Клуб одиноких сердец

22

— Ты меня вдохновила, — сказала Эрика, услышав историю о бесценной находке Руби. — Посмотри, такое годится?

Эрика положила перед Лу обрывок бумаги с проектом брачного объявления.

Лу прочитала вслух, немного запнувшись на цифре «32», и одобрительно кивнула. Правда, рыбно-кошачьи ссылки тоже немного смущали. Отбирая кандидаток для Мартина, Лу сразу же отсекала дам с фелинологическими пристрастиями и особыми требованиями к зодиакальным показателям. Эрика словно прочитала ее мысли.

— Как считаешь, может, стоит кое-что убрать? — спросила она. — Например, указание возраста.

— Ну, я бы… — начала Лу, Как ей объяснить? — Нет, оставь как есть, текст что надо.

— Отлично, — обрадовалась Эрика. — Прямо сейчас и отправлю в «Гардиан». Объявление выйдет в субботу. А как скоро придут первые ответы? Если вообще придут.

— Обязательно придут, и очень скоро, — заверила ее Лу.

— О, спасибо, ты меня обнадежила. У тебя есть Эндрью, Руби нашла своего адвоката. Все же остались еще в этом мире приличные мужчины. Будем надеяться, что и мне повезет.

— Непременно.

Лу не стала пугать Эрику рассказами о монстре, который попался Руби в первый раз, и о том, что Мартин ходит сам не свой с тех пор, как познакомился с Синди Дэниэлс.

— Сколько уже? — спросила Эрика.

— А? Что сколько? — переспросила Лу, оторвавшись от экрана компьютера.

— Ты и Эндрью. Сколько вы уже встречаетесь?

— M-м, около месяца, — быстро прикинула Лу.

— Если бы мне удалось найти парня, хоть немного похожего на Эндрью, я была бы счастлива, — сказала Эрика.

— Ага, — рассеянно кивнула Лу и скрестила пальцы — на удачу.

Эндрью. Надо позвонить ему, сказать, что сегодня вечером они не увидятся. Надеюсь, он не сильно расстроится, подумала Лу. Однако в глубине души было неприятное чувство, что он станет настойчиво уговаривать ее отменить встречу в «Зайце и Псах» и приехать к нему. Похоже, Эндрью считает, что должен заполнять собой каждую свободную минуту в жизни Лу. Нет, ей нравилось встречаться с ним, они замечательно проводили время, но Лу уже забыла, когда в последний раз видела своих друзей или спала одна в собственной постели.

Все утро она откладывала звонок, а сейчас вдруг решила просто отправить ему записочку по электронной почте.

Др-р-р-р-р!!!

Телефонный звонок заставил Лу вернуться к реальности.

— Лу Капшоу.

— Это Руби, — раздался в трубке взволнованный голос подруги.

Лу сразу же заподозрила неладное. Роберт оказался прохвостом, и бедняжка Руби шлепнулась со своих заоблачных высей на грешную землю.

— Что случилось? — спросила Лу.

— Сегодня утром пришел ответ, — сказала Руби.

— Еще один? От автовладельца?

— Нет, на другое объявление.

Коричневый конверт вывалился из почтового ящика и спланировал прямо к ногам Руби. Она уже собиралась уходить на работу и на секунду остановилась в прихожей перед зеркалом, чтобы поправить прическу. Увидев в углу штемпель «Таймс», Руби быстро схватила конверт и собралась вскрыть его, но вдруг замерла. Брачное объявление она подавала в «Санди таймс». А это что-то другое.

Закружившись в вихре новой любви, Руби совершенно забыла о том коротеньком обращении, которое она впопыхах дала в газету после бессонной ночи в квартире Лу.

Руби медленно опустилась на стул. Совсем не обязательно, что это ответ, убеждала себя Руби, там может быть рекламный листок или чек-извещение на оплату объявления. Но Руби держала конверт так, словно внутри была бомба. Бомба с часовым механизмом.

Она не могла заставить себя вскрыть конверт. А что, если там письмо от ее родной матери? А что, если там написано: «Я знаю о твоем существования, но больше ничего знать о тебе не желаю»? Не та новость, чтобы получать утром перед работой.

И конверт прибыл вместе с Руби в офис «Холлингворта» в нераспечатанном виде.

Весь день он пролежал на столе. Весь день Руби косилась на него. Несколько раз она собиралась с духом, заваривала крепкий чай с четырьмя кусочками сахара (готовясь отпаивать себя в случае тяжелого эмоционального потрясения) и клала конверт перед собой, полная решимости вскрыть послание и узнать страшную тайну (или найти рекламный проспект). И каждый раз выпивала чай, а конверт оставался нераспечатанным.

К половине четвертого ее била мелкая дрожь от нервного перенапряжения и переизбытка сахара в организме. В четыре Руби улизнула с работы и отправилась в бар на встречу с Лу и Мартином.

Для того друзья и существуют, думала Руби, поджидая их на обычном месте — за столиком в углу. Не много найдется на свете людей, которых можно пригласить на вскрытие почты (помимо всех до единого сотрудников «Холлингворта») и быть уверенной, что они придут с искренней готовностью и по первому зову.

Но Мартин и Лу пришли. И отнеслись к коричневому конверту с должным почтением, учитывая его возможное содержимое.

— Сегодня моя очередь, — сказала Руби, поднимаясь из-за стола.

— Нет, моя. Сиди. — Мартин слегка надавил ей на плечо. — Начнем с двойной водки. Достаточно крепко? — спросил он, демонстрируя неожиданную чуткость.

Порция двойной водки, потом еще три, а конверт так и лежал нераспечатанным.

— Хуже, чем вскрывать результаты экзаменов, — сказала Руби с нервным смешком и взяла конверт дрожащими пальцами.

— Давненько это было, я уж и не помню, — вздохнула Лу.

— Нет, не могу. Лу, ты открывай, — сказала Руби.

— Тогда передай его мне.

Одним ловким движением Лу надорвала конверт.

— Стой! — Руби дернулась всем телом. — Я еще не готова.

— Поздно, — сказала Лу, — конверт вскрыт.

— Что там? — Руби зажмурилась. — Реклама?

— Непохоже. Внутри еще один конверт. — Лу вытащила небесно-голубой прямоугольничек. — Авиапочта.

— Откуда? — спросила Руби, еще плотнее закрывая глаза.

— Америка. Колорадо, — прочла Лу.

— Колорадо? — Руби распахнула глаза. — Что за Колорадо? Моя мама жила в Гринвиче.

— Люди иногда переезжают, — встрял Мартин.

— Ага, из Гринвича в Клэфем, но не к черту на рога — в Колорадо.

— Открыть? — нетерпеливо спросила Лу.

— Да, то есть нет. — Руби снова зажмурилась. — Дай мне пару минут.

«Последний заказ. Бар закрывается», — послышалось от стойки.

— Руби, — устало сказала Лу, — мы четыре с лишним часа пялимся на это письмо. Поверь, содержимое конверта не изменится, если ты вскроешь его прямо сейчас, или завтра, или совсем не станешь вскрывать. Давай применим «технологию пластыря». Чем быстрее ты его сдираешь, тем меньше приходится терпеть боль, если вообще приходится.

— Я всегда ждала, пока мои пластыри состарятся и отпадут сами, — слабым голосом откликнулась Руби.

— На счет «три», — улыбнулась Лу. — Я вскрываю конверт и читаю письмо без всяких там «дай-собраться-с-духом-я-не-в-состоянии».

— Лу-у, — заныла Руби.

— Начинаю отсчет: pa-аз, два-а, ТРИ!

Мартин схватил Руби за руки, чтобы она не могла заткнуть себе уши.

Словно рыбак, вспарывающий брюхо своей добычи, Лу с треском разорвала конверт, вытряхнула из него листок тонкой авиабумаги, аккуратно расправила и начала быстро читать письмо, негромким, но четким голосом.

«На что реагировать сначала? — подумала Руби. — На печальную весть, что мама умерла? Или радоваться, что у меня есть брат? Натаниел Баркер. Нат. Ее единственный ребенок». Что скрывается за этими тремя словами? Натаниел Баркер не знает о существовании Руби? Или знает, но думает, что ее тоже нет в живых?

— Вот так так, — задумчиво сказал Мартин, перечитав письмо. — Руби, у тебя объявился старший брат.

— Здесь какая-то ошибка, — сказала Лу. — Тебе тридцать один. Когда ты родилась, твоя мама, скорее всего, сама была девчонкой. А эта Розалия говорит, что ее мужу сорок. Вот и считай. Он не может быть твоим братом.

— Нет. Я уверена — Джеральдин Баркер из Колорадо и есть моя мама, — сказала Руби с убежденностью, поразившей ее саму. — Натаниел — библейское имя, ты не находишь? Возможно, и имя Хоуп все-таки дала мне мама, а не монахини. — Руби прижала ладонь ко лбу, словно проверяя температуру. — Не знаю. У меня просто голова кругом идет. Такое странное чувство.

— И что ты намерена делать? — спросил Мартин.

Хороший вопрос.

— Не знаю, — снова повторила Руби. — Коль скоро мамы нет в живых и некому рассказать, что произошло тридцать один год назад, то, может, оставить все как есть и не ворошить прошлое.

— Как?! И не выяснить, кем на самом деле приходится тебе этот парень? — недоверчиво спросила Лу. — Руби, если уж ты начала действовать, надо идти до конца.

— А вдруг он и знать меня не захочет?

— Будь я твоим братом, я была бы счастлива иметь такую сестру, — заверила подругу Лу. — Давай, несмотря на все сомнения, будем исходить из предположения, что он все же твой родственник, — принялась рассуждать Лу. — Представь, Нат потерял мать, больше в этом мире у него не осталось ни одного близкого человека, ну, за исключением его миссис Розалии, и тут появляешься ты…

— Он может подумать, что ты явилась за своей долей наследства, — услужливо подсказал Мартин.

Лу бросила на него свирепый взгляд.

Руби с тревогой посматривала на своих друзей. Почему худший сценарий всегда кажется наиболее правдоподобным?

— Послушай, Руби, — мягко сказала Лу, — а как бы ты действовала, если бы нашлась твоя мама? Ты же наверняка думала о такой ситуации.

Руби потупила глаза и нахмурилась.

— Конечно думала, — сказала она, водя пальцем по столу. — Ну, я бы сначала пошла к ее дому, поглядела на него и попыталась бы понять, что мама за человек, а потом издали посмотрела бы на нее саму.

— То есть шпионила бы за собственной матерью, — сделал вывод Мартин.

— Не шпионила, — запротестовала Руби, — а понаблюдала бы за ней со стороны. Но это если бы она жила в Гринвиче, а не в богом забытом Колорадо. — Руби сделала большой глоток водки. — Я не могу вдруг, ни с того ни с сего нагрянуть к незнакомым людям. А потом, мама все равно умерла. Моя мама умерла, — медленно повторила Руби и нервно рассмеялась. — Мама умерла. — Слова звучали странно, как-то не так — неправильно.

Мартин взял Руби за руку и крепко сжал ее в своих ладонях.

— Ты этого не можешь знать наверняка, — сказал он, — и не узнаешь, пока не напишешь той женщине и не объяснишь, кто ты такая и почему разыскиваешь Джеральдин Баркер. Не исключено, что вы говорите о разных людях. Баркер не такая уж редкая фамилия, да и имя тоже. У моей мамы есть три подруги по имени Джеральдин.

Лу согласилась с Мартином.

— Возможно, вы правы. — Сложив письмо, Руби убрала его в конверт и залпом прикончила водку. — Мне надо подумать, — объявила она.

— Что бы ты ни решила, помни, мы всегда останемся с тобой, — заверил ее Мартин.

— Если тебе понадобится наша помощь или поддержка, — добавила Лу, — или просто захочется поговорить — мы рядом.

Руби посмотрела на друзей полными слез глазами.

— Правда? — спросила она, шмыгая носом, и неожиданно громко всхлипнула, как ребенок после долгого плача.

— Хочешь, переночуй сегодня у меня, если тебе тяжело оставаться одной, — предложил Мартин. — Я лягу на диване, а ты в спальне. Я как раз утром постелил свежие простыни, и в холодильнике есть апельсиновый сок к завтраку.

— Как соблазнительно, — сказала Лу. — Можно я пойду вместо Руби?

Лицо Руби осветилось улыбкой, словно кто-то повернул выключатель у нее внутри.

— Не часто предложение Мартина провести у него ночь встречает столь радостный отклик со стороны девушки, — пошутила Лу.

Но реакция Руби была вызвана отнюдь не предложением Мартина. Полными восторга глазами она смотрела на входную дверь, где появился высокий темноволосый мужчина. Он остановился на пороге, картинным жестом откинул кудри со лба и внимательно оглядел зал.

— Роберт! — выкрикнула Руби. — Ты пришел!

Она отшвырнула руку Мартина, словно это была использованная салфетка, и призывно замахала мужчине. Лу и Мартин обернулись навстречу пришельцу. Роберт направился к их столику. Он шел легкой, пружинящей походкой, небрежно перекинув через плечо пиджак. Роберт Томпсон. Костюм в тонкую полоску. В манжетах рубашки поблескивают дорогие запонки. Волосы тоже сияют от дорогого геля. Элегантный мужчина, истинное воплощение аристократического стиля, манекен с витрины «С&А».

— Привет, малыш. — Роберт послал воздушный поцелуй своей подруге. — К последнему заказу я уже опоздал?

— Да, — сказала Руби. — Но ты можешь взять порцию Мартина, он к своему пиву еще не прикасался. Ты ведь любишь «Спешел»?

— Конечно, — кивнул Роберт.

Мартин смолчал, когда Руби отняла его последнюю пинту и подсунула кружку своему новому другу. Потом она вскочила и усадила Роберта на свое место, а сама примостилась на ручке кресла, как покорная женщина возле доблестного рыцаря, отвоевавшего ее в суровом поединке.

— Мартин, это Роберт, — представила Руби.

Роберт слегка шевельнул бровью, обозначая приветствие.

— А это Лу.

Он поцеловал ей руку.

— Извини, Руби, пришлось задержаться в конторе, — начал Роберт. — Совсем замотался. Устал как черт, поскорей бы домой и в постель. — Он подмигнул Мартину: дескать, понимаешь, о чем я? — Ну, ребята, и что же вы тут обсуждали такое важное?

Лу открыла было рот, но Руби быстро перебила ее:

— Так, ерунда всякая, ничего интересного. Лучше расскажи, как прошел твой день? Как продвигается то дело с ложным водопроводчиком? Тебе удастся его выиграть?

Роберт по-хозяйски стиснул коленку Руби и разразился обличительной речью, словно выступая перед судом присяжных. Один из его клиентов, отъявленный мошенник, прикинулся водопроводчиком, заявился к пенсионерке и убедил старушку, что отопительная система у нее в доме нуждается в срочном капитальном ремонте, выманив таким образом у пожилой женщины все ее сбережения.

— Теперь он все отрицает. Ну, врет, конечно, сукин кот, внаглую, — сказал Роберт. — Но я думаю, что смогу убедить суд в его невиновности. Старая леди в полном склерозе, ни черта не помнит — ни когда он пришел, ни как подписывала чек на сорок тысяч фунтов. Я так считаю: коль скоро бабуля не может толком уследить за своими капиталами, то нечего ей и небо коптить да денежки попусту тратить. Верно я говорю, Марти?

Мартин в ужасе отшатнулся от адвоката.

— Мне он не понравился, — сказал Мартин после того, как адвокат упаковал Руби в «порше-бокс-тер» цвета «ночная дымка» и умчал ее в свою квартиру в Ислингтоне.

— Дело в машине? — спросила Лу.

— Конечно нет, — раздраженно сказал Мартин. — Дело в истории про хитрого водопроводчика и доверчивую бабулю. Он пытается избавить преступника от заслуженного наказания, и плевать ему на справедливость.

— Это его работа, — сказала Лу.

— Знаю. И все равно — работа работой, а обижать слабого и беззащитного человека, да еще с таким циничным равнодушием, — нехорошо. Я бы так не смог. — Мартин укоризненно поцокал языком. — Господи, я говорю как высокомерный кретин, да?

— Нормально. Мне он тоже не понравился.

— Кстати, — сказал Мартин, обрадованный поддержкой Лу, — странно, почему такой уверенный в себе парень вдруг подает брачное объявление?

— Мы же подали, — напомнила ему Лу.

— Э-э… да, но там было несколько другое… — Мартин смешался и отступил, прикрывшись возмущением по поводу манер Роберта: — Он выхлебал все мое пиво!

По дороге домой Мартин все пытался понять, кого ему напоминает Роберт. Эти картинные позы. Этот внешний лоск и преувеличенно-старомодная куртуазность, ничуть не помешавшая ему плюхнуться на место Руби, когда та стала усаживать поудобнее своего красавца.

За те десять минут, что Роберт провел в баре, ворвавшись туда непрошеным гостем, словно плохая пародия на Зорро, он полностью завладел разговором. Роберт сыпал историями из адвокатской практики, в которых он неизменно представал в образе этакого изворотливого лиса, помогающего шалунишкам-клиентам ускользнуть из цепких лап правосудия. Этакий Робин Гуд наоборот. Руби была в полном восторге, она слушала разинув рот, повизгивала и прихлопывала в ладоши после каждой новой байки о том, как находчивость и остроумие спасали отважного героя от, казалось бы, неминуемого провала. Роберт болтал не умолкая, умудрившись при этом еще и прикончить целую пинту пива. Mapтин только диву давался; впрочем, благодарности за принудительный отказ от своей законной выпивки он так и не дождался.

Лежа на диване, Мартин пристально смотрел в потолок на запыленный, словно подернутый благородной сединой китайский абажур, и вдруг его осенило: как и Флетт, Роберт напомнил Мартину его собственного отца, а поведение Руби — поведение мамы. Тот же восторженный щебет, суетливые движения и нервное хихиканье. Мама вечно порхала вокруг отца, точно крохотный астероид возле величавой, сияющей ослепительным светом звезды. До тех пор, пока отец не решил, что поклонения жены ему мало, и не начал встречаться с молоденькой секретаршей.

Вот почему он с первого взгляда невзлюбил Роберта. Обычно на публике отец обращался к Мартину с точно таким же высокомерным кивком-приветствием, как и адвокат сегодня в баре. В детстве Мартину казалось, что для отца он был центром вселенной, и лишь много лет спустя он понял: ребенок служил папе в качестве приманки. Женщины гораздо охотнее заговаривали с мужчиной, везущим по дорожке парка коляску с очаровательным карапузом. А очаровательный карапуз не сможет рассказать маме, чем папа занимался в кустах с незнакомыми тетеньками.

В старших классах школы, когда Мартин стал почти таким же высоким, как и отец, и гораздо более симпатичным, по утверждению мамы, у отца появилась привычка всячески подчеркивать недостатки сына, стоило кому-нибудь сказать о нем доброе слово. Если учителя хвалили Мартина за его успехи на теннисном корте, отец, мило улыбаясь, обязательно говорил: «Надо же, а дома он у нас такой увалень» — и ерошил волосы на голове сына. Со стороны это выглядело как тихая родительская гордость, но подсознательно Мартин чувствовал: отец пытается поставить его на место.

То же он делал и по отношению к жене. Вечные шутки, больше похожие на издевки, по поводу ее кулинарных способностей и умения водить машину довели маму до того, что она стала бояться приглашать в дом гостей, а за руль садилась, только чтобы доехать до ближайшего магазина. Мартин наблюдал, как с годами мама все больше увядала; затюканная постоянными придирками отца, она поблекла и превратилась в робкое бессловесное существо. Но Мартин знал: в молодости мама была совсем другой. На фотографиях в старых альбомах он видел улыбчивую, полную жизни девушку. В те времена, когда большое турне по миру после окончания школы еще не стало обычным делом, она вместе с подругой совершила путешествие в Новую Зеландию. Тогда мама была смелым, уверенным в себе человеком. Когда отец бросил их, от этой молодой красивой женщины не осталось и следа. И даже сейчас, десять лет спустя, мама время от времени принималась винить себя за то, что ей не удалось сохранить семью.

Мартину искренне хотелось надеяться, что адвокат окажется не таким. Может быть, он просто завидует успехам Роберта? У того есть все — шикарная машина, интересная работа, хотя это и выглядит аморально — помогать преступникам уйти от наказания, — но Роберт занимается настоящим делом. А чего достиг Мартин? Грандиозный литературный проект, который помог бы ему вырваться из повседневной рутины и чудом взлететь на вершину славы, теперь казался глупой, никчемной затеей. Мартин пытался восстановить роман. Он набросал основной сюжетный план, вспомнил некоторые фразы и даже целые абзацы, но, глядя на то, что получилось, Мартин сомневался, стоит ли вспоминать остальное. Как знать, не обманывал ли он себя с самого начала — может, и нет у него вовсе никакого таланта?

Чек на десять тысяч, подписанный Петунией Дэниэлс, красовался на стене гостиной, но чем дольше Мартин смотрел на него, тем яснее понимал — он никогда не возьмет этих денег. Творческий отпуск отменяется, потому что романа нет и никогда не будет. Сбежать куда-нибудь в теплые края? Можно, но гордость не позволяет: сама Петуния Дэниэлс заработала свои тысячи за лицедейство, и Мартину дала их за роль шута в дурном спектакле.

— Ку-ку!

Эндрью повезло, что в последнее время Лу забросила тренировки по каратэ. Она возилась с ключами у входной двери, когда Эндрью неожиданно материализовался из тени возле живой изгороди и с налету чмокнул ее в шею.

— Что ты тут делаешь? — раздраженно спросила Лу.

— Тебя жду, — сказал Эндрью. — Отвык спать один. Глаз не могу сомкнуть, если не чувствую рядом твоего тепла.

— Понятно. — Лу расцепила руки Эндрью, сомкнутые у нее на талии, и вошла в дом. Он последовал за ней.

— Разве тебе в детстве не говорили, что, прежде чем войти, надо дождаться приглашения? — возмутилась Лу.

— Можно войти? — спросил Эндрью, закрывая на замок входную дверь.

— И на будущее, пожалуйста, никогда не являйся без предупреждения. — Лу строго нахмурила бровь. — Я могла быть не одна.

— А с кем? — удивился Эндрью.

— С другим любовником.

— Зачем тебе другой любовник, если есть я? — ухмыльнулся Эндрью и запустил руку ей под юбку.

Лу твердо пресекла наглые поползновения и, вывернувшись, отошла к плите.

— Ты скучала по мне? — нежно пробормотал Эндрью, нависая над Лу сзади, пока она ставила чайник на газ и раскладывала по чашкам пакетики с ромашковым чаем.

— Мы вчера виделись, — напомнила Лу.

— А я успел соскучиться, — улыбнулся Эндрью.

— Как мило, — хмыкнула Лу.

Три часа спустя она лежала без сна и задумчиво разглядывала пыльный абажур под потолком. Рядом мирно посапывал Эндрью, положив руку ей на живот уверенным жестом собственника.

Перед тем как уснуть, он сделал важное признание. Они только что занимались любовью, и Эндрью, не слезая с Лу, приподнялся на локтях, заглянул ей в глаза и сказал: «Я тебя люблю». Три простых слова, без всяких смягчающих добавлений, которые снимают пафос фразы и лишают ее значительности, вроде: «Я люблю тебя, детка», сказанное шутливым тоном, или: «Люблю, когда ты делаешь это», или: «Знаешь, кажется, я тебя люблю». Нет, именно так — коротко и просто: «Я тебя люблю». Лу в ответ молча захлопала ресницами, не зная, как реагировать на его слова.

А сейчас она смотрела в темноту и знала, что наконец поняла старую поговорку: «Нет ничего хуже, чем каждое утро видеть рядом с собой на подушке одно и то же лицо».

Что происходит? Он признается ей в любви. Эндрью — мужчина, о котором можно только мечтать: красивый, умный, надежный, преданный. Так почему же Лу не хочет видеть его рядом с собой?

В это же самое время, когда Лу, терзаясь сомнениями, пыталась разобраться в собственных чувствах, Руби, облаченная в длинную футболку Роберта, уселась на постели и принялась рассказывать ему о письме из Америки.

— Я не знаю, что делать, — закончила она свое повествование. — Лу считает, надо все выяснить. Но я не ожидала такого поворота событий. Я-то думала, что моя мама живет в Гринвиче. Может, так оно и есть, а та женщина просто однофамилица? А вдруг Натаниел действительно мой брат? Но с другой стороны, я не хочу никому навязываться. Словом, я совсем запуталась. Роб, что бы ты сделал на моем месте?

— Да-да, малыш, — в полусне протянул Роберт. — Поступай как считаешь нужным. Я бы пошел до конца. Свалился бы как снег на голову.

— Правда? — встрепенулась Руби.

— M-м, угу, — пробормотал Роберт и захрапел.