Кольцо с изумрудом

ГЛАВА 28

Элизабет со стесненным сердцем вошла и окинула взглядом парадный зал. Джеми, по словам Роберта, осталась здесь вместе с дедом. Свиту Томаса Болейна разместили во дворе замка под надзором воинов клана Макферсона.

Лихорадочно шаря глазами по пустому залу, Элизабет почувствовала, как ее охватывает паника. Час назад, когда они с Робертом уходили отсюда, чтобы подняться в северную башню, здесь было шумно от стука топоров и криков рабочих. Пыль, поднятая ими, до сих пор витала в воздухе в солнечном свете, льющемся из высокого окна. А сейчас здесь было пусто и очень тихо.

Наконец она увидела отца в дальнем конце огромного зала.

Томас Болейн сидел в высоком кресле хозяина замка у камина, в котором даже летом поддерживался огонь. Массивный серебряный кубок с вином стоял рядом с креслом. Склонив голову, он что-то тихо говорил Джеми, которая сидела с котенком на руках у него на коленях и украдкой искоса поглядывала на незнакомца.

Томас Болейн повернул голову и, увидев Элизабет, стал с трудом подниматься на ноги. С сильно бьющимся сердцем она сделала шаг навстречу. Ей пришлось изо всех сил сжать кулаки, чтобы унять охватившую ее предательскую дрожь. Джеми бросилась ей навстречу. Звук легких шагов девочки нарушал тишину, царившую в громадном зале.

Элизабет присела и раскрыла объятия малышке.

Джеми обняла ее за шею, и она крепко прижала девочку к себе.

– Ступай в мою спальню и жди, пока я за тобой не приду, – шепнула она.

Джеми кивнула в ответ, но продолжала прижиматься к Элизабет, обхватив ее за шею. Посмотрев в темные глаза, так похожие на ее собственные, Элизабет увидела в них страх.

– Я боюсь, – прошептала девочка. – Он сказал, что он мой дедушка.

– Так и есть, – спокойно ответила Элизабет. – Он говорит, что хочет забрать нас с собой в Англию. Тебя и меня. Но мы же не поедем с ним, правда? – огромные глаза испуганно смотрели на нее.

– Нет, конечно, мы не поедем.

Джеми кивнула и прижалась к самому уху Элизабет.

– Я не отвечала на его вопросы! – шепнула она.

– Ты правильно сделала, родная. – Элизабет поправила воротничок на платье Джеми. – А теперь беги.

Джеми разомкнула руки и спросила:

– Когда приедет барон? Я хочу, чтобы он был здесь.

– Я тоже скучаю по нему, детка.

– Он никому не позволил бы увезти нас. – Она с опаской оглянулась через плечо и добавила: – Я знаю, он не дал бы нас в обиду.

Элизабет сложила ладошки девочки вместе и поцеловала маленькие пальчики.

– Ты права, моя радость. Но никто и не собирается нас увозить, пока Эмрис не вернется от королевы. Мы никому не позволим этого. А теперь, ступай, детка.

Девочка привстала на цыпочки, поцеловала Элизабет в обе щеки и вприпрыжку выбежала из зала вместе со своим котенком.

Элизабет не поворачивалась к отцу, пока шаги Джеми не стихли за дверьми зала. Только тогда встала на ноги.

Сэр Томас выглядел болезненно и заметно постарел. Элизабет пристально пригляделась к человеку, которого так боялась и от которого сбежала почти четыре года назад. Годы, а может, образ жизни оставили на нем свой отпечаток. Он сильно похудел, поник, сгорбился, как будто под тяжестью прожитых лет.

Даже сейчас, в теплое летнее время, на нем была толстая шерстяная куртка, поверх которой был надет шитый золотом парадный камзол. Она заметила на кресле тяжелый плащ с капюшоном. Его черные глаза, казалось, запали на худом, изрезанном глубокими морщинами лице.

Глаза Элизабет расширились, когда она увидела, как он раскрывает ей объятия. Точно так же, как она сейчас, когда обнимала Джеми.

Пораженная, Элизабет застыла перед ним, ничего не понимая. Он шагнул ей навстречу с распростертыми объятиями. Глубинный, необъяснимый ужас холодной волной прокатился по телу, лишая сил. Так нежные стебельки нарциссов за одну ночь никнут от последних объятий умирающей зимы.

Сколько раз, будучи ребенком, она мечтала укрыться от детских невзгод в спасительных отцовских объятиях и хоть раз почувствовать какое-то проявление добрых чувств к себе. Но это так и осталось мечтой.

Он сделал еще один шаг навстречу. Она боролась с желанием кинуться к нему в поисках защиты. «Но защиты от кого? – вдруг подумала она. – От кого я всю жизнь искала защиты?»

Ее глаза сузились от гнева. Именно сэр Томас Болейн, ее собственный отец, четыре года назад бесстыдно торговал своей дочерью. Из-за него она была вынуждена пройти через ад.

Он приближался.

Элизабет теперь боролась с желанием развернуться и убежать, но заставляла себя стоять неподвижно. Она смотрела ему прямо в глаза, ища подтверждения его вины и оправдания для своего гнева, но ничего не находила.

В них ничего не было – ни жестокости, ни злости, ни алчности. Перед ней были глаза одинокого старика, уставшего от жизни.

Неожиданно она поняла, что не знает, как ей себя вести.

Сэр Томас дотронулся до нее.

Элизабет стояла неподвижно, пока он обнял ее за плечи и торжественно поцеловал в обе щеки. Она боролась с желанием отстраниться, но с удивлением поняла, что одновременно борется с желанием обнять его в ответ. «Просто из вежливости», – успокоила она себя.

Она кивнула головой, так и не решив, как ей надо держаться. Его приветствие смутило и выбило ее из колеи.

– Я всем сердцем рад нашей встрече, Элизабет, – сказал Томас Болейн и погладил ее по густым коротким волосам, но лицо его осталось бесстрастным. Он никак не выказал своего удивления по поводу ее прически. Наконец он опустил руки и взял ее безвольные пальцы в ладонь.

– Не могу сказать того же о себе, – невнятно пробормотала она.

Руки и тон Элизабет были ледяными, но она чувствовала, как горят ее щеки, а каменное выражение лица совсем не соответствовало тому, что творилось у нее в душе.

Впервые за много лет Элизабет чувствовала себя слабой и беззащитной, и это ее нервировало.

Отец крепче сжал ее руку и мягко подтолкнул к креслу у камина. Она подчинилась. – Я проделал такой длинный путь до Шотландии не для того, чтобы ссориться, – сказал он.

– А для чего же?

– В поисках мира, Элизабет.

– Мира? – выдохнула она. – Между кем?

– Между мною и тобой, девочка. Возможно, ради Джеми.

Она молча смотрела, как отец придвигает кресло поменьше к своему и жестом предлагает ей сесть. Не желая подчиняться ему ни в чем, она осталась стоять рядом с креслом.

– Мы с Джеми и так жили в мире. До вашего приезда.

Сэр Томас молча посмотрел на нее и тяжело опустился в кресло Эмриса. Он изучающе осмотрел беспорядок, оставленный рабочими, и сухо сказал:

– Он уже бросил тебя.

Элизабет почувствовала, как от его слов ее желудок словно наполняется камнями.

– Мы помолвлены и скоро поженимся.

– Ха! Мы с твоей матерью тоже были помолвлены и собирались пожениться. – Голос его слегка задрожал. – Но я бросил ее.

– Не сравнивайте, пожалуйста, несравнимые вещи, – ледяным тоном отрезала она. – Вам нужно было имя и положение, дававшие власть, а не она сама.

Он перевел глаза на пламя в камине и сдавленным голосом произнес:

– Она ничего не смогла мне дать. Ни денег, ни положения.

– Она отдала вам все, что у нее было. Свое сердце и любовь.

– Да, она любила меня, но мне этого было недостаточно, – прошептал он. Потом пристально посмотрел на нее. – И шотландцу этого тоже будет мало.

– Не у всех вместо сердца камень, – отразила удар Элизабет. – В отличие от вас у Эмриса доброе, чуткое сердце. Он умеет любить и ненавидеть, различать, где добро, а где зло.

– Я просто мужчина. И он, учти, тоже.

– Вы – просто чудовище! – вспыхнула она и указала рукой на его расшитый золотом камзол. – И никакая золотая парча этого не скроет!

– Золотая парча, – сказал он после долгой паузы, как будто про себя. – И все началось в Золотой долине…

Множество аргументов крутились у нее в голове. Ей так много хотелось сказать! Эти мужчины были абсолютно разные, как свет и тьма, как радость и ужас, как небеса и ад. Но она не надеялась, что ее слова достигнут цели. Сэр Томас между тем с бесстрастным лицом сидел перед ней в кресле Эмриса. Элизабет перевела взгляд на огонь в камине.

– Вы сказали, что приехали в поисках мира, – с усмешкой сказала она. Элизабет не собиралась выставлять свои чувства напоказ. У нее за плечами была прекрасная школа, и она могла управлять своими эмоциями. Ей нужно выяснить, зачем он приехал. – Я прекрасно жила все эти годы без ваших советов и не нуждаюсь в них в дальнейшем.

– Элизабет, – произнес он, глядя на нее так пристально, что она подняла на него взгляд. – Я не порицаю тебя за чувства, которые ты испытываешь.

Она опять отвернулась и приблизилась к камину. Ее передернуло от холода, который вдруг пробрал ее до костей. Подбросив полено в тлеющие угли, Элизабет наблюдала, как его лижут языки пламени, то внезапно разгораясь, то разлетаясь снопом веселых искорок. Внезапно она вздрогнула, как будто боль, которую она испытала от побоев отца, опять вернулась.

Стоя спиной к отцу, Элизабет осторожно прикоснулась пальцем к метке, которую он оставил на щеке. Шрам почти исчез и был едва заметен, но рана в сердце – осталась. Гнев и обида, которые навсегда остались в ней. Она не знала, сможет ли что-нибудь в будущем уменьшить боль от этого жестокого и злобного поступка отца.

– Зачем вы приехали? – не оборачиваясь, спросила Элизабет.

– Я уже ответил тебе – чтобы помириться.

– Но почему сейчас, когда прошло столько лет? – Она повернулась и посмотрела ему в глаза.

Прежде чем ответить, он долго рассматривал свои руки.

– Я искал тебя и раньше. Но после того, как ваш шатер сгорел, ты как сквозь землю провалилась.

Элизабет стояла молча, ожидая, что он скажет еще.

– Я хотел вернуть тебя, – продолжал он. – Я рассылал людей на твои поиски в разные уголки страны, отправлял их в Париж, подкупал прислугу в домах, где ты прежде бывала. Я дошел до того, что назначил за сведения о тебе награду.

Элизабет молча слушала его признания, не выдавая своих чувств.

– Да, я хотел тебя вернуть. Преподать тебе урок. Ничто тогда не сделало бы меня счастливее, чем возможность швырнуть тебя в кровать королю, доказав ему, что он значит для меня гораздо больше, чем собственный ребенок.

В зале воцарилась мертвая тишина.

– Но вы не смогли отыскать меня, – сухо сказала Элизабет.

– Ты права, девочка, я не нашел тебя. – Сэр Томас глубоко вздохнул, прежде чем продолжить. – Но теперь я понял, что на то была божья воля. Он хотел, чтобы я ждал и учился. Иногда жизненные уроки длятся долго и тяжело даются.

– Неужели вы чему-то научились?

Горькая усмешка скривила его рот.

– Да, Элизабет, я многому научился у своих детей.

– Вы имеете в виду Анну?

– Нет, у всех троих своих дочерей, на которых я всю жизнь смотрел свысока, которых считал просто козырями в игре, лучшим товаром для сделок, чтобы увеличить свое влияние и упрочить положение. Нет, Элизабет, не одна Анна научила меня. Все вы преподали мне хорошие уроки.

Элизабет присела у огня, наблюдая, как взгляд отца уносится куда-то вдаль.

– Ты была первой, Элизабет. Ты, самая моя гордая и независимая дочь. Ты, в которой соединились доброта и красота матери и мое упорство. В тебе воплотились наши лучшие качества. И я ненавидел тебя за это. Я просто не выносил тебя. С самого детства я видел в тебе Катрин… и себя. Да, да, свою лучшую часть. Доброго и честного Томаса Болейна, который существовал много лет назад. Человека, который не оставил бы свою единственную любовь за все золото мира. Но ты была даже сильнее, чем я. Ты была чище. В тебе было что-то такое, чего во мне никогда не было.

– И вы до сих пор ненавидите меня за это? За то, что я была личностью? За то, что такой и осталась?

– Нет, нет! Сколько раз я просыпался в слезах и молил о прощении. Поверь мне, Элизабет… Знаешь, твоя мать почти каждую ночь приходит ко мне. Она преследует меня в снах и наяву… Да, я знаю, что никогда не вымолю у нее прощения за свои грехи. Но во сне я молю ее, чтобы меня простила хотя бы ты.

Элизабет опустила глаза. В горящих глазах отца сквозил ужас. Ей не хотелось это видеть. Она не могла себе позволить жалеть его. Не сейчас.

– И какой же урок дала вам я? – спросила она.

– В тебе есть невероятная сила, Элизабет. Убежденность. Ты как пламя – чистая и сильная. Я пытался сломить тебя, но ты выстояла. Выстояла даже против короля. Думаю, ты никогда никого не боялась, независимо от его положения.

Он удивленно покачал головой.

– Ты предпочла отдаться какому-то шотландцу, но не уступила ни на дюйм. Ты преподнесла мне великолепный урок мужества. После того, как ты в ту ночь убежала от меня, вся в крови, я понял, что ни меч у горла, ни кинжал у сердца не заставят тебя поступить вопреки твоим убеждениям.

Элизабет помнила все события той ужасной ночи, как будто это было вчера.

– Ты продемонстрировала такую силу духа, какой я больше ни у кого не встречал. – Старческий голос упал до шепота. – У меня никогда ее не было.

Томас Болейн спрятал лицо в ладонях и на некоторое время замолчал.

– А потом была Мэри. Моя бедная, юная, доверчивая девочка. Она всегда была ребенком, вечным ребенком, нуждающимся в заботе и опеке. Послушным и ласковым. Если ты была огнем, то она – мягкой глиной, из которой я мог лепить все, что хотел. Так легко было сеять в ней семена моих собственных амбиций. Я никогда не любил мать Мэри и Анны. Она была для меня лишь ступенькой к более высокому положению. Признаюсь честно, я манипулировал Мэри в своих целях. Использовал ее красивое личико и подложил в постель к Генриху. И она послушно легла туда. Думаю, не без удовольствия, но и потому, что так приказал отец. Она никогда не спорила со мной. Никогда!

– Ты оттолкнул ее, отец. Ты не поверил ей, когда она пришла и призналась, что беременна от Генриха.

– Я знал, что она говорит правду, но как дурак поддался на уговоры Сэди, твоей тетки. Она внушила мне, что будет разумней отослать Мэри в Кент до тех пор, пока она не родит. Я всегда знал, что это ребенок короля. Мы просто хотели, чтобы она выносила и родила ребенка в тихом, уединенном месте. Но одного я не мог предусмотреть. Того, что она сбежит.

– Ты знал, что она со мной?

– Мы догадались, когда она бесследно исчезла. Никаких следов! Это заставило меня призадуматься. Сама Мэри не решилась бы на такой шаг. А позже, когда пришло от нее письмо, я узнал это от нее самой.

– Письмо? – Это было для Элизабет новостью.

– Да, письмо, в котором она сообщала о смерти королевского сына при родах.

Элизабет отвела глаза, пряча свое волнение. Она припомнила первые дни после рождения Джеми, когда разочарованная Мэри отказывалась видеть ребенка. Это, несомненно, повлияло на нее. Сообщив в письме о смерти сына, она отомстила отцу за то, что ей пришлось пережить по его милости.

– Мне было очень плохо, Элизабет. Я многое пережил. Когда я представлял себе, что выпало на вашу долю, сердце мое истекало кровью. Подумать только, потерять сына короля, которого он так хотел! И все по моей вине. Я один был во всем виноват.

В голосе отца она слышала боль, а в темных глазах отражался отблеск пережитых мучений.

– Это был еще один поучительный урок. То, как Мэри распорядилась своей судьбой. Я считал Мэри легкомысленной и слабой, но теперь понял, как заблуждался. – Он посмотрел на Элизабет долгим взглядом. – Она стала сильной рядом с тобой.

– Мэри училась на своих ошибках.

– Да. Я подозреваю, что это единственный способ чему-то научиться в жизни. – Он опять отвел глаза, но Элизабет успела заметить, как в них блеснули слезы. – Я оплакал ее ребенка. И не как наследника короля, поверь, а как своего единственного внука… Я же не знал о твоей Джеми!

– Джеми… – машинально повторила она, с трудом вникая в услышанное.

– До сегодняшнего дня я ничего о ней не знал. Я никогда и не подозревал, что вы с Мэри обе зачали в Золотой долине…

Элизабет заставила себя не отвести глаза.

– Дочь шотландца!

Элизабет промолчала и на этот раз.

– Что я наделал, девочка? Какие беды натворил из-за своего упрямства и эгоизма. Оплакивая внука, не смог порадоваться рождению внучки.

Элизабет лихорадочно обдумывала ситуацию. Мэри сделала свой выбор. До последнего дня жизни она хотела, чтобы девочка росла в безопасности, вдали от жестокого и честолюбивого деда. Услышав о письме сестры, Элизабет лишний раз в этом убедилась. Ну что же, замечательно! Так тому и быть!

– Да, Мэри многому научила меня. – Старик покачал головой. – Ее письмо дышало ненавистью и гневом. Только меня она винила в смерти сына. И это правда. Она возненавидела меня… И это девочка, которая так уважала, так слушалась и… наверное, по-своему любила меня. Я сам все разрушил. Я заслужил ее ненависть. Она имела на нее право, как и ты…

Элизабет смотрела, как щуплое тело отца съеживается, спиной вжимаясь в массивное кресло. Все это было так странно. Эта исповедь, обнажавшая душу человека, которого она еще недавно так боялась. Она никак не ожидала такого от отца.

– Вы обе были потеряны для меня. У меня появилась такая пустота в душе, которую ничем невозможно заполнить. Такая боль, на которую я теперь обречен до конца своих дней. У меня осталась только Анна. Она стала единственным утешением после смерти Сэди Экстон.

– Там мадам умерла? – спросила Элизабет.

Новость о смерти женщины, которую она боялась и ненавидела, не принесла никакой радости. Это казалось таким далеким – детство у мадам Экстон как будто относилось к другой жизни, никак не связанной с настоящим, где у нее были Джеми и Эмрис.

– Да, она умерла в страшных муках. Боль грызла ее изнутри, доводя до безумия. Она пряталась от нас в углу комнаты, считая нас слугами дьявола, пришедшими за ее душой.

Элизабет невольно вздрогнула, представив себе эту картину.

– И после ее смерти, – продолжил сэр Томас, – я взял Анну к себе. Она была еще совсем юной. Мне казалось – это прекрасная возможность исправить тот вред, который я сотворил. Я думал, что после тех уроков, которые получил от вас, сумею воспитать ее как надо. Считал, что бог услышал мои мольбы о прощении и дает мне еще один шанс.

– Она, наверное, была потрясена до слез, увидев, как ты изменился.

Томас Болейн тяжело поднялся с кресла и стал беспокойно мерить шагами пространство перед камином. Подойдя к очагу, он протянул руки к погасшему огню, даже не заметив этого. Он отрицательно покачал головой, не глядя на дочь.

– Нет, девочка. Я опоздал. Было уже слишком поздно.

– Поздно для чего? Она больна?

У него вырвался смешок, больше похожий на всхлипывание.

– Она страдает не от телесного недуга, Элизабет. Он у нее гнездится в голове, в душе.

Элизабет в ужасе смотрела на отца. Анна же совсем ребенок! Не может быть, чтобы она уже могла заразиться от короля…

– У тебя такое испуганное лицо, девочка…

– Она болеет тем же, чем была больна Мэри? – осторожно спросила она.

– Дурной болезнью? – Сэр Томас отрицательно покачал головой. – Нет. Пока нет, во всяком случае. Ее недуг совсем другого рода. Морального. Дело в том, что она очень сильно похожа на меня. Ее мысли отравлены мечтами о власти, даже в таком нежном возрасте она планирует свои действия очень тщательно. Она знает, чего хочет, и готова добиваться цели любыми способами.

– Странно слышать, как ты осуждаешь свою дочь за то, что она хочет достичь положения в обществе, отец. Не тебе осуждать ее за это.

Глаза их встретились. Отец не отвел взгляда и кивнул.

– Да, ты права. Я не имею на это права. – Он тяжело вздохнул и вернулся к креслу. С трудом усевшись, он положил худые руки на подлокотники и уставился в камин. – Ну вот, я перед тобой. Совсем старик. Другие в моем возрасте окружены любящими женами, детьми и внуками, а я – Томас Болейн, виконт Рошфор, граф Ормунд, член королевского совета, сижу в чужом доме в чужой и враждебной стране, умоляя дочь о прощении.

Элизабет была потрясена.

– Я должен дожить свою жизнь так, как того заслуживаю – одинокий и отвергнутый. И, боюсь, это еще не самое худшее, что меня ждет впереди. Но я вижу Анну, которая неотвратимо идет к такому же концу, и должен действовать. Боже мой, Элизабет, я сам помог ей встать на путь, который ее погубит!

Элизабет смотрела на солнечный свет, льющийся из окон. Ей не хотелось все это слышать. Судьба Анны – ее личное дело. Самая младшая из них, она всегда отличалась независимостью.

Элизабет знала, что ее сестра очень умна. И даже если в ней проступили черты отца, это может, наоборот, стать для нее благом, помочь выжить в полном хитроумных интриг лабиринте английского двора.

– Элизабет, – окликнул ее отец, выводя из задумчивости. – Анна намеревается выйти замуж за короля Генриха. Мечтает о пышной свадьбе.

– Анна? – удивилась она. – Но она же еще так молода.

– Ей почти семнадцать, – возразил он.

Элизабет вспомнила события четырехлетней давности. Мэри тоже было семнадцать, когда она стала любовницей короля. Хотя Анна тогда была совсем ребенком, но должна же помнить, чего это стоило Мэри. «И какая свадьба? – удивилась она. – Это какой-то бред».

– Но ведь король уже женат.

– Твоя сестра надеется изменить это.

– Господи, зачем? Она что, не знает, чем это закончилось для Мэри? Неужели она не в курсе того, что он болен и так мало значения придает своим романам?

– Королевские лекари утверждают, что вылечили Генриха.

«Ложь», – подумала про себя Элизабет.

– Зачем ей это нужно? Выходить замуж за человека вдвое старше себя. Она что, любит его?

– Любит? – горько засмеялся сэр Томас. – Мне однажды посчастливилось любить. И быть любимым к тому же. И что я сделал? У Анны нет даже этого. Она любит только себя. Нет, девочка, Анна не любит короля. Она хочет быть королевой, только и всего. Элизабет, жажда власти – страшная болезнь.

Элизабет удивленно посмотрела на отца.

– Но ты же не думаешь серьезно, что она ее получит? Ты же прекрасно знаешь короля, наверное, как никто другой. Разве есть хоть малейшая вероятность, что он на ней женится?

В глазах человека, который подчинил все свои чувства восхождению наверх, не было ни триумфа, ни даже намека на удовлетворение, когда он ответил:

– Да, это вполне вероятно. До сих пор Анне удавалось все, что она задумывала. В кулуарах дворца уже ходят слухи о том, что король собирается подавать на развод. Но я, поверь, к этому абсолютно не причастен. И не собираюсь в этом участвовать. Клянусь тебе.

– Ты не одобряешь ее амбиций? – недоверчиво спросила Элизабет.

– Нет. – Томас Болейн помолчал и покачал головой. – Я вовсе не пытаюсь произвести на тебя впечатление, девочка. И не думай, что Анна не смогла бы сама без моей помощи это задумать. Она прекрасно знает, чего хочет, но, к сожалению, еще не знает, что за все нужно платить. Она наивно полагает, что все это увлекательная игра с высокими ставками. Она села на коня и скачет во весь опор к вершине, не оглядываясь и не думая о камнях и кочках. О том, что конь может споткнуться или сорваться в пропасть, увлекая за собой всадника.

Элизабет отвела глаза от лица отца и подошла к каминной полке.

Ее давно не волновала английская политическая жизнь, и было безразлично, какими изменениями в ней грозит появление Анны, борющейся за корону. Как и то, каким образом это может отразиться на всей семье. Она не собиралась возвращаться в Англию до конца своих дней. Но что-то в глубине души отозвалось болью за маленькую сестру, которую они с Мэри покинули в Золотой долине. Хорошая или плохая, она все равно оставалась ее сестрой. Единственной, после трагической смерти Мэри. Элизабет чувствовала, что ей далеко не безразлична судьба Анны.

– Чем все это для нее чревато, как ты думаешь? Что ей угрожает? Надеюсь, угроза исходит не от короля.

– Нет. Король здесь ни при чем. Он очарован ее красотой, молодостью и умом, пока во всяком случае. – Сэр Томас поднял кубок с вином и жадно отхлебнул. – Насколько я могу судить, он уже позволяет себе поворчать вслух о том, что его брак с Екатериной Арагонской нарушает законы божьи. Ведь она была уже обвенчана с его старшим братом, принцем Артуром. Надеется получить специальное разрешение от папы римского. Возможно, это просто политическая интрига. Сейчас он думает, что бесплодность королевы может стать основанием для развода. У него нет законного сына, Элизабет, и он уже не верит, что Екатерина когда-нибудь родит. Мне кажется, он хочет жениться на Анне. А если король разведется, для Анны наступят тяжелые дни. Ей придется за все заплатить… тем или иным образом.

– Но почему?

– Те, кто сейчас пользуются влиянием при дворе, не расстанутся так легко со своим положением. Все старинные дворянские семьи объединятся против этого брака. И Поулсы, и Картенисы – ставленники Екатерины. И они не скоро забудут то, что она для них сделала. Как не простят Анне, что она явилась причиной ее падения. Они дождутся, когда Анна надоест королю, и тогда…

Элизабет неподвижно стояла возле камина, глядя, как у отца поникли плечи.

– Кардинал Уолси, лорд-канцлер, – продолжил сэр Томас, – высказал мнение, что в случае развода король должен жениться на одной из сестер короля Франции. Это единственное приемлемое для всех решение. Уолси и знать не очень-то ладят между собой, но против Анны они объединятся. У меня много друзей при дворе, девочка, и я достаточно наслышан. Готовится целый заговор. Поулсы даже пали так низко, что ищут помощи у любимчика короля Питера Гарнеша, отчаянного головореза. Они пойдут на все, только бы заставить короля поступить так, как они решили.

Элизабет застыла, ничего не видя перед собой. Сэр Томас внимательно посмотрел на дочь.

– Ты знаешь его, да? Он заметно выделялся на турнире, пока твой шотландец не победил его.

– Я помню его…

– Так вот, каким-то образом этот необузданный сэр Питер приобрел в последние годы большое влияние на короля. Думаю, что ни одно решение Генриха не обходилось без совета этого негодяя.

– Этот человек – подлец!

– Интересно, почему ты так думаешь? – Сэр Болейн вопросительно посмотрел на дочь, но не дождался от нее ответа. – С тех пор, как он вошел в доверие у Генриха, наша семья ему почему-то особенно не по душе. А сейчас, когда король увлечен Анной, тем более. Я не сомневаюсь, на чьей стороне он будет, если Генрих все же решится на развод. Никто не смеет указывать королю, что делать, но Гарнеш наверняка использует все свое влияние, чтобы отвадить его от Анны.

– Ты уверен, что он этим ограничится? – Голос Элизабет напрягся, как будто речь давалась ей с трудом.

Сэр Томас устало пожал плечами.

– Больше, к сожалению, я ничего не смог узнать. Я написал Анне письмо с предупреждением, но она не слушает меня, а у меня нет желания влезать в ее интриги.

Отец устало прикрыл глаза и откинул голову на высокую спинку кресла. Он выглядел таким усталым и старым. «Эти четыре года очень сильно его изменили», – подумала Элизабет, наблюдая за ним.

Она перебрала в уме все, что он ей сегодня рассказал. Несмотря на враждебное отношение к нему, она была уверена, что он был искренен. Она восстановила в памяти обстоятельства гибели Мэри и свои прежние подозрения, но не нашла никаких доказательств и веских аргументов того, что отец мог в этом участвовать.

Значит, это был Гарнеш, больше некому. Возможно, видя увлечение короля Анной, он испугался, что потерявший голову Генрих попадет под ее влияние. А Анна могла получить информацию, порочащую его, от старшей сестры.

Элизабет содрогнулась. Она не общалась с Анной четыре года, но этот злобный интриган вполне мог предположить, что, узнав об увлечении короля младшей сестрой, старшая должна снабдить ее информацией, порочащей одного из главных фаворитов.

Вот в чем все дело. Проснулась спящая собака! И она идет по ее следу. Она должна любой ценой держаться от этого как можно дальше. Это единственный выход. – Ты счастлива?

– Что? – переспросила Элизабет, отбрасывая мрачные мысли.

– Ты счастлива, девочка?

– Вас никогда раньше не волновали подобные вещи, отец. Почему вы спрашиваете об этом теперь?

– Ты – все, что у меня осталось.

– У вас есть еще Анна.

– Для меня она уже потеряна, – сдавленно прошептал он. – У меня остались только вы с Джеми.

Элизабет заметила слезы на глазах отца. Она теперь совсем иначе относилась к нему, чем в момент его появления. Но не хотела понапрасну обнадеживать.

– Отец, ни я, ни Джеми никогда не вернемся с вами в Англию.

– Но ведь необязательно оставаться именно здесь, – сказал он спокойно. – Вы можете жить в Кале или любом другом уголке Франции. Я все устрою.

– Вы не поняли, отец, – голос ее зазвенел от напряжения. – Я никуда не хочу уезжать. Это теперь наш дом. Мы не собираемся его покидать.

Сэр Томас выпрямился в кресле.

– Я приехал к тебе не с пустыми руками, девочка. Я приехал помириться и помочь. Все, что я имею, – ваше! Я хочу тебя видеть счастливой и богатой. Не хочу, чтобы ты прозябала в этом диком краю только потому, что тебе некуда больше идти.

– Вы не понимаете, – повторила она. – Я остаюсь здесь, потому что хочу этого. Никто не принуждает меня.

– Но, посмотри на себя, Элизабет! Запертая в этих развалинах, одна с маленькой девочкой среди солдат.

Она изучающе посмотрела на него. Он просто расстроен, поэтому не хочет ее понять.

– Меня здесь никто не запирал. Мы с бароном скоро поженимся. – Элизабет старалась говорить мягко, щадя его чувства. – Понимаю, вам трудно в это поверить, но Эмрис Макферсон любит меня, а я его. И наша любовь не зависит от дворцовых интриг и политических амбиций.

– Тебе нечего ему дать, Элизабет. Ни состояния, ни титула. – Он пытливо всматривался в ее лицо. – Хотя, если ты позволишь мне, я мог бы…

– Милорд! Ему нужна только я. Такая, какая я есть. А не то, чем я владею.

– Значит, он лучше меня.

– Да, отец, – прошептала она. – Гораздо лучше.

Элизабет увидела, как на глаза отца навернулись слезы. Он плакал, не стесняясь и не скрывая этого. Она смотрела на него, борясь с нахлынувшими чувствами.

Элизабет попыталась заглянуть в свое сердце. Она поняла, что уже не сможет стать любящей дочерью, способной на преданность и нежность. Она не сможет уважать этого человека и хотя бы из вежливости почтительно относиться к его сединам.

Но, глядя на сидящего перед ней сломленного человека, она поняла также, что уже не сумеет отвернуться от него из-за той пугающей бездны, которую увидела в его глазах. Сердце Элизабет сжалось от боли за этого некогда сильного человека. Он потерял все, выбрав не ту дорогу, и понимает, что назад возврата нет.

Элизабет подошла к отцу и помогла подняться.

Она обняла его и почувствовала, как исчезает ее боль, когда седая голова старика устало склонилась к плечу дочери.

«Он и так достаточно наказан», – подумала Элизабет, чувствуя, как по ее щекам катятся слезы.