Креольская невеста

Глава 4

Саймон смотрел на мадемуазель Гирон и клял себя. Подумать только, как ему не везет! Даже не верится! Перед ним родная племянница Жака Лизаны!

И она в мгновение ока может разрушить все его планы. Если он расскажет ей, что сделка, заключенная с ее дядей, служит лишь уловкой, прикрытием для его истинных намерений, она тотчас же предупредит пирата. Но если продолжить двойную игру – с ней и с Лизаной, – то поддержка мадемуазель гарантирована. А что касается платы, то Камилла сама сказала, что ей нужно.

Саймон стиснул зубы. У него не остается выбора, кроме как помочь ей… Если, конечно, он сумеет побороть в себе желание придушить ее за то, что так не вовремя вмешалась не в свое дело. Черт бы побрал эту французскую ведьму! Саймон уже давно жаждал крови Лизаны. Не хватало только, чтобы какая-то несносная девица спутала ему все карты!

И почему только она оказалась племянницей Лизаны? Зачем напомнила ему о том, что родные Лизаны тоже были зверски убиты?

Гром и молния, да какое это имеет значение?! Лизана ничем не лучше тех злодеев, что напали на его лагерь одиннадцать лет назад. Об этом свидетельствует хотя бы то, как он безжалостно расстрелял корабль военно-морского флота. Может, Лизана и не сам выстрелил из пушки, но последствия были катастрофические. Джошуа, молодой храбрец, человек чести, только-только вступавший в жизнь, был убит ни за что ни про что.

Саймон сжал кулаки. Так, значит, Камилла Гирон – племянница Жака Лизаны. Ну и пусть. Это ничего не меняет.

Вдруг какой-то прохожий замедлил шаг и пристально посмотрел на мадемуазель Гирон. Хотя лицо Камиллы было наполовину скрыто капюшоном, Саймон понял, что у девушки будут серьезные проблемы, если ее узнают. Хотя ему-то какое до этого дело? Но все-таки не хотелось, чтобы она попала в серьезную передрягу. Майор бросил на незнакомца суровый взгляд, и тот поспешно отвернулся.

Как только прохожий отошел подальше, Саймон схватил Камиллу за руку.

– Пойдемте со мной, – сказал он и вновь потащил ее по направлению к городским воротам.

– Куда это? – Камилла выдернула руку, но старалась не отставать от майора. – Я думала, мы обо всем уже договорились.

– Если бы, – пробормотал Саймон себе под нос. Камилла бросила на него пронзительный взгляд, и он добавил: – Вы же не можете все заботы скинуть на меня, мадемуазель. Нужно разработать стратегию – как нам связаться друг с другом в случае необходимости и что мне делать с любовником вашей кузины, когда я его вычислю.

– Как что? Расскажите ему, в каком положении моя кузина, и он на ней женится. Все проще простого.

Саймон усмехнулся наивности девушки:

– Действительно. Если ваша кузина не прибавила то, чего не было, и не обманулась в характере этого человека. А вдруг он не захочет на ней жениться? Что, если он просто рассмеется, когда я скажу ему, в каком она положении?

По испуганному выражению лица мадемуазель Гирон Саймон понял, что такая возможность развития событий ей даже не приходила в голову.

– В таком случае заставьте его жениться! Это ваш долг!

Черт возьми, как плохо эта девушка разбирается в мужчинах. Она и не догадывается, какие среди них встречаются мерзавцы.

– Заставить его жениться? Да неужели? Как, интересно? А что, если он скажет, что ваша кузина забеременела не от него? У меня нет доказательств, а ваша сестрица помогать нам отказывается. Даже если мы и найдем этого парня, как заставить его жениться, если он будет все отрицать?

Камилла была ошарашена этим предположением.

– Не станет он ничего отрицать, – произнесла она наконец неуверенным голосом. – Они же любят друг друга. Он тут же на ней женится, как только обо всем узнает.

Любят? Мужчины не способны влюбляться. По крайней мере, так, как влюбляются женщины. Да Саймон на половину ежемесячного жалованья готов спорить, что этот мальчишка-солдат даже не думал ни о какой любви, когда впрыскивал в ее кузину свое семя.

Они миновали ворота – часовые салютовали им и останавливать не стали – и направились вдоль по Байю-роуд. Дом Саймона был неподалеку, но не мог же он привести девушку к себе домой! Заметив маленькую кипарисовую рощицу, майор свернул с дороги и направился туда. Камилла последовала за ним.

– В общем, – сказал Вудворд, как только они остановились, – мы можем сколь угодно долго строить предположения. Все выяснится только тогда, когда мы отыщем этого парня.

– Только вы можете это сделать.

– Ох, не напоминайте, сделайте милость. – Вудворд прислонился к стволу кипариса и скрестил на груди руки. – Вы не могли бы узнать о нем побольше? Пока что вы сообщили мне весьма скудные сведения.

Камилла покачала головой:

– Я обещала кузине, что больше не буду затрагивать эту тему. Она отказывается отвечать на мои вопросы.

– Надеюсь, ваша сестра оценит ваши старания по достоинству. Боюсь, вы будете неприятно огорчены, если выяснится, что на самом-то деле она мечтала выйти замуж за богатенького месье Мишеля, а вы взяли да и разрушили все ее планы.

Из-под капюшона гневно сверкнули глаза Камиллы.

– Моя кузина никогда не строит никаких хитроумных планов, майор. Уж поверьте мне на слово.

Майор что-то пробормотал, но Камилла поспешно продолжила:

– Вы говорили, несколько ваших солдат в прошлом месяце перевели в Батон-Руж. Наверное, искать следует среди них. Кто эти солдаты?

Саймон некоторое время колебался, думая, стоит ли называть имена. С этой девицы станется самолично отправиться расспрашивать этих солдат. Впрочем, ей будет нелегко добраться тайком до Батон-Руж.

– Насколько помню, их звали Кит Мерриуэдер, Николас Тейлор, Дэниел Пендлтон и Джордж Уайз.

– А у вас есть какие-нибудь догадки насчет того, кто бы это мог быть? Никто из них не рассказывал о своих возлюбленных?

Майору точно никто ничего не рассказывал. Он не любил, чтобы солдаты изливали ему душу. Этак никакого порядка не будет, если солдат начнет считать своего командира сердечным другом, подушкой, в которую можно поплакаться. Майор отдавал приказы и следил, чтобы они исполнялись.

– Я знаю только, что никто из них пока еще не женат, вот и все.

– В таком случае вы должны отправиться в Батон-Руж и попытаться узнать, кто из них…

– Постойте-ка, рано еще собирать меня в путь-дорогу! Проблему можно решить более легким способом. Попробуйте упомянуть эти имена при своей кузине и посмотрите, при каком имени она вздрогнет.

– Но… как же это сделать? Саймон пожал плечами:

– А это уж вам самой решать, мадемуазель.

Камилла отвернулась, пряча лицо под капюшоном. Это взбесило Вудворда. Прошлой ночью она была посмелее.

Ему вдруг захотелось увидеть ее при свете дня, проверить, не потеряла ли она свое очарование, была ли она и вправду столь же хороша, как показалось ему при мерцающем свете свечей. Не думая ни о чем, Саймон протянул руку и откинул с лица девушки капюшон.

Она бросила на него изумленный взгляд и хотела было снова накинуть капюшон, но Саймон остановил ее.

– Здесь никого нет, так что можете не бояться, что вас узнают, – отрезал он. – А мне не очень-то приятно разговаривать с плащом.

Камилла опустила руку, но по-прежнему избегала взгляда Саймона. От нее так и веяло холодом презрения. Теперь майор разглядел ее лицо и понял, что совершил большую ошибку, скинув с нее капюшон.

Девушка была не просто хороша собой. Она была настоящая красавица.

Ее каштановые волосы при дневном свете казались еще ярче. Кудрявая челка прикрывала ее лоб, остальные волосы были забраны кверху. Ее кожа была чудесного золотистого оттенка, в котором не было и следа той болезненной желтизны, что свойственна некоторым креолкам. Черты ее лица были на редкость правильны. Вудворд не мог отвести взгляда от полных соблазнительных губ. Такие губы хотелось целовать не отрываясь.

Но в Камилле было нечто, что, несомненно, отпугивало мужчин: какое-то ледяное презрение. Единственный раз майор не заметил на ее лице этого презрения, когда она предложила научить его танцевать вальс. Ну и, конечно, когда застал ее за подслушиванием под окном лавки Лизаны.

Камилла обернулась к Саймону и покраснела, заметив на себе его пристальный взгляд.

– В чем дело? – спросила она и вскинула подбородок. – Почему вы на меня так смотрите?

– Да так. Просто, – солгал Саймон.

Потому что я хочу тебя, – подумал он. – Как же я тебя хочу! Какая нелепость! Ведь она, черт возьми, пиратская дочь, племянница этого треклятого Лизаны. Эта девушка не для него. Чем меньше они будут видеться, тем лучше.

Саймон отошел от кипариса с твердым намерением закончить эту беседу.

– Послушайте, мадемуазель Гирон, попробуйте произнести эти имена в присутствии вашей кузины и дайте мне знать, кого вы подозреваете. Как только вы его вычислите, я отправлюсь в Батон-Руж и поговорю с этим солдатом.

– Как же я дам вам знать? В креольской семье невозможно тайно отправить письмо или даже записку: кто-нибудь непременно заметит. А если дядя узнает, что мыс вами переписываемся…

– Понятно. – Саймон нахмурился. – Но не можете же вы опять отправиться разыскивать меня к казармам. И встречаться со мной на людях тоже не следует. Слухи об этом непременно дойдут до вашего дяди. А свидание наедине слишком рискованно, даже если нам и удалось бы его организовать.

– Да, наедине нам встречаться нельзя, – поспешно согласилась Камилла. Слишком поспешно, как показалось майору. – Может, на балу? – Девушка просияла. – Каждую неделю бывает по два бала, а теперь, когда месье Мишель ухаживает за Дезире, мы ни одного бала не пропустим. Если вы придете…

– Никоим образом. Я слишком занят, мне не до балов. Кроме того, – язвительно заметил майор, – ваш дядюшка больше не позволит вам танцевать с американским дикарем.

Камилла залилась румянцем.

– Мы можем условиться о тайном знаке. Например, когда я дотронусь до волос вот так, – она сделала вид, что поправляет прическу, – сразу идите на балкон. Я присоединюсь к вам, как только смогу, и…

– Вы же сами понимаете, что это не сработает. На балконе народу не меньше, чем в танцевальном зале.

Камилла прикусила нижнюю губу.

– Об этом я как-то не подумала.

– Лучше принесите записку ко мне домой. Я живу совсем недалеко отсюда, мой дом стоит на отшибе. Но если вас кто-нибудь заметит, можете проститься со своей репутацией.

Он опустил глаза и вдруг заметил, что у кипариса, у которого они стояли, несколько корней задраны кверху.

– Как вам это нравится? Давайте отметим это чудо природы, чтобы потом было легче его найти. Положите свою записку в какую-нибудь коробочку или шкатулку и оставьте ее под корнем. Вам удастся незаметно выбраться из дома? – Камилла утвердительно кивнула, и Саймон продолжил: – Так как я живу поблизости, то смогу каждый вечер сюда заглядывать. Я оставлю вам ответ.

– Годится.

Саймон огляделся и заметил гору дробленой брусчатки, сложенную кем-то в нескольких футах от кипариса. Он подошел к этой груде камней, выбрал несколько поувесистее и, вернувшись к дереву, сложил из них небольшую пирамиду.

– Так мы отметим наш тайник.

– Ага.

Воцарилось неловкое молчание. Теперь, когда обо всем договорились, пора было расходиться. Но похоже, Камилла не хотела уходить, да и майору жаль было расставаться с девушкой, хоть он и ругал себя в душе за эту слабость.

– Придете сюда и оставите свою записку, – в сотый раз повторил он.

Камилла кивнула и подняла глаза к небу. Солнце стояло прямо над головой.

– Я… я должна вас покинуть. Скоро уже обед, не опоздать бы. К тому же не хочу, чтобы нас увидели вместе.

– Ну, в таком случае мне, наверное, не стоит вас провожать.

– Да, лучше не надо.

Камилла повернулась и направилась прочь. Затем вдруг остановилась и обернулась, широко распахнув свои прекрасные карие глаза:

– Я понимаю, что доставила вам очень много хлопот. И очень ценю вашу помощь… несмотря на то что мне пришлось заставить вас помочь мне. Надеюсь, вы меня не слишком за это возненавидели?

Как это по-женски: занести над шеей топор, а потом ожидать прощения! Саймон не смог сдержать улыбки:

– Нет, не слишком.

Камилла тоже робко улыбнулась в ответ. И снова отвернулась. Саймон шагнул к ней и схватил за руку. Черт возьми, за все свои старания он заслужил небольшое вознаграждение!

– Прощайте, – сказал он и поцеловал Камилле руку.

К счастью, сегодня на ней не было перчаток. Его руку стиснули мягкие гладкие пальчики. Он не мог совладать с собой и задержал губы на ее руке чуть дольше, чем того требовали правила приличия.

Когда Саймон поднял голову, ее рука все еще крепко сжимала его руку. Он был приятно удивлен, увидев, как Камилла залилась ярким румянцем. Значит, она к нему не совсем равнодушна. Хоть мадемуазель и ведет себя, как подобает воспитанной леди, по всему видно, что он симпатичен ей как мужчина.

Саймон не мог противиться искушению. Он повернул руку Камиллы и поцеловал ее запястье, почувствовав, как под его губами быстрее забился ее пульс. Услышав, как девушка судорожно вдохнула в себя воздух, он испытал свойственное каждому мужчине чувство победы. Она тотчас же выдернула руку и наградила его ошеломленным взглядом. Это был взгляд женщины, которая с удивлением осознала, что ее насущные нужды не ограничиваются только пищей, водой и воздухом.

Отлично. Если самому Саймону приходится подавлять свои желания из-за ее грозного дяди, то пусть и она тоже немного пострадает.

Камилла торопливо накинула на голову капюшон и, не говоря ни слова, поспешила обратно в город.

Саймон не спеша последовал за ней. Он понимал, что провожать девушку было бы неблагоразумно, но хотел удостовериться в том, что она благополучно доберется до дома. Интересно, ощущает ли мадемуазель Гирон его присутствие? Ни разу не обернувшись, она почти бежала, словно ее преследовал сам дьявол.

Наконец Камилла подошла к дому. Саймон замедлил шаг и издалека наблюдал за тем, как она вошла внутрь. Затем подошел поближе, чтобы запомнить получше ее дом: не помешает знать, где она живет.

И вообще, думал он на обратном пути, не мешало бы узнать об этой девушке побольше. По-видимому, она сказала правду, что ее отец – Гаспар Лизана, но проверить все равно стоит. Кроме того, Саймон хотел навести еще некоторые справки… Ну, например, насколько близкие отношения у нее были с отцом и с дядей-пиратом.

Короче, нужно узнать все, что только возможно. Это его прямой воинский долг. Его внутренний голос шептал, что на самом-то деле он хочет узнать про Камиллу как можно больше из праздного любопытства, а не в интересах государства, но Саймон с легкостью убедил себя в обратном: для затеянного им дела необходимо как можно больше знать о ее прошлом.

Но к сожалению, раздобыть какие-либо сведения было не так-то просто. Саймон по опыту знал, что хотя креолы и любят посплетничать в своем кругу, с американским солдатом сплетнями делиться не станут. А уж обсуждать такое темное дело, как каперство, и подавно.

Подходя к баракам, Саймон раздумывал, как бы ему выполнить эту добровольно возложенную на себя миссию. Вдруг он вспомнил, кто рассказал генералу о семье мадемуазель Гирон. Бернард де Мариньи! В отличие от остальных креолов Мариньи был расположен к американцам. Ходили слухи, будто он даже ухаживает за дочерью американского посла. Если кто и может рассказать Саймону о мадемуазель Гирон, так только этот юный креольский щеголь.

Майор направился в район, где располагались игорные заведения. Мариньи нужно было искать именно там, а так как час был сравнительно ранний, оставалось надеяться, что мозг юноши еще не затуманен возлияниями и он сможет вразумительно ответить на вопросы.

Не прошло и получаса, как Саймон разыскал Мариньи в заведении некого Гамбии. Юноша потягивал абсент и играл в кости. Похоже, он был рад видеть майора: он поприветствовал его на английском языке. Мариньи уже давно намекал генералу Уилкинсону, что ему хотелось бы получить место в американском правительстве. Возможно, он воспринял появление Саймона в игорном зале как шанс произвести хорошее впечатление на друга генерала. Может, поэтому и заговорил на английском: хотелось показать, как хорошо он владеет этим языком.

Сам Саймон не стал переходить на французский. Поговорив немного на общие темы, майор перевел разговор на то, что в данный момент интересовало его больше всего:

– Генерал Уилкинсон сказал, что вам кое-что известно о мадемуазель Гирон. Самому мне довелось танцевать с ней вчера на балу, и, должен признаться, я был бы не прочь узнать о ней побольше.

Мариньи вертел в руках игральные кости. Его лице расплылось в довольной улыбке.

– Только не говорите мне, что наш суровый майор наконец-то нашел женщину, достойную своего внимания.

Саймон пожал плечами:

– Все может статься. – Он решил, что Мариньи, будучи истинным креолом, скорее согласится помочь влюбленному. Хотя Саймона бесило, что придется играть роль обезумевшего от любви придурка, он решил, что такой подход сработает лучше всего.

Мариньи рассмеялся и бросил кости. Выпало три очка, и Мариньи издал стон, полный отчаяния. Тихонько выругавшись, он достал из кармана несколько монет и швырнул их на стол.

Но, заметив, что Саймон стоит рядом и терпеливо ждет, юноша снова стал воплощением любезности.

– Пойдемте, мой вечно трезвый друг. – Он сделал жест по направлению к пустому столику. – Сегодня мне что-то не везет. Думаю, лучше переждать черную полосу. Давайте выпьем и обсудим вашу мадемуазель Гирон.

Мужчины сели за стол. Мариньи заказал два абсента, а затем обернулся к Саймону. Выражение его лица было серьезно.

– Должен вас предупредить, что с мадемуазель Гирон опасно завязывать близкие отношения.

Саймон рассмеялся. Эта женщина, конечно, не подарок, но навряд ли она так уж опасна.

– Похоже, мы с вами говорим о разных женщинах. Мадемуазель Гирон и мухи не обидит.

– Бояться нужно не ее, а ее дядю.

– Это еще почему? Конечно, месье Фонтейн всегда готов встать на ее защиту, но…

– Non, non, не этот дядя. Другой.

– Другой дядя? – Саймон изображал из себя дурачка.

Слуга принес абсент. Саймон пригубил немного и чуть не поперхнулся – какая гадость! Непонятно, что в этом абсенте находят креолы?

Мариньи тоже пригубил из своего бокала, а затем наклонился к Саймону и понизил голос до заговорщического шепота:

– Жак Лизана.

Саймон изобразил на лице удивление:

– Пират?

– Qui, пират. Ее отцом был Гаспар Лизана. Брат Жака, как вы понимаете. Теперь мадемуазель Гирон – единственная родственница Лизаны. – И Мариньи пустился подробно рассказывать о своевольной матери Камиллы, сбежавшей с красавцем корсаром. То, что Мариньи сказал дальше, лишь еще больше разожгло интерес Саймона.

– Лизана говорит, что собственноручно пронзит шпагой любого, кто вздумает играть с чувствами его племянницы, не имея на ее счет серьезных намерений. Но брак с мадемуазель Гирон запятнал бы имя любого уважаемого мужчины. А менее знатные субъекты просто не хотят связываться с месье Фонтейном. Поэтому у мадемуазель Гирон никогда не было жениха.

Значит, вот что она имела в виду, когда сказала, что она за пределами. Интересно, знает ли она, сколько потенциальных женихов отпугнул ее дядюшка?

Впрочем, какое это имеет значение? Ведь он пришел сюда, чтобы узнать о ее отношениях с Лизаной. Со слов Мариньи можно было сделать вывод о том, что с дядей Камиллу связывает большая дружба.

– Интересно, была ли она так же близка с дядей до того, как поселилась у Фонтейнов?

– Наверное. Ведь она целых четырнадцать лет провела среди пиратов.

– Четырнадцать лет…

Ну да, конечно. Ведь Камилла сказала, что жила в пиратском лагере до нападения англичан, а нападение это произошло одиннадцать лет тому назад. Выходит, мадемуазель Гирон провела среди пиратов больше времени, чем в светском обществе. Неудивительно, что она такая смелая.

– В любом случае, – продолжил Мариньи, – даже если бы ее отец и не был пиратом, все равно у нее было бы мало женихов. Ведь у нее очень маленькое приданое. К тому же она упряма и независима и не станет во всем угождать мужу. – Мариньи снова откинулся на спинку стула. – Нет, поймите меня правильно: я вовсе не считаю мадемуазель Гирон плохой. Насколько мне известно, тетка и мать обучили ее всему, что полагается знать и уметь добродетельной девушке. Ей постоянно напоминали о ее славных предках по материнской линии. Правду сказать, ее отец до того, как стать капером, был всеми уважаемым человеком – учителем, по-моему. – Мариньи покачал головой. – Но вы, наверное, заметили вчера на балу; до чего она дерзкая. Мы же, креолы, предпочитаем покорных жен. А мадемуазель Гирон уж никак нельзя назвать покорной.

– Да, я заметил. – Саймон спрятал улыбку. Возможно, она была умна. Безусловно, красива. Но уж никак не покорна. – Но наверное, некоторые находят ее храбрость даже… привлекательной.

Мариньи пожал плечами:

– Некоторым, конечно, нравится с ней общаться. Но чтобы связать с ней свою жизнь… об этом не может быть и речи. Правду сказать, не думаю, чтобы и сама она стремилась выйти замуж.

Саймон прищурился:

– Почему?

– Похоже, она слишком высокого мнения о себе. Всегда была гордячкой, сколько я ее помню. Вы разве не слышали, с каким презрением она обращалась к мужчинам на балу? В ней всегда чувствовалось какое-то… какое-то неподобающее превосходство. Я говорю неподобающее потому, что женщине с таким скандальным прошлым не годится задирать нос. Следует вести себя поскромнее. Она должна понимать, что любой, кто пытается за ней ухаживать, делает ей большую честь. – Мариньи передернул плечами и отхлебнул абсента. – Но куда там! Она всех презирает. Не зря ее прозвали пиратской принцессой.

Пиратская принцесса, – подумал Саймон, откинувшись на спинку стула. Как подходит Камилле это прозвище! Она и впрямь ведет себя, как принцесса.

Да разве можно ее в этом винить? Один ее чопорный дядюшка разогнал всех женихов из уважаемых креольских семей, а другой ее дядя, негодяй, каких мало, отпугнул всех оставшихся. Похоже, креолы, хоть и считают себя смелым и отважным народом, становятся жалкими трусами, как только на их пути встречается по-настоящему достойная женщина.

У Камиллы не было шансов найти себе мужа, она была вынуждена принимать подачки от родственников и сносить презрение своих ровесников. Что ей оставалось делать? Только замкнуться в своей гордости и отплатить всем ответным презрением. Женщина, не наделенная ее темпераментом, поступила бы так, как казалось подобающим Мариньи, – стала бы заискивать перед теми, кто смотрит на нее сверху вниз. Но женщина с норовом мадемуазель Гирон была на такое просто не способна.

Саймон в отличие от Мариньи испытывал по отношению к ней невольное восхищение. Наверное, он был не единственным американцем, питавшим к ней подобные чувства. Если бы месье Фонтейн не относился к американцам с такой неприязнью, его племянница могла бы выйти замуж за какого-нибудь предприимчивого американца, которому импонировала бы ее смелость.

При этой мысли у Саймона сжалось сердце. Он представил мадемуазель Гирон в объятиях предприимчивого молодого американца, и это ему почему-то совсем не понравилось.

– Уж не, собираетесь ли вы сделать ей предложение, майор? – прервал его раздумья Мариньи.

Саймон поднял глаза и увидел, что Мариньи взирает на него с ухмылкой. Сделать ей предложение? Это он что, его спрашивает, что ли? Жениться на племяннице заклятого врага? Никогда. Камилла явно бы не одобрила его планы относительно ее дядюшки, а от своей мести Саймон ни за что не откажется. Не откажется ради кого бы то ни было.

Но Мариньи вовсе не обязательно об этом знать.

– Не знаю даже, что и ответить. С одной стороны, я не уверен, что готов к женитьбе. Но с другой стороны, эта девушка мне очень симпатична.

Мариньи усмехнулся:

– Бойтесь, мой друг, бойтесь. Может, вы женитесь скорее, чем думаете. – Улыбка исчезла с его лица. – Но лучше бы вам жениться на той, которая вам так симпатична. Мне будет очень жаль, если Лизана проткнет вас насквозь шпагой за то, что вы поиграли с чувствами его племянницы.

– Не волнуйтесь. Я никогда не позволю месье Лизане проткнуть меня шпагой.

Нет уж, – добавил Саймон про себя, – это я проткну шпагой Лизану. Можете не сомневаться, так оно и будет.