и я взбесилась.

— Какой же ты дурак, Шокер! Взрослый мужик, а дурак! Ну что, что может быть теперь хорошего?!

— Ну, хотя бы то, что мы с тобой вместе. Мало?

— Нет, Андрюша, не мало! Но…

Он сдвинул брови:

— Что не так?

— Зачем ты встреваешь в разговор с замечаниями, чем я буду заниматься, а чем не буду?! Ты мне недавно обещал, что я всегда буду свободна!

Шокер устало вздохнул:

— Ну так и будь свободна. По-настоящему. Если ты собираешься всю жизнь отказываться от того, что хочешь сама, ради того, что от тебя нужно другим, то это — не свобода. Тебе нужно понять, что ты хочешь. Я всё время рвусь тебе в этом помочь. Если ты так против моей помощи — хорошо, я буду молчать… А сейчас ложись-ка. По моему расписанию тебе полагаются два укола и капельница.