Креолка. Тайна аристократки

ПУТЬ ВО ФРАНЦИЮ ОТКРЫТ

Прошло несколько недель после захвата «Русалки». В Антлантике стояла темная, хоть глаз выколи, ночь. Работорговое судно «Сен-Жан Батист» направлялось на северо-восток. Рулевой стоял у штурвала, пока корабль скользил по спокойным волнам. На корабле не было рабов, потому что «Сен-Жан Батист» совершал третий этап своего обширного путешествия. Сейчас он вез патоку высшего качества для порта в Нанте в Северной Франции. Один черномазый на борту был слугой единственного пассажира, мальчишки, который появлялся на палубе каждый день, но ни с кем не говорил. Он съедал свою пищу в скромной каюте на корме.

Этой ночью они играли в кости на карточном столе под фонарем. Кости приобрел чернокожий Флорус в Пуэнт-а-Питре на Гваделупе. Книги, которыми обложили стол для игры, купил его молодой хозяин в том же порту. Они сделали и другие покупки. Мальчик заплатил за одежду и туфли для обоих и за дорогие документы для «месье Шарля и его слуги», которые позволят им пройти осмотр в порту в Нанте. Флорус купил карты и сушеные сладкие фрукты.

Они провели в Пуэнт-а-Питре так мало времени, потому что Айша опасалась, как бы в ней не опознали беглую рабыню с Мартиники. Едва они пришвартовались, рассказ о захвате «Русалки» разнесся по всему городу. Их всех хорошо знали и указывали на них на улицах. Айша боялась, что ей придется ждать до тех пор, пока произведут оценку долей от «Русалки», но Фуршон, который вел дела с губернатором, не находил причин откладывать ее отъезд. С момента захвата купеческого корабля его смущал вид юного незнакомца, и он хотел, чтобы месье Шарль, как тот называл себя, поскорее убрался из Гваделупы. Фуршон взял на себя хлопоты, чтобы раздобыть бумаги и заказать место на корабле, отплывающем во Францию, для неудобного ему молодого человека и огромного негра, телохранителя Шарля.

Флорус появился в дверях каюты Айши в первый же день их путешествия на Гваделупу и сказал по-французски, но с сильным акцентом:

— У меня женщина, похожая на тебя, твоего возраста.

Его слова и то, что он знал ее тайну, встревожили Айшу, однако его присутствие успокаивало ее. Он оставался союзником Айши, и его таланты продолжали удивлять ее. Кроме вполне приличного французского он говорил на арабском, английском, португальском и немного болтал на креольском. Флорус разбирался в цифрах. Кости и карты помогли ему обучить Айшу чарующему миру цифр. Девушка уже умела считать, а теперь испытала особенно утонченное удовольствие, научившись жульничать. Такому приятному времяпровождению они предавались с первого дня путешествия. Они почти ничего не знали друг о друге, боялись рассказывать подробности своей жизни, чтобы не выпускать из тайников памяти обитающих там чудовищ. Флорус, одержавший верх в последней игре в кости, положил кисть руки на книгу и поместил подушечки двух пальцев на верхнюю часть кости. Он слегка искривил губы, подул, и его рука, поднявшись, ловко изменила счет от двух до двенадцати. Флорус улыбнулся и, наблюдая за детским восторгом Айши, сказал:

— Во сколько, по их словам, был оценен корабль?

— Сама «Русалка» и ее пушки, вероятно, пятьдесят тысяч ливров, брус — сорок плюс золото в двух шкатулках — еще тридцать.

— Так сказал Фуршон? Это составляет не менее ста пятидесяти тысяч ливров. Он обсчитает тебя, если ему удастся.

— Запомни, он достал нам документы и дал сто ливров в качестве аванса. Все остальное будет выплачено банкирами в Нанте на мое имя. Я отправлюсь к ним, как только мы высадимся на берег.

— Банкирами? — Его огромная рука накрыла кость. — Ничто не принадлежит вам до тех пор, пока вы не держите это на своей ладони.

Флорус закрыл глаза. На верхнем веке у него был небольшой шрам. Он забавно наблюдал за Айшой. Первый раз, когда они встретились, ей показалось, что Флорус дразнит ее. Однако, узнав его ближе, она поняла, что таким образом он скрывает свои мысли.

— Владельцы получают третью часть?

— Да, Флорус, мы с тобой считали уже тысячу раз.

— Будь аккуратна, пожалуйста. Одна десятая часть полагается губернатору.

Айша кивнула.

— Затем платят хирургу и раненым. Вероятно, сотню или около того. Кто знает? — Он поморщился. — Остальное делят на равные части?

— Я говорила тебе, что капитану полагается четыре доли.

— Капитан мертв.

— Причитающиеся ему деньги переходят его наследникам. У него жена в Куимпере, которую он не видел последние пятнадцать лет. Теперь она разбогатеет.

— Хорошо, затем боцман, рулевой…

Флорус замолчал, производя мысленные расчеты, его брови приподнялись.

— Полная доля приблизительно тысяча триста ливров. Я получаю половину от нее. Через два месяца, возможно, больше, когда продадут весь груз и оружие и отошлют кредитное письмо. Я тогда получу оставшуюся часть моей доли, пятьсот пятьдесят ливров от банкиров Бертранов в Нанте.

Флорус поставил одну из игральных костей на край стола и стал пристраивать на нее другую.

— Ты уже потратилась на меня. А что, если монеты, сейчас находящиеся в твоем распоряжении, последние, которые ты получила от флибустьеров?

Он начал толкать кость по деревянной поверхности стола сломанным ногтем.

— Нам незачем говорить о золоте. За тебя я готова перерезать себе горло.

Кость упала, но Флорус ловко подхватил ее в воздухе до того, как она коснулась пола. Поместив ее на середину стола, он пробормотал:

— Почему?

Айша старалась отделаться от картин резни, которые ночь за ночью преследовали ее во снах.

— Слишком много убийств. — Она болезненно поморщилась.

— Ты уверена? Не хотелось ли бы тебе убить кого-либо еще?

Выдержав длинную паузу, она ответила:

— Это не так-то легко.

— Ты должна решить. Или воевать, или делать золото. Для молодого человека нет другого занятия, — строго заметил Флорус.

— Я не молодой человек, как ты знаешь. — Айша посмотрела в его черные глаза, в них отражался желтый свет фонаря. — Ты ведь сразу догадался. Но как?

— Твоя каюта предназначалась для леди. Английский офицер, находившийся в моей каюте, должно быть, горел желанием подсмотреть за ними. Он проделал дырку в стене. Приникнув к ней глазами, я тоже увидел женщину.

Айша встала, опрокинув стул:

— Ах ты грязный шпион! Ты посмотрел еще раз?

— Ты очень красивая.

Она едва дышала от возмущения.

— Полагаю, ты подсматривал.

— Полагаю, ты права.

— Я думала, что ты благодарен мне, — крикнула Айша.

— Я мужчина. Не бойся, когда я хочу женщину, то беру ее. Я тебя не взял.

— Теперь, полагаю, мне нужно выразить благодарность. — Она подняла стул.

— Я сказал тебе: у меня есть женщина.

— Да? Я не вижу ее с тобой. — Айша села, стыдясь своей жестокости, но не отрывая от него взгляда.

— Последний раз я видел ее в Эльмине полгода назад, когда нас продавали. До тех пор, пока не узнаю, что она мертва, я не полюблю другую.

Его холодная уверенность ужаснула ее, и Айша не сразу решилась задать следующий вопрос:

— Вас продали одному и тому же хозяину?

— Нет, я попал к английским торговцам, отправлявшимся в Карибское море, Мэтчем купил меня в Антигуа, ее купили французские торговцы.

— Куда?

— В Нант.

Айша не представляла себе Нант, и его рынки для рабов, скопление зданий в Пуэнт-а-Питре и улицы, по которым сновали люди, изумили ее. Она провела почти все время в жалкой комнате над винным магазином, ожидая, пока Фуршон принесет новости от владельцев оружейных заводов, и не видя никого, кроме служанки, доставлявший ей еду, и подозрительного маленького портного. Сняв с Айши мерки, он одел ее в новую одежду. Ее она сейчас и носила. Флорус, помещенный в еще более грязной комнатушке, проводил все дни на улицах и в тавернах. Он сказал, что Пуэнт-а-Питр — собачья дыра по сравнению с настоящим городом.

— Долго ли ты жил в Эльмине?

— Всю жизнь. В доме Юсуфа аль-Акбара. Я дорос до должности управляющего. Хозяин был очень богатым человеком, но его состояние уплыло сквозь пальцы, после того как он взял третью жену. Ее семья разорила его, и в конце концов хозяина убили. На улице.

— Кто?

Флорус развел руками:

— Не знаю, Аллах свидетель. А потом все выставили на аукцион. — Он глубоко вздохнул. — Мою жену зовут Ясмин, ей восемнадцать. Она не из Эльмины, а из кочующего племени. Ясмин говорила только на своем языке, когда оказалась в Эльмине. Я научил ее.

Смахнув кости со стола, Флорус положил их в карман.

— Вот так. А почему ты едешь во Францию?

— Я ищу кое-кого.

— Мужчину?

Айша задрожала:

— Короля.

— Что, того, кто в Париже? Ты никогда не увидишь его.

Айша положила кулаки на барьер из книг:

— По меньшей мере я знаю, где он. Каждый француз имеет право на аудиенцию с королем. У меня есть документ о том, что я француз. Чье предприятие более глупо — твое или мое?

Полузакрытые глаза дразнили ее. Флорус посмотрел вниз на свои руки, прежде чем заговорить. Отметины от цепей, которые он носил несколько месяцев, все еще были видны на его кистях.

— Что заставляет тебя думать, будто он станет слушать рабыню?

Айша похолодела.

— Почему ты говоришь это мне?

— Я подружился с некоторыми ребятами из команды, с Жалу и Дюбуа из Санто-Доминго, с маленьким мулатом из Венесуэлы. Они сказали мне, где тебя подобрали.

— На Мартинике. Ну и что? У меня были деньги.

Флорус покачал головой:

— Я вижу в тебе Африку. Ты напоминаешь меня…

Она ожидала конца фразы, но он не продолжил. Через минуту Флорус встал и открыл дверь, разделявшую их каюты.

С отсутствующим видом Айша поставила книги перед собой, пробегая глазами длинные заголовки. Она провела много часов, читая их, а затем переписывала из них строчки на бумагу, купленную в Пуант-а-Питре, но научиться писать самой было трудно.

Резкий скрип поперечной балки поверх ее головы сказал Айше, что Флорус забрался в свой гамак. Их близость в этих темных мрачных стенах показалась удушающей. Айшу охватило паническое желание замедлить движение корабля, продвигавшегося к неизвестности. Впереди, как она полагала, ее ожидали лишь неудача и боль поражения. Ни ей, ни Флорусу не удастся задержать корабль, для них нет пути назад.

Когда Айша услышала звуки, доносившиеся из перегородки, она встала и потушила фонарь. Она сидела некоторое время в темноте, прислушиваясь к приглушенным рыданиям Флоруса, потом опустила лицо на руки.

В это весеннее утро Нант был омыт свежестью. Лодочники с барж и с доков казались энергичными и свежими после бодрящего путешествия вниз по Луаре, которая разлилась от снегов, растаявших на Центральном массиве. Матросы с кораблей, прибывших через Ла-Манш, толклись на солнечных улицах порта в поисках светлого фламандского пива. Именно его предпочитали нантские знатоки эля. Клерки, сидевшие за своими гроссбухами в самом центре города, поглядывали на небо, и оно словно подмаргивало им своими голубыми глазами сквозь пыльные окна и галереи. Нант — один из самых больших портов, где торговали рабами, пришел в движение с началом нового сезона.

Банкир Бертран принимал посетителей в своем городском доме. Его кабинет на втором этаже выходил окнами во внутренний дворик, где росло молодое ореховое дерево. В центре комнаты стояло бюро из тюльпанового дерева, и его поверхность отражала солнечный свет из полуоткрытых окон. Бертран сидел спиной к ветвям орехового дерева, на которых розовые почки начинали набухать и раскрываться весенними свечками. Яркий свет в кабинете мешал другому мужчине видеть лицо банкира, но он уже знал два чувства, которые оно выражало: уважительную сдержанность и скрытый интерес. Он знал их слишком хорошо.

С делами было покончено, но Жервез ле Бо де Моргон не торопился уходить, потому что их беседа касалась торговли в Нанте. Бертран происходил из старинного рода богатых торговцев. Все их поколения гордились тем, что они члены городского парламента. Жервез также родился в семье крупных буржуа, два года назад получил пост в королевском казначействе. Хотя титула у него не было, в Париже Жервез считался человеком более высокого ранга, чем тот, с кем он разговаривал. Он также добился успеха, используя все возможности для приумножения своего состояния: например, стал откупщиком королевских налогов.

У Жервеза, высокого мужчины лет тридцати, были мягкие каштановые волосы, карие глаза и хорошие манеры. Его любили в обществе, хотя он никогда не проявлял особого остроумия и не волочился за дамами. Жервез нравился женщинам, считавшим его незаменимым гостем. Никто не догадывался: улыбается ли он или думает о чем-то своем. Чаще всего Жервез думал о своем, ибо его активный ум получал удовольствие от вычислений, особенно если предмет касался его богатства.

Банкир Бертран, возможно, знал Жервеза так хорошо, как никто другой, и не доверял ему, всегда ожидая от него удара в спину. Однако Бертрану казалось, что он действительно знает этого человека и может вести с ним свои дела. Этим ярким весенним утром они обсуждали один из своих любимых проектов, состоявший в том, что они фрахтовали корабли для работорговли. Банкир описал в деталях устройство двух кораблей нового вида, построенных «Братьями Бертранами» в доках Рошфора.

— Приспособление для движения воздуха в трюмах гениально; пространство для рабов между решетками очень вместительное. Не хотели бы посмотреть план?

Жервез поднял руку:

— Спасибо, нет. Уверен, вы найдете способ довезти большую часть из них живыми. — Он улыбнулся, вспомнив что-то забавное. — Говорят, англичане рекомендуют выводить их раз в день на палубу. Они танцуют. Танцуют под особую музыку.

Бертран ухмыльнулся:

— Полагаю, музыку заменит стук конца веревок.

Услышав голос одного из своих привратников в прихожей, он поморщился. Видимо, у его слуги Гаспара возникли трудности. Он убеждал кого-то обратиться в банк. К счастью, Жервез встал, собираясь уйти, и Бертран вышел из комнаты вместе с ним. Картина за дверью удивила его. В прихожей стоял, подбоченившись, высокий парень и объяснял, что намерен увидеть банкира, даже если для этого ему придется провести в прихожей целый день. Гаспару не удавалось ничего втолковать юноше, потому что его воротник почти закрывал красные уши, а ноги болтались в нескольких дюймах от пола. Мучителем, державшим Гаспара за пояс бриджей, был самый крупный негр, какого Бертран когда-либо видел. Взгляд чернокожего выдавал неуверенность в том, что его юный хозяин умеет вести дела. Но когда сам мальчишка повернулся к ним, в его темных глазах сверкнула ярость.

— Мы здесь по делу, месье, и поскольку ваш слуга дурак, я должен говорить с вами лично.

Банкир заинтересовался. Парень говорил чрезвычайно дерзко, низким вибрирующим голосом на чистейшем французском. Одет он был с иголочки. Одежда негра была слегка тесновата и поношена, будто ее купили в магазине старьевщика. Поймав взгляд Бертрана, негр неохотно опустил Гаспара на пол. Самым интригующим было, однако, то, как мальчишка использовал слово «мы». Выходило так, будто он и чернокожий гигант собирались вместе говорить с банкиром. Если дело обстоит так, то их разговор о банке неуместен. Их плохо примет даже уличный денежный меняла.

— Объясните, в чем дело, — сказал Бертран.

— У меня письмо, подписанное губернатором Гваделупы, и я прошу открыть счет у вас.

— На чье имя?

— На мое, месье Шарля.

— Дальше.

Впервые мальчишка выказал смущение. Он стоял молча, часто дыша, и его бегающие глаза выражали отчаяние.

Позабавленный всем этим, Жервез спас его:

— Месье Бертран спрашивает, откуда вы?

— Из Пуэнт-а-Питра.

Бертран кивнул. Он взглянул на Гаспара, который разглаживал смятые плечики своего жакета.

— Он угрожал тебе?

Гаспар смутился:

— Не то чтобы, но…

— Я сам разберусь с ним. Ты можешь проводить месье ле Бо до выхода.

Все заметили мгновенную реакцию молодого человека. Он вздрогнул, уставился на Жервеза и даже отступил на шаг, когда тот сказал:

— Мое имя что-то значит для вас? Боюсь, мы незнакомы.

Мальчишка прикусил язык, и вся его наглость исчезла. Он покачал головой, глядя в сторону, но на секунду бросил украдкой взгляд на Жервеза. Его паника сменилась явным любопытством, однако он промолчал.

— Я должен идти. — Жервез попрощался с Бертраном, кивнул молодому человеку и, сопровождаемый Гаспаром, спустился на улицу, где его ждала лошадь. Уже сев в седло, он наклонился к своему груму:

— Скоро выйдет странная парочка: огромный негр и похожий на цыганенка мальчишка. Следуй за ними, стараясь не попадаться на глаза. Выясни, где они остановились, и разузнай о них все. Будь осторожен с негром, иначе он свернет тебе шею. Доложишь мне сегодня вечером.

Жервез отправился на аукцион, но пока он ехал, его мысли возвращались к неожиданной встрече. Мальчишка явно чужой в Нанте и не знает в лицо ни его, ни Бертрана. Но как на паренька подействовало его имя! Жервез был поражен. Насколько он знал, никто во Франции не носил имя ле Бо де Моргон.

Семья ле Бо в течение нескольких столетий владела землями в Бургундии. Дворянская фамилия Моргон была связана с местом, где находилось родовое имение. В последующие столетия, однако, род сократился. Теперь его представляла одна семья; неудачи и распутство вынудили ее членов искать себе другое место под солнцем. Они покинули свой большой дом, оставив в поместье лишь плохо оплачиваемого эконома и нескольких жалких арендаторов. Французские аристократы, ведущие образ жизни, который не подобает их сословию, лишались дворянства. Поэтому несколько предыдущих десятилетий семья трудилась где-то вдали от дома и без права называть себя де Моргон.

Один из них, однако, стал буржуа, успешно занявшись мануфактурами и коммерцией. Его сын и внук продолжили его деятельность. Теперь глава семьи, богатый и влиятельный, именовал себя ле Бо де Моргон. Но он так и не подал прошение королю о восстановлении своего дворянства и не предъявил права на высокий титул маркиза, принадлежавший Моргонам в течение нескольких столетий. Жервез, дальний родственник старого ле Бо, добавил к фамилии «де Моргон», как только получил королевскую пенсию, но считал это лишь началом. Наследник высокого положения и великолепного имения, он понимал, что должен хозяйничать с предельной энергией.

Для Жервеза скрывать свои дела было так же привычно, как дышать. Знакомые, такие как Бертран, думали, что знают его, но не имели понятия о мотивах, руководивших им, и о том, как он умел извлечь выгоду буквально из всего. Жервеза раздражала мысль о том, что месье Шарлю может быть известно о его делах больше, чем ему самому. Поэтому он и решил выяснить, чем этот мальчишка занимается в Нанте.

Между тем Айша завершала беседу с банкиром. Флорус ждал ее. Она не без труда добилась своего. Как только им разрешили покинуть корабль, Айша потащила Флоруса к банку, спрашивая дорогу у жителей Нанта. Экипажи и многолюдье, высокие дома — все это встревожило ее, но все же они добрались до банка. Тут Айша столько раз спрашивала Бертрана, что старший клерк, устав от этого, отослал ее в дом. Он полагал, что странную парочку не пустят даже на порог.

Бертран сидел за бюро. Одна его рука лежала на письме губернатора Гваделупы, другая держала гусиное перо, указывая на исписанную страницу.

— Предполагаю, вы знакомы с содержанием этого письма.

Услышав загадочное слово «предполагаю», Айша на всякий случай кивнула.

Гусиное перо скрипнуло по бумаге. Банкир поставил свою подпись, украшенную причудливыми завитушками, и смотрел на буквы до тех пор, пока чернила не высохли.

— Вы останетесь в Нанте до того, как придут ваши деньги?

— Не думаю, я хотел бы двинуться в другом направлении. — Она не осмелилась сказать больше.

Бертран потер кончик носа указательным пальцем, помолчал, и Айша поняла: ее золотые луидоры — все, что у нее есть до тех пор, пока флибустьеры не заплатят ей. Лучше потратить их по дороге, чем прозябать в Нанте.

— Банк «Братья Бертран» имеет свои представительства в других городах?

— Руан, Бордо, Марсель, Дижон, Париж. Куда отправить вам деньги? Я добавлю приписку, кому из моих компаньонов адресовать деньги.

Написав что-то в конце страницы, Бертран показал ее Айше. Она догадалась, что он хочет понять, умеет ли она читать. Ее глаза вспыхнули.

— И как нам вступить с вами в контакт, когда прибудет оплата?

Бертран открыл большой том, переплетенный в кожу. Страницы были заполнены адресами, написанными красивым почерком. Айша посмотрела на него в испуге. Как сказать ему, что у нее нет ни друга, ни адреса во всей Франции.

— Вы очень молоды, и у вас нет ни одного поручителя в Нанте. Здесь у меня только бумаги и письмо, которое вы принесли, — заметил Бертран.

— Но разве губернатор не объяснил? — Айша не осмелилась коснуться печати на письме во время путешествия, поэтому пришлось поверить тому, что Фуршон сообщает нужные ей сведения.

— Более или менее, — неохотно сказал он. — Тут находится подробный отчет о доле месье Шарля в захваченной добыче и о его праве на пользование ею. Здесь есть также описание вашей внешности, вполне адекватное. На основании этого я готов вести с вами дела. Теперь, поскольку у вас нет адреса, чтобы сообщить его мне, вам следует время от времени появляться в одном из наших филиалов до тех пор, пока не придут деньги. В какой город мне написать?

— В Париж.

Бертран захлопнул книгу, положил на нее бумагу и написал для нее адрес в углу. Он ничего не сказал, пока чернила сохли, и даже не поднимал глаз, хотя взгляд Айши был прикован к нему. Заметив, что у Бертрана бледная кожа, она предположила, что большую часть времени он проводит в помещении. Теплая одежда плотно облегала крупное тело Бертрана: он явно опасался простудиться. Когда Бертран вернул письмо, его лицо было непроницаемо, однако сам он, несомненно, пытался определить, в чем ее уязвимость. Взгляд Бертрана отличался от тех, которые бросали на окружающих члены семьи хозяина. Те смотрели на рабов совершенно безразлично, для Бертрана же имели значение ее намерения, и он глядел на Айшу более сурово, чем флибустьеры или их капитан. Для этого француза она существовала, имела имя, место назначения, определенную сумму денег, то есть была для него личностью.

— Это входит в наш бизнес, месье Шарль. Вы сможете получить около двух сотен ливров в нашем парижском филиале довольно быстро.

— Вы уверены, что сумма не больше?

— Ну… вам уже дали вперед сотню плюс раба.

— Что?

— Очевидно, команда не возражала против того, что вы выразили претензии на часть груза тут же. Полагаю, они уважали вас. Действительно, оценив такого богатыря в триста пятьдесят ливров, они почти подарили его вам. Вы поймете, какую прибыль получите на рынке, если вы собираетесь продать его в Нанте.

Айша встала:

— Это письмо сообщает о том, что он моя собственность?

— Точно.

— Пожалуйста, напишите для меня несколько строчек, и мы оба подпишем их.

Банкир поднял брови, но деловито написал документ под диктовку Айши, после чего она ушла.

Флорус увидел, что Айша так же раздражена и суетлива, как и люди на улицах. Она шла торопливо, останавливаясь только для того, чтобы спросить направление к рынкам. Но это был напрасный труд, поскольку вся толпа устремилась туда же. Флорус не пытался догадаться, что содержится во всех этих бочках и мешках, которые везли закрытые повозки из окрестностей Нанта. Однако громкие голоса и уличные выкрики рекламировали кое-какие товары. Тут было сладкое белое вино из долин Луары, сахар из больших сахароочистительных заводов в Нанте, который продавали мешками в пекарни и кондитерам и посылали в бочках в города всей Франции, сидр из Нормандии и светлая капуста, выращенная в болотистой местности. Уличные торговцы предлагали все, начиная от вязанки хвороста и кончая изящными бретонскими кружевами. Здесь были дешевые банты, бесформенные соломенные шляпы, пучки травы, жирные куры, подносы с пирожками и маленькими сырками, большие бочки с молоком.

Внезапно Флорус увидел между зданиями обширные помещения городского рынка.

— Тут. — Он указал вперед, и Айша остановилась, ее плечо соприкоснулось с его грудью. Это было их первое прикосновение. Между ними установилось странное товарищество, почти мужское. Однако в иные мгновения Айша признавала превосходство его пола и возраста и позволяла ему шутливо называть себя дочерью. Но сейчас настало другое время, она снова превратилась в энергичное отчаянное существо, вырвавшее Флоруса из трюма корабля. Выражение ее черных глаз убеждало его, что прежде она была рабыней. Когда же ей приходилось сдерживаться, Флорус замечал, что Айша почти незнакома с окружающим миром и мало знает мужчин. Однако она спрашивала Флоруса только о том, как он умеет манипулировать цифрами и ловко выигрывать. Она привела его в это место, не посоветовавшись с ним, но он последовал за ней.

Рынок для рабов находился гораздо дальше, чем они предполагали. Район назывался Сен-Андре. Потных разгоряченных тел здесь было меньше, чем в помещениях для рабов при рынке, большой зал был заполнен лишь наполовину. Ничто не напоминало здесь о режиме для арестантов. Группы держались вместе без всякого принуждения, независимо от того, были на людях ножные кандалы или нет. Инстинкт не побуждал их бежать в незнакомый город. Лишенные семей и охваченные отчаянием, они были готовы ко всему.

Флорус следовал за Айшой, как в кошмарном сне. На улицах Эльмины каждый знал его как раба, хотя и самого ценного в хозяйстве Юсуфа аль-Акбара. Он свободно шел по французскому рынку, где на всех черных позвякивали цепи, и ему казалось, что мир перевернулся вверх дном. У Флоруса кружилась голова. Он схватил Айшу за руку, чтобы остановить ее. Она дрожала и не смотрела на него, но ее низкий голос пробился сквозь туман, застилавший голову Флоруса:

— Мы должны поговорить с торговцами из твоей части Африки. Посмотри вокруг, скажи мне, кто они.

Он послушался, но для него все европейцы выглядели одинаково и походили на банкира Бертрана, но были более просто одеты. Флорус искал среди пленников рабов, напоминавших людей его племени, привезенных с побережья из районов, окружающих Эльмину. Флорус искал таких, как он сам, мужчин из великого королевства Гони в северных Саваннах, или гордых догомбо с верховьев реки Вольта, или рыбаков фанти с побережья. Никого похожего на Ясмин он не заметил. Она была фулани из бродячего племени на севере, длинноногая, с высокой грудью. Ясмин являлась ему в мечтах, оглядывалась на него через плечо, перед тем как уйти в пустыню, куда он не мог последовать за ней.

Флорус шел впереди Айши и смотрел поверх голов стоящих вблизи групп, боясь, что его узнают. Он опасался, встретившись взглядом с торговцем, выдать себя и дрожащую женщину, следовавшую за ним.

И вдруг Флорус нашел их — десять ашанти, пятерых мужчин, троих юношей и двух женщин. У мужчин были высокие лбы, широкие носы и характерная выпуклость над бровями. Даже несмотря на лохмотья, было видно, что это гордое и могучее племя. Лица подростков, стройных и изящных, еще не располнели, но четко очерченные подбородки и широкие скулы придавали им сходство с грациозными женщинами, стоявшими рядом с ними. Обе женщины с повязками на головах были светлее мужчин.

Флорус повернулся к Айше. Он мог рассказать, что эти люди из старого и могущественного королевства Ашанти прибыли из земель, расположенных к северу от Эльмины и протянувшихся от озера Босумиви к водам Вольты. Очевидно, какая-то ужасная беда постигла их деревню, иначе они не стали бы рабами. Но Флорус не хотел говорить при мужчине, который высокомерно смотрел мимо него в сумрачную часть рынка.

Айша подошла к торговцу. Опершись широкими плечами о колонну, тот курил глиняную трубку. Торговец удивился, что его спрашивают о том, откуда прибыла эта группа рабов, но ответил:

— С «Сантанина», приплывшего вчера.

— У вас бывали прежде рабы из тех же мест?

— Вы имеете в виду с тех же кораблей? Каждые несколько месяцев, да. — В его глубоко посаженных глазах блеснула насмешка. — Вы покупаете или продаете?

— Как сказать. Я ищу молодую женщину.

— Для дома или для прогулок? Вы ведь еще юны, и вам не пристало тратить деньги на такие развлечения, не правда ли?

Торговец не принимал Айшу всерьез, но и не спешил отсылать ее из-за гиганта, стоявшего за ней. Безусловно, этот негр — лучший экземпляр из всех, кого выставляли здесь в течение дня. Вполне возможно, подросток или, скажем так, его хозяин не осознавал его ценности.

— Около шести месяцев назад здесь была продана молодая женщина. Мы хотели бы знать, кто купил эту женщину по имени Ясмин.

Торговец рассмеялся, едва не выронив свою трубку.

— У нее было имя, э? Это не для меня, малыш. Опиши ее, и я посмотрю, удастся ли мне припомнить одно лицо из тысячи.

Флорус старался избегать жадных взглядов женщин ашанти и не замечать враждебности их мужчин. Он слушал, как Айша описывала Ясмин. Пока она говорила, Флорус вспомнил с мучительной ясностью гладкий лоб, большие темные глаза и мелкие черты лица, преследовавшего его во снах.

— Да, — наконец, сказал торговец. — Странно выглядевшая женщина, не такая черная, как обычно, э? В головном уборе, немного похожем на арабский тюрбан. Я это помню, ибо ее раздели сразу, чтобы осмотреть. А дальше дело приняло неожиданный оборот, такое не часто бывает. У нас здесь был тогда один настоящий оригинал, испанец, который явился всего-навсего поглазеть, и, честное слово, он заплатил. Да, я вспомнил, испанец купил девушку сразу, как только увидел ее обнаженной, хотя та плюнула в него, когда он сдернул с нее головной убор. А теперь мне надо подумать.

Он молчал так долго, что Айша пришла в замешательство. Флорус, давно привыкший к коммерции, вытащил остатки мелочи из мешочка, висевшего у него на поясе, и выложил монеты на ладонь мужчине. Он чуть склонил голову, ожидая новостей, за которые заплатил.

— Да, верно, он купил ее для дома принца Пармского. Она должна была отправиться то ли в Испанию, то ли в Италию, туда, где принц находится сейчас. Как я говорил, не называйте мне имена негров, все, что я помню, — это тела.

Айша схватила Флоруса за локоть и отвела в сторону. Они вышли на слепящее солнце и пошли к реке.

Двумя часами позже они сидели у причала одной из набережных, к которой пришвартовались баржи, и наблюдали, как товары грузят в трюмы. Как говорил капитан одной из барж, самый легкий путь в Париж лежит по Луаре к Орлеану, а затем можно ехать на север по суше. Он не возражал захватить пассажиров, если те заплатят вперед. Флорус потолковал с несколькими матросами, и они сказали, что легко получить работу у прибрежных торговцев. Флорус собирался заработать на проезд до Марселя, находившегося примерно в середине пути между Италией и Испанией, на южном побережье Франции. Он попытается выяснить там, где пребывает принц Пармский, и отправиться к его дворцу морем или по суше.

— Что ты будешь тогда делать? — спросила Айша.

— Если она там, я стану слугой принца.

— А потом?

Флорус вздохнул:

— Мне нужна женщина. Если, по милости Аллаха, она окажется там, о чем еще мне просить?

Об освобождении Ясмин, вероятно? Но Айша ничего не сказала. Однако она знала: Флорус не хочет испытывать судьбу, говоря о дальнейших планах. Каждый раз, когда Айша предлагала какой-либо план, ей приходилось преодолевать сопротивление Флоруса. По его мнению, ничего нельзя изменить в мире, где одни рождаются, чтобы служить, а другие — править, мужчины приказывают, а женщины подчиняются им. Флорус отрицал, что подружился с Айшой, потому что она женщина. Он постоянно утверждал, что он посвятил жизнь Ясмин. Она боялась, что если Флорус не найдет ее, то обратит свою гигантскую силу против себя самого.

Он сказал:

— Ты описала Ясмин так хорошо, будто видела ее своими глазами. Тот мужчина вспомнил ее, потому что фулани — редкость среди рабов. Я никогда не видел фулани в Эльмине. Ясмин была единственной.

Немного помолчав, он спросил:

— Что ты будешь делать в Париже?

— Я сказала тебе: там живет король Франции.

— Он не пожелает встретиться с тобой. Мне наплевать на то, что ты слышала, вожди и короли встречаются только с теми, кого приглашают сами. Они призывают мужчину, если он выиграл для них битву или способен дать совет. Они вызывают женщину, если желают ее. Для других они недосягаемы. Ты должна стать важной особой, иначе тебе не приблизиться даже к помету их лошадей.

Айша так разозлилась, что даже не ответила ему.

— Чего ты хочешь? — спросил он более мягко.

— Я поклялась и не должна говорить об этом, иначе не получится.

— Если не скажешь, никто не поможет тебе. Если ты молчишь, тебе не удастся планировать, дочка.

— Меня зовут Айша.

Флорус посмотрел на реку и прикрыл глаза от света.

— Я поеду с тобой.

Она покачала головой, вынула документ из нагрудного кармана своего жакета и сунула ему в руку.

— Если кто-нибудь пристанет к тебе, здесь сказано, что ты свободный человек.

Флорус развернул бумагу и посмотрел на непонятные строчки.

— Документ подписан, — сообщила Айша.

— Дважды. Банкиром? — Она кивнула. — И владельцем раба.

Айша не сразу поняла, что Флорус все знал с той секунды, когда она приказала снять с него цепи, и рассчитывал на нее. Показывая ей цифры, он не объяснял заданную сумму, считая, что она сама в конце концов сообразит это.

— Все имеет цену, — произнес он.

— Флорус…

— Ты хотела, чтобы все это случилось? Может, с тобой было какое-то волшебное средство, но этого мало. Ты должна уметь считать, иначе следующая ошибка обойдется в половину твоей прибыли. Я должен поехать, иначе мне никогда не расплатиться с тобой.

— Нет.

Айша не выдержала его взгляда. Чтобы преодолеть нелепое сопротивление Флоруса, она высказала ему одну из своих тайных мыслей.

— Никто не должен владеть другим человеком, Флорус. Я подписала бы эту бумагу для любого. — Никто не должен быть рабом.

Флорус убрал бумагу:

— Рабы были с самого начала. Так повелось.

— Повелось неправильно.

Он коротко рассмеялся:

— Как ты это вычислила?

— Я знаю это.

— А…

В его тоне слышалась жалость, но не презрение. Взгляд Флоруса скользил по реке.

— Твоя баржа уже почти нагружена.

Когда Айша сделала движение, он взял ее за руку:

— Здесь неудобно, давай подойдем к той стороне, где меня не увидит никто, стоящий позади нас. Не оглядывайся.

Айша послушалась, и Флорус облокотился о каменную стену, окружавшую набережную.

— Продолжай говорить, будто я все еще здесь, но не оглядывайся, пока я не позову тебя.

Флорус исчез за стеной. Айша говорила, время от времени поглядывая на воду и надеясь, что никто из прохожих не подойдет близко и не увидит, как сумасшедший мальчишка болтает с рекой. Айша напряглась от ожидания опасности. Наконец прозвучал его голос позади нее:

— Пойдем, дочка.

Они покинули пристань и пошли по переулку с бедными магазинами. Большинство владельцев магазинов закрыли в полдень ставни и отправились отдохнуть. Лишь одна грязная дверь, ведущая в лавку мясника, легко поддалась Флорусу. Он открыл ее и впустил Айшу в пропахшее мясом помещение. Куски мяса и туши лежали на столах, покрытых тканью. На крючке у дальней стены висела свинья с перерезанным горлом, ее кровь медленно капала в блюдо. Низенький краснолицый мужчина, привязанный к крюку крепкой веревкой, балансировал на носках на перевернутой кадке. Она поддерживала его, чтобы он не удавился. Несмотря на связанные руки, он казался бодрым и энергичным.

— Он был в переулке, пока мы разговаривали. До этого он околачивался на рынке и следовал за нами по улице. Ты знаешь его?

Айша приблизилась к мужчине с искаженным лицом, который дико смотрел на нее.

— Он держал за уздечку лошадь у дома Бертрана.

— Конечно. Кто твой хозяин?

Мужчина закашлялся, и Флорус добавил:

— Только расскажи нам все.

Грум рискнул кивнуть, что едва не привело его к самоубийству. Флорус подхватил его под мышки и бесстрастно ждал, пока тот наберется сил.

— Моргон, — простонал мужчина. — Жервез ле Бо де Моргон. Он приказал мне выяснить, кто вы.

Это имя подействовало на Айшу, как удар в грудь. Она опустила глаза, но Флорус заметил их выражение.

— Кто для тебя этот мужчина?

— Есть плантатор на Мартинике, тоже ле Бо де Моргон.

Флорус чуть качнул грума:

— У твоего хозяина есть родственник на Мартинике?

— Думаю да, но ничего не знаю о нем. Я ничего во всем этом не понимаю. Отпустите меня. Я скажу, что потерял вас на улице. Не…

— Расскажи нам о своем хозяине.

— Он дворянин, финансист, живет в Париже на площади Дофина.

— Почему он заинтересовался нами? Что он сказал об этом парне?

— Ничего. Он приказал только следовать за вами.

Флорус отпустил мужчину и обратился к Айше:

— У тебя больше нет вопросов?

Она покачала головой, и они вместе вышли в переулок. Флорус кивнул в сторону двери:

— Пусть подождет, пока вернется мясник.

— Я думала, что, если приеду во Францию, здесь меня не поймают.

— Без меня за тобой будет труднее уследить. Париж такой большой, что ты будешь в нем как мелкий камешек в реке, не бойся. — Через минуту Флорус добавил: — Пора расставаться.

Он произнес букву «р», как это делают креолы — у них она больше похожа на «в». Вероятно, Айша услышала ту речь, которая больше никогда не зазвучит. Она горько заплакала, когда Флорус обнял ее. Он плакал молча, слезы текли по его лицу и скатывались на ее волосы. Флорус поцеловал девушку в щеку, и они расстались.

О будущем сказать было нечего, они знали, что никогда не услышат друг о друге снова, если только Флорус не пришлет к ней кого-нибудь с сообщением, направленным к банкиру в Париже. Но теперь контора банкира для нее недоступна.

— Прощай, — сказала она.

— Аллах защитит тебя.

С последнего дня, проведенного во дворах рынка для рабов на Эльмине, Флорус не выносил прощаться у воды, поэтому он позволил Айше сбежать вниз по переулку и вернуться к набережной одной. Его путь лежал в противоположном направлении, но, прежде чем уйти, он сделал для Айши последнее, что было в его силах. Вернувшись в лавку мясника, он выбил кадку из-под ног конюха. Затем захлопнул дверь и ушел по улице, освещенной весенним солнцем.