Когда муж - оборотень...

Глава 46

Проснулась я, от престольного взгляда своего пленителя он сидел рядом, на постели и внимательно смотрел на меня, внимательно и виновато. Я инстинктивно шарахнулась в сторону, благо кровать большая.

— Да не бойся ты! Как женщина, ты мне, вообще, неинтересна и непривлекательна. Я люблю блондинок и что б было за что подержаться, сама знаешь. Это была разовая акция, направленная сугубо на продолжения рода. Нас очень мало Мариш! Ввиду агрессивности нынешнего времени мы все чаше погибаем, а ограниченность в рождаемости, боги снимать не спешат, поэтому очень важно, чтобы каждая половозрелая волчица в определенный день, понесла. Понимаешь? Мне искренне жаль, что я причинил тебе боль.

— Я лучше умру, но рожать тебе не буду.

— Я не дам тебе умереть, но если ты тверда в своем решение, день родов, будет последним днем твоей жизни. Мы с Вероникой сами вырастим малыша, Вероника с радостью примет его. Я скажу, что это сын Бориса. А там смотри сама. Соглашайся на мои условия, и живите с борей долго и счастливо, я лично буду заботиться о вашем благополучие. Глаза на то, чей сын, я ему отведу. И даже тебе, память о нашем грехопадение сотру. Сама будешь верить, что он Борькин.

— Что нужно делать для тебя? — устало спросила я. Угрозы от деверя и правда больше не ощущала.

— Да всего—то ничего! Докладывать мне о планах жрецов косолапых, и иногда обеспечивать жертвами. Ну и так по мелочи. Там для всех ты будешь хорошей, будешь спасать болящих, принимать роды, снимать сглазы, на тебя и не подумают никогда.

— Как, сейчас на тебя не думают? — усмехнулась я.

— Ну да.

— А ты ведь не все мне говоришь! Давай уже все выкладывай.

— Всему свое время Мариш!

— А как мы оказались здесь? Как Борис нашел меня?

— Отдыхай, не забивай свою прелестную головку. Я тебе принес раскраски и карандаши. Говорят, нервы успокаивает. Там в тележке суп гороховый, горячий поешь, я завтра загляну!

Андрей явно торопился сбежать от меня.

— Андрей! Я не соглашусь сотрудничать, если не буду знать всего!

— Не согласишься, значит, умрешь, — спокойно заявил деверь, но прежде, увидишь, как умирают твои близкие.

Андрей ушел, а я со злости швырнула подушку в стену.

Подонок!

Знать бы, что он скрывает?

И предметы, не могут быть пустыми, без аур! Даже если они новые, аура есть. Их ведь делали рабочие, они стояли в магазине. Хоть чьи—то ментальные следы, на них должны были остаться! Что—то да должно быть!

Подошла к тележке, прикоснулась к ней с одним лишь вопросом — кто готовил мне этот суп. Ничего! Тишина! У обычных людей сейчас и то ментальных способностей больше. Даже интуицию, словно вырубили! Что же у Андрея за сила такая, или, что это за место такое?

Стало реально не по себе.

От еды отказываться глупо, поэтому съела всю тарелку супа, размышляя о том, что же скрывает Андрей и что же случилось на самом деле. Мысли скакали и путались. Не до чего толкового не додумавшись, снова почувствовала себя ужасно уставшей, и голова разболелась, а ведь это неспроста! Он на меня чем—то воздействует. Вот только чем? Гипнозом, сглазом? Каким—то прибором?

Я обыскала всю комнату, но ничего подозрительного не нашла. Ни флешек, ни передатчиков, ни приборов не нашла.

В комнате не было ни окон, ни часов, я была полностью дезориентирована во времени и могла ориентироваться только на свои биологические часы. А они мне говорили, что пора спать. Я переоделась и легла, но сон долго не шел. И мне оставалось лишь молиться. Так, искренне, как только могу. За себя, за Миру, за Борю, за Вадима и даже, за Андрея. Уходя во тьму, он сделал свой выбор, сделал его осознанно. Но он предал не только богов своего рода, он предал свой род, и я не думаю, что для него это было так просто и легко. Даже сейчас, когда уже прошло много лет, не верю, что ему это легко, не хочу верить!

Сон подкрался неожиданно и навалился прямо стеной, уже засыпая, я вдруг услышала за стеной грохот, словно стул в стенку швырнули, затем звон от разбитой посуды и детский о плач.

— Папа! Папочка! Не надо! Успокойся! Все хорошо! Папа!

Затем снова грохот и детский визг, режущий, уши, а потом рыдания. Малышке сделали больно.

Меня прямо подбросило в постели, я подскочила к двери и начала неистово дергать ручку.

— Открывайся! Открывайся! Открывайся же!! Чтоб тебя!

Наконец, замок щелкнул, и я буквально вылетела в коридор. Бросилась к двери слева, к счастью, она была открыта.

Демитрий катался по полу, схватившись руками за голову, и громко стонал. Ему явно было очень больно. Мира стояла в стороне, держась за щеку, и выла от страха и боли.

— Я не хотела! Не хотела я! — повторяла она как, заведенная, с ужасом смотря на меня.