Колыбельная виски

23 ХАННА

Ветер развевал мои волосы, запах выхлопных газов и свежескошенной травы кружился вокруг меня, когда Ной резко поворачивал руль. Я смеялась и кричала, как ребенок, пока он продолжал возить меня кругами, пока у меня не закружилась голова.

Когда грузовик останавливается, Ной открывает дверцу и выходит наружу. Я бросаю веревку и поднимаюсь на ноги, шатаюсь несколько шагов, пока не выравниваю равновесие.

— Вот теперь ты катаешься на санках, как деревенщина. — Ной кладет руки мне на бедра, и притягивает к себе, нежно целуя в губы.

Немного отстраняясь, прикусываю нижнюю губу.

— Итак, теперь ты можешь отвезти меня к себе домой.

Ной потирает рукой шею сзади, прежде чем взять веревку и обмотать ее вокруг предплечья.

— Там особо не на что смотреть.

— Мне все равно.

Вздохнув, он забрасывает в кузов грузовика веревку, а затем и стол.

— Ну, пожалуйста!

— Хорошо, но если Старик снаружи...

— Старик?

— Да, я не знаю его настоящего имени. Его так все называют, и он извращенец, так что просто не смотри ему в глаза.

Мы забираемся в его грузовик и мчимся через пастбище, перелетая через ручей. Внутри кабины все подпрыгивает.

— Ты не веришь в дороги, да?

— У меня есть грузовик, та, которому нужна дорога.

Пастбище переходит в грунтовую дорогу, и как только мы сворачиваем на нее, Ной резко поворачивает налево, на гравийную дорожку. На пути грузовика появляется козел, он остановился и уставился на свет фар. Ной сигналит, махнув рукой в окно.

— Давай, Марвин!

На одной стороне длинной подъездной дорожки стоит небольшой дом, двор завален покрышками и металлическими бочками, а мы останавливаемся перед маленьким домиком с белым сайдингом и зелеными ставнями. Ной глушит двигатель и тяжело вздыхает.

— Ага, он где-то там. Предупреждаю у него язык, как помело. Он просто старый…

— Все нормально, — уверяю я его, смеясь.

Как только он открывает дверь, со стороны двора доносится кряхтение и смешок. Когда я выхожу из машины и закрываю за собой дверь, то замечаю, как пожилой мужчина поднимается с садового стула и шаркает к сетчатому забору.

— Угу, угу, угу, — говорит он, прежде чем поднять банку пива. — У тебя подружка, да?

— Да, Старик. — Ной огибает машину, кладет руку мне на поясницу и ведет к парадному крыльцу.

— Хочу дать тебе совет.

— Я бы предпочел, чтобы ты этого не делал, — бормочет Ной.

— Я был со своей изрядной долей дам, и им нравится, когда ты играешь с их клитором, ну, знаешь, теребишь дверной звонок старого доброго сатаны.

Прикрыв рот рукой, давлюсь смехом, пока мы поднимаемся на несколько ступенек к двери. Ной вставляет ключ в замок и распахивает дверь.

— Ладно, старина, спасибо за совет. — Ной практически вталкивает меня в темный дом.

— Ты будешь глубже, если сделаешь это сзади, как пудель в течку, а потом...

Бах. Ной захлопывает дверь и щелкает выключателем.

— Черт, я предупреждал.

Я хохочу.

— Он довольно забавный.

— Он безобидный.

Ной пересекает маленькую комнату, схватив банку из-под пива и пустой пакет из-под чипсов, выбрасывает их в мусор. Внутри дома довольно пусто, в гостиной только диван в цветочек и деревянный столик, а в углу гитара. Могу сказать, что Ной смущен потому, как он ходит вокруг, пытаясь прибраться в комнате, которая не нуждается в уборке, потому что это то, что всегда делала мама, когда нервничала или смущалась.

— Невесть что, но это мой дом.

— По-моему, здесь здорово.

Он самодовольно кивает мне. Я пересекаю комнату и беру его гитару, затем сажусь на край дивана и перебираю пальцами тугие струны.

— Знаешь, я хотела брать уроки игры на гитаре, но вместо этого играла на пианино.

— Боже, я бы с удовольствием играл на пианино. — Он садится, положив одну руку на спинку дивана и взъерошив кончики моих волос.

— Говорят, если научишься играть на одном инструменте, то нетрудно освоить и другие… — Я беру несколько нот.

— Ну, я никогда не учился играть на гитаре.

— Что?

— Я учился сам, поэтому не умею читать ноты.

— Как же ты сам научился этому? — Я вспоминаю о том, как он играл на сцене с такой легкостью, словно это было его второй натурой. Я тогда решила, что кто-то, кто так виртуозно играет, много лет учился этому.

Ной пожимает плечами.

— Я просто... слушал песни, которые мне нравятся. Действительно слушал и подбирал ноты.

— Вау, это впечатляет. — Сую гитару ему на колени. — Сыграй что-нибудь.

— Требовательная штучка, да? — усмехнувшись, Ной садится, поправляя гитару на коленях. — Что ты хочешь, чтобы я сыграл?

— Не знаю, удиви меня.

— О, перестань, ты не можешь так со мной поступить.

— Отлично, — говорю я. — Твою любимую песню. Спой мне свою любимую песню.

— Значит, теперь я еще и пою?

— Ага. — Наклоняю голову и улыбаюсь ему. — Это ты виноват, что у тебя такой красивый голос.

Его взгляд встречается с моим, Ной самодовольно ухмыляется, когда медленно наигрывает несколько нот.

— Знаешь эту?

Ной берет несколько аккордов, медленно и уверено.

— Нет.

— Знаешь. — Он смотрит на свои пальцы, опустив подбородок, и слегка покачивается в такт мелодии, наполняющей комнату. Тихо напевая, Ной закрывает глаза. И я узнаю песню.

— «Еще она попытка» Джордж Майкл, — выпаливаю я.

Ной усмехается и кивает, прежде чем пропеть первые несколько слов. Эмоции и уязвимость в его голосе заставляют мою грудь сжаться. Выцветшие джинсы, татуировки и грубая линия подбородка, покрытая щетиной, делают его привлекательным, но в Ное было гораздо больше. Там есть этот удивительно добрый человек, которого он прятал за суровой внешностью, но когда он пел, завеса приподнималась. Вся его печаль выливалась в его голос, и, может быть, поэтому каждое слово, которое он пел, немного разбивало мне сердце.

На его взгляд, его мир давным-давно развалился. А мой разваливался прямо сейчас. Он сказал мне, что все, что он хотел сделать, это заставить меня улыбнуться, а все, что я хотела сделать, это дать ему почувствовать, что он достаточно хорош. Провожу пальцами по его руке, прослеживая его татуировки, прежде чем медленно провести вверх по его руке и взять его подбородок в свою руку. Поворачиваю его лицо к себе и прижимаюсь губами к его губам. Когда касаюсь его языка своим, Ной ставит гитару на пол с лязгом аккордов. Со стоном парень кладет руки мне на талию. Поцелуй становится более глубоким, более отчаянным, и все, о чем я могу думать, это быть ближе к нему, прикасаться к нему. Обхватив ладонями его лицо, двигаюсь на диване и перекидываю ногу через его бедра, чтобы оседлать.

— Ханна, — стонет он, впиваясь пальцами в мои бедра. — Не делай этого со мной.

Отстраняюсь ровно настолько, чтобы посмотреть на него. Возбуждение мерцает в его глазах, и я прикусываю губу, моя грудь дико вздымается. Были вещи, которые Ной не знал обо мне — вещи, которые я не хочу, чтобы он знал, потому что каким бы плохим он себя ни считал, он таким не был.

— Я ничего тебе не делаю, — шепчу я, крепко прижимаясь к нему, прежде чем снова поцеловать.

Ной запускает пальцы в мои волосы, сжимая и дергая. Поцелуй становится все более диким. Это превращается в поцелуй, которого можно было ожидать от такого парня, как он, и я наслаждаюсь этим. Его руки блуждают по моему телу, поднимая и дергая мою рубашку, как будто я была чем-то, в чем он нуждался так же отчаянно, как и я нуждаюсь в нем. Я никогда не чувствовала такого рода чистого желания и похоти. Ной тянет мою рубашку, и я поднимаю руки, мое сердце трепещет от беспокойства и волнения, когда он стягивает ткань через мою голову и бросает ее на диван. Его взгляд скользит по мне, согревая. Мне нравится, как он на меня смотрит. Нравится, как это заставляет меня чувствовать себя, как это заставляет меня хотеть его. Целуя меня в шею, Ной заводит руку мне за спину и опускает меня на диван, прежде чем сорвать с себя рубашку и устроиться между моих бедер.

— Черт, — шепчет он, проводя рукой по моей ноге. — У тебя такая гладкая кожа.

Тепло его груди, прижатой к моей, вызывает восхитительное ощущение в моем животе. Судорожно сглатываю. Я собираюсь потерять девственность с парнем, которого все считают плохим для меня, на его диване, без его ведома? Правильно ли это? Дерьмо… Мне бы очень этого хотелось. В нем было что-то, чего жаждала моя душа, какую-то часть его, которую я хочу навсегда. Невзирая на последствия.

Он целует мою шею, его рука скользит по моей талии, в то время как большая часть его веса ложится между моих ног. Этого тепла и давления достаточно, что бы я отчаянно хотела большего. Запускаю пальцы в его волосы, откинув голову на подушку, чтобы дать ему лучший доступ к моей шее.

— Я бы так много сделал с тобой, — шепчет он мне на ухо, проводя языком по раковине. — Так много гребаных вещей.

Хочу что-то сказать, но все, что могу из себя выдавить — это глубокий вздох.

— Черт... — выдыхает он, прежде чем уткнуться головой в изгиб моей шеи. Его хватка на моих бедрах усиливается, и он прижимается ко мне еще сильнее. Жар пробегает по позвоночнику. А затем… Ной садится, проводит руками по волосам, потом откидывается на спинку дивана и смотрит на меня.

Неуклюже приподнимаюсь на локтях, чувствуя, как горят мои щеки.

— Что?

— Ты даже не представляешь, какая у меня сейчас моральная дилемма. — Его взгляд опускается на мою грудь. Я вдруг чувствую себя уязвимой, отвергнутой. Быстро прикрываюсь руками. Ной прикусывает нижнюю губу и стонет. — Я просто... Я не могу так поступить с тобой.

— Как так? — Чувствуя как мое лицо раскалилось, хватаю свою рубашку с подлокотника дивана и натягиваю через голову.

Ной качает головой.

— Я не хочу потерять тебя. Ты мне дорога и я…

— Все нормально. — Стряхиваю с рукава воображаемую пылинку.

— Слушай, я всегда все порчу. — Ной приподнимает мой подбородок, что бы встретиться со мной взглядом. — Я не хочу все испортить с тобой, ясно?

— Ясно.

Тишина встает между нами, как баррикада.

— Не злись.

— Я не злюсь, просто... — Смотрю на часы и вздыхаю. — Наверное, мне нужно вернуться домой.

Ной смотрит на меня умоляющим взглядом.

— Я не хочу, чтобы ты уходила.

— Ну, я не могу здесь оставаться.

— Почему?

— Я... — Я чувствую себя виноватой, что меня нет дома. Дом... меня охватывает паника. Я не хочу идти домой, но в то же время, как это будет выглядеть в глазах моего отца-проповедника, если Ной высадит меня утром? Этот человек подарил мне кольцо воздержания на мой двенадцатый день рождения. Так что, хотя мне двадцать лет, я не хочу его разочаровывать. — Я просто... не могу.

— Ладно. — Ной кивает, затем встает и хватает свою рубашку. — Пойдем, я отвезу тебя домой.