Кодекс страсти

Глава 22

– Оставь маму в покое, отродье, иначе я завяжу твой длинный язык узлом.

– Это ты оставь маму в покое. Это ведь тебе стукнуло в голову, чтобы бородатый законник был здесь, когда мама вернется?

– А ты подбила ее на обед с Гарри. Должен же я был что-нибудь сделать. Знаешь, не ты одна во всем этом кровно заинтересована.

– Да, но ты не понимаешь, на чьей стороне надо быть, дурак. Бабушка хочет, чтобы мама и папа опять жили вместе. И, если это произойдет, она, по ее словам, ничего не пожалеет…

– С каких это пор в тебе проснулась корысть, сестренка? Похоже, ты готова продать мать в рабство, чтобы купить себе пару свитеров из кашемира. Бабуля знает, как подцепить тебя на крючок. Махни у тебя перед лицом пачкой долларовых бумажек – и ты на все пойдешь.

– Это неправда! – Взвилась Тесса. – Ты не понимаешь!

Кэролайн стояла за дверью кухни и прислушивалась, как спорят дети относительно ее жизни. Ссорятся из-за нее. А она поссорилась с Дэниелом из-за них. Ну почему все так устроено, что она должна разрываться между людьми, которых любит?

Она глубоко вздохнула. Была суббота, третий день четырехдневных каникул. «Да поможет мне Господь, – подумала она. – После этого уик-энда «Ченнинг и Мак-Кракен» разорятся». Она толкнула дверь и вошла в кухню.

Ее встретило гробовое молчание. Тесса и Бен старательно избегали смотреть друг на друга. Кэролайн подошла к холодильнику, чтобы достать апельсиновый сок, но такого сока в нем не обнаружила.

– Вы уже прикончили апельсиновый сок? – не без удовольствия осведомилась она. – Надо не забыть внести его в мой список.

– Кажется, это я его выпила. Прости, – без видимого сожаления сказала Тесса. – Я бы купила, но с тех пор, как у тебя не стало машины, я понятия не имею, каким образом сюда что-то тащить.

– Выход чрезвычайно прост, тут все так делают. Называется – ходить пешком. Мало кто решится нынче на такое, но у меня совершенно особая концепция: хождение за покупками заменяет аэробику. Вместо того чтобы таскать сумки в руках, я использую тележку.

Кэролайн улыбнулась дочери, но в ответ получила ледяной взгляд:

– Очень весело, мама. Когда же у тебя будет машина? Я никуда не могу выбраться!

Тесса всегда все поворачивала на себя.

– Во всяком случае, не скоро, – весело сказала Кэролайн, наливая себе яблочного сока.

– Знаешь, бабушка говорит…

– Тесса, слова «Maмa говорит» я весь вчерашний вечер слышала от твоего отца и порядком устала от этого.

– Извини. Но она могла бы предоставить тебе…

– Нет, Тесса. Никаких дорогих подарков от твоей бабушки я не приму. Поняла? Никаких.

Тесса повернулась и вылетела их кухни.

– Наконец-то ты, мама, взяла свою жизнь в свои руки, раскритиковав нашу бабулю. Они же совершенно одинаковые, понимаешь? Такие непорочные, не желающие взрослеть Фолкнеры.

– Перестань называть свою сестру отродьем, Бен. А кроме того, я вовсе не критиковала твою бабушку. Я просто сказала Тессе, что для меня это… немыслимо – принять от нее такой дорогой подарок, как автомобиль.

– Немыслимо. – Бен помотал головой. – Бабулино словечко. Oднако это стало бы «мыслимо», если бы отец вернулся к тебе. – Бен испытующе поглядел на нее.

– Верно. Но поскольку мы не вместе, это неуместно и несущественно, как говорим мы, юристы. – Кэролайн пошарила в хлебнице. – А где булочки из отрубей?

– Я их съел. Там только четыре и оставалось. Ты приберегала их для чего-нибудь?

Кэролайн покачала головой. Не стоило удивляться, что еда как будто испаряется, когда Бен дома.

– Сварю овсянки.

– Грандиозная идея. Крупы полная коробка. А по вкусу напоминает канцелярский клей.

– Ты даже представить себе не можешь, как я радуюсь, когда ты так говоришь, – улыбнулась Кэролайн. – Это значит, что мой завтрак уцелеет.

Несколько минут она трудилась молча. Когда вода в кастрюльке закипела, она посмотрела на Бена, который пристально глядел на нее.

– Мне нравится Дэниел, – сказал он.

– Хорошо. Я рада.

«Только вот не знаю, увижу ли его еще. Я не держу на него зла за то, что он так разошелся из-за Тессы, но…»

– Твоя группа собирается сегодня вечером?

– Да. Но мы не будем заниматься, просто обсудим, чем будем заниматься после окончания занятий.

Кэролайн села на стул, откинулась на спинку и обеими руками взяла чашку кофе. Солнце играло на листочках ее комнатных растений и подчеркивало черты лица Бена.

– Вероятно, меня сегодня вечером не будет. Где-то поблизости проходит фестиваль фильмов ужасов. Если мы выясним, где это, я туда смотаюсь.

– Надеюсь, ты успеешь поздороваться с членами моей группы. Ты их никогда не видел, и мне хотелось бы, чтобы у тебя нашлось на это время.

Кэролайн не спеша потягивала кофе, нежась в солнечном свете и покое. Самое время подумать. Этот момент она предвкушала еще в самый разгар экзаменов, во теперь все ее мысли были только о вчерашней ссоре с Дэниелом. Она инстинктивно кинулась защищать Тессу, так, как мать защищает дочь, и, когда Дэниел высказал все, что о ней думает, пришла в ярость. Но она любила Дэниела, а это значит, что размолвка никак не повлияла на ее чувства к нему. Раз она его любит, спрашивала она себя, то почему же не защищает так, как влюбленная женщина должна защищать своего избранника?

Да потому, поняла она, что она по-прежнему думает о Тессе как о маленькой девочке, нуждающейся в матери, а о Дэниеле – как о сильном, прочно стоящем на ногах мужчине, который не нуждается ни в ком. Кэролайн откинулась назад и подставила лицо под теплые солнечные лучи. Но если верить ему, то выходит, что Дэниел нуждается в ней в той же степени, как и она в нем. Очевидно, подошло время объяс нить Тессе, что ее поведение невыносимо и что даже материнская любовь имеет свои пределы.

Кэролайн не хотела новой стычки с дочерью. Она желала лишь предотвратить окончательный разрыв, точно так же, как хотела предотвратить окончательный разрыв между Беном и его отцом. Она закрыла глаза, надеясь, что на нее снизойдет вдохновение. Потом снова открыла их и без всякого вдохновения решила приниматься за дела.

Кэролайн убрала в холодильник последнюю банку пива и расставила в ряд на полке прохладительные напитки. Удовлетворенная, она закрыла дверцу и посмотрела кругом. Вроде бы все. Она приготовила гору шоколадного печенья, исходя из теории, что в шоколаде содержится ингредиент, поднимающий настроение любому студенту-юристу первого года обучения накануне нового семестра. Ожидание изматывало. Учеба в колледже, успех в бизнесе – все это не шло ни в какое сравнение с юридической школой. Их будущее зависело от того, как они проучатся первый год. Умение ориентироваться в своде законов, возможность получить летом работу в фирме или в правительственном учреждении – все это зависело от того, насколько успешно будешь учиться.

Для Кэролайн все это было сплошной нервотрепкой.

Слишком много времени прошло с тех пор, как ее мозг в последний раз работал в том же напряжении, в каком он работал эти три месяца. Не стоит и упоминать, сколько лет прошло с тех пор, как она училась, сдавала экзамены, писала конспекты. И ждала, когда кто-то, точно судья, оценит ее работу и ее возможности.

Когда зазвонил телефон, Кэролайн подумала, что это Кевин, который хочет сообщить, что у него сломалась машина.

– Привет, Кэрри, – зазвучал в трубке голос Гарри Фолкнера.

Кэролайн закрыла глаза. Что на этот раз?

– Привет, Гарри. Что я могу для тебя сделать?

– Я хотел бы пригласить тебя с детьми завтра на воскресный ужин. К маме. – Кэролайн промолчала. – Тесса уже сказала «да». Осталось уговорить тебя и Бена.

Ужинать с этими тремя – Гарри, Мейдой и Тессой – для Кэролайн означало все равно, что угодить в чистилище. Но если она пойдет, тогда, возможно, и Бен согласится пойти, и Тесса убедится, что ее мать не пытается разрушить семью.

– Кэролайн?

Кэролайн вздохнула:

– Да, Гарри, я слушаю. Я приду, но за Бена поручиться не могу. Попробуй сам с ним поговорить. Минутку.

Она положила трубку рядом с аппаратом и пошла к лестнице позвать Бена.

Не заботясь об оставшейся лежать трубке, она вернулась на кухню. Пусть Бен и Гарри сами разбираются в своих взаимоотношениях. Пожалуй, она только запутает их, а не распутает. Тесса воюет против нее, Бен воюет за нее. Но они сами должны разобраться в своих чувствах. Как ни неудачно все складывается, надо с этим смириться.

Кэролайн начала готовить тесто для овсяного печенья. Если забыть о желтом сахаре и жире, входящих в его состав, это была, по ее убеждению, полезная для здоровья альтернатива шоколадному печенью. «Думай об овсянке, думай об изюме, думай о здоровье», – приказала она себе.

– Мам! Что это за идиотская затея науськать на меня отца? – сердито сказал Бен, вваливаясь в кухню. – Печеньице. У-у!

Прежде чем Кэролайн успела среагировать, он схватил две штуки с противня и запихнул в рот. Когда Бен учился в школе, она успевала спрятать печенье прежде, чем он до него добирался. «Ты потеряла форму, детка», – печально подумала она.

– Не трогай. Это для гостей. – Знакомые слова вылетели у нее непроизвольно.

– Они просто обалденные. Мне сразу так хорошо стало. – Бен налил себе стакан молока, обмакнул палец в тесто для печенья и сел – и все это в мгновение ока. – Но насчет Гарри я не понимаю. Почему ты не сказала ему, что не будет никакого воскресного ужина? Знала ведь, что я не пойду.

– Не знала. Сама я собираюсь туда пойти и подумала, что и тебе не грех повидаться с бабушкой и отцом перед началом занятий. Мне казалось, что это хорошая идея.

– Что все это значит? Маленькая психологическая игра? Ты что, услышала, как какой-то дурак в телевизионном шоу советует сохранить хорошие отношения между детьми и бывшим мужем? – Бен посмотрел на мать твердым взглядом. – Это не сработает. Прости.

– Да, я не хотела бы видеть, что ты действуешь в отношении отца так же, как Тесса в отношении меня. Но вы уже взрослые, и я не намерена вам подсказывать, как себя вести. Я за вас больше не отвечаю.

– Здорово. Предположим, я продолжу отвечать «нет» на все его притязания. Это ведь и надоесть может, поскольку до Гарри долго доходит. – Бен встал и оказался лицом к лицу с Кэролайн. – Я не хочу его видеть. Если ты согласилась на этот званый ужин у бабули – что ж, дело твое. Но одно место за столом останется незанятым. Я не иду.

– Если это твое последнее слово, если ты так решил, то тебе придется жить с этим. – Кэролайн посмотрела на него долгим спокойным взглядом. – Мы ведь Говорим о твоем отце, Бен.

– И самое ужасное, что я прекрасно осознаю сей прискорбный факт. – Лицо Бена казалось высеченным из камня, но глаза пылали. – Только, пожалуйста, не тревожь воспоминания безоблачного детства. Их, как ты сказала раньше, не вернешь. Он ушел, и о нем не было ни слуху ни духу, мам. Теперь он хочет вернуться в мою жизнь, и то, чего он не может добиться от меня, его мать пытается заполучить подкупом. Ну, а я не покупаюсь. Пусть Фолкнеры проваливают ко всем чертям.

Он сверкнул глазами на Кэролайн, которая чуть не плакала. Бен был слишком рассержен, чтобы выслушать ее и тем более принять ее совет. И все-таки она не могла так просто бросить эту тему:

– Ты тоже Фолкнер, Бен.

Он пожал плечами и покачал головой:

– Ты хочешь, чтобы я простил его? Так, что ли? Ты всегда была слишком снисходительна к нему, мам. Даже спустя три года ты не способна разглядеть, каков он на самом деле.

– Бен, пожалуйста, не надо. Я все-таки не святая наивность. Я знаю, что представляет из себя твой отец, и поколебать мое решение ему не удастся. Но я также знаю, что он отец моих детей, и этот узел не может быть разрублен. Это то, с чем придется считаться, Бен.

– Что в переводе означает: сходи на ужин к своей бабушке. – Бен нахмурился. – Ладно, я подумаю.

– Вот и ладно, – с некоторым облегчением вздохнула Кэролайн.

Она переоделась в чистый свитер и джинсы и слонялась по гостиной, без надобности поправляя подушки и картины, когда зазвонил телефон. Сердце ее бешено застучало. «Прекрати, – сказала она себе. – Это не Дэниел».

Но это был он.

Кэролайн опустилась на пол рядом с телефоном.

Нервничая, она накручивала телефонный шнур на палец.

– Кэролайн, мне известно, что ты ждешь своих однокурсников, но я должен был позвонить. – Голос его был еще ниже, чем обычно. – Я знаю, что ты взбесилась на меня, и, может быть, я действительно не имел права так говорить о твоей дочери…

– Я не должна была так сердиться, Дэниел. Просто я…

– Я понимаю, что ты чувствуешь по отношению к ней. У меня то же самое по отношению к Саре: я взрываюсь, когда кто-нибудь отзывается о ней плохо. Но…

– Все в порядке, Дэниел, я знаю, что ты сказал это без злого умысла.

– Но у меня был умысел.

Наступило молчание. Кэролайн потеряла дар речи. Она была слишком рассержена, чтобы понять, что он имеет ввиду. О чем он вообще говорит? Сначала заявляет, что раскаивается, а потом – что у него был «умысел».

– Я хочу сказать, – ворвался в тишину голос Дэниела, – что, возможно, не должен был тогда ничего говорить, однако правда есть правда. Я считаю, что ты должна послать Тессу подальше. Скажи ей, чтоб она угомонилась. Но я понимаю, что, по твоему мнению, у меня нет никаких прав упрекать ее. Наши дети – вне критики, верно?

– Ты хочешь сказать, что пришел к мысли, будто моя дочь – маленькая гадина, но не желаешь говорить об этом прямо. Правильно?

По мере того как Кэролайн выходила из себя, ее голос становился все громче и пронзительнее.

– Послушай, Кэролайн, я ненавижу, когда другие люди отнимают мое счастье. Извини, но это именно то, что я чувствую. – В голосе Дэниела звучало напряжение. – Мне все равно, кто в этом виноват твоя дочь или кто-нибудь еще. Я люблю тебя и начинаю злиться, когда…

– Что ты сказал? – прошептала Кэролайн.

– Начинаю злиться, – нетерпеливо сказал он. – И ты это знаешь.

– Не это. Другое.

– Я люблю тебя. – Его голос смягчился. – И это ты тоже знаешь.

– Нет, не знаю. Ты никогда этого не говорил. Откуда мне знать?

Кэролайн рассердилась. Если он любит ее, почему не скажет это лично, в глаза, почему упоминает об этом как бы вскользь в телефонном разговоре? «Как насчет того, чтобы в четверг сходить в кино? И, кстати, я люблю тебя».

– Когда мужчина хочет быть с тобой каждую минуту, даже если вы не занимаетесь любовью, когда он приглашает тебя к своей сестре на рождественский ужин, когда он говорит тебе, что с тех, пор, как впервые увидел тебя, не может думать ни о чем другом, – Дэниел остановился, чтобы набрать воздуха, – когда все это происходит, Кэролайн, что же, по-твоему, он к тебе чувствует?

Кэролайн рванула телефонный шнур и яростно прошептала:

– Откуда же мне это знать, черт побери? Может, на него нашло затмение, и он флиртует со всеми дамочками в возрасте, которые изучают договорное право. Может, он очарован тем, что она напоминает ему бывшую жену. Может, он настолько раздражителен по отношению к ней, а по отношению к ее семье и подавно, что половина ее мыслей сосредоточена на одном: как бы он не затеял что-то против нее. Я понятия не имела, что ты ко мне чувствуешь, Дэниел, пока ты сам об этом не сказал!

– Ну так вот, я говорю. Несмотря на твоих родственников, которые с превеликим удовольствием увидели бы меня умирающим или страдающим от какой-нибудь отвратительной болезни – за исключением Бена, который нормально ко мне относится; несмотря на артобстрел со стороны твоей дочери, твоего бывшего мужа и его матери, я тебя люблю. Вот, я сказал. Я люблю тебя, Кэролайн Уильямс Фолкнер. Что ты об этом думаешь?

– Я… я…

Раздался звонок в дверь.

– Да? Ты… ты… – Голос Дэниела был бодрым и жизнерадостным, как будто, сказав все Кэролайн, он освободился от какой-то тяжести. – Что ты, Кэролайн?

– Мне надо идти. Однокурсники пришли. Позвони мне, когда они уйдут. Я буду ждать.

В его голосе появился легкий намек на смех.

– И попробуй придумать какой-нибудь милый ответ.

– Например?

Дверной звонок не унимался.

– Придумаешь что-нибудь. Ты талантливая женщина. Я люблю тебя, Каролина миа.

– Иду, иду-у! – крикнула Кэролайн срывающимся голосом, вешая трубку, и трясущимися руками открыла дверь.

Если члены группы и заметили необычную озабоченность Кэролайн во время встречи, то приписали это предэкзаменационному волнению. Они все чувствовали то же самое. Ждать оценки – это что-то невыносимое. Пока она не выставлена, они не смогут думать ни о следующем семестре, ни о том, где будут работать летом. Они пообещали друг другу вообще не говорить про школу. Стоило кому-нибудь нечаянно обронить это слово, как другой вмешивался и моментально переводил разговор на кино, музыку или даже политику.

Бен зашел на несколько минут и, прежде чем отправиться в кино, со всеми познакомился. Кевин и Нил видели ту же самую афишу кинофестиваля и горячо одобрили его программу. Все было так приятно, так непринужденно, что Кэролайн не могла не вспомнить о том, как Тесса обращалась с Кевином, словно с собственным шофером. Она вздохнула. Похоже, все пути ведут к Тессе.

Тесса ушла с Гарри сразу же после полудня. Они обедали у Мейды, и Кэролайн втайне надеялась, что Тесса не вернется, пока собрание не закончится. Снобизм Тессы переходил всякие границы, и Кэролайн не хотелось, чтобы дочь поставила ее в неловкое положение перед друзьями.

Группа уже доедала остатки попкорна и допивала пиво, когда появилась Тесса. Она постояла, глядя, как они устроились в гостиной, и, ни слова не говоря, повернулась, чтобы повесить пальто в шкаф.

– Привет, Тесса, – поздоровался с ней Кевин. Присоединяйтесь к нам, выпейте пива. А то наш бар вот-вот закроется.

– О, так вы скоро уходите? – холодно взглянула на него Тесса. – В таком случае я поднимусь наверх и подожду. Извините.

– Тесса! – прикрикнула на нее Кэролайн тоном, к которому всегда прибегала, когда Тесса вела себя, как малое дитя.

Застарелые рефлексы вспомнились и сработали. Тесса остановилась.

– Зайди сюда, пожалуйста!

Отказа не последовало: это ведь мама, верховный главнокомандующий.

– Не думаю, что ты знакома с моей группой, за исключением разве что Кевина, который был так любезен, что подвез тебя на ту вечеринку. Ты, конечно, помнишь его?

Кэролайн встала. Дэниел был прав: Тесса ведет себя, как испорченный ребенок, – грубо, высокомерно, нахально. Кэролайн уже готова была схватить ее и насильно усадить в кресло, но тут перехватила взгляд, которым смотрел на Тессу Кевин. В нем выражалось такое гневное презрение, что Кэролайн даже стало жаль Тессу. Ей стало бы жаль любого, кто заслужил столь явную неприязнь. Она взглянула на дочь. Тесса уставилась на Кевина, будто примерзла к месту. Волна понимания медленно прокатилась у нее по лицу, точно она догадалась, о чем молча говорил ей Кевин. К полнейшему удивлению Кэролайн, Тесса отвесила ему легкий поклон, как бы принимая непроизнесенный приговор. Ее блестящие темные волосы сияли под светом лампы.

Кэролайн не сразу поняла, что произошло, но Тесса вдруг села и взяла содовую и овсяное печенье, словно решив, что надо быть послушной. Она смеялась и говорила о видеоклипах и телевизионных ток-шоу, как если бы все эти люди были ее близкими друзьями. Вероятно, только Кевин да и ее мать заметили, что в течение тех пятнадцати минут, пока она тут сидела, она ни разу ни на кого не взглянула.

Позже, когда Кэролайн направилась к себе в комнату, улыбаясь при мысли, что сейчас позвонит Дэниелу, Тесса, к удивлению матери, вышла в коридор и тихо сказала:

– Папа говорит, что ты ему обещала прийти завтра на ужин. Я просто хотела поблагодарить тебя. Если и это ничего не изменит… – Тесса судорожно сглотнула, – тогда я пойму. – Несколько секунд она помешкала, потом пробормотала: – Извини, мама, повернулась и бросилась в свою комнату.

«Может быть, есть надежда, – подумала Кэролайн. – Может быть, надо попросить Кевина, чтобы он занялся пока Тессой. Если я сделаю побольше шоколадного печенья, он, возможно, согласится».