1 НОЯБРЯ, СРЕДА
Я сразу постаралась забыть все наставления, которые дала мне Селеста. Вся квартира обклеена ее записочками… Ненавижу записочки и читать их не буду! День прошел незаметно. Жюльетта все время хныкала, требуя подать сюда родителей. Я попыталась переключить ее на другую тему, напомнив о прошедшем лете:
— А ты помнишь, как нам было хорошо вдвоем в Туке? Ты разлюбила свою подружку Еву? А где твоя красивая бейсболка?
За тактическим промахом последовала драма. Мартен тут же схватился за голову обеими руками, как футболист, забивший гол в свои ворота. Вопли малышки возобновились с удвоенной силой. Что за невезение, и в который раз!
— Потелялась моя биболка (хлюп, хлюп).
Где же она? Потеряна или тайно выкинута-сожжена-уничтожена эталоном элегантности — Дуду?
Я хваталась за все подряд, чтобы выправить положение, ну, хотя бы попытаться выправить. Достала «Голубого кролика», любимую книжку моего детства, которую я несколько часов искала по дому и принесла с собой, словно сокровище… Жюльетта нехотя бросила на нее косой взгляд. И закрыла в тот момент, когда я читала — на полуслове:
— О, прекрасный стебелек люцерны! — думает Голубой Кролик. — Я хотел бы…
Стоп. Заключение эксперта:
— Твоя книжка пахая!
Вот так! Свои любимые книги, Ева, ты можешь засунуть туда, куда я думаю! Я попытала счастья с книжкой-раскраской, завалявшейся на столике в гостиной. Успех более чем скромный. Порылась в любовно собранной Дуду коллекции дисков и нашла «Самые прекрасные песни Франции».
— Ты знаешь «Авиньонский мост», Жюльетта, лапка моя?
Она послушала. Напела. Это меня приободрило. Я пошла в наступление:
— А давай потанцуем?
Сначала все шло неплохо, мы исполнили на ковре в гостиной нечто вроде старинного танца ригодон… Увы, хохот Мартена отбил у нас всю охоту к продолжению. Я решила сосредоточить усилия на блинчиках. Вернее, на попытке сделать блинчики. Получилось что-то типа магмы с комками. Чем больше я размешивала массу, тем больше появлялось сгустков. Я чуть не расплакалась. А Жюльетта вдруг заулыбалась.
2 НОЯБРЯ, ЧЕТВЕРГ
Тяжелое это испытание — разложить коляску Жюльетты. Честное слово, по нынешним временам для того, чтобы совершить прогулку с четырехлетней девчушкой, нужен диплом о высшем техническом образовании со специализацией по уходу за детьми младшего возраста! В результате я опоздала в школу за Мартеном. Пустые коридоры. Ни одного ребенка на горизонте. Мартен ждал меня в кабинете директрисы, этакой воблы в юбке с воланами. Она смерила меня взглядом:
— Вы кто?
Малыш ответил за меня:
— Это Ева, лучшая мамина подруга, про нее мама всегда говорит, что она ее обожает, хотя у нее есть свои особенности…
— Несмотря на то, что… — сухо поправила его танцовщица фламенко, подталкивая нас к выходу и предложив мне ознакомиться с расписанием на дверях: — На тот случай, если вы еще раз забудете вовремя забрать учащегося Лепра…
После обеда Мартену не хотелось возвращаться в школу. Это мне как раз понятно. Я разрешила остаться. Мы поспали (спала в основном я), потом пополдничали хлебом-с-маслом-с-шоколадом в сквере.
— Хорошо было, правда? — несмело спросила я на обратном пути.
— Ну-у-у… — вздохнул Мартен, — полдник был невкусный, я люблю печенье с орехом пекан внутри…
Невкусный хлеб-с-маслом-с-шоколадом — разве это не самое лучшее, что может быть в четыре часа дня? Поколение печенья с пеканом лишено всего человеческого!
3 НОЯБРЯ, ПЯТНИЦА
Я никогда не думала, что нормальные дети могут просыпаться так рано. Первое явление Мартена в костюме апаша[7] на родительской кровати, занятой, ввиду их отсутствия, мною, произошло в пять часов пятьдесят семь минут утра.
Он находится под воздействием наркотика индееголоволамина и всего, что за этим следует. Хочет, чтобы я без конца рисовала ему луки, стрелы, индейские головные уборы с перьями… Я стараюсь изо всех сил, ослабленных, прошу заметить, но он считает, что с рисованием у меня полный облом. Жюльетта более снисходительна, она смирилась с моим присутствием, после того как я зашила дырку в шкурке Гийома, ее любимого пингвиненка, через которую у него, по ее словам, живот вываливался.
4 НОЯБРЯ, СУББОТА
Спала (спала ли?) поперек кровати в головах, поперек меня крестом лежала Жюльетта (ей со мной уже не хочется расставаться). Потом снова готовила блинчики. На этот раз они получились. Почему? Теряюсь в догадках.
— Э-э… — отозвался Болтун. — Может быть, оттого, что ты прочла на пакете способ приготовления?
— Может быть…
— Какая-нибудь другая причина тебе приходит в голову?
Мне приходит в голову, что все время нужно читать способ приготовления, и это меня убивает! И почему, кстати, есть способ приготовления блинчиков и нет способа приготовления других, гораздо более важных вещей?
5 НОЯБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ
Новая атака апашей еще до восхода солнца. Я отдалась игре со всей страстью. Надо так надо, это ведь наш последний день. Полная боевая раскраска у обоих детей (и у меня) плюс гостиная, превращенная в индейское селение при помощи шарфов, пальто, зонтов, гладильной доски, картонных коробок, найденных рядом с супермаркетом во время похода за булочками. Я — Быстрый Жаворонок. Мартен — Утренний Лис. Жюльетта — Послушная скво, периодически попадающая в плен и привязываемая к табуретке. Без ропота. Дни идут, все меняется.
Около одиннадцати звонок мамы на мобильный. Как, уже началось? Да!
— Что с тобой случилось после того нашего ужина?
— Симона переварила и извинения, и почки?
— Да, все отлично, но ты-то где? Телефон у тебя не отвечает! Мы с Манэ едем в Лимож на могилу дедушки, надо, чтобы ты поехала с нами. И пообщаемся немножко, и за рулем ты меня будешь сменять…
Призрак дедушки! Я тебя провела! У меня уважительная причина. Я за-ня-та!
— Я не могу, мама, я сижу с детьми Селесты…
— Ты?
— А что?
— У… У тебя получается?
Если бы я сказала ей, что с голыми руками штурмую Аннапурну, она встревожилась бы меньше… Меня убивает такое недоверие.
— У меня не только получается, Мартен и Жюльетта в восторге от меня!
— Ах так? Может быть, теперь у тебя появится желание самой завести…
— Что-что?
— Как что? Детей, конечно, дорогая моя! Не забывай, только ты можешь сделать меня бабушкой!
Бум-с. Но в этот момент дети, словно почувствовав надвигающуюся грозу, начали ссориться. Это позволило мне отделаться от мамы и положить трубку. Я быстро снова превратилась в Быстрого Жаворонка и забыла о матерях, бабушках и младенцах…
В пять часов вернулись Селеста и ее Эдуар Дуду. Увидев меня в изнеможении дремлющей на диване, они вздрогнули. Моя подруга сразу решила, что дети меня доконали.
— Ты же не привыкла, моя бедная Ева…
И так далее и тому подобное. Я ее прервала. С широкой улыбкой:
— Вовсе нет! Я в отличной форме! Все было великолепно! Правда, дети?
Дети ответили утвердительно, но в большей степени были заняты вопросом, если ли в чемоданах у папы и мамы подарки или нет? Дуду нашел наше индейское селение очень забавным… Выражение лица его было мне хорошо знакомо — кислое. Что нужно сделать, чтобы в несколько секунд разрушить очарование романтических выходных? Позовите Еву, она вам это устроит! Дуду даже не счел нужным дожидаться, пока я ретируюсь, и начал убираться в гостиной в моем присутствии.
6 НОЯБРЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК
Невероятно, до чего спокойна жизнь на работе. Даже чересчур… Я думаю о Жюльетте и Мартене. Я скучаю по ним… Немножко. Они вертятся у меня в голове. А Артур? Мой прыщавый братик-верзила, как он там? А мои дети, родятся ли они когда-нибудь? Чем ближе я оказываюсь к чужим детям, тем все более далекими мне кажутся мои собственные…
7 НОЯБРЯ, ВТОРНИК
Стратегическое совещание с МЕДЕКС. Момент напряженный. После бесчисленных прожектерских предложений столкнулись с очевидностью: бюджет не позволяет рекламировать одновременно гамму недержание и гамму струпья. Как говорится, или сыр, или десерт, надо решать, что важнее. Машар буйствовал, защищая недержание:
— Это гораздо более значимый сегмент, он напрямую ассоциируется с жизнью, с движением, с деятельностью…
Я киваю, имитируя живейшую заинтересованность. Клиентка нервничает, задается тысяча первым вопросом. Мне абсолютно на все это наплевать. Я отдыхаю душой, участвуя в этой бессмысленной комедии общения.
8 НОЯБРЯ, СРЕДА
Папа под звуки фанфар явился ко мне на работу. Обед-сюрприз. В этом весь отец с его вечной манерой навязывать свой выбор: лапа диктатора в перчатке обольстителя…
Я заметила ему, что он мог бы позвонить перед своим визитом, потому что у меня часто (якобы) бывают деловые обеды. Кажется, он не понял то, что я имела в виду. Ему наплевать на мои обеды точно так же, как и на мою работу. Для него важно лишь то, что важно для него. Так было семьдесят лет, почему что-то должно измениться?
— Я пришел сообщить тебе очень важную новость! — говорит папа торжественно.
Мы еще не открыли дверь в пиццерию, а до меня уже дошло… Он снова женится!
— Значит, предстоит развод с Флоранс?
— Все в порядке!
— Как же Артур?
— Все решено! Он переехал в интернат, прекрасная high school, я забыл название, репутация у заведения отличная, все отлично, я за все плачу!
— Но он же хотел жить в Париже, с тобой!
— Да, конечно, но послушай! Не мальчишке же в шестнадцать лет принимать такие решения! Если ты считаешь, что он знает, как лучше для него…
— Но ты-то, в любом случае, знаешь, как лучше для тебя! Ты все устраиваешь так, как удобно тебе, как всегда…
Молчание. Он смотрит на меня поверх очков.
— Не воображай, что такое решение дается отцу легко…
Вступают скрипки! Какая наглость! Какое лицемерие! Возмущение комом встало у меня в горле.
— Что? А решение жениться в третий раз в твоем возрасте тебе далось легко?
— Ева, я прошу тебя замолчать!
— Раз так, давай теперь и детей роди…
Он насупился. О-о-о-о! Да я в яблочко попала! Пари держу, яичники сказали свое слово!
— Только не говори мне, что ты хочешь завести детей, папа!
Он смотрит на свои замшевые ботинки цвета глазированных каштанов. Я схватила его за плечи.
— Послушай, ты с ума сошел или как? Детей должна заводить я, твоя очередь прошла!
— Я же не вмешиваюсь в твою личную жизнь!
— Если бы ты вмешивался, моя личная жизнь была бы, может, побогаче!
Я собиралась сделать все что угодно, только не заплакать, но в результате, конечно же, икая, разрыдалась над своей «Маргаритой». Посетители смотрели на меня. Папа смотрел на посетителей, которые смотрели на меня. Сердцееду Лео совсем не нравится, когда его принимают за пиццерийного маньяка.
— Тихо, Ева, успокойся…
— А мама-то знает?
Он опять заулыбался. Вот об этом как раз он и хотел меня попросить. Не могу ли я как-нибудь деликатней ей об этом сообщить? Если он скажет первым, все может закончиться не очень удачно. Ком в горле превратился в бомбу, которая заставила меня вскочить со стула и взорваться:
— Ты окончательно спятил? Ты думаешь, что я совсем дура, что ли? Тут на меня не рассчитывай! Со своим дерьмом разбирайся сам и о своей дерьмовой свадьбе сообщай сам, дерьмо!
Я убежала, оставив его наедине с половинкой моей пиццы. Она, кстати, была невкусная.
9 НОЯБРЯ, ЧЕТВЕРГ
Мне снился сон про папу и Глорию, занимавшихся любовью на water-bed. На них были особые подгузники против струпьев (см. каталог МЕДЕКС).
10 НОЯБРЯ, ПЯТНИЦА
Свершилось! Ура! Сердцеед Лео сбросил свою информационную бомбу на Жанну, каковая и распростерлась сегодня вечером у меня на диване, словно отравленный нефтью кашалот…
— Ты уже знаешь?
— Я все знаю, мама.
Жанна в бешенстве. Душевные терзания и топот ног. Эта колумбийская мерзавка добилась своего!
— Ты что-нибудь знаешь про ту… Про эту вашу Флоранс, секретаршу, твою подружку?
— Ничего не знаю, мама.
Я повторила примерно в стотысячный раз, что Флоранс мне никакая не подружка, а старшая сестра одной девочки, которая училась со мной в школе…
— Да, да, хорошо, во всяком случае, это ей спеси-то поубавит. Поймет, каково это, когда у тебя мужа уводят…
— Не стоит так нервничать, мама. Папа и Флоранс уже давно не живут вместе.
— Хм, как знать… Твой отец способен обманывать любовницу со второй женой, а третью жену — со второй! Этот человек способен на все! Не способен он только производить на свет новых детей, к счастью… По крайней мере, он меня в этом уверяет…
Ух ты! Никогда нельзя доверять папам с небесно-голубыми глазами и коварством, бездонным, как океан. Говорить Жанне или нет? Я колебалась с минуту, потом, в виде исключения, решила дать маме передышку! Официальное сообщение об отцовстве Лео Манжена может подождать. По крайней мере, четыре первых месяца всегда можно надеяться на выкидыш…
11 НОЯБРЯ, СУББОТА
Бенжи, весь в белом, в лакированных туфлях на ногах и в стоящих от геля дыбом волосах на голове, заглянул ко мне час назад. Они с Деми заключили сегодня официальный союз между однополыми партнерами. Вечером будет большой-большой-большой праздник! Они меня приглашают. Не только меня. Весь дом. Я слышала, как Бенжи звонил по всем этажам:
— Никто не сможет спать, поэтому welcome, разделите с нами наше счастье!
12 НОЯБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ
Что свадьба, что гулянка — один черт! Я решительно не умею отмечать такие события. Утром опять прищепки от белья в голове и похмелье, какого еще было ни разу в жизни. Записываю то, что видела вчера, пока не забыла. Хотя что уж такого важного можно забыть? Квартиру влюбленных, полную воздушных шариков с гелием в форме сердца? Деметриуша в длинной, до пят, белой джелабе, богато вышитой золотом, и в белой же шапочке-тюбетейке, которая его не портила, но делала почти смешным? Мужчин, мужчин, мужчин кругом, целующихся, обнимающихся, покачивающих при ходьбе бедрами? Марселя Келлера, исполняющего танго под музыку типа «упс-упс-упс» щека к щеке с вдовой Гюло?
Я думала, что «малибу» — напиток среднего качества, а оказалось вовсе нет! На самом деле он мне очень нравится. Розали Дюму тоже была там. Сияющая. В узком, пестром джерсовом платье расцветки пантеры. Она представила мне колосса в черной рубашке с бахромой и в бабочке «твист».
— Жан-Лy… Мы давно знакомы, вчера случайно села к нему в такси, и мы помчались на полной скорости, так ведь, милый?
Жан-Лу положил обе ручищи на бедра Розали и впился ртом в ее губы.
— Сдается мне, ты не торопишься выскочить из машины, детка! — воскликнул он, покончив со своим черным делом.
Может быть, оттого, что все веселились, а я хандрила, у меня и появилась такая потребность напиться? Или тем, что я столько пила, мне, наоборот, удалось вызвать у себя эту невыносимую хандру? Я все цедила и цедила «малибу». Пьется, как молоко. Мне кажется, Бенжи заметил, что в какой-то момент я начала пить прямо из горлышка. Неприлично? Да плевать! Какое ему дело до того, что я накачалась «малибу» в самый прекрасный вечер его жизни?
13 НОЯБРЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК
Ужасный день. Я умираю над недержанием. Дальше некуда.
14 НОЯБРЯ, ВТОРНИК
Пенсионерка на качелях, юбка развевается по ветру? Дирижер с седой гривой кланяется после выступления, затянут в смокинг, крупный план промежности, незаметно защищенной новыми подгузниками «Безмятежность»? Звонок от мамы посреди моих мучений с МЕДЕКС. Ее распирает от новостей. Срочно нужно вывалить все свеженькие и горяченькие сплетни прямо на меня, да побыстрее.
— Во-первых: Ролан встретил наконец свою сумасшедшую любовь.
— Ты шутишь?
— Да, встретил. На следующей католической прогулке!
В подтексте сие означает: если бы мое поведение во время похода не было бы таким идиотским, это счастье могло привалить мне! Я чудом его избежала!
— Она студентка — ортодонтолог!
Мне пришло в голову, что это как раз минимум, необходимый для того, чтобы поддерживать беседу с Роро.
— Они учатся на одном факультете, только он ее не замечал!
Ну, в шляпе-то он не мог ее прошляпить.
— Видишь, Ева, пути любви неисповедимы!
Не факт, во всяком случае, будем надеяться, что для них это так; по крайней мере, я так думаю…
— Во-вторых, знаешь что, моя дорогая?
Нет, но чувствую, что узнаю.
— Симона на седьмом небе от счастья: ее дочь выходит замуж! Все поклонники, которых та хотела иметь, были, естественно, у ее ног, она ведь такая необыкновенная, поэтому ей долго не удавалось сделать выбор.
Не то что некоторые, следите за маминой мыслью…
— В конце концов, Брижитта остановила свой выбор… На своем патроне! Чудесный человек, в тридцать один год уже создал три фирмы, которые работают с оглушительным успехом, родители его миллиардеры, живут в Майами, из-за налогов. Свадьба будет там.
Отлично, вот и алиби, ведь у меня нет денег на билет до Майами.
— В-третьих, Эдит Пошон…
Вот она опять появилась, лапочка, держу пари, что она беременна.
— Эдит Пошон бе-ре-мен-на! Ее мать сияет от счастья. Ты увидишь, милая Николь помолодела на десять лет…
Читаю меж строк: сочувствую, ну почему так везет Николь Пошон и так не везет тебе? Мне, мне, мне?
15 НОЯБРЯ, СРЕДА
Сегодня утром видела Мари-Анник с Машаром в начальническом «форде» на въезде на стоянку. Она тоже видела. Видела, что я ее видела. Через три минуты она явилась ко мне с торжественной миной на лице.
— Ева, ты с самого начала была свидетельницей наших отношений с Патриком, и вот что я должна тебе сказать: я хочу, чтобы ты первой узнала, что все вылилось в нечто очень-очень серьезное, и отныне мы идем с Патриком по жизни вместе, я переехала к нему в пятницу…
— Отлично, просто класс, Мари-Анник! Я ужасно рада за тебя…
— За нас ты хочешь сказать?
— Да, да, за вас.
Она оставила двухкомнатную квартиру в Нантерре. Район вне зоны моих квартирных изысканий. Господи, даже объедки со стола Мари-Анник пролетают мимо моего носа. Я только мимоходом заметила, что Флоке ищет квартиру. Just call me, Ева-аббат-Пьер.
16 НОЯБРЯ, ЧЕТВЕРГ
Все как сговорились, что ли? Любовь цветет повсюду пышным цветом. Только мне одной суждено вечно томиться без пары. Таков, значит, план небес? Сообщение от Селесты. Жан-Ги возвращается в Гонконг. Сенсация! Там его ждет женщина его жизни. Тайваньская адвокатесса.
— Оказывается, его сердце и его голова уже были заняты, я и не знала, — сказала мне подруга.
Было бы из-за чего извиняться. Я не стала ей говорить, что лучше остаться невостребованной, чем связать свою жизнь с ее Ж-Г. Все хорошо, что хорошо кончается. Я оставляю Жан-Ги Лепра Тайваню, и даже всему континентальному Китаю. Если китайцам так хочется, могут его к себе присоединить.
17 НОЯБРЯ, ПЯТНИЦА
Могло быть еще хуже. Я могла бы, например, страдать недержанием мочи.
18 НОЯБРЯ, СУББОТА
Провела весь день в постели. Перечитывала старые журналы «Шери». Не очень горжусь собой (эвфемизм). Регрессия. Депрессия? Съела чуть ли не целый батон белого хлеба (остались горбушка и один кусок) и опустошила банку «нутеллы». Пальцами, поэтому на этих страницах так много пятен. Единственное утешение: об этом никто, кроме меня, никогда не узнает.
19 НОЯБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ
Строила во сне замки из песка, которые один за другим разрушались. Прообраз моей жизни? Я иду не вперед, а назад. Не видно ни одного Прекрасного Принца на горизонте. И уж тем более ни одного маленького принца собственного производства. Не переезжаю. Не меняю работы. Через месяц у меня день рождения. Где мои ласты? Где кислородный баллон? Я плыву в сером океане. Дно мягкое. Затененное. Когда я хочу оттолкнуться от него и всплыть на поверхность, я только еще глубже увязаю.
20 НОЯБРЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК
Жиль Флоке сияет сегодня, как новенький евро. Он провернул дело с Мари-Анник. Нантерр воодушевляет его, двухкомнатная квартира тоже. Он осмотрел ее в субботу в тандеме со своей мамой, которая «очень хорошо все восприняла», потому что «уж если он уезжает, то пусть по крайней мере не слишком далеко от Гаренн-Коломб». И он быстренько заселился в воскресенье. А спасибо Еве сказать забыл? Какое спасибо? Мари-Анник не сообщила ему, кто их свел. Анонимная благодетельница, черт, всему же есть границы! Я ввела Флоке в курс дела. Он рассыпался в извинениях. Он был уже готов руки мне целовать. Наказанием за доброе дело стало для меня приглашение на ужин! Как только его мать дошьет шторы, обязательно! Даже у Флоке все получается лучше, чем у меня: он переехал, он обгоняет меня на прямой дистанции, а я ему еще и хлыст одалживаю.
— Вот так ты представляешь себе жизнь? — гнусавит мне на ухо Болтун. — Как бег с препятствиями?
— А как же иначе?
— Если бы Флоке по-прежнему торчал у своих стариков, это тебя бы окрылило?
— А ты забыл, как меня воодушевило месяц назад, что у него все еще хуже, чем у меня?
— Такое воодушевление не в счет. Это как аспирин вместо антибиотиков: симптомы исчезают, а болезнь остается…
21 НОЯБРЯ, ВТОРНИК
Звонок от папы. Он спросил меня, успокоилась ли я. Я ответила, что состояние моей нервной системы не мешало ему спокойно спать все это время. Насколько мне известно, со времени нашего последнего обеда прошло две недели! Он ответил, что умеет считать, спасибо! И что он был очень удивлен тем, что я не позвонила…
— Я тоже, представь себе, — резко ответила я.
Потом над телефонными проводами пролетел тихий ангел. Честно говоря, я почти не вспоминала о его женитьбе. Мне удалось более-менее отстраниться от этого. Выбить из головы. Но не из своей жизни. Это было бы слишком просто. И папа опять погрузил меня в нее с головой. Цель звонка:
— Не занимай ничем субботу, двадцать шестого мая.
Это он на случай, если я собиралась в этот день улететь на Таити с Прекрасным Принцем?
22 НОЯБРЯ, СРЕДА
Во сне я попала в Тюильри. Папа был маленьким далматинцем с черным пятном между глазами и в красном, как ногти Глории, ошейнике. Он прыгал и лизал ей икры. Уже не помню точно, смеялась я или мне привиделась Глория в образе главной падлы Крюэллы из мультфильма «101 далматинец». Она выгуливала папу на поводке и куксилась по этому поводу.
23 НОЯБРЯ, ЧЕТВЕРГ
В обед пришла к нам в агентство Жеральдина. Истошные вопли девчонок — Мари-Анник, Натали, Анаис и Сары. Они принялись водить хоровод вокруг ее живота (восьмой месяц). Никто, кроме меня, не знал, что она ждет ребенка.
— Девочка или мальчик?
— Нас с Зоэлем это не волнует… Пусть будет сюрприз!
— А имя?
— Мы с Зоэлем никому не говорим… Секрет!
Замешательство в группе поддержки. Если ты не посвящен в тайны личной жизни матери, то о чем, кроме имени и пола ребенка, можно поговорить в связи с его будущим рождением? Когда мы с Жеральдиной остались тет-а-тет в дурно пахнущей вегетарианской забегаловке торгового центра, хозяин которой похож на бандита (не только похож, он и есть бандит: от еды у него всегда несет дизельным топливом и затхлостью), Жеральдина шепотом сделала мне несколько признаний. Если будет мальчик, она хочет назвать его Фруктидором. Если девочка — Жатвой. Кусок пирога с крапивой и китайской тыквой, который я с трудом пыталась разжевать, застрял у меня в горле. Та же участь постигла глоток воды в тот момент, когда Жеральдина открыла мне выбор Зоэля. Мальчик — Роки. Девочка — Тарзана. Они никак не могут прийти к согласию. Взгляд моей подруги затуманился при воспоминании об этом.
— Мы в первый раз с ним поспорили! Что ты об этом думаешь?
Я подумала, уж не начало ли это, не приведи, боже, длинного сериала, и посоветовала найти компромисс, точку соприкосновения, что-нибудь более… Более консенсуальное, но одновременно биологически корректное! Конкретные предложения я выдвигать поостереглась…
23 НОЯБРЯ, ЧЕТВЕРГ
Во сне обедала с Жеральдиной в какой-то стране типа Афганистана. Мы не могли есть. И не без причины: каждая из нас была закутана (или закатана) в паранджу. У Жеральдины была черная, у меня — синяя. Я смотрела ей в заплаканные глаза, просвечивающие сквозь переговорное устройство из сетчатой ткани.
24 НОЯБРЯ, ПЯТНИЦА
Мать Жиля Флоке, видимо, подсоединила свой «Зингер» к турбогенератору: шторы го-то-вы! Вот уж кому неведомы промедления, честное слово, не то что некоторым… Жиль был такой веселенький, когда вкатился ко мне с приглашением. Сначала он отвесил мне комплимент, какая, дескать, я изящная в полосатой блузке. Мне кажется, это замечание он придумал заранее. Если бы на мне была черная водолазка, он сказал бы, какая я изящная в черной водолазке. Попахивало домашней заготовкой, пущенной в ход для храбрости и в качестве подводки к основной теме: моего пригласительного билета на званый ужин. Время сбора пострадавших: завтра вечером. Saturday night in Нантерр, это для кого? Это для меня! Как отразить такой штурм? Я встретила опасность лицом к лицу. Хорошо. Я принимаю бой. Я приду. Я даже спросила Жиля, надо ли что-нибудь приносить с собой?
— О, нет-нет-нет-нет, спасибо большое! Мама придет помочь мне все приготовить..
Уходя, он обернулся и адресовал мне что-то типа чего-то, что показалось мне похожим на обольстительную улыбку (нелегко интерпретировать ввиду отсутствия практики с его стороны). Я немного испугалась…
25 НОЯБРЯ, СУББОТА
Перечитываю то, что я написала вчера. Откуда столько презрения? Да за кого я себя принимаю, в конце-то концов? Почему все время пытаюсь прыгнуть выше головы, словно я сама — лучшая из лучших? Флоке, быть может, единственный действительно хороший человек из всех тех, кто меня окружает. Хватит мечтать о несбыточном. В выражении «упасть в объятия» первым идет слово упасть. Мне надоели шишки и синяки. Может, попытаться обрести немного нежности в этом грубом, жестоком мире? В объятиях Жиля? А почему бы и нет, в конце-то концов? Это дело всего лишь дело принципа. Говорят, аппетит приходит во время еды. Правда, говорят также, что с возрастом мы становимся капризнее. Пришло время подвести мои часы… Жиль Флоке находит меня изящной. Я никогда никому не казалась изящной. Это очень трогательно. Нахожу ли я его изящным? Вряд ли мое впечатление можно определить этим словом. Но он милый. Он смог бы даже стать презентабельным. Конечно, тут придется поработать. Например, если я сбрею ему бороденку… Если подарю абонемент в тренажерный зал… Если…
— В «Жимназону», ха-ха-ха! Это что, не презрение разве?
— Болтун, избавь меня от твоих насмешек, хорошо?
Что подарить ему сегодня вечером? О том, чтобы прийти к Флоке с пустыми руками, и речи быть не может.
Рубашку, менее убогую, чем его синтетические бордово-горчичного цвета? Слишком интимно.
Дартс? У него уже есть.
Торт в виде дартса, круглый, двухцветный, с мраморным шоколадным узором, и все такое? Глупо. К тому же я не в состоянии его приготовить.
Диск Мишеля Фюгена? Ему может понравиться… Эй-эй! Я же его разломала, что же, теперь другой покупать? Ну, Ева, ты даешь!
Что-нибудь для кухни? Для этого надо знать, чего у него нет. Наверняка у него все есть, вон мамулька его как за ним ухаживает.
Бутылку «малибу»?
А вот это неплохая мысль. Если вечер окажется слишком уж мрачным, у меня хоть что-то будет под рукой. Бутылка, я хочу сказать…
28 НОЯБРЯ, ВТОРНИК
Уф-ф! Какое счастье снова найти свое одеяло и свой дневник. Мамма миа, ну я и грохнулась! Туфик побежал за жрачкой, плюс лекарства, плюс отправить документы по социальному обеспечению. А вдруг он не вернется? Нога болит невозможно. Дергает. Сил нет больше писать.
29 НОЯБРЯ, СРЕДА
Этой ночью я уже кое-как спала. Вчера вечером перед уходом Туфик оставил мне под рукой все необходимое и подложил под ногу все имеющиеся у меня подушки. Попробую написать обо всем, что произошло. Или, может быть, завтра? Да, лучше выпью анальгин плюс снотворное. Обо всем поговорим завтра.
30 НОЯБРЯ, ЧЕТВЕРГ
Пусть я покалечена, но промедление не возьмет надо мной верх, сколько можно! Я напишу сегодня о том, что произошло в субботу. Случилось нечто невероятное. И очень важное. Может быть, даже невероятно важное. Начнем с начала. Когда же все полетело кувырком? В тот момент, когда я увидела у Жиля Флоке линолеум в облачка, на котором, как два бомбардировщика, стояли коньки? Или когда почувствовала лавандный запах дезодоранта для помещений? Когда заметила у Жиля модную прическу а-ля Дик Риверс? Когда рассмотрела набивные желтые бархатные Шторы имени мамульки в стиле Людовика XIII? Позолоченные тарелки на клеенке? Наши имена на эстетских визитных карточках, напечатанных на компьютере разноцветными буквами и поставленных наискосок рядом с бокалами?
Видимо, на меня подействовало все вместе. Так было, наверное, предначертано. Судьба? Мне не понадобилось ни капли «малибу» для того, чтобы вылететь из квартиры как пробка из бутылки. Аппетит приходит во время еды?
— Глупости все это! — заорал Болтун мне прямо в уши.
Еще до того, как Флоке вставил диск Балавуана в проигрыватель, я поняла, что долго не выдержу.
— Чем старше, тем капризнее? — продолжал надрываться Болтун.
Даже в тридцать я буду еще слишком молода для того, чтобы вынести такое: я не могу, я не могу, я не могу… Флоке пищал, брызгая в меня слюной:
— Я так счастлив, Ева, что вы стали первой гостьей в моем первом доме. Может быть, мы уже… Перейдем на «ты»? Я налью тебе выпить?
Я ответила загробно-блеющим голосом:
— Простите меня, Жиль… Я не очень хорошо себя чувствую, я думаю, что… Мне лучше будет… Пойти к врачу!
Я почти добежала до первого этажа, когда поняла, что крики, которые доносятся сверху, издает он. Его удивленное лицо, отороченное растрепанной бороденкой, мутным пятном маячило в лестничном пролете на уровне девятого этажа:
— Хотите, я вызову «скорую помощь», Ева? Ева-а-а!
Самое глубокое дно самого глубокого дна фантастичнее, чем все мои кошмары.
— Нет-нет… Спасибо-о-о… Не стои-и-ит…
Нантерр, ночь, дождь, паническое бегство по незнакомым улицам. Несусь, словно воровка. Словно буйнопомешанная. Словно Флоке преследует меня со сворой взбешенных ротвейлеров. Он и не собирался меня преследовать, бедняга. Он, наверное, застыл среди своей раскладной мебели из ИКЕА, пораженный моим поведением. Жиль, мой бедный брошенный бывший будущий добрый возлюбленный. Я почти плакала, думая о подлянке, которую ему подложила. Я, наверное, действительно плакала, кстати. Наверное, эти слезы и затуманили мне глаза до такой степени, что я не заметила подъезжающий грузовичок… А-а-а-а! Бум! Падение в Нантерре.