Когда я стану кошкой. Ева вне рая и ада

Июль

1 ИЮЛЯ, СУББОТА

Жара. По радио вещают о пробках, пляжах и пальмах. Я размышляю, поджидая поставщика, который, наверное, вместо того, чтобы везти мне новый холодильник, принимает ванну. Мне надоело и негодовать, и обижаться. На чемпионате мира по возведению воздушных замков я точно займу почетное место. Есть даже шансы на медаль. Как я могла потерять два месяца, заблуждаясь по поводу подобного рода соседа? Неудивительно, что при этаких темпах я ничего еще в жизни не успела сделать.

— Да хватит самоуничижаться…

— А ты считаешь, Болтун, стоит себе поаплодировать?

— Нет, лучше сделать выводы, Ева.

2 ИЮЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ

Выводы, выводы! Легко сказать. Я все время думаю про тех двоих, что целуются там, за стенкой. Я говорю целуются, а имею в виду… Около полудня Деметриуш Улескаевич сел за пианино. Интересно, второй тоже играет? Сидя? Стоя? Лежа? Я их представляю себе во всех положениях. Смешно. Какое мне до этого дело? Париж полон людей, которые любят друг друга и которых я не знаю. Это не должно помешать приятно провести воскресенье. Какое там приятное воскресенье! Звуки пианино выводят меня из себя.

— Неделю назад они заставляли тебя мечтать..

— Ну да! Угол падения и должен быть равен углу отражения…

— Ты не первая, кто ошибся насчет сексуальной ориентации партнера, это не драма…

— Партнера?

— Ладно, слово выбрано неудачно… Скажем…

— Скажем, хватит об этом говорить, понятно?

Чтобы успокоиться, я вышла из дома. Ну, чтобы попытаться успокоиться. Два часа рисовала на самом солнцепеке на берегу Сены, напротив музея дʼОрсэ. Разорвала все, что получилось. Потные туристы на каждом углу. На каждой травинке растянулись загорающие. Намочила голову под струями фонтана Тюильри. Это немного остудило нейроны. Но когда вернулась, снова услышала пианино. Б-р-р-р…

Попробовала использовать затычки для ушей. Полученные в наследство от Бертрана. Беруши не действовали. Я отлично слышала звуки пианино… И стук своего сердца вдобавок. Завтра попробую купить затычки из поролона. Жеральдина говорит, что с тех пор, как она открыла этот новый вид тампаксов для барабанных перепонок, она не замечает даже строительных работ на бульваре.

3 ИЮЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК

У Машара грипп. В июле! Молодец! Мари-Анник мне сказала об этом. Я скрыла свою радость. Без начальника, без пианино, великолепная рабочая атмосфера! После обеда, прихватив с собой стопку папок, я перебралась в актовый зал, устроилась поудобнее в кресле и включила телевизор. Показывали отличный репортаж про ездовых собак. Прямо-таки захотелось завести себе такую же. Ежедневно понадобятся пять килограммов мяса и восьмичасовая пробежка по паковым льдам. Вот бы жизнь изменилась…

4 ИЮЛЯ, ВТОРНИК

Встретила Деметриуша Улескаевича в подъезде. Он со мной поздоровался. Сделала вид, что впервые его вижу. К черту вежливость. Его кудрявый загорелый малыш, весьма точно описанный мадам Дюму, шел рядом с ним. За руки они не держались, но выглядело это так, словно держались. Они будто передразнивали друг друга, оба гибкие, с гладкими лицами и ангельскими улыбками. Я заметила, что у них одинаковые розовые носки. Вместе, наверное, покупали: «Тебе какой цвет больше нравится, лапка: фуксия или карамельный?»

А может быть, они их завернули в ломтики лосося и подарили друг другу во время романтического ужина?

— Или поклонение, или отрицание, среднего режима у тебя нет? А бывают в твоих чувствах хоть какие-нибудь оттенки?

— А у тебя? Режим молчания, например, Болтун? Может, попробуем?

5 ИЮЛЯ, СРЕДА

Письмо от папы. Посылает мне два билета на соревнования по синхронному плаванию в Виллер-сюр-Мер. Какого черта я потащусь на соревнования по синхронному плаванию в Виллер-сюр-Мер? Записочка от руки, почерк, как мне показалось, более дрожащий, менее уверенный, чем раньше. Паркинсон? Надо спросить у мамы, в каком возрасте заболел дедушка Манжен.

— Ева, осторожно, минное поле… Ты готова к шквалу вопросов в случае, если поднимешь эту тему?

— Верно замечено, Болтун. Если папа заболел, я очень скоро об этом узнаю. И уж точно не я буду за ним ухаживать…

— Какая ты милая!

— Подожди, не забывай, он бросил меня, когда мне было семь лет.

— Я все помню. Он не просто бросил тебя, он влюбился, это тоже нюанс. Ты с ним проводила столько времени, сколько предусмотрено законом. Он платил столько, сколько был должен платить.

— Платил… Должен… Ты издеваешься надо мной? Это отец или банкир?

— А ты бы хотела, чтобы он любил только тебя?

— А почему бы и нет?

Сколько раз в жизни отец писал мне письма? Три? Четыре? Я говорю о настоящих, серьезных письмах. Подпись на почтовых открытках не в счет. Записочка, лежащая передо мной, тоже: «Цыпленочек, Глории будет приятно, если появишься, потому что организатор соревнований — ее двоюродная сестра…»

Доставлять удовольствие двоюродной сестре Глории, вот до чего я докатилась! А если бы Глория попросила его сбросить на меня нейтронную бомбу, он бы так и сделал?

6 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ

Ходила в кино с Жеральдиной… и Жоэлем. Он выбрал какой-то корейский фильм, и обсуждению это не подлежало (мое предложение посмотреть комедию было воспринято как оскорбление). Чертов фильм! Можно было умереть от скуки! Какие-то там люди ходили по улицам. Башни, дома, рисовые поля. Какие-то люди катались в постели. Башни, дома, рисовые поля. Жеральдина проспала почти весь фильм. Интересно, когда она спит, ее будущий ребенок спит тоже? Желаю ему этого от всей души! После окончания фильма Жеральдина нашла его небезынтересным. Жоэлю очень понра-а-а-вилось. (Мне решительно и совсем не нра-а-а-авится Жоэль!) Он не успел закончить объяснения причин своего энтузиазма, потому что у Жеральдины начался приступ тошноты (на мой взгляд, побочный эффект фильма). Направление — туалет киношки. Я, со своей стороны, пошла занять столик в соседнем ресторане с техасско-мексиканской кухней, где мы решили после выхода перекусить. Мне пришлось ждать их… Сорок пять минут. Когда я наконец позвонила Жеральдине на мобильный, ответил Жоэль. Они вернулись домой. Он утверждает, что мы друг друга не поняли. Я поняла: они обо мне забыли.

— Хватит, Ева, напрасно ты мучаешь себя. Когда ты будешь ждать ребенка, ты тоже станешь необязательной…

— Я — ребенка? А где его папа, а? Папа где?

7 ИЮЛЯ, ПЯТНИЦА

Мне приснилось, что я беременная. Огромная, как бочка. Акушер был похож на Жоэля. Он был весь очень волосатый, на руке у него болталась толстая серебряная цепочка с висюльками в форме черепов. Это было ужасно. Ребенок никак не мог выйти. Я испытывала невыразимые муки. Родильное отделение было расположено под сводами подвала в готическом замке. В конце концов из меня как ракета… выскочила ездовая собака.

8 ИЮЛЯ, СУББОТА

Снаружи дождь. Внутри пианино. Пианино. Пианино. Пианино. Пианино. Пианино.

9 ИЮЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ

Первые ноты прозвучали в девять часов семь минут. Я копила бешенство до одиннадцати часов. Потом решила идти в наступление. Чересчур — это чересчур. Я была взвинчена до предела. Позвонила в дверь. Ясно, что при таком шуме они услышали меня минут через десять. С моих губ уже готов был сорваться крик: «Мне надоел ваш Моцарт и весь этот гвалт!» Дверь открыл малыш. Нежный, милый и улыбчивый.

— Здравствуйте, месье, я живу тут рядом и…

— О, как хорошо, что вы зашли, добрые отношения между соседями — это очень важно. Кстати, в этом доме соседи отмечают вместе праздники? Там, где я раньше жил, в Малахове, мы организовывали чу-де-е-есные фиесты! Зайдете выпить кофейку? Я совсем один. У Деми сегодня сольный концерт в Руане…

Бешенство у меня как рукой сняло. Музыка, которую я слышала, была компакт-диском Деми.

Малыша звали Бенжамен:

— Но все зовут меня Бенжи…

Деми и Бенжи в студии. И кто тут подгребает? Ева! Я пробормотала, что пришла, в общем-то, чтобы… э-э… попросить у него кое что…

— У вас яйца не найдется?

Конечно, есть, никаких проблем! Тем временем он подал мне капучино в полторы тысячи калорий и кусок плотного, как панцирная сетка, чизкейка.

— Я его сам сделал, дам вам рецепт, если захотите…

Оргия любезности. Бенжи — танцовщик. Я могла бы и сама догадаться: он весь как на шарнирах. И словно купается в потоке наслаждения, теплоты и чувственности.

— Я надеюсь, вы любите классическую музыку, потому что иначе с такими соседями, как мы, вы будете страдать…

— О, да…

Чизкейк затормозил в середине моей глотки. Мое да можно было отнести к слову страдать, но этим все и ограничилось… Я не проронила ни слова about шума. Утопая в сладком креме учтивости, я изрекала одну банальность за другой, а потом удалилась с полдюжиной яиц в розовом пакетике. Дома у меня уже была дюжина. Осталось только пригласить Деми и Бенджи на вечеринку с омлетом…

10 ИЮЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК

Машара по-прежнему нет на работе. Сара и Мари-Анник устроили себе шопинг-марафон в Интернете. Жиль Флоке, бородатенький бухгалтер, принес дартс, спрятав его в кейсе. Я у него выиграла со счетом семнадцать — четыре. Пусть знает. Что знает? Не знаю. Что не надо перебарщивать с серьезностью. Это что-то новенькое! Разве я написала в своих требованиях к кандидату не серьезный? В любом случае, Жиль Флоке — не кандидат. Мне кажется, этот парень — существо без пола. Стань он еще чуть-чуть более бесцветным, и просто исчезнет, растворится. Он даже появляется всегда неслышно в своих бесшумных ботинках на микропорке. Он унылый? Между словами унылый и серьезный есть разница. Нет, он не откровенно унылый. Но откровенно милый, это да. Один из немногих людей в нашей лавочке, которого стоит послушать, прежде чем заговорить самой. Недавно он угостил меня кофе. Как Бенжи. Только не таким вкусным: порошковой бурдой из машины, которая стоит рядом с ксероксом. Говорили о… ксерокопировании. Животрепещуще!

11 ИЮЛЯ, ВТОРНИК

Зашла за сметой к Натали из отдела производства и застала ее перед экраном, усеянном мужиками. Она знакомится с ними в Интернете. На всю катушку, как она говорит.

— Я отрыла там классного мужика, но бросила его, потому что в койке он совсем не то, что надо… — сказала она еще.

Так значит, не так уж все и чудесно?

— Ну, за неимением лучшего, — призналась она.

Показала мне его фотографию. Зовут его Кевин, боевое прозвище Климакс. Он переместил свою кандидатуру на киберрынок. Слегка косит. Похож на провинциального служащего почты с тенденцией к старомодной продвинутости.

— Нравится? Я тебе его отдам, если хочешь, — предложила мне Натали: ей показалось, что я чуть дольше, чем следовало, рассматривала его, но на самом деле это было не более чем удивление. — У меня его мобильный есть, не надо будет абонентскую плату за сайт вносить…

До чего же ты хитра, коллега!

— Спасибо, давай…

Она загрузила мне несколько километров интернет-кандидатов.

— Но как понять, что это не идиоты, не мошенники, не убийцы?

— Ну, так же, как и во всех других случаях! У тебя мужик есть? — спросила она тем тоном, каким спрашивают о наличии зонтика.

Я ответила утвердительно и почувствовала, что краснею. Она деликатно не стала вдаваться в детали. Ограничилась уточнением:

— Я пускаюсь в плавание только тогда, когда у меня никого нет…

В данный момент, например, она находится в плавании. Сейчас у нее три варианта. Морисио — с внешностью индейца. Кари — весь в татуировках и пирсинге. Жан-Жак — этот своим видом напоминает доброго начальника. Она колеблется.

Натали вгоняет меня в комплексы. Она такая логичная, гигиеничная, техничная. Рядом с ней я чувствую себя… старомодной. Я, наверное, слишком романтична… И недостаточно цинична…

12 ИЮЛЯ, СРЕДА

Машар позвонил мне сегодня в десять утра (случись это на пять минут раньше, я попалась бы на новом серьезном опоздании). Грипп у него дал осложнение на легкие. Он вынужден сидеть дома… Его интересовало, в каком состоянии находится проект «Свиньон».

— Я работаю, работаю! — соврала я.

Он заявил с командными нотками в голосе, что все должно быть закончено к завтрашнему вечеру:

— Вы помните, конечно, что пятница — праздничный день?

Я сразу подумала о том, что Машара не будет семнадцатого на презентации.

— Боюсь, вам придется справиться без меня, Ева.

Смешно, каким трагическим тоном он это произнес. И что-то не называет меня больше мадам Моцарт.

— Значит, теперь вы мне доверяете? — Тишина на другом конце провода. — Просто вы как-то сказали, что за свою работу я получаю слишком много…

В ответ раздался жалкий лепет шефа. Амнезия у него или он просто трус? Во всяком случае, он деморализован. Отлично я сделала, что атаковала его! По телефону это легче. Для меня, но не для него. Он промямлил, что, когда выйдет на работу, мы поговорим о моей зарплате. Слово сказано. Мораль: надо всегда открывать огонь по санитарным поездам.

13 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ

Одиннадцать часов работы над проклятой колбасой. Утром все закончила. Эксклюзивная концепция Евы Манжен: «Колбасный стаканчик — сенсация ланча!» Если это не класс — я готова стать вегетарианкой. Последний штрих в работе над макетом был сделан во время обеда в тандеме со Станом из студии звукозаписи. Смета и оформление, составленные и напечатанные со скоростью света.

Флоке мне очень помог: с тех пор, как я его обставила в дартс, он поскуливает у моих ног, может, у него предрасположенность к мазохизму? У меня уже голова стала похожа на банку с паштетом. Запоздалая мысль: наверное, несмотря ни на что, очень здорово любить свою работу. Иногда мне кажется, что я вполне на это способна, но достойна ли страстной любви колбаса в нарезке?

14 ИЮЛЯ, ПЯТНИЦА

На улице музыка. Пианино молчит. Света у соседей нет. Деми и Бенжи, наверное, отправились куда-нибудь вдвоем… На бал красавчиков-пожарных, например? Я долго смотрела на праздничный город из окна на лестничной площадке. Прошел Келлер с Кики на руках:

— Ну, что же вы не идете танцевать, мадемуазель Манжен?

— Не люблю танцевать, — буркнула я себе под нос.

Это отчасти утолило его жажду общения. Он ушел. Я прикинула, сколько мне надо было бы заплатить, чтобы я бросилась в этот уличный хоровод с праздничными перетяжками и петардами. Двадцать евро? М-м-м… Евро тридцать, наверное.

— Извини, что вмешиваюсь, — отозвался голос изнутри, — но кто готов выделить на это хотя бы один евро?

— Может быть, Келлер. И хватит об этом!

— Но он, во всяком случае, ничего тебе не предлагал!

— Заткнись..

А если мне переехать? Меня уже давно раздражает мой хозяин месье Неснос… Пока я не нашла свою любовь, можно поискать хотя бы квартиру. Появление Деми и Бенжи, быть может, и есть тот пинок в зад, который необходим для начала движения? Нет худа без добра, как говорила бабушка Манэ, когда у нее было еще все в порядке с головой…

15 ИЮЛЯ, СУББОТА

Париж успокоился, словно уснул. Только зеленые грузовики «Чистый Париж» лютуют, смывая конфетти струями воды. Надо бы сходить в бассейн. Учитывая жару, не мне одной, наверное, пришла в голову такая мысль. Вспомнила о плачевном состоянии зоны бикини без эпиляции… Отложила этот план. Тогда что? Смотрела до первых признаков тошноты парад по телевизору. Вышла из дома с идеей купить булочку с яблоками. По дороге придумала себе задание: найти булочную, в которую я никогда не заходила. Долго шла по улицам наугад, пока не перестала узнавать места. Обожаю теряться в родном городе. Обнаружила чудесную булочную: резное дерево, фаянс, позолота — просто страница из книжки с картинками. Нарисовала ее, сидя на скамейке напротив входа, в тени огромного каштана, дегустируя между делом свой завтракополдник. Была почти счастлива.

16 ИЮЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ

Визит к Манэ с мамой. Переступая порог дома престарелых, оставь надежду сюда входящий! Это и есть Двор Чудес, добро пожаловать: беззубые рты, лысые головы, искривленные конечности, бессвязная речь, пустые разговоры, крики… А когда вы уходите, все здесь так и остается без изменений. Единственный выход — смирение. Мама говорит мне, что всегда любила свою мать. А теперь, когда та впала в слабоумие, она любит ее меньше? Любовь, быть может, уходит вместе с жизнью, постепенно. Мы передаем друг другу билетик на карусель, и вперед, малышка, теперь твоя очередь. А я? Смогу ли я навещать свою мать просто ради того, чтобы посетить ее, разговаривать с ней, даже если она не будет отвечать, следить за часовой стрелкой, продолжая улыбаться застывшей улыбкой?

Я вспоминаю каникулы в гостях у Манэ: море, сражения в карты, поездки на велосипедах, ее грудной смех. А сегодня она спрашивает обо мне у мамы, кто эта молодая женщина, а у меня о своей дочери — кто эта дама? А потом, похожая на скрюченную куклу, посаженную кем-то в кресло на колесиках, отправляется в свое бесконечное путешествие по коридорам. В поисках чего? Наверное, просто движения. Она здесь, и не здесь. Она жива, но для меня умерла. Выйдя на улицу, мама говорит:

— Поговорим о чем-нибудь другом.

Я ей рассказываю про «Свиньона». О том, как я в одиночку подготовилась к презентации. Представляю в выгодном свете свою ключевую роль, ответственность, которая на мне лежит… Я чувствую, что мама что-то воспринимает, а это бывает не так уж часто. Я заметила огонек восхищения в ее глазах. Наверное, как раз сейчас она думает обо мне: «Быть может, моя дочь вовсе и не такая дура, как мне кажется? Боюсь ошибиться…»

Это продолжалось, пока на светофоре горел красный свет.

17 ИЮЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК

Если бы Машар увидел, как я провела презентацию «Колбасного стаканчика», он повысил бы меня без промедления! Я буквально овладела ситуацией. Но вначале у меня по спине пробежал табунок холодных мурашек: я увидела перед собой шесть зловещих костюмов с галстуками, сидевших в гигантском конференц-зале за красного дерева столом в виде буквы П. Только один из них иногда смотрел мне в глаза — директор по связям. Не такой старый, как остальные. Скорее сорок, чем шестьдесят. Перед началом презентации, в коридоре, он незаметно оттеснил меня в сторонку. Он пребывал в ужасном волнении. Все время повторял:

— Абсолютно необходимо, чтобы все прошло хорошо!

Дескать, он в нашей конторе человек новый. Ему бы надо было следить за ходом работ, появляться в агентстве, одобрять. Однако ему этого сделать не удалось, потому что, бла-бла-бла, он вернулся из высокогорной экспедиции в Непал, самолет, бла-бла-бла, опоздал.

Итак, стратегия, конкурс, электронная почта, дегустация в супермаркете, лотерея на картонных кружочках, с которых надо было стереть защитный слой, — во всем этом я была великолепна. Но когда наступил момент представления слогана, у меня задрожали коленки. Во рту пересохло. Сердце забилось с перебоями. Неожиданно слова колбасный стаканчик — сенсация ланча показались мне верхом бездарности, глупостью, которую просто невозможно произнести вслух. Сейчас они мне швырнут этот слоган в лицо, и будут правы! Я поймала взгляд директора по связям. Он подмигнул мне и показал большой палец. Словно почувствовал мою тревогу. Я бросилась в атаку. Он поддержал меня. Задавал нужные вопросы в нужное время. Мы стали двумя краснобаями в колбасных шкурках, ассоциацией злоумышленников, нацеленных на обман невозмутимых старичков. Когда я закончила, Свиньон-отец почти улыбнулся. А остальные вдруг зааплодировали. Словно на заседании комитета КГБ во времена Сталина.

18 ИЮЛЯ, ВТОРНИК

Собрание меня вдохновило. Смелость, смелость и только смелость! Вот чего мне не хватает. Вот что мне нужно! Когда у меня нет выбора, я иду напролом. А когда я иду напролом, все получается! Возникает только один вопрос: как сделать так, чтобы я почувствовала, что у меня нет выбора тогда, когда выбор у меня есть?

19 ИЮЛЯ, СРЕДА

Сегодня утром в метро мне бросилось в глаза объявление на странице газеты, оставленной кем-то на соседнем сиденье. Газета называлась «ПАРИММО». «Срочно! Батиньоль, милая 2-хкомн., дом напротив отсутств., нестандартная амер. кухн. На месте, 3, ул. Бизерт, среда 19 ИЮЛЯ, с 9 до 11 часов».

Среда, девятнадцатое, — черт, это сегодня! И сейчас восемь часов пятьдесят семь минут! Впервые я почти не опоздала! Воспользуюсь затянувшимся гриппом Патрончика и организую себе добавочную порцию опоздания, раз уж фея недвижимости подала мне знак! Смелость, смелость и еще раз смелость! Я схватила газетку. Перешла на другую сторону перрона. Сделала пересадку. Машинист, гони-догоняй мою судьбу! Батиньоль. Вспоминается сквер, кафе с цинковой стойкой, песни Трене. Кстати, она продается или сдается эта 2-хкомн.? Срочно — это значит то, что значит, так? Кто первый схватил, тот и выиграл. Или первая. Вдруг я?

Тот район Батиньоль, который предстал перед моими глазами, был не совсем из серии «Париж, любовь моя». Какие-то мрачные дома и замусоренные тротуары. Улица Бизерт, скопление людей… И как раз перед домом номер три.

— А что происходит?

— Сдается двухкомнатная на шестом этаже…

Очередь спускалась с шестого этажа, пересекала двор, проходила под аркой и тянулась до соседнего дома. Маленькие, большие, молодые, старые люди переминались с ноги на ногу, искоса поглядывая друг на друга. Их роднила одна деталь: в их руках, в их сумках и карманах была газета «ПАРИММО». Опять я размечталась зря. Срочно. Я срочно использовала свой шанс не влезать в это дело глубже. Back to Курбевуа…

20 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ

Идея переезда мечется у меня в голове. Все время об этом думаю. В полдень зашла в большое агентство недвижимости рядом с работой, так просто, посмотреть. Посмотрела. Блондинка того типа, что работают ведущими на телевидении, пробежавшись наманикюренными пальчиками по клавиатуре, показала мне «все, что у нее есть от тридцати до сорока квадратных метров». Курбевуа, Пюто, Нантерр, Леваллуа…

— Самое главное, чтобы у вас было хорошее досье, которое внушило бы нам желание иметь с вами дело…

Я — клиент, и я должна внушать желание? Я встала.

— Мне кажется, что это скорее вы должны внушать мне желание иметь с вами дело, но этого, к сожалению, не произошло. Так что желаю удачного вечера.

Блондинка чуть не подавилась. Ну, и кто здесь самый смелый? Нет, ну действительно! В любом случае, я не собираюсь жить ни в Пюто, ни в Леваллуа. Вдруг я найду работу в Париже, и мне придется ездить на метро через весь город? Спасибо! Я чувствую, что надо искать квартиру другим способом, более хитрым…

21 ИЮЛЯ, ПЯТНИЦА

Машар вышел на работу. Желтый, как репа. Мне его почти жалко. Я воспользовалась случаем для немедленной атаки (теория санитарного поезда). Я пошла в наступление: тридцать процентов немедленно. Репа поменяла свой цвет на оттенок брокколи. Он едва нашел силы простонать:

— Десять процентов… В декабре.

Тут в кабинет просунулся напудренный носик Мари-Анник (кажется, она боится, что я у нее отобью любимого Патрончика?).

— Вы перезвонили господину Тартемюшу, Патрик? Он три раза звонил с понедельника..

Страшно довольный тем, что можно отвлечься, Машар поторопился начать расспросы: что-чего-зачем-почему. Я напрасно сверлила его убийственным взглядом. Мари-Анник бросилась вперед. Форс-мажор. Я сделала ей знак: убирайся! Машар был мне нужен тет-а-тет, я должна была нанести последний удар, пока он не набрался сил. Она поняла.

— Возвращаясь к своей зарплате, — продолжила я, как только Мари-Анник вышла. — Двадцать процентов к концу мая, и я не пойду ни на какие уступки.

Машар выдал из себя нечто вроде предсмертного хрипа, который следовало понимать как хорошо, я согласен. Вот так! Ну, я сильна!

22 ИЮЛЯ, СУББОТА

Страшная жара. Спала с открытыми окнами. Пианино звучало громче, чем обычно. Около полуночи на меня снизошло озарение: а квартира Жеральдины до появления Жоэля, на улице Тольбиак?

Следствие озарения: позвонила утром Жеральдине по поводу ее прежней норы. Квартира была унылая, зато не маленькая, некрасивая, но если мне не изменяет память, и недорогая. Отличный нюх, Ева! В квартире сейчас живет двоюродная сестра Жеже. И как раз ищет, с кем снимать на двоих. Половина и без того небольшой квартплаты! Ням-ням! Это, конечно, не покупка века, но шаг в нужном направлении, быть может… Двоюродная сестра, по оценке Жеральдины, классная (слава богу, не по оценке Жоэля).

Зовут ее Маржолен, я ей позвоню, как только Жеже предупредит меня о том, что она ее предупредила о том, что я ей позвоню…

23 ИЮЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ

Пресловутая Маржолен отвечала по телефону несколько странно. Еще не проснулась? Хоть бы все получилось. На самом деле я очень сильно хочу переехать. А если я найду мужчину своей жизни, что я буду делать с двоюродной сестрой? Я опять перееду! А может быть, у него будет своя квартира! Которая станет нашей квартирой! Смелость, смелость и еще раз смелость, движение — жизнь!

— И не позднее чем сию минуту, если ты хочешь оказаться на Тольбиак без пятнадцати.

24 ИЮЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК

Сегодня утром Мари-Анник вошла ко мне в комнату с лицом актрисы, готовящейся сыграть великую сцену из второго акта.

— Позволь сказать тебе, Ева, что мне не понравилось, просто совсем не понравилось, как ты выгнала меня из кабинета в пятницу в присутствии Патрика. Ты разбудила во мне синдром изгнанника, очень болезненное воспоминание детства, и я прошу тебя извиниться.

— Подожди, Мари-Анник, успокойся, я говорила с ним о повышении зарплаты…

— Что ж, если деньги тебе дороже дружбы, тогда… Э-э… Позволь сказать тебе… Что мне тебя жаль!

И отлично!

С Жеральдиной тоже ничего хорошего. Я надеялась, что она перезвонит после моего апокалиптического визита на улицу Тольбиак. Нет. Понимает ли она, что ее двоюродная сестра совершенно сумасшедшая? Если да, почему она ничего мне не сказала? Если нет, то я считаю своим долгом ее об этом предупредить. Я сама позвонила ей во время обеденного перерыва, скрестив пальцы, чтобы не нарваться на Жоэля. Удача мне не изменила, и трубку поднял… Жоэль. Разговор вышел примерно следующим:

— А, привет, Жоэль! Это Ева. А Жеральдина дома?

— Нет, она ушла на встречу. С новым поставщиком галет с кунжутными семечками, изготовляемых без генетически модифицированных продуктов..

— Понятно, понятно.

— А ты чего хотела?

— Да ничего… Так… Я ходила смотреть квартиру, знаешь, на Тольбиак..

— А! Ты видела Маржолен?

— Да. Ну, видела — это громко сказано. Все ставни закрыты, она живет в темноте, горят две-три красные свечки перед маленькими алтарями. Квартира — словно кришнаитский храм. Прежде чем начать разговор, мне пришлось вымыть лоб, стоя на четвереньках перед тазом, и выпить какой-то страшно жирный бульон, в котором плавали куски курицы. А сам так называемый разговор, собственно, состоял из того, что Маржолен читала мантры… Жеральдина в курсе того, что происходит?

— Она очень обеспокоена. Да и я тоже. Это создает негативную волну, опасную для нашего ребенка…

— Но почему же она мне сказала, что ее двоюродная сестра очень симпатичная?

— Скажем так… Мы с Жеральдиной подумали, что, когда ты будешь жить с Маржо, ты, быть может, захочешь помочь ей выпутаться из всего этого…

— Я сплю, что ли? А мне? Кто мне поможет из всего этого выпутаться?

Тишина.

— И прежде всего, почему вы сами не поможете своей Маржо? — крикнула я, задыхаясь от возмущения.

— Ева. Я возвращаю тебе агрессию твоих слов. Она принадлежит тебе. Если у тебя неприятности, позволь протянуть тебе руку помощи. По четвергам я веду группу, мы занимаемся ролевыми играми, первоутробным криком, интерактивным массажем…

Иногда мне кажется, что моя жизнь пытается стать похожей на мои кошмары.

25 ИЮЛЯ, ВТОРНИК

Продолжая свои квартирные изыскания, я спросила мадам Дюму, известен ли ей какой-нибудь выход из ситуации. Та ответила с хитрым видом:

— Вы бежите от хорошеньких соседей?

Как меня раздражает эта консьержка-сплетница с ее мещанским ясновидением! Не признаваться же мне на самом-то деле, что да, так оно и есть!

— Недорогая квартира, вы говорите? Я знаю одну еще дешевле: бесплатную!

Ха-ха-ха. Я чуть было не сообщила ей, как мне уже надоело, что все надо мной издеваются. К счастью, мне удалось сдержать себя. Потому что ее план в конечном счете не так уж и плох. Невероятно, но факт: дама восьмидесяти четырех лет от роду предлагает примыкающую к ее квартире отдельную студию на улице Югенс в обмен на то, чтобы составлять ей компанию десять часов в день. Ева и компания! Хорошая ли я компания? Что такое компания? Десять часов пролетят быстро. Прогулка? Чтение? Белот в карты? Пасьянс? Домино? Рами в карты? Если подумать, сколько времени в неделю я уделяю безделью… Сделать рентабельным мое ничегонеделание — отличная идея! Придя на работу, я немедленно позвонила даме с квартирой. Молчание было мне ответом. Может быть, она уже умерла? Черт, заняться бы мне этим делом пораньше, я, может быть, уже наследницей стала бы!

— Тебе не стыдно?

— Да шучу я!

— Даже не смешно.

26 ИЮЛЯ, СРЕДА

Госпожа Рамье[3] в конце концов подняла трубку.

Свидание назначено на девятнадцать часов на улице Югенс. Бабулька с птичьим именем — это мне нравится. Мне кажется, она должна быть такая маленькая, с белым гребешком, сидит себе в бархатном кресле, как на ветке. Я играю в игру «Ева и кувшин молока». Составляю списки и списки всего того, что я могла себе позволить, если бы не платила за квартиру.

Путешествие в Америку.

Путешествие в Египет.

Путешествие в Китай.

Путешествие в Россию (так, спокойно, моя квартира — это все-таки не номер в отеле «Крийон»!).

Ноутбук.

Графическую палитру.

Нормальный сканер (и выкинуть старый, найденный в мусорном ведре агентства, где ему и было самое место).

Серые туфли моего размера (а те, что мне малы, я отдам… кому? Беднякам? У бедных есть другие заботы, кроме того, как можно прогуливаться в серых туфлях, бедная ты моя дурочка, ты себя за Марию-Антуанетту, что ли, принимаешь?).

Подходящую по стилю сумку.

Подходящие по стилю часы.

Подходящие по стилю перчатки — тоже голубого, красного, зеленого, оранжевого цвета… (успокойся, Ева).

Меховую шапку, которую я видела на Рождество в витрине «Vivian Moor».

Настоящую шляпу-панаму из настоящей соломки.

Кофемашину с капсулами. Не ради кофе, а ради понтов.

Столько шелковых маечек, словно они вместо дождя сыплются с неба.

Столько кашемировых свитерков, словно они вместо снега сыплются с неба.

Приоритетный абонентский договор с такси.

Настоящие уроки по рисованию с настоящим преподавателем по рисованию (а не из мэрии, спасибо, сыта по горло).

Мольберт, кучу кисточек, мастерскую, чтобы было куда это все поставить.

Каждые две минуты мне в голову приходит новая мысль. Просто какое-то письмо Пер Ноэлю. Сколько мне лет? Через пять месяцев тридцать. Караул!

27 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ

Пока не появилась дочка, мне действительно казалось, что дело сладится. Бабулька была классная. Глухая настолько, насколько нужно. Утонувшая в кресле, беззащитная. С лукавой улыбкой постаревшей девчонки. Она на самом деле напоминала воробышка. А квартира! Из одной только прихожей я бы выкроила три комнаты! Жаль. Прилегающая студия очень милая. Большая светлая кухня. Ванная не хуже, чем в моей квартире на улице Уэст. Я уже представила себе, как я буду здесь хозяйничать, варить в холодную погоду овощной супчик, прогуливаться до бакалейной лавки во время приступов бодрого настроения…

— Почитаем, Генриетта? Давайте, сегодня это будет Бальзак?

Через две минуты старушка мне сказала свое имя, через пять — ей уже захотелось выпить со мной портвейна… Но тут в гостиную вошла ее дочь. И ветер резко сменил направление.

В одном ее взгляде уместились три тонны претензий в мой адрес:

— Я представляюсь: Од де Ля Грельер, единственная дочь госпожи Рамье.

Она странным, каким-то невероятно агрессивным образом сделала акцент на слове единственная. Я немедленно почувствовала, как меня опускают на уровень прислуги. Она начала перечислять:

— Вы будете подавать завтрак, вы будете помогать моей матери приводить себя в порядок, вы будете убирать комнату, пока она принимает душ, вы будете заниматься стиркой белья, глажкой, естественно, тоже. Еще вы будете готовить по составленному мною меню обед, который вы будете оставлять на столе с разложенными столовыми приборами. То же самое с ужином, который вы будете есть вместе с моей матерью. И еще вы будете оставаться с ней до тех пор, пока она не ляжет спать.

— Э-э… Но, вы говорили госпоже Дюму, моей консьержке, что нужно десять часов… Э-э… Составлять компанию?

— Это основное. Уж вы сами организуйтесь. Я буду заходить каждый день в разное время и проверять, все ли в порядке.

Меня хватил паралич, и я даже не решилась произнести первый слог фразы, которая крутилась у меня в голове с той минуты, как Ля Грельер открыла рот: «Да пошла ты к черту, гнусная, дрянная аристократка!» Я буркнула, что подумаю. Когда я уходила, Генриетта проводила меня грустным взглядом, как козочка, привязанная к колышку. Она знала, что я не позвоню и что мы больше не увидимся. Подходя к дому, я вдруг почувствовала себя удивительно хорошо и легко. Как чудесно у месье Несноса, в конечном-то счете!

28 ИЮЛЯ, ПЯТНИЦА

Йес! На двести тридцать девять евро в месяц больше! Открыв конверт с деньгами, я хотела бежать к Машару, чтобы его расцеловать, но потом одумалась. Во-первых, мне уже давным-давно полагалась эта прибавка, а во-вторых, его и на месте-то нет: он уехал к одному клиенту в Лилль. Веская причина проявить сдержанность. На работе у всех чемоданное настроение. У меня появились сомнения, уж не является ли моя идея взять отпуск в сентябре одним из видов промедления… Мне лень искать, решать, предвидеть, организовывать. Может быть, желание переехать на новую квартиру — это всего лишь желание уехать куда-нибудь? Куда? С кем? Мама уже три раза звонила, приглашая меня к Симоне в Кассис. Фу! Никогда в жизни. А Стан из студии видеозаписи уезжает на талассо с женой.

Он милый, этот Стан. Повезло его жене. А если и мне поехать на талассотерапию? Я погрузилась в мечты о неделе водных процедур-моря-йода-солнца-пальм. Тунис. Марокко. Турция. Это чуть-чуть перехлестнет повышение в зарплате, ну и что? Нормально. В метро я закрыла глаза и представила себя там.

29 ИЮЛЯ, СУББОТА

Почтовая открытка из Туке, подписанная Жюльеттой, но почерк Мартена. Селеста накарябала своей рукой под самой маркой: «Созвонимся». Но ошибок в тексте не исправила. Нет времени даже на каникулах?

30 ИЮЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ

Победа! Мне удалось дозвониться до Селесты до того, как она мне позвонила! Она пытала меня насчет моих планов на отпуск. Я плела что-то насчет предполагаемой поездки в Марокко, или в Тунис, или в Турцию, в любом случае на талассо…

Она стартовала с места, как ракета:

— Что? А? Ты мечтаешь о талассо? Я и не знала, что столица Талассо это Туке… И моя лучшая подруга снимает там четырехкомнатную виллу… И ждет меня там, завтра, сегодня, сейчас! А брат Дуду Жан-Ги, тот самый, с которым она хотела меня познакомить поближе, вернулся из Гонконга и приезжает в воскресенье или понедельник, и он совсем один в своей большой машине! Приезжай вместе с ним, Ева! Если ты не приедешь, я просто… Я обижусь!

Тон у нее был почти такой же, как раньше, когда она говорила мне на перемене: «Ты мне больше не подруга!»

31 ИЮЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК

Туке or not Туке? Я размышляла всю ночь. Мечтать о Средиземном море и очутиться на Северном — это попахивает ошибкой в расчете траектории. С другой стороны, Селеста уже давным-давно все уши мне прожужжала о своем Жан-Ги, так что, по крайней мере, достигнем ясности. Я знаю, что она задумала. Она представляет, как мы будем замужем за двумя братьями, мы же так мечтали быть сестрами, а так будет еще лучше: будем невестками… Как в больших добрых сагах. Но если Жан-Ги при этом похож на Дуду, то, боюсь…

— А если он похож на мужчину твоей жизни? Ты же хочешь быть от-кры-той, дать волю себе, своим эмоциям, мечтам, освободить место всему новому… Я цитирую…

— Какая память, Болтун…

— Могу добавить: находкам, удаче, оптимизму, доверию…

— Достаточно. Больше не надо. Я поняла твою мысль. Знаешь что? Пусть судьба скажет свое слово устами Машара. Завтра я подам ему заявление на отпуск. На десять дней. Отъезд через три дня. И посмотрим, как это прокатит.