Надо пойти к Мигелю.
На этот раз она слишком сильно задела его мужское самолюбие. Стефани и сама не могла объяснить своего поведения. О Господи, ну почему она не подходила к телефону, когда он звонил? Почему не сдержала своего обещания и поверила прессе? Почему не послушала голоса разума и встретилась с Франкосисом?
Да, временами она бывала упрямой. Но ей никогда не понять всей сложности характера матадора, кумира испанской публики. Куда там — она не в силах разобраться даже в собственных чувствах!
Мигель не заслужил ее обвинений. Как же ему объяснить, что эти слова шли не из сердца, что они были вызваны обидой и растерянностью? В воскресенье их отношения закончатся. Мигель обретет уверенность на арене «Лас-Вентас», избавится от призрака Хуана Агилара и продолжит свою карьеру, забыв о Стефани.
Впрочем, воскресенье еще не настало, а исправлять положение надо уже сейчас. Придется идти к Эль Пелигро!
Он, наверное, внизу, с Доминго, слушает скандальные истории о Стефани Мэдисон. Пакоте, разумеется, уже звонил, ведь он прятался в клубе фламенко. Этот человек был вездесущим, как злой дух.
По всей спальне были разбросаны ее чемоданы и одежда — свидетельство мгновенной вспышки ярости. В воздухе еще висел тонкий слой голубоватого табачного дыма. Всего несколько недель назад ей был ненавистен запах сигарет. В то время она не могла даже помыслить о романе с известным мужчиной и почти не пила спиртное. Мигель перевернул всю ее жизнь! Но так ли это плохо? Рядом с ним она ожила, почувствовала себя женщиной и уже не хотела расставаться с этим ощущением.
Она должна рассказать ему все, что случилось сегодня вечером. Ужин и танцы — ерунда. А вот поцелуй… но и его можно объяснить.
Фотографии наверняка попадут на страницы газет. В последние дни пресса следит за каждым шагом Мигеля и Франкосиса.
Стефани задумалась. Интересно, почему нигде не упоминалось о Паломе и Франкосисе? Пакоте видел их вдвоем… Или это его козырная карта, которую он до поры до времени прячет в рукаве?
Стефани встала, подошла к зеркалу и погладила свой плоский живот. Их дети были бы похожи на Мигеля.
Даже один ребенок. К примеру, зачатый сегодня ночью…
А что, если и впрямь увезти с собой частичку Мигеля?
«Леди и джентльмены, на борту нашего авиалайнера нет пилота. Управлять полетом некому».
На журнальном столике рядом с ее компьютером лежали газеты и журналы. Стефани взяла первый попавшийся и увидела Мигеля: он стоял посреди арены, а мимо него пробегал огромный черный бык. «Нет ничего страшнее испанца с уязвленным самолюбием». Он переживает из-за нее, и она не допустит, чтобы в таком состоянии он вышел на арену «Лас-Вентас»!
Где он сейчас? Внизу, с Доминго? Менеджер Мигеля открыто выказывал ей свою враждебность, но Стефани решила не откладывать разговора с матадором.
«Этот поцелуй был просто глупостью… Я думала о тебе». Однако в глубине души она понимала, что поцелуй с соперником Мигеля нельзя назвать «просто глупостью?
Стефани выскользнула из комнаты, осторожно спустилась до середины лестницы и нагнулась чтобы увидеть, что делается в гостиной. Там было тихо и темно. Неужели все ушли? На чердаке, в кухне и во дворе у бассейна тоже никого не оказалось. Она вернулась на второй этаж и тихо отворила дверь той комнаты, где стояла статуя. Пусто. Однако горящие свечи, тепло и густой аромат ладана указывали на чье-то недавнее присутствие. К тому же молитвенник Мигеля был раскрыт.
Стефани тихонько постучала в дверь его спальни и, не дождавшись ответа, повернула ручку. Возле кровати горела лампа, из ванной доносился плеск воды. Одежда Мигеля была аккуратно сложена на краю кровати. Если на ранчо вся обстановка говорила о характере и профессии хозяина, то эта комната казалась какой-то обезличенной. Над комодом висела единственная картина с изображением боя быков, но и она казалась здесь не на месте. Стефани вспомнила: Мигель говорил, что у него есть вилла на Менорке. Суждено ли ей увидеть этот дом?
Поддавшись странному порыву, Стефани подошла к платяному шкафу и открыла дверцы. Вещей там было не много — несколько дорогих костюмов, кожаный пиджак и ни одного наряда для корриды. Из недр гардероба потянуло знакомым ароматом, и у нее задрожали ноги. Насладится ли она еще когда-нибудь этим неповторимым запахом? Кстати, нигде не было видно никаких одеколонов.
Она сняла с вешалки одну рубашку и поднесла ее к носу. Маслины. Вино. Испания. Мигель.
Стефани прислонилась спиной к дверце шкафа. Все, что было связано с этим мужчиной, казалось фантастикой. Она закрыла глаза. А что, если раздеться и лечь в его постель?
Нет.
Сначала надо загладить свою вину. Он мечтает победить в «Лас-Вентас», и он победит! У нее тоже есть мечта: родить от него ребенка.
Стефани поспешно вышла в коридор, спустилась на первый этаж и взяла на кухне бутылку вина и два бокала, потом вернулась наверх и захватила с алтаря молитвенной комнаты две горящие свечи. Вновь прокравшись к Мигелю в спальню, она сделала глубокий вдох и открыла дверь ванной.
Как и в прошлый раз, он сидел в ванне, только сейчас глаза его были открыты и смотрели на нее.
— Когда-нибудь ты войдешь и застанешь меня в компрометирующей позе, — произнес он с легкой ноткой раздражения.
— В следующий раз запирай дверь, — посоветовала Стефани нарочито небрежным тоном. Она вдруг усомнилась, что ей будет легко его соблазнить — особенно после того, что случилось сегодня вечером. Отвернувшись, она поставила свечи на кафельную приступку и щелкнула выключателем. Комната погрузилась в полумрак, дышащий паром и мерцающий тенями.
— Ты взяла эти свечи у святой покровительницы моей матери, — сказал Мигель тем же ровным голосом. — Это очень плохой знак.
— Для меня, а не для тебя.
Стефани вдохнула эвкалиптовый аромат, наполнивший ванную. Наверное, у него болит нога, и он добавил в воду эвкалиптового масла. Теперь каждый раз, когда пойдет дождь и начнут благоухать растущие вокруг ее дома эвкалипты, она будет вспоминать Мигеля.
Не сводя с него глаз, она дотронулась до своего живота.
Мигель немного приподнялся и закинул здоровую ногу на край ванны. Его мускулистое тело скульптурно блестело в тусклом пламени свечей. Он походил на модель, которая позирует чудаковатому фотографу.
Мокрые волосы Мигеля были откинуты назад, на скулах поблескивали капельки пота, на щеках играл легкий румянец.
Стефани ощутила укор совести. Может, зря она сюда пришла, потревожила его покой? Кажется, он совсем не рад ее вторжению. Лицо Мигеля было невозмутимым, и только часто вздымавшаяся грудь выдавала его волнение.
— У тебя болит нога?
— Нет.
— Хочешь вина?
Стефани слышала тихое журчание, но готова была поклясться, что это не вода в ванне Мигеля, а кровь в ее жилах.
Откупорив бутылку, она налила Мигелю «бордо» и поставила бокал рядом с ним, потом налила вина себе и села на кафельную приступку, слишком поздно сообразив, что там мокро. Вода сразу же просочилась сквозь платье и нижнее белье.
— Прости меня за то, что я встречалась с Франкосисом. И прости мне мои слова. Я беру их обратно.
Мигель молча смотрел на нее, а она следила за его неровным дыханием.
Наконец Стефани встала, повернулась к нему спиной и, быстро стянув с себя мокрое платье, кинула его на пол. Вскоре туда же отправился и бюстгальтер.
— Я слышала, женщины бросают тебе на арену свое белье.
Мигель потер нос и виновато улыбнулся. «Сегодня ночью он не сможет на меня сердиться», — подумала Стефани.
Она сняла трусики и швырнула их в ванну. Он проследил взглядом за их полетом и вновь посмотрел ей в лицо.
— После встречи с тобой вся моя жизнь пошла кувырком, — призналась она. — Мы такие разные! Я пытаюсь тебя понять, но уже наделала кучу ошибок. — Она отпила глоток вина. Пожалуй, это очень смело: стоять в чем мать родила перед таким же нагим мужчиной и разглагольствовать об умных вещах. — Мы совсем не знаем друг друга. Да и можно ли узнать человека за какие-то две недели?
Стефани опустила ноги в горячую воду.
Мигель сделал глоток и отвел бокал от лица, демонстрируя свои мокрые губы.
— Я знаю тебя как самого себя, — хрипло сказал он. Сев повыше, он ухватил ее ступню и положил себе на колени. — Ты близка мне, как тот маленький домик в Барселоне, в котором прошло мое детство. Как запах арены.
Говоря это, Мигель водил ее ногой по своему возбужденному паху, и у нее кружилась голова от желания.
Стефани облизнула губы. Вода, пена, аромат эвкалиптов, мерцание свечей, бездонные темно-зеленые глаза — все слилось в единую симфонию.
— У нас впереди целая жизнь, чтобы узнать друг друга. — Он опять приложился к бокалу и улыбнулся, потом поднял ее ногу и нежно обхватил губами большой палец. Наверное, со стороны это выглядело смешно, но ей было не до смеха.
Впереди целая жизнь?
«Мама, мама, когда я вырасту, я буду матадором, как папа!»
— Ты тратишь слишком много времени на то, чтобы постигнуть непостижимое. — Мигель глубоко вздохнул. — Да, мы разные, как звезды и луна, но мы существуем в одной вселенной. Без тебя не было бы и меня.
«Зачем он говорит такие слова? Я растаяла бы и без них. Зачем дает обещания, которые не сможет исполнить?»
Зажмурившись, она плыла по волнам упоительного блаженства.
— Потрогай себя, — прошептал он.
Она открыла глаза.
— Что?
— Потрогай свои соски.
Он был совершенно серьезен. Стефани Мэдисон не делает таких вещей. А впрочем… почему бы и нет?
Глядя ему в глаза, она скользнула мокрыми руками по своим плечам и задержала ладони на груди. В уголке его губ притаилась легкая полуулыбка. «Он подчинил меня своей воле. Но и я могу властвовать над ним…»
Она придвинулась ближе и села ему на колени.
— Потрогай их сам.
Наполнив рот вином, Мигель захватил губами ее сосок. Кроваво-красное вино полилось по его подбородку, стекло ей на живот и смешалось с водой. Он начисто вылизал ее грудь, потом взял бутылку и вылил все, что там оставалось, на ее тело. Вода в ванне порозовела.
Стефани подалась вперед, уткнувшись носом в его жесткие волосы. Вдыхая запахи абрикосового шампуня, вина, эвкалипта и мыла, она обхватила ладонями его подбородок с чуть отросшей щетиной и заставила Мигеля встретиться с ее взглядом. Он приник поцелуем к ее губам, и она ощутила во рту сладкий вкус вина.
В этот момент Стефани забыла обо всем на свете. А ведь она была благоразумной женщиной, которая никогда не выходила из дома в пасмурный день без зонта, накануне рабочего дня собирала пакет с завтраком, каждое воскресенье мыла свою машину и даже помыслить не могла, что будет заниматься любовью с мужчиной, которого знала меньше недели, не позаботившись о предохранении. Теперь же в ней взяло верх дикое безрассудство. Она не хотела прерываться… она уже не могла этого сделать.
Мигель открыл глаза. Эти сияющие омуты, похожие на спелые оливки, обещали блаженство.
Он что-то прошептал по-испански, но его слова потонули в шуме воды, текущей из кранов.
Стефани провела языком по шраму на его плече, тронула золотой крестик и погладила его соски. Ее руки спустились ниже. Когда она вновь посмотрела ему в глаза, то заметила в них растерянность. Может быть, в этот момент Мигель тоже подумал о смуглых темноволосых малышах?
Она улыбнулась и прижалась губами к его губам. Прервав поцелуй, он до боли прикусил ее сосок. Она вскрикнула, впившись ногтями в его плечи.
Внезапно он выбрался из ванны и усадил, а потом уложил Стефани на широкую кафельную приступку. Вода каскадом стекала с его красивого мускулистого тела и лилась на пол; полуприкрытые глаза были полны желания и восторга.
Ритм их страсти стремительно нарастал.
— Мигель… О!
Они почти одновременно взлетели к сладостным вершинам и замерли, ошеломленные. Он стоял, свесив голову, с мокрых черных волос капала вода. Стефани видела, как тяжело вздымается его грудь. Глаза его были закрыты, а пальцы по-прежнему крепко сжимали ее ноги. Она еще не успела перевести дыхания. Одна свеча зашипела и погасла.
«Я люблю тебя…» — пело ее сердце.
Мигель взял ее за руки, привлек к себе, и они вдвоем опустились в горячую расслабляющую пену.
Стефани спала в объятиях Мигеля. Он прислушивался к ее ровному дыханию и старался запечатлеть в памяти очертания ее тела, ибо знал, что после воскресной корриды она уедет от него навсегда, каким бы смелым и прекрасным ни был он на арене.
Как же он переживет эту разлуку? Есть только один способ заставить ее остаться, но сейчас Мигель не мог его применить.
Всю дорогу до Мадрида Доминго долбил ему одно и то же:
— Не вздумай публично объявить о своей помолвке с американкой! Пакоте оказал тебе услугу!
Доминго злился: Мигель уехал с ранчо на день раньше, чем было задумано.
— Я не хочу использовать Палому для того, чтобы привлечь болельщиков, — отозвался матадор. — И не хочу обижать Франкосиса. Участь Эль Пелигро наконец изменилась в лучшую сторону. Мне уже не снится тот страшный сон.
— Это хорошо, очень хорошо. — Доминго тоже понимал значение снов. — Но ты не должен терять голову, матадор! До воскресенья ничего не предпринимай! Если хочешь, завтра поедем смотреть быков. И забудь о женщинах! Ты Эль Пелигро, и впереди у тебя — ответственное выступление!
— Я хочу созвать пресс-конференцию и объявить, что моя помолвка с Паломой недействительна.
— Сделаешь это после воскресенья. Какая разница?
— Для меня есть разница.
— Ты бросаешь карьеру ради американки, с которой знаком меньше двух недель? Мигель, ты сошел с ума!
— Я не хочу ее терять!
— Если она действительно тебя любит, то подождет.
— В воскресенье состоится мой последний бой. Я ухожу с арены! — выпалил Мигель неожиданно для самого себя.
Доминго вытащил изо рта сигару и уставился на Мигеля, как будто тот превратился в быка.
— Уходишь с арены? А как же я? Ты-то будешь наслаждаться своими миллионами, а мне что прикажешь делать?
Мигель, прищурившись, взглянул на своего менеджера.
— Ты тоже припас несколько миллионов. Найди себе нового матадора и занимайся с ним. А я ухожу — пора!
Но Доминго не собирался сдаваться:
— Ха! Через несколько лет — пожалуйста, но не сейчас! Ты мне как сын, и я заявляю тебе как отец: Стефани — не та женщина, ради которой можно бросить корриду! Она американка! У нее другие идеалы — не такие, как у испанок. Она ставит себя на одну ступень с мужчиной. К тому же она, наверное, протестантка. Знаешь, что будет, если вы останетесь вместе? Ты возненавидишь ее за то, что она увела тебя от быков, а она возненавидит тебя за то, что ты увел ее из журналистики. Ты вообразил, что она будет счастлива на твоем ранчо? Эта женщина будет пить противозачаточные пилюли и оставит тебя без наследника. А Палома выросла здесь, быки и арена — ее плоть и кровь. Она нарожает тебе много детей. Отпусти Стефани, пусть едет домой!
— Я ее люблю.
— Вздор! Любовь никогда не доводила тебя до добра.
— Просто Стефани надо понять нашу жизнь. И она ее поймет.
— Даже не надейся! Перед тем как мы уехали с ранчо, мне позвонил Пакоте. Знаешь, чем она сейчас занимается? Шляется по барам в компании Франкосиса — они пьют… и не только. Что-то не похоже, что она тебя любит.
— Врешь! Ты готов сказать все, что угодно, лишь бы я ее прогнал.
Мигель позвонил на виллу, но никто не снял трубку. Доминго молча зажег свою потухшую сигару и покачал головой:
— Завтра вечером тебя будут чествовать. Галлео приложил немало трудов, чтобы устроить эту вечеринку. Я думаю, будет лучше, если ты отправишься туда без американки.
И вот сейчас Мигель гладил волосы Стефани, а она льнула к нему.
Там соберется вся его свита — поклонники, судьи, журналисты, друзья и родственники. Там будут Дженна Старр и Палома. Мигель закрыл глаза, пытаясь превозмочь душевную боль.
Стефани так и не рассказала Мигелю о том, что случилось в клубе фламенко, хотя времени у них было предостаточно. Утром они опять занимались любовью, пили апельсиновый сок и ели пончики.
Когда она лежала в кольце его сильных рук, он сказал:
— Querida, поверь, мне совсем не нравится убивать быков.
Стефани была счастлива и видела, как лучатся счастьем его глаза. Ей не хотелось нарушать очарования момента, вспоминая недоразумения вчерашнего вечера.
— Не надо ничего объяснять…
— Нет, послушай! Мой стиль — это стиль танцора фламенко. Я ослепляю зрителей ритмичными движениями ног и взмахами плаща. Мне не доставляет удовольствия убивать животное. Это всем известно. Я бью точно в цель, и мои быки не испытывают страданий.
Это признание заинтересовало Стефани.
— Так бывает у всех матадоров?
Мигель покачал головой:
— Многие из них неповоротливы, зато ловко орудуют пикой и получают удовольствие от убийства.
С минуту они лежали молча. Стефани слушала, как стучит его сердце.
— Обещаю тебе, querida: быки, которых я убью в воскресенье, примут быструю смерть. Их повергнет моя пика, а не puntillero[11].
— Что-что? — Она села в постели.
— Не что, а кто. Это человек, который добивает быка, если матадор не сумел до конца сделать свою работу. Не смотри финал корриды. Лучше отвернись.
Отвернуться?
— Завтра я не смогу быть с тобой. — Мигель погладил ее волосы и приподнял подбородок.
— Почему? — удивилась Стефани. Может, ему надо потренироваться?
— Скорее всего мне будет плохо.
— Плохо?
— Накануне корриды меня всегда мутит, я испытываю жуткие желудочные колики и потею, как боров. Я не хочу, чтобы ты видела меня в таком состоянии.
Он не шутил.
Стефани инстинктивно понимала, что сегодняшний день — поворотный в их отношениях. Завтра настанет суббота, и часы начнут отсчитывать драгоценные секунды до начала корриды в «Лас-Вентас». А потом Мигель выйдет на арену и станет другим человеком. Он сам только что в этом признался.
И между ними все кончится.
Прощаясь, он долго и страстно целовал ее, и в этих поцелуях было отчаяние. Потом он пошел к двери и задержался на пороге, но не обернулся. Стоя к ней спиной, Мигель слегка тряхнул плечами и головой, словно освобождаясь от чего-то.
Чуть позже Стефани спустилась в гостиную и застала там Рея. На нем были шорты, майка и бандана.
— Завтра обещают сто градусов[12], — небрежно сообщил он. — Подумать только — коррида в такую жару! Вообще необычная погода для этого времени года.
Она рассказала Рею о вчерашней встрече с Франкосисом, но он заявил, что ничего не читал об этом в газетах.
— Раз ты не сказала Мигелю, то и я промолчу. Я лично проверил все городские гостиницы: нигде нет мест! Если ты опять его разозлишь, он вышвырнет нас на улицу.
— Я даже не знаю, кто фотографировал вчера меня и Франкосиса, — сказала Стефани, глядя, как Рей укладывает свою фотоаппаратуру в небольшую брезентовую сумку. Он собирался в «Лас-Вентас» вместе с Мигелем и Доминго, чтобы снимать быков — участников предстоящей корриды.
— Надеюсь, эти снимки нигде не появятся. У Мигеля раздутое самолюбие. Если он увидит тебя в объятиях Франкосиса, то, боюсь, нам с тобой придется ночевать под открытым небом. Доминго сказал мне, что вчера вечером Мигель был страшно сердит.
— Я хотела уехать и уже собирала вещи. Но он уговорил меня остаться.
— Да? А потом вы всю ночь кувыркались в постели? Ох, Стефани, надеюсь, ты знаешь, что делаешь! Впрочем, не волнуйся: я постараюсь держать язык за зубами.
— Я жалею, что вчера не взяла тебя с собой. И потом, не стоило так много пить. Я здесь постепенно спиваюсь. Просто сама себя не узнаю!
«Занимаюсь сексом, не предохраняясь», — мысленно добавила она и хлебнула пива из бутылки Рея.
— Ты в Испании…
— Что ты знаешь про стиль матадора? — Стефани взяла стопку пробных отпечатков и взглянула на фотографию Ренальдо. «Не забыть бы подробнее узнать о жизни этих бедных детей, которые бегают за матадорами». — Мигель сказал, что ему не нравится убивать быков.
— Я тоже об этом слышал… и читал. Мигель — так называемый танцор. Он завораживает зрителей своей грацией, а не умением орудовать пикой. А что?
Стефани пожала плечами.
— Тебе легче думать, что он не садист?
— Вот именно.
Рей протер фотофильтр.
— Ты идешь вечером?
— Куда? — растерялась Стефани.
Рей застегнул молнию на сумке.
— На вечеринку, которая устраивается в честь Мигеля.
— А!..
«Интересно, почему он мне ничего не сказал?»
— Там будут все его приверженцы. Но раньше полуночи она не начнется — это точно!
— Вот как? — Стефани взяла испанскую газету и сделала вид, что читает, хоть не понимала ни слова.
Рей встал и закинул сумку на плечо.
— Мигель что, не сказал тебе?
— Сказал, конечно. Но я хочу дописать статью — по крайней мере сделать все, что можно, до воскресенья. Потом приму ванну и лягу спать. Счастливо тебе провести время с быками!
Перед тем как уйти, Рей долго смотрел на нее.
Мигель вернулся на виллу поздно. Стефани читала на чердаке. Он поднялся к ней, но не обнял и даже не улыбнулся.
Это был уже не Мигель. Это был Эль Пелигро.
Стефани вдруг поняла: он превратился из обычного человека в недоступного идола, пока ходил смотреть на своих быков. Того мужчины, которого она знала, больше не существовало.
— Мы сейчас выходим, — сказал он безо всякого вступления. — Одевайся.
Мадрид радостно встречал своего блудного сына.
«Держитесь! Держитесь! На борту нет пилота. О Боже, самолет сейчас упадет!»