«Лучше бы эти несколько недель сгинули в тумане», – решила Кэролайн, с трудом поднимаясь по ступеням здания юридической школы. Прошло уже две недели после Дня Благодарения, был четверг, семь часов вечера, на улице холодно и сыро, и она собралась сдавать свой последний экзамен: договорное право.
Учеба занимала все ее мысли. Накопилось уже много грязного белья и неоплаченных счетов, мебель покрылась слоем пыли. Кэролайн даже взяла три выходных дня на работе, хотя клялась не делать этого. Борден обнял ее за плечи и с улыбкой сказал, что все в полном порядке. Кэролайн ощущала неловкость, когда объятие Бордена продолжалось чуть дольше обычного, но сейчас она выбросила Бордена из головы вместе со всем и со всеми. Почти со всеми.
Она не могла отставить в сторону Дэниела. Несмотря на все усилия, она думала о нем, о времени, которое они провели вместе в День Благодарения, о его поцелуях. Подготовка к его экзамену, казалось, еще больше сближала их.
Кэролайн говорила себе, что будет избегать его, по крайней мере, пока не закончатся экзамены. Она не позвонила ему в тот вечер, когда он прервал занятия, и в следующий вечер тоже.
Но Дэниел продолжал звонить ей, и у нее не хватило духу оборвать его. Слушать по телефону его мягкий, интимный голос, лежа в постели, было слишком приятно, и она не могла с этим бороться. Соблазнительный, однако безопасный на расстоянии, Дэниел пробивал брешь в ее обороне, и Кэролайн обнаруживала, что она кокетничает и высказывает такие вещи, о которых постыдилась бы упоминать, находясь лицом к лицу с ним.
Кэролайн обнаружила также, что может расслабиться и доверять себе все то время, пока Дэниел не подавляет ее своим присутствием. Все противоречивые чувства, которые он пробуждал, приглушались с помощью телефона. Можно было говорить о чем угодно и о ком угодно.
– Да, Дэниел, конечно, я верю, что ты играл в футбол в средней школе. Почему бы мне не верить?
– Дело не в том, веришь ли ты мне. Я хотел только знать, не изменит ли это твоих чувств.
В его голосе послышалась улыбка, и Кэролайн представила себе внезапный блеск его усмешки и мерцание этих глаз цвета черной патоки.
– Почему это должно изменить мои чувства? Неужели я обязана считать тебя бесчувственным животным? – рассмеялась в трубку Кэролайн.
– Ну, я немного надеялся, что это заставит тебя думать, будто я волнующий, великолепный физический экземпляр.
– Я уверена, что ты был таким – в средней школе. – Кэролайн безуспешно пыталась подавить смех.
– Удар в самое сердце! Я выставил перед тобой все мои достоинства, но они не производят на тебя никакого впечатления. Президент Геологического Клуба, полузащитник, обладатель Регионального дискуссионного приза – и все мало. Ты стойкая женщина, Кэролайн.
– Ты не говорил мне о призе за дебаты. Вот теперь я потрясена. Я выиграла приз «Дочерей американской революции» за эссе, но как участник дебатов я была сущим бедствием.
– И вся твоя склочность не помогала перед толпой?
– К сожалению, нет, – сказала Кэролайн. – Я не могу не восхищаться тем, как ты можешь стоять перед классом и говорить в течение полутора часов, не допуская ни единого незавершенного изречения.
– Наконец-то эта женщина хоть чем-то во мне восхищается!
– Да, конечно. – Кэролайн зевнула. – Но сейчас ей пора спать.
– Хорошая мысль. Тебе нужен отдых. Экзамен по гражданским право нарушениям через два дня, так ведь?
– Да, но откуда ты знаешь?
– Я просмотрел расписание вашей группы. Я знаю, где ты, Кэролайн.
– Следишь за мной, что ли?
– Я всегда слежу за людьми, о которых беспокоюсь.
Голос Дэниела, поначалу шутливый, стал мягким и серьезным. Кэролайн судорожно сглотнула. Этот голос всегда волновал ее. Он был, как сахарный песок – шершавый, но сладкий.
– Спокойной ночи, Дэниел. Хорошего сна.
– Лучше бы ты была здесь, Кэролайн. Спи спокойно.
Несколько таких звонков – и решение Кэролайн поколебалось. Дэниел заставлял ее смеяться и расслабляться после учебного дня. Да, она была его студенткой, и их отношения вышли из границ чисто профессиональных. Однако, говорила она себе, это всего лишь несколько поцелуев. А все прочее – одна болтовня, и только.
Постоянно ведя сама с собой подобные лицемерные разговоры, Кэролайн почти убедила себя, что дружба между ними была бы вполне уместна, принимая во внимание семилетнюю разницу в возрасте. Конечно, если им суждено было нечто большее, чем дружба, ее возраст мог бы стать препятствием. Но этого не случится. Дружба – единственное, что было и что будет.
Эти логические обоснования действовали до тех пор, пока она не вышла из лифта в тот четверг вечером и не увидела Дэниела в холле перед экзаменационной комнатой. Встреча с ним в первый раз после двух недель, в течение которых она слышала только его голос, подействовала на нее, как удар электрического тока. Его густые волнистые волосы блестели под светом ламп в холле, в том самом холле, где они целовались вечером в другой четверг, две недели назад. Дэниел разговаривал со студентом и улыбался. Кэролайн резко остановилась и посмотрела на него. Он был самым притягательным, волнующим мужчиной из всех, кого она когда-либо видела. Теперь ей это окончательно стало ясно. Именно это она с таким трудом пыталась скрыть от себя: очевидная, непреодолимая сексуальная привлекательность Дэниела Фрателли волновала ее.
Все ее разумные доводы потеряли силу, поскольку уже не имело значения то, что он моложе, что он ее преподаватель, что они совсем разные и что он отец-одиночка и бывшая жена все еще поглощает его энергию. Не имело значения и то, что ни его, ни ее знакомые не одобрят их отношений. Не имело значения, что школа тоже будет смотреть на это с неодобрением. Ничто не имело значение. Он появился в ее жизни, как валун на тщательно размеченном пути. Можно было любить его или бояться, но с этим валуном по имени Дэниел просто нельзя было не иметь дела.
Почему-то это мгновенное озарение не встревожило Кэролайн. Теперь, когда исчезли всякие отговорки, и правда выступила наружу, ее мысли стали ясными и спокойными. Она и Дэниел чувствовали нечто важное друг к другу. Пока ей было неизвестно, что они будут делать со своими чувствами, но это ее не беспокоило. Она на время забудет об этом и будет думать только об экзамене.
Кэролайн так сильно сосредоточивалась во время сдачи экзаменов, что весь мир вокруг нее как будто пропадал в тумане. Так случилось и в этот раз. То, что именно Дэниел составлял задание, не мешало ей хладнокровно обдумывать вопросы. Она могла припомнить доказательства; она могла изложить свои мысли словами и эти слова уместить в стройные параграфы. Неожиданная встреча с Дэниелом была как бы встречей единомышленников, и Кэролайн наслаждалась этим. Как обычно, она потеряла счет времени и поначалу не замечала, что свет в комнате периодически меркнет. Она щурилась и протирала свои очки для чтения рукавом свитера, но ни разу не подняла глаза от тетради для экзаменационных работ.
Внезапно свет погас.
«Совсем как в День Благодарения», – вспомнила Кэролайн с затаенной улыбкой. Она весело подумала: неужели они с Дэниелом генерировали столько электричества, когда были вместе, что это привело к короткому замыканию?
– Леди и джентльмены, прошу оставаться на своих местах, – раздался из темноты бесплотный голос надзирателя.
Кэролайн услышала скрип открываемой двери, но в холле тоже не было света.
– Энергия отключена в этой части Филадельфии и в западных пригородах. – Это был голос Дэниела. – Если вы немного задержитесь, мы узнаем, что случилось, и сообщим вам.
Западные пригороды – это означает и Бринвуд. Кэролайн вздохнула. Получается, что трамваи в Бринвуд сейчас не ходят.
«Проклятие! – подумала Кэролайн. – А как же я попаду домой?» Она вспомнила о Дэниеле и о его потрепанной серой «хонде», но затем в ее сознание вторглась непрошеная мысль: «Он не может подвезти меня. Все узнают. Они начнут задавать себе вопросы. И болтать».
Кэролайн была объектом сплетен и намеков в течение многих месяцев после ухода Гарри. Правда ли, что ее муж оставил ее ради женщины помоложе, работавшей в его офисе? Слухи, слухи, слухи.
Она страшилась любого шага, который предпринимала вне своего дома. Страшилась всех этих приветливых улыбок, скрывавших под собой алчное любопытство. А теперь появился Дэниел. Улучшится ли положение, если она станет чьей-то новой любовницей, а не покинутой женой?
«Вряд ли, – думала она. – Я уже не перестану быть излюбленной темой обсуждения. Я не смогу иметь открытых взаимоотношений, будь то дружба или… нечто большее с Дэниелом. Школа, моя дочь, мои друзья, да и его дочь и его друзья – они не одобрят. Какое там одобрение? Они устроят кучу неприятностей!»
– Леди и джентльмены, нам придется на этом закончить экзамен. Просто оставьте свои тетради на столах, позднее их соберут, – произнес Дэниел повелительным тоном. – На лестницах включено аварийное освещение. Пожалуйста, идите медленно.
В аудитории поднялся приглушенный шум голосов, студенты переговаривались друг с другом. Никто из них не волновался о том, как отсутствие электроэнергии повлияет на их жизнь. Их единственной заботой был экзамен. Будут ли в порядке их оценки?
Или им придется вернуться и вновь сдавать экзамен?
Идя через холл, они не переставали обеспокоено бормотать.
Кэролайн собрала свои вещи, взяла парку. Она дождалась, пока большинство ее однокурсников покинули аудиторию и только потом встала и нащупала дорогу к двери. Она уже была готова выйти в холл, когда чья-то рука схватила ее за запястье и втолкнула обратно в комнату.
– Подожди здесь со мной, – прошептал Дэниел. – Через минуту мы пойдем вниз. Я не хочу потерять тебя.
– Но мне нужно будет ехать, и…
– Ш-ш-ш. Через минутку.
Кэролайн послушно стояла, чувствуя руку Дэниела на своем запястье, как мягкий наэлектризованный браслет. Она вдыхала запах крема для бритья и крахмала, который, несомненно, принадлежал Дэниелу, и молча упивалась его близостью. Сейчас этого было достаточно.
Когда ушли последние студенты, Дэниел взял Кэролайн за руку, и они спустились на первый этаж.
Снаружи ждала толпа.
Декан Гриерсон организовывал машины и водителей. Дэниел вызвался отвезти кого-нибудь, кто не имел транспорта, в любой район или пригород Филадельфии, и в результате Кэролайн обнаружила себя сидящей позади него в компании трех незнакомых ей студентов, которых надо было подвезти в Джемантаун. Они забрасывали Дэниела вопросами о случаях в его частной практике.
Кэролайн было приятно видеть, каким уважением пользуется Дэниел, но ее это ничуть не удивляло. Он легко и свободно говорил о преимуществах и невыгодах юридической практики в большой фирме и предложил вновь обсудить это с любым, кто захочет встретиться с ним в школе.
Когда молодые люди были доставлены к дому, который они снимали, и Дэниел нашел дорогу обратно к скоростной автомагистрали, Кэролайн сказала:
– Тебе нравится учить, правда? И не только в классе, а общаясь со студентами, направляя их и помогая им в работе.
– Да, это так. Это лучшая сторона профессии. Я и не думал, что буду заботиться о студентах, когда начинал преподавание. Просто мне стало понятно, что я больше не могу грабить себя в этой фирме.
– Ты был типичным трудоголиком? – спросила Кэролайн. – Двадцать пять рабочих часов в день?
– Ты поняла правильно. Я говорил, что делаю это для моей жены и дочери. Все так говорят. Но я почти не видел свою семью. И когда все это развалилось, и Элисон ушла, я не думал о ней неделями. Я глушил свою боль проклятыми проблемами клиентов.
– Надеюсь, теперь тебе уже легче. – Кэролайн повернулась и посмотрела на него. Она больше не хотела избегать вопросов. Что бы ни случилось между ними, она и Дэниел будут говорить об этом. – Ваш разрыв был очень болезненным?
– Нет, я не позволил ему быть болезненным. Я с головой погрузился в работу. Оставался в офисе до полуночи, приходил туда в выходные дни. Может быть, это смешно, но ни один человек в фирме не счел меня сумасшедшим. Ни один. Все они думали, что это было настоящее чувство. Если ваша жена причиняет вам боль, удалите ее и продолжайте жить, занимаясь главным – своей работой. Вот решение проблемы.
– Почему ты изменил направление? – Кэролайн взглянула на дорогу и добавила: – Кстати, о направлении: ты едешь не ко мне. Где мы?
– Эй, леди, я только шофер. А вы – тот, кто знает этот район, – ответил Дэниел, имитируя акцент филадельфийского водителя такси. – Ну как, похож я на водителя лимузина из Мейн-Лайн?
Кэролайн с облегчением засмеялась. Она в первый раз слышала, чтобы Дэниел шутил над своей боязнью Мейн-Лайн.
– Остановись у перекрестка, я посмотрю название улицы.
– Мне казалось, ты всю жизнь живешь здесь. Как же ты заблудилась? Я разочарован, Кэролайн. Следопыт из тебя еще тот.
– Я так увлеклась беседой, что и не заметила, куда мы едем.
Дэниел улыбнулся, но Кэролайн вовсе не шутила.
Он развернул машину к краю дороги и включил сигнальные огни. Кэролайн собралась уже выйти из машины, когда Дэниел притянул ее к себе и поцеловал.
– У меня есть карманный фонарик. Я пойду проверю.
Кэролайн ничего не сказала. Это был их первый поцелуй после Дня Благодарения, и он опалил ее нервные окончания так же, как и в тот раз. У нее закружилась голова.
– Ты выглядишь измученной, – сказал Дэниел, вернувшись обратно в машину. – Пропустить экзамен хуже, чем сдавать его, верно? Кстати, мы на Блэк Рок-роуд. Далеко ли отсюда до твоего дома?
Кэролайн взяла себя в руки и сказала ему, как ехать. Когда машина остановилась у обочины перед ее домом, она повернулась к Дэниелу.
– Ты хочешь войти?
– Да. Я хотел бы посмотреть, где ты живешь. Тогда я буду знать о тебе столько же, сколько ты обо мне.
– Ты веришь, что окружающая обстановка может рассказать о человеке? – Кэролайн направилась к дому по растрескавшейся бетонной подъездной дорожке, не выпуская руки Дэниела. – Мне стыдно, что ты видишь эту безобразную дорогу. Мое единственное извинение в том, что у меня нет…
– Не нужно извинений, Кэролайн. Я не оцениваю подъездные дорожки. Книги, пластинки и барахло, которое лежит на чердаке, – вот что раскрывает характер, ты разве не знала?
– О, дорогой, тебя ожидает множество улик. У детей полно пластинок, и в каждой комнате дома есть книги, но не все они мои. Старайся не судить меня строго, когда увидишь жемчужины вроде «Том Свифт и его электронная бабушка». – Скрипнула открываемая дверь, и Кэролайн пропустила его внутрь. – Они принадлежали моему отцу. Честно.
Электричества все еще не было. Кэролайн взяла Дэниела за руку и провела в кухню, где усадила его на стул возле стола, а сама стала нащупывать свечи, которые хранились в китайском шкафчике для подобных случаях. Достав пять или шесть свечей, она расставила их по комнате.
– Не хочешь ли чего-нибудь выпить? – спросила она. – Я думаю, что хотя электричества и нет, но один раз открыть холодильник можно. Пиво, легкие напитки, белое вино, фруктовый сок?
– Пиво, пожалуйста.
Дэниел наблюдал, как Кэролайн двигается по кухне. Трудно было судить при скудном освещении, но кухня казалась большой и уютной, не такой прилизанной и забитой всякой техникой, как он представлял себе.
Кэролайн села напротив него, придвинула к нему бутылку пива и стакан и взяв свой стакан вина. Она была прекрасна в мерцающем свете свечей: глаза стали темными и таинственными, рот, окруженный тенями, казался выгравированным. Дэниел знал, что смотрит слишком пристально, но ничего не мог с собой поделать. Он чувствовал, как учащенно забилось его сердце.
Кэролайн заговорила, и ее обычное контральто звучало туманно и странно. Так же странно Дэниел чувствовал себя здесь с ней, в ее доме, в темноте.
– Спасибо, что подвез, Дэниел. Ты потратил массу времени, отвозя меня домой из Филадельфии.
– Всегда к вашим услугам, мадам.
Он не мог оторвать от нее глаз. Мерцание свечей, слабый лунный свет смягчили блеск ее волос, осветили черный свитер и юбку. Кэролайн выглядела также восхитительно, как всегда, но она стала более мягкой и доступной. Сегодня вечером она не была ни старательной студенткой, ни неприступной жительницей аристократического пригорода. Это была Кэролайн, она была прекрасна, и она была здесь, с ним.
– Мне определенно нравится твой дом, – улыбнулся Дэниел. – Он не так уж отличается от моего.
– Возьми свечу, и пойдем посидим в гостиной. В креслах гораздо удобнее.
Кэролайн поднялась и, взяв свечу, провела Дэниела через столовую и холл в большую, затененную комнату. Стеллажи с книгами почти сплошь закрывали стены.
– Дай мне немного времени, и я расскажу тебе все о тебе самой, – сказал Дэниел, указав на шкаф вишневого дерева, где за стеклянной дверцей выстроились в ряд книги. – У тебя почти так же много книг, как у меня. В твою спальню они тоже проникли?
Кэролайн тихо засмеялась:
– Да. Иногда я думаю, что мне придется разбежаться через холл на втором этаже и сделать большой прыжок в постель прямо от двери. Только небеса помогут мне, если когда-нибудь придется переезжать.
Они улыбнулись друг другу в полутьме, и ток симпатии, столь глубокой, что не требовалось слов, пробежал между ними. Дэниел взглянул в сторону темного углубления в дальней стене. Это был камин.
– Ты не будешь против, если я зажгу огонь? – нерешительно спросил он.
Он чувствовал такую близость к Кэролайн, но она могла и не испытывать того же. Он не хотел снова превратить ее в ледяную принцессу, сближаясь с ней быстрее, чем она желала.
– Чудесно. Там уже все приготовлено, – слегка задыхаясь, ответила Кэролайн.
Дэниел повернулся к ней. Она свернулась калачиком в углу кушетки, и свеча, стоящая на столе около нее, отбрасывала смутный золотистый свет на ее волосы. Ее губы были приоткрыты, как будто она чему-то слегка удивилась. Дэниел разжег огонь, медленно подошел к кушетке и сел возле Кэролайн, оставив достаточно места, чтобы она не чувствовала себя стесненной. Он затаил дыхание, надеясь, что она почувствует магическое притяжение между ними. Слегка повернувшись, он взглянул ей в лицо. В этот момент он неспособен был и думать о разговоре. Ему хотелось только смотреть на нее.
Нет, не только. Еще он хотел поцеловать ее, как следует, долгим поцелуем. Но поцелуй мог нарушить хрупкое очарование. Он поспешно заговорил:
– Какие книги принадлежали твоему отцу? И что ты добавила к коллекции?
– Некоторые исторические книги мои. Но большинство из них – папины. Он был учителем и, как мне кажется, после своих студентов в своей семье больше всего любил книги. – Кэролайн заглянула в стакан и улыбнулась своим воспоминаниям. – Его коллекция – это почти все, что он мне оставил. Папа всегда делал заметки на полях, так что когда, я читаю книгу, я как бы говорю с ним.
Кэролайн в первый раз заговорила о своем прошлом, и Дэниел хотел услышать побольше.
– Вы были близки с отцом?
– Да. Особенно потому, что я была единственным ребенком, а мама умерла, когда мне было десять лет. Нас было всего двое, но я никогда не чувствовала себя одинокой. Мне хватало отца.
– Ты сказала, он был учителем. Здесь, в Бринвуде?
– Да, в колледже. Он двадцать лет преподавал историю в Бринвуде. Именно по этой причине я не хотела там учиться. Я считала, что профессорским ребенком быть трудно.
– Но ты все-таки пошла в Бринвуд, не так ли? Мне показалось, я видел это в справочнике для первокурсников.
– Да, но это был компромисс. Я пошла в колледж, потому что могла бы учиться там бесплатно, и мы это долго обсуждали. В результате я поселилась в студенческом городке, где жила вместе с остальными студентами. Папа сумел убедить опекунский совет, что пансион будет наполовину оплачен. – Кэролайн тряхнула головой и улыбнулась. – Он был великим посредником. Если я смогу делать подобные вещи хотя бы вполовину так же хорошо, как он, можно не сомневаться в успехе моей адвокатской практики.
– Я думаю, это в любом случае не подлежит сомнению, Кэролайн. Ты хорошо работаешь.
Он сразу понял, что этого не стоило говорить. Спина Кэролайн стала жесткой, и она поставила свой стакан.
– В чем дело? Разве я не имею права сказать, что ты хорошо работаешь? Или мы намерены притворяться, что ты не студентка, а я не преподаватель.
Дэниел знал, что в его голосе звучит сарказм, но ничего не мог поделать. Его разозлило, что такие мелочи выводят Кэролайн из равновесия. Какое это имеет значение по сравнению с теми чувствами, которые возникли между ними?
– Нет, – ответила она. – Это было бы почти так же глупо, как пытаться не обращать внимания на то, что я старше тебя.
– Старше, чем я? О чем ты, Бога ради? – Дэниела потряс тот факт, что Кэролайн точно знала его возраст. – Не могу поверить, что ты придаешь значение таким глупостям. Семь лет, Кэролайн. Ну кого волнуют эти семь лет? Ты прекрасная, соблазнительная женщина, и, как только я увидел тебя, мне захотелось познакомиться с тобой, целовать тебя и – да, черт возьми – заниматься с тобой любовью, пока мы оба не дойдем до изнеможения, не испытаем всей полноты наслаждения, не опьянеем от этого!
Что он несет, Господи? И это после того, как он, посадив ее в машину, тут же пообещал себе, что будет действовать медленно! Только говорить с ней, вызывать ее на откровенность, больше узнавать о ней. Никакого страстного дыхания. Может быть, поцелуй на прощанье, но не более того. Он решил, что она, наверное, позволит ему поцелуй на прощанье. А теперь он в самых простых и неромантических выражениях говорит ей, что хочет заняться с ней любовью. Да это лишь чуть-чуть вежливее, чем: «Ложись-ка, крошка, я хочу поболтать с тобой».
Дэниел опустил голову на руки и рассмеялся.
– Дэниел, – сказала Кэролайн и замолчала, потом откашлялась и продолжила: – Это действительно смешно, если ты об этом думаешь. Я хочу сказать, что есть я, снова студентка в сорок четыре года, и есть ты, мой профессор, опытный, мудрый, знаток законов, и тебе тридцать семь.
Ее голос звучал жалобно и немного печально. Подняв голову и взглянув на нее, Дэниел увидел, что уголки ее губ немного опустились книзу. Она была серьезна. Она и в самом деле решила, что он посмеялся над ней.
– О, Кэролайн, пожалуйста, не смотри так. – Ни о чем больше не думая, Дэниел обнял ее. – Я не над тобой смеюсь, мой ангел, а над собой. Я собирался быть сегодня вечером таким непринужденным, не хотел давить на тебя или домогаться тебя. Мы намеревались просто поговорить. Я думал поухаживать за тобой, пленить тебя своим умом и обаянием. А потом я увидел тебя в отблесках свечей и прежде, чем осознал это, вдруг заговорил о том, чтобы лечь с тобой в постель и любить, любить, пока мы оба не обезумеем. Прости меня. Я лишен обходительности, Кэролайн, и ты должна привыкнуть к этому.
– Обходительность тут не при чем, – без улыбки заметила Кэролайн. – Возраст – другое дело.
– Это чушь. – Она была женщиной, способной довести до безумия. Как же она могла думать, что в их возрасте семь лет что-то значат? – Ты говоришь мне, что смешно беспокоиться из-за разницы между Бринвудом и южной частью города. Ну так вот, в этом гораздо больше здравого смысла, чем в отыскании разницы между тридцатью с чем-то и сорока с чем-то.
– Мне это не кажется незначительным. Наши годы и тот факт, что я студентка, причем твоя студентка, – это гораздо важнее, чем разница между двумя адвокатами, независимо от того, где они родились.
– Почему? Что ты испытала за эти семь лет такого, чего я не пережил? Брак? Дети? Развод? Изучение договорного права? Со мной все это было. Скажи мне, что же я пропустил, Кэролайн.
– Я не могу этого объяснить. Мои дети старше твоих. Ты как раз достиг самого интересного возраста, с этой легкой сединой в волосах и с этими гусиными лапками возле глаз. А я… пора моего расцвета уже миновала.
– О чем это ты? – не поверил своим ушам Дэниел.
– Да, да. Все уже прошло.
Кэролайн сделала паузу и взглянула на него. Дэниел видел, что, какими бы абсурдными ни казались ему ее речи, она вкладывала глубокий смысл в каждое слово. Наконец Кэролайн сказала:
– Ты знаешь. Я уже старая.
– Старая! Не могу поверить. Старая? Ты? – Слова застряли у него в горле. Дэниел глубоко вздохнул и попробовал начать снова.
– Я готов был съесть тебя десертной ложкой с первого дня, как ты вошла в класс, а ты пытаешься убедить меня, что ты старая? Что с тобой, Кэролайн? Разве в твоем доме нет зеркал?
– Ты не понимаешь.
– Черт побери, конечно, нет. Я же говорю тебе: я считаю тебя великолепной и сексуальной женщиной и хочу быть твоим любовником, и вместо того, чтобы сказать: «Я тоже, красавчик» или: «Убирайся вон, подонок!» – ты начинаешь нести эту чушь о своем возрасте. Продолжай, Кэролайн! – Он посмотрел на нее с подозрением. – Уж не пытаешься ли ты пощадить мое самолюбие?
В какой-то момент Кэролайн хотела сказать «да», но не смогла. Это не было правдой, а она не хотела обманывать Дэниела. Даже если этой ночью все закончится, их отношения были очень значительными. Он стал первым мужчиной после ухода Гарри, который взволновал ее. Она была намерена иметь отношения на честной основе, даже если они продлятся всего пять минут.
– Нет, я не щажу твоего самолюбия. Это я делала, когда говорила, что, пожалуй, ты сейчас выглядишь лучше, чем в молодости.
– Хорошо, я не буду раздумывать над вопросом, была ли ты лучше в молодом возрасте, – меня это не заботит. – Дэниел хотел дотронуться до нее, но Кэролайн откинулась назад и обхватила себя руками. Прекрасная, и теплая, и… я влюбился в тебя без памяти, Кэролайн.
Кэролайн молчала довольно долго, и сердце Дэниела потихоньку уходило в пятки. Зачем он проговорился? Это была правда, но Кэролайн не была к ней готова.
«Заткнись, Фрателли, ты осел».
Через несколько минут, ставших для Дэниела вечностью, Кэролайн спокойно сказала:
– Слушай, Дэниел, не знаю, смогу ли я тебе объяснить, но сейчас мне страшно даже думать о… таких отношениях.
Он сделал нетерпеливый жест и сказал:
– Давай сейчас оставим эту тему. Сегодня ночью ничего не произойдет. Я скоро уйду, и ты сможешь расслабиться. Если ты находишь отвратительной саму мысль о том, чтобы лечь со мной в постель, то твои страхи окончены.
– Нет, не то.
Кэролайн потянулась к нему и дотронулась до его лица нежными пальцами. Решившись быть честной, она снова надолго замолчала.
– Если ты пытаешься найти более приятное слово, чем «отвратительный», не трудись. Мне уже все ясно.
Оскорбленный и сбитый с толку ее сдержанностью, Дэниел отвернулся от нее и собрался встать.
– Нет, нет, Дэниел, нет! – Кэролайн взяла его за руку и потянула обратно на кушетку. – Конечно, ты не отвратительный. Наоборот! Я… я хотела бы, чтобы ты был таким. Тогда было бы проще. А теперь я боюсь и нервничаю, а потом ты трогаешь меня, и я… – она не смогла закончить.
– И ты замыкаешься? Ты боишься меня, Кэролайн? – Голос Дэниела был тихим, как если бы он говорил с сожалением, а не с гневом.
Нет, этого не было. Было… (она нахмурила брови, пытаясь точно определить), да, был страх. Но она боялась не Дэниела. Как раз наоборот. Ее так тянуло к нему, она так хотела его, что это ее пугало. Это была неисследованная территория. Гарри был ее единственным любовником, и Кэролайн не знала, стала ли его связь с Роксаной откликом на его неудачи или на неудачи Кэролайн.
Она не хотела думать об этом в объятиях Дэниела. Его лицо ничего не выражало. Кэролайн попыталась снова.
– Не думай, что я не нахожу тебя привлекательным, – сказала она наконец. – Это не так.
– Ладно, это уже кое-что. Есть некоторый прогресс. – Дэниел язвительно усмехнулся. – Я думаю, что ты прекрасна, а ты думаешь, что я… не противен. Я хочу быть твоим любовником, а… – Он сделал паузу, ожидая ответа, которого не последовало. – Ты хочешь… чего?
– Я… я хочу быть уверенной. – Кэролайн взглянула на него и слабо улыбнулась. – Я чувствую, что меня захлестывают эмоции. Юридическая школа, мои дети, и теперь… ты. Вернее, мы. Мне нужно время. Наверное, ты меня не поймешь.
– Нет, пойму, – с сожалением ответил Дэниел. – Я хотел бы сказать: «К черту определенность, давай жить сегодняшним днем», – но я не могу. Я знаю, что ты имеешь в виду, и нельзя сказать, что это неверно. Я могу сказать, что ты сводишь меня с ума, но ты не уверена в этом так, как я, поэтому давай подождем.
Он сделал паузу и затем сказал:
– Возможно, тебе будет легче, если мы некоторое время не будем видеться?
– Я… я думаю, да.
– Тогда так и сделаем. Сейчас мне лучше уйти. Что если я не буду звонить тебе несколько недель? Дай мне возможность провести экзамены, а себе подумать о том, как тебе меня недостает. – Он наклонился и потерся лбом о ее лоб. – Я позвоню за несколько дней до Рождества, хорошо?
Кэролайн молчала, не понимая до конца, осуждена ли она или ей дана отсрочка в исполнении приговора.
– Поцелуй меня, Кэролайн, и прогони на холод. Она не удержалась и погладила его взъерошенные волосы.
– Боюсь, что мне жалко будет выставлять тебя за порог.
– А я боюсь, что нет.
Его губы мягко прикоснулись к ее губам, как и было запланировано, но, когда Кэролайн издала легкий стон, его руки сомкнулись вокруг нее, как клещи. Спустя несколько долгих мгновений Дэниел отпустил ее.
– Доброй ночи, Каролина mia.
Кэролайн открыла входную дверь, и в этот самый миг во всем квартале вновь зажглись огни.
– Ты поедешь домой со светом.
– Нет, свет остается здесь, с тобой.
Дэниел повернулся и пошел по подъездной дорожке к улице, глубоко засунув руки в карманы.