Наверное, все УВД на свете между собой похожи. Разница между нашим, Белозуевским, и здешним, Володиным, заключалась только в размерах площади, которую занимали управления. У нас, как я говорила, было всего несколько комнат, а Володино УВД занимало целое здание — бывший детский садик, по виду типовой. Но на этом различие кончалось.
На первый взгляд, так же как и у нас, жизнь на нижнем этаже, рядом с дежурным, восседавшим не в будочке, как в Белозуеве, а за длинной, почти полностью прозрачной стеной, текла тихо, сонно, вяло… Но кто-кто, а я-то знала прекрасно: стоит раздаться одному-единственному «пожарному» звонку, и все здесь закипит, забегает и задымится, в мгновение ока объявятся и ГБР, и следственная группа, и машины возле подъезда. Включатся «мигалки» и сирены, и тревожный кортеж помчит по улицам, не обращая внимания на светофоры…
Второй этаж производил обратное, несколько суетливое впечатление, но и это выглядело так исключительно на непосвященный взгляд. Здесь как раз день протекал более-менее размеренно: посетители, каждый из которых вызван на определенное время, стройные девочки, частенько затянутые в форму, поскольку она им пока что не разонравилась и не надоела, дефилирующие из кабинета в кабинет напоказ, словно по подиуму, с бумагами и папками в руках: скорее, видимость работы, чем сама работа… Перевести бы парочку этих манекенщиц к тете Свете в прокуратуру — знали бы, что такое на самом деле служба, а заодно и к мундирам своим поохладели бы…
Наконец, большая комната на три стола самых трудолюбивых и по-настоящему загруженных здешних сотрудников — оперуполномоченных. Эти, вообще-то, редко сидят на месте, а все их отлучки, как правило, и впрямь на «передовую»… Наш Володя, поскольку он являлся не рядовым опером, а старшим, был владельцем крохотного, но зато отдельного кабинетика с персональной табличкой на двери, из которой я узнала, что его фамилия — Морозов, а отчество начинается с буквы «М»… Михайлович, наверное. В первый раз я всего этого почему-то не увидела и не запомнила…
Настроение у меня с утра было неважнецкое — из-за того, что тетя Света на меня вчера за что-то рассердилась, а я не сумела у нее спросить за что. Пока мы со Светкой базарили на кухне, она взяла да и улеглась спать. А утром я вместо нее, проснувшись по будильнику, обнаружила записку: «Ко мне приезжайте не в 15.00, а в 16.00. С.».
Неужели она и в самом деле думает, что я не беспокоюсь о бабусе и из-за этого злится?.. Если не беспокоюсь, с какой стати звоню каждый день, а позавчера и вовсе два раза? С бабушкой действительно все в порядке, я же слышу по ее голосу! И тетя Люся веселая, даже сказала, что дома меня будет ждать какой-то сюрприз, который они с бабулей мне приготовили… Интересно, какой? Я потому позавчера и звонила дважды, что хотела все-таки выяснить, что они там затеяли… А вдруг что-нибудь опасное для бабушкиного здоровья? Хотя в этом смысле на тетю Люсю можно положиться не меньше, чем на меня.
Словом, собиралась я в УВД в полном одиночестве и в кислющем настроении. Володя его мне в первую же секунду аннулировал своим жизнерадостным видом и вполне оптимистичным настроем на будущее, которым я от него немедленно заразилась.
— Понимаешь, Белоснежка, — сказал он, продолжая называть меня этим новым именем, но, как я заметила, исключительно в отсутствие свидетелей, — наша товарищ Костицына в своей прокуратуре на данный момент слегка «зажрамшись».
— То есть?
— Она уже несколько лет вот так непосредственно с оперативной работой не сталкивалась, забыла одну закономерность…
— Какую?
— При успешном развитии расследования обязательно наступает момент, когда вся собранная информация выглядит, как она метко сказала вчера, «кучей хлама», никак между собой не связанного. И всегда это означает, что уж коли именно данный хлам свалился в эту кучу, значит, у хлама для этого есть причины — именно в эту кучу стремиться…
— Не поняла…
— Ну, вот… Скажи, что будет, если в груду металлолома сунуть магнит?
— Металлолом прилепится к магниту… Ты хочешь сказать, что наша задача сейчас — как раз и отыскать упомянутый магнит?
— Да! Стержень, на который все, что мы сейчас знаем, «налепится» само собой…
— Тогда я солидарна со Светланой Петровной в ее пессимизме! — сказала я. — Где, спрашивается, брать этот стержень, если он, может быть, и вовсе не попал еще в круг наших интересов? И, соответственно, может не попасть.
— А вот тут я опять с тобой не согласен! При такой куче разнородной информации недостающая деталь — всегда рядом, во всяком случае, у меня за десять лет работы по-другому не бывало…
— За десять? — невольно удивилась я, потому что считала до сих пор, что Володя старше меня на пару-тройку лет, не больше…
— Дураки не стареют, — ухватил он на лету мою мысль. — Шучу! Это я, Катюш, только выгляжу так, вообще-то я тебя на добрых восемь лет старше… Как раз очень подходящая разница, я об этом где-то читал…
— Для чего подходящая? — Я почувствовала, что начинаю краснеть. Вот досада!
— Для пары, — спокойно ответил он. — Например, семейной… Но об этом мы с тобой потом поговорим, а сейчас к делу!
Вот так фишка!!! «К делу»… Словно не видел, что я прямо-таки приклеилась к стулу от его заявления, да еще сделанного таким спокойным тоном, словно мы с ним, во-первых, сто лет знакомы, во-вторых, как принц с принцессой, обручены с детства… Кажется, я открыла рот, чтобы что-нибудь эдакое сказать и даже от шока перестала краснеть, но Володя меня перебил заранее, чтобы я не успела произнести ни звука… И тут я заметила, что он — опять фишка! — и сам слегка порозовел и начал болтать, как заведенный, рыться на столе в поисках карты микрорайона Марфино, ругаться, что кто-то у него что-то там переложил, и при этом на меня старательно не смотрел…
Даже не знаю, как описать, что я ощутила, наверное, впервые в жизни. И даже поняла, что только что получила в руки совершенно особенную власть над этим вот, сидящим напротив, очень крутым опером… Ух как мне сделалось приятно и весело! Даже нельзя описать как! И еще мне вдруг стало его жалко, словно маленького, несмотря на «добрых восемь лет» разницы в возрасте. Ну и я, конечно, постаралась его не смущать, сделав вид, что намек пропустила мимо ушей: все-таки какая умница тетя Светочка, опять, получается, она права… Оставить такую интересную тему сразу я тоже не могла и неожиданно для себя самой насплетничала:
— Слушай, а ты знаешь, что Родионов наш в юности был женихом Светланы Петровны, раньше, чем ее будущий муж?..
Сплетничать нехорошо, но эффект того стоил: впервые за время нашего знакомства Володя онемел и вылупил на меня глаза, забыв про карту, которая, к слову сказать, лежала на самом виду — у него под рукой.
— А я-то думаю… — сказал он наконец.
— Значит, тоже заметил?
— В основном благодаря маленькой Светке, — кивнул он. — Думал, задам при случае этой ревнючке перцу…
— Во-во! И я собиралась, от нее и узнала про Родионова.
— А здорово было бы товарища Костицыну замуж выдать! — сказал Володя мечтательно и задумчиво посмотрел при этом на меня.
— Вот она, карта — сказала я поспешно и ткнула пальцем в карту.
— А?.. Ах да, карта… Ну и ну!.. Ладно, давай работать.
Если честно, в следующие полчаса работал в основном Володя, водя по этой карте пальцем, не выпуская прижатую к уху телефонную трубку и выписывая адреса.
Адресов набралось четыре — на довольно большое пространство, внутри и вокруг этого Марфина. Мы исходили из того, что неопознанная Татьяна Петровна Иванова работу себе нашла поблизости от места жительства. Иначе… Ну, что придется делать иначе, я даже думать не хотела. Представляю, сколько в Москве беременных Ивановых, в том числе Татьян!
И, конечно, исходили из того, что Коломийцева не солгала насчет ее беременности.
— Не солгала! — уверенно сказал Володя. — Ты вчера плохо слушала свою тетю Свету. Коломийцева ей про беременную сотрудницу рассказала до того, как Костицына ей представилась, принимая ее за очередную клиентку… С чего ей в тот момент было врать и что-то там скрывать?
— Вообще-то да, — согласилась я и не слишком охотно засобиралась в дорогу — пилить в это самое окраинное Марфино, по первому из адресов. Идти в любом случае необходимо, поскольку по телефону такие дела не делаются. Слишком многое зависит от личного контакта с тетками в белых халатах, сидящих в регистратурах.
Володя продолжал проявлять чудеса заботливости и, сердито поговорив с кем-то по внутреннему номеру, выторговал мне машину до первого из адресов, взяв на себя ответственность за ее отсутствие, если она понадобится в пожарном порядке.
— Зря ты, а вдруг? — забеспокоилась я. — Тебе ж по шапке дадут… Да и быстрее на метро я доберусь!..
— Еще намерзнешься, — сурово сказал наш опер, косо глянув на мое демисезонное пальтецо. И был прав, потому что за эти дни действительно резко похолодало, вчера шел первый снег, а сегодня с утра лужи и грязь подмерзли.
Я предупредила его, что встречаемся в прокуратуре не в три, а в четыре, и отправилась на свой маршрут. Сам Володя собирался сегодня заниматься какими-то другими делами, наверное, в том числе и тем, по которому с ним хотела поговорить тетя Света. А по нашему собирался только принимать информацию от Николаши, который уехал от подъезда Лидии Ивановны ровно в полночь, а в 7.30 утра был уже опять там, так что Николашу я так и не увидела.
Фантастика, но среди беременных и родивших в предыдущие аж полгода ни одной Ивановой на учете в первой из консультаций не было! Редко — но и такое случается. Я об этом очень пожалела, потому что регистрационная тетка там оказалась простая и добрая, едва глянув на мое удостоверение, тут же все сведения и изложила, достав целую кипу карточек. Я ее поблагодарила и, покорившись судьбе, пошла искать ближайшую автобусную остановку, потому что до следующей консультации езды — добрых пятнадцать, а то и двадцать минут… Спасибо, Володя составил самолично мне самые рациональные маршруты с номерами автобусов и троллейбусов и карту отксерил. Только благодаря этому я и успела обскакать все адреса к половине третьего. А в итоге у меня образовался список из пяти Татьян с таким же точно количеством новых адресов, по которым предстояло пилить завтра, а если успею, то и сегодня вечером… Вечером, по крайней мере, в такую погодку наверняка все сидят дома. Так что…
Еще мне ужасно хотелось есть, а когда я добралась без четверти четыре до прокуратуры, не просто хотелось, а готова была целиком заглотить целого барана. Вот похудею здесь — бабуся, обнаружив это, точно расстроится. В ее представлении красивая девушка — это пышная, как она выражается, девушка. Проще говоря — толстая. Про новую моду на худых, можно сказать, истощенных, словно после длительной голодовки, девиц бабуля ничего не знает. Скажи ей — не поверит.
— Ты чего улыбаешься? — Прямо перед кабинетом тети Светланы я столкнулась с Володей. — Нет, ты туда пока не ходи, у нее посетительница, опрашивает какую-то юную рыжуху…
— Так это наверняка Маринка с радио! — догадалась я.
— Все равно не ходи, я Костицыну хорошо знаю — на дух не выносит, если на ее опрос кто-то без предварительной договоренности сунется!
— Я и сама это знаю, — заверила я опера. — А что, есть такие следаки, которые это любят? Я тоже, например, не люблю…
— Совсем забыл, что ты у нас тоже следак, — улыбнулся он, увлекая меня в конец коридора — к окну. — Так ты чего улыбалась-то? Улов, что ли, богатый?
— Да нет, про бабусю думала, — ответила я правду, но не вдаваясь в детали. Володя кивнул и неизвестно откуда извлек какой-то пакет, а вслед за ним — честное слово, из-за пазухи! — маленький термос! Словно фокусник в цирке!..
— Перекусить ты, конечно, не успела, я тебе бутерброды принес и кофе… Лопай!
Я так растерялась — просто слов нет! Даже «спасибо» сказала не сразу. Потому что, кроме женщин: мамы покойной, бабуси, тети Светы и тети Люси, обо мне никогда ни один мужчина не заботился… Я не знала, что это так… так трогательно и так здорово… Честное слово, чуть не заплакала, но в руки себя тут же взяла, хотя, наверное, сто «спасиб» ему сказала. А Володя, как обычно, ухмыльнулся, подмигнул и ответил очень просто:
— Каким бы я был опером, если б не знал, чем чревата подобная деятельность?
— Чем? — с трудом произнесла я, поскольку рот мой уже был набит до отказа хлебом с вареной колбасой. От этого вместо «чем» получилось «шем».
— Ешь, не болтай, а то подавишься… А чревата наша деятельность хроническим чувством голода! Особенно для таких легкомысленных, как ты, у которых к тому же в кармане ветер свищет.
Я проглотила последний кусочек этого бутерброда и взялась за следующий — с сыром, предварительно заметив:
— У меня не свищет вообще-то. Во-первых, я неплохо получаю, во-вторых, квартиранты. Тетя Светлана нам с бабулей регулярно от них деньги пересылает… Ну или я сама приезжаю.
— Ты у нас квартировладелица, значит? — улыбнулся он.
— Ага… А ты разве нет?
— Ага… — передразнил он меня. — Но у меня «однушка», а у тебя небось хоромы.
— Почти угадал. — Я не стала врать. — В «сталинке» и трехкомнатная.
— Тогда объясни, почему вы с бабусей в Белозуево живете, а не здесь?
— Понимаешь, квартира когда-то мамина была, теперь моя. А бабуля из Белозуева никогда в жизни в Москву не переезжала, всегда там жила… Только в гости к нам ездила. Она старый человек, привыкла к родному месту, а тут и заболела еще…
— Ну а если поправится — поедет с тобой сюда? — поинтересовался Володя, пристально глядя мне в лицо. — Не век же тебе в Белозуеве сидеть! Ты ж москвичка!..
Ответить я не успела, потому что в этот момент меня углядела одна девочка, очень милая, из нашего отдела, где я работала, и, взвизгнув, кинулась к нам с Володей. Потом примчались еще двое, и в итоге я не смогла даже поздороваться с Маринкой, только затылок ее рыжий заметила, когда она выходила из тети-Светиного кабинета.
Володя тоже увидел, что Светлана Петровна освободилась, и немедленно потащил меня к месту дислокации, явно обрадовавшись избавлению от толпы моих бывших коллег.
Тетя Светлана сидела за своим столом строгая и подтянутая, она на работе всегда такая. Кивнув в ответ на наше хоровое приветствие, она удивленно глянула на термос, который все еще был у меня в руках, и я его, смутившись, немедленно сунула Володе, в очередной раз пробормотав «спасибо». А Светлана Петровна неожиданно улыбнулась.
— Заботу о сотоварище проявляем? — прищурилась она. Ее крутой опер в ответ покраснел и, в свою очередь, поинтересовался, а что в этом такого особенного? Помог товарищу. Но тетя Светлана не стала, к моему большому облегчению, развивать тему, а перешла к делу. Вскользь глянула на мои адреса, слегка кивнув, а Володе даже и доложиться не дала. — Вовочка, срочно снимай Николашу с Коломийцевой, поскольку с ней вполне справится Григорьев… Не морщись, справится! Пусть попробует не справиться — будет иметь дело на этот раз лично со мной… А с тебя самого хватит, в другом месте нужен!.. Николашу, как только Григорьев его подменит, срочно — по адресу господина Марана… Мне только что звонил Родионов: милейший доктор двинул на своей тачке в сторону Москвы около часа назад… Ориентировку ГИБДД я уже дала, по пути его не упустят, на въезде и далее — тоже. Уверена, домой он двинется… Это понятно?
Володя молча кивнул и начал извлекать «сотку», чтобы звонить легендарному Николаше и явно не легендарному Григорьеву. Но Светлана Петровна его слегка тормознула.
— Погоди минуты три, время пока что есть… Катя, ты когда начинаешь «большой обход»?
Это она имела в виду мои визиты к Ивановым.
— Вот прямо сейчас, посижу еще чуть-чуть и поеду, — вздохнула я, потому что хорошо представляла, что это такое — двигаться с помощью нашей подземки в час пик.
— Если хотите меня перезагрузить, — немедленно высунулся Володя, — я сам с ней поеду по адресам! Куда ей в метро, одной, в такое время? И райончик там — еще тот! Точно сопровождающий нужен!
Светлана Петровна как-то очень заковыристо фыркнула, хмыкнула, посмотрела на него, на меня, опять на него и сощурилась так, как она щурится очень редко. Насколько помню — исключительно в минуты крайней ядовитости своего характера…
— Катя, — произнесла она голосом, которым лично со мной не разговаривала ни разу в жизни. — Я тебя очень прошу… У нас с Володей есть еще одно маленькое дельце, совершенно секретное… Ты бы не могла пока сходить повидаться со своими или, в конце концов, с Грифелем… Хотя нет, с Грифелем не надо, он сегодня злее серого волка!
Я пулей вылетела из ее кабинета и, можете не сомневаться, никуда и ни к кому не пошла. Потому что начала догадываться, о чем она собралась разговаривать с бедным Володей, и… И, погибая от ужаса и стыда, просто окаменела в конце коридора, где недавно пила кофе и ела самые вкусные в моей жизни бутерброды… Я стояла так не меньше чем целую вечность, пока из кабинета с табличкой «Костицына С. П., советник юстиции», с той скоростью, что и я до этого, не вылетел Володя… Наверное, я тоже была такая же, почти сиреневая, когда выскочила… Меня он увидел сразу, как будто и не сомневался, что я его тут жду. И мы, не сговариваясь, дунули вместе вниз, к проходной, то есть на выход.
В машине Володя наконец очухался от «секретного» разговора и перво-наперво повертел головой, словно что-то стряхивая. Должно быть, впечатление от «собеседования».
— Ну и ну! — сказал он слегка хрипловато. — Похоже, тетя Света на тебе слегка помешалась… Во всяком случае, с этой стороны я с ней знаком раньше не был…
Я даже спрашивать не стала с какой, и так ясно. И потом, я и без того просто огнем горела от неловкости. А он вдруг рассмеялся, весело повернулся ко мне, обнял правой рукой за плечи, отчего я снова окаменела, и спросил:
— Скажи, ты распоряжения вышестоящих товарищей всегда выполняешь?
— Нет, — выдавила я из себя каким-то чудом.
— А я всегда, — произнес он серьезно, но в его глазах при этом вовсю кувыркались смешинки-искорки, я не могла этого не видеть, потому что Володины глаза были прямо перед моим носом. — И так уж вышло, что распоряжение, полученное только что от моего шефа — товарища Костицыной, пообещал выполнить… Кстати, не только от своего имени, но и от твоего тоже…
Я хотела спросить, о каком таком распоряжении идет речь, но не успела, потому что спустя мгновение Володя уже целовал меня в губы, и это был первый в моей жизни такой поцелуй… Конечно, если не считать того, который я заполучила случайно от одного типа на выпускном вечере в колледже…
За окнами машины неожиданно стемнело, и Володя, наконец, меня отпустил и, улыбнувшись, завел движок. Голова у меня все еще кружилась, а еще я, как последняя идиотка, думала, что, наверное, от меня пахло бутербродами, а они, к сожалению, совсем даже не «рондо», которое постоянно рекламируют для свежести дыхания… И я все-таки спросила его насчет распоряжения, которое он дал слово выполнить, да еще за нас двоих.
— Неужели не догадываешься? — удивился он очень натурально. — Костицына поставила вопрос ребром: либо вовсе, мол, не смотри на мою Катьку своими котячьими шарами, либо — женись!
— Не может быть! — ахнула я, чувствуя, как мое сердце во всю прыть скачет вниз, по направлению, кажется, к пяткам…
— Может-может, — заверил меня Володя. — Плохо ты свою крестную знаешь…
— Вот ужас! — сказала я. А что тут еще скажешь? — А ты что?
— А я, разумеется, выбрал второе, поскольку не смотреть на тебя «котячьими» глазами не имею возможности…
— П-почему? — спросила я крайне глупо.
— Так у меня других-то глаз нету! — фыркнул он. — Только такие… Вот и пришлось дать честное благородное слово…
— За себя и за меня?! — начала я приходить в чувство.
— Ничего не поделаешь. — Он снова повернулся ко мне и обнял за плечи, хотя мотор уже, по-моему, прогрелся и можно было ехать. — Привыкай к моему решительному характеру, Белоснежка! Как-никак — будущий муж, а муж обязан решать не только за себя, но и за жену!
Даже не знаю, что бы я ему тут наговорила — и от стыда, и от бури самых разных ощущений, разразившейся в моей душе, но Володя закрыл мне рот очередным поцелуем, и я вдруг поняла, что все это он — всерьез, и что никакого протеста я не испытываю, и что вообще не хочу с ним расставаться ни сейчас, ни потом — никогда… И он это, наверное, почувствовал, потому что второй рукой расстегнул мне пальто, обнял меня под пальто за талию и с какой-то непередаваемой интонацией спросил: «Родишь мне когда-нибудь сына, Белоснежка?.. Или, если хочешь, дочку?..»
Я не могла произнести в ответ ни слова, потому что внезапно мне захотелось плакать. А потом все же пересилила себя и сказала:
— Разве так бывает?
Он понял, о чем я, и ответил:
— Раз с нами случилось — значит, бывает…
И я ему поверила. Потому что мне тоже казалось, что знаю его всю жизнь, с самого детства. Я хочу сказать еще, что мне и сейчас так кажется, хотя с момента, как мы начали раскручивать наше дело, и даже с того, как, наконец, завершили его, прошло больше года…
О том, что «так не бывает», я и думала всю дорогу от УВД до первого марфинского адреса. И мы всю дорогу молчали, потому что Володя, видимо, думал о том же, и мы оба потихонечку к этой мысли привыкали… А потом и эта фраза снова прозвучала у меня в голове, но уже совсем по другому поводу…
Дом на улице Ключевой, куда и лежал наш довольно долгий путь, оказался обыкновенной панельной одноподъездной башней. Но на входной двери был кодовый замок, а кода мы, конечно, не знали. Пришлось ждать, когда выйдет кто-нибудь из жильцов. Никто так и не вышел, зато минут через пять топтания на ветру примчался изо всех сил спешащий домой, явно из школы, мальчишка лет двенадцати. Этот пацаненок оказался на удивление подкованным ребенком. Потому что, прежде чем нас впустить, выспросил, зачем нам туда нужно и к кому…
— Молодец! — похвалил его Володя и, исхитрившись, достал из внутреннего кармана левой рукой свое удостоверение, потому что правая у него была занята мной: он боялся, что я все-таки простыну на ветру в своем пальто, и крепко прижимал меня к себе.
— А что такое с Ивановыми? — удивился ушлый пацан, и мы его заверили, что ничего, просто нужно задать парочку вопросов совсем не про них. Он кивнул головой и только после этого набрал код.
Квартира располагалась на третьем этаже, за дорогой сейфовой дверью, но открыли на наш звонок, даже не спросив, кто там. Точнее, не открыли, а открыла довольно миловидная женщина «около тридцати» с уже большим животом и, как иногда бывает у беременных, пигментными пятнами, которые ее почему-то совсем не портили.
— Здравствуйте, — сказала я доброжелательно, — вы — Татьяна Петровна Иванова?
— Точно, — улыбнулась она. — А вы?
Я представилась, протянула ей удостоверение. Володя — тоже. И сразу же, не входя, задали свой главный вопрос, не работала ли она несколькими месяцами раньше в брачном агентстве «Давай поженимся!»? Вот тут-то, услышав ответ Ивановой № 1, я вначале не поверила своим ушам, а потом во второй раз за тот удивительный вечер подумала: «Так не бывает…» Потому что Татьяна Петровна слегка нахмурила брови, похожие на два пшеничных колоска, и, в свою очередь, спросила:
— А что, госпожа Коломийцева попалась на чем-то неблаговидном?.. Работала-работала… Проходите, пожалуйста!
И тяжело отступила в глубь коридора, впуская нас в квартиру.
Квартирка, несмотря на довольно длинный коридорчик, оказалась «малолитражкой», правда, переделанной. Судя по всему, здесь еще и комнатки, величиной с просторный скворечник, были раньше смежные, а теперь их разделили.
Татьяна Петровна провела нас в ту, что побольше, и, почти не повышая голоса, кому-то сказала:
— Валя, гони чай на троих… И печенье не забудь! — потом пояснила: — Моя дочка… Скоро буду говорить «старшая дочка»!..
— Спасибо, может, не стоит хлопотать? — вежливо спросила я.
— Стоит-стоит, — улыбнулась Иванова. — На улице холодно, наверняка ведь замерзли… А чай — это всегда хорошо… Во мне татарская кровь есть, и толк в чаях я знаю…
Я удивилась, потому что на вид она была типичной россиянкой — светловолосая и голубоглазая. За стенкой между тем послышался легкий шорох: наверное, девочка пошла выполнять мамино распоряжение.
— Мы вас, в общем-то, долго не задержим, — мягко начал разговор Володя.
— Не знаю, как у вас, а у меня теперь времени полно… — вздохнула наша собеседница. — На новую работу устроиться не сумела, муж день и ночь вынужден пахать за двоих… А все Коломийцева! Хотя я, наверное, тоже виновата…
— Вообще-то, — заметила я, — действительно не совсем обычная ситуация: как правило, беременные не увольняются, скорее наоборот — чтоб декретные получить…
— Я как раз из-за декретных-то и уволилась! Мы ведь при устройстве на работу как себя ведем? По старинке! Контракт подмахиваем, даже не прочитав его толком до конца — так, по диагонали… А в наше время это чревато, как выяснилось.
— И что там было, в вашем контракте? — заинтересовался Володя.
— Особый пункт там был, насчет того, что больничные… ну и прочее в том же духе, агентство своим сотрудникам не оплачивает… А я, когда устраивалась, на этот момент как-то внимания не обратила. Я вообще-то здоровая женщина, крепкая, а насчет второго ребенка мы с мужем тогда и не думали — само получилось…
Она улыбнулась и слегка коснулась своего живота. В этот момент в комнату вошла девочка лет десяти, темненькая, хрупкая и с ужасно серьезным лицом. «Старшая» Валя несла в тоненьких ручках поднос с чашками, сахарницей и тарелочкой, на которую было выложено недорогое печенье. Тихонько поздоровавшись, девчушка поставила поднос на низенький столик, за которым мы сидели, и бесшумно исчезла. От чашек поднимался заманчивый аромат, чай был заварен — как надо, почти дочерна. Здорово! Мои руки просто сами потянулись к чашке, а Володя последовал моему примеру.
— Что же было дальше? — спросил он у Татьяны Петровны.
— Дальше я ее проинформировала относительно моего будущего ребеночка, а она мне про этот пункт напомнила… В общем-то, фактически сама посоветовала, пока живота не видно, поискать себе другую работу… Вот и вся история.
Иванова посмотрела на нас вопросительно — неужели именно это привлекло внимание родной милиции?..
— Татьяна Петровна… — начала я.
— Если можно, просто Таня, — поправила меня собеседница.
— Хорошо… Таня, вы не помните, перед самым вашим увольнением был такой эпизод: в агентство приходила девушка, беленькая, симпатичная, с фотоснимком своей подруги, искала ее…
— Конечно, помню! — Иванова выглядела слегка удивленной. — Как не помнить, если Лидия ей тут же, с места в карьер, предложила занять мою должность?! А девочка, услышав, какой та собирается дать ей оклад, тут же и согласилась… А в чем, собственно, дело — что-то не так?
— Нет-нет, все так, — улыбнулась я. — Просто, помнится, Лидия Ивановна ответила этой девушке, что ее подруги в глаза никогда не видела, а вы…
— А… Да, помню-помню… — Она вдруг нахмурилась и ненадолго умолкла, потом глянула на меня испытующе: — Что-то случилось, да? И случилось с подружкой этой девочки?..
Я решила, что скрывать от Ивановой ситуацию нет смысла.
— Случилось, и, к сожалению, с обеими. И та девушка, и Маша Моргунова, ваша преемница, убиты…
Иванова побледнела, а Володя кашлянул… Наверное, счел, что я поступила гадко, все-таки Татьяна беременна, а я взяла и брякнула ей с ходу… Он был прав…
— Кошмар какой… Такая хорошенькая, молоденькая девушка…
— Которую из них вы имеете в виду? Машу или ее подругу?
И прежде чем Таня сообразила, что мой вопрос — ловушка, она ответила:
— Машеньку, конечно. Та, первая, похуже ее внешне была, но тоже молоденькая… Жалко как!..
Она прерывисто вздохнула, посмотрела мне в глаза и только тут, сообразив, что произошло, вспыхнула до корней волос… Наверное, со стороны, а главное, в Володиных глазах, я выглядела жестокосердной и бесчувственной, поскольку ни с какой Таниной беременностью не посчиталась… Но разве был другой способ узнать правду?!
К счастью, Иванова правильно оценила ситуацию и быстро взяла себя в руки, поняв, что сказанного не воротишь, и она подтвердила, что Нина в агентство обращалась. Не исключено, что бывшая сотрудница Коломийцевой и так бы не стала лгать, но кто знает? Могла и не сказать — на всякий случай, из каких-либо неясных мне пока опасений. Особенно после того, как я брякнула про убийства.
На Володю я старалась не смотреть. Он сидел молча, и дальнейший опрос вела я, сунув ему извлеченные на свет бланки протоколов, на которые Иванова покосилась уже с откровенной опаской.
— Вы… будете что-то писать с моих слов? — Голос у нее сразу сделался робкий.
— Это мы исключительно для себя, — мягко вмешался Володя. — Вы не волнуйтесь, мы просто хотим восстановить всю ситуацию сначала, проследить путь девушек, в конце которого обе столкнулись с этим подонком… Совсем не обязательно Лидия Ивановна Коломийцева имеет к этому отношение…
— Конечно, нет! — живо произнесла Татьяна. — У нее другие недостатки! И я бы не хотела бросать на нее тень, какой бы она ни была жадной бабой!
— Что вы, она тут, скорее всего, и вовсе ни при чем: прежде чем убить, девушек насиловали… Так что, как видите, за преступлениями стоит мужчина…
Мне показалось, что Иванова немного успокоилась. Во всяком случае, вслух она сказала:
— Ну, ладно, попробую вспомнить, только вы лучше спрашивайте, мне так легче будет.
— Хорошо, — вновь перехватила я инициативу. — Нас сейчас первая девушка, ее, кстати, Ниной звали, больше интересует… А вопросов, по сути дела, всего два: когда она у вас появилась и каким образом могло оказаться, что в картотеке данные на Нину отсутствуют?
— Точно, когда эта брюнеточка объявилась, сказать не могу, но давно — еще весной… Я бы ее, наверное, не запомнила, если бы… Ну, короче, такие молоденькие клиентки в агентствах наших бывают не часто… Помню, я еще удивилась, когда она пришла… Ну, не больше восемнадцати на вид! Так что ничего удивительного в том, что Коломийцева сама ею занялась, нет… Она иногда так делает, между прочим — из жадности.
— То есть?
— Так ведь за каждый состоявшийся брак сотруднику, ведущему данного клиента, процент полагается к окладу! Небольшой — но все же… А у Лидии на всех перспективных прямо чутье какое-то, настоящий собачий нюх!.. Вот и девочку эту она с первого взгляда «примерила» на себя, вынесла ее нелегкая в тот момент, когда я уже карточку заполнять начала… «Ах, — говорит, — к нам уже совсем молоденькие девочки, оказывается, обращаются? Да такие очаровательные… Нет-нет, Татьяна Петровна, я сама с девушкой займусь!..» Очаровательные!.. Никакого очарования особого в ней не было, хмурая и… какая-то жутко несчастная на вид…
Она помолчала, потом продолжила:
— Словом, Лидия ее забрала к себе в кабинет. О чем они говорили — не знаю. А насчет карточек клиенток… Знаете, я бы не хотела все же доставлять Коломийцевой неприятностей, вообще никаких… Нас ведь налоговая тоже трясет…
— К налоговой мы никакого отношения не имеем! — заверила я Таню.
— А можно это в протокол не вписывать?
— Попробуем, — улыбнулся Володя.
— Ну, мы не на всех клиентов карточки заводили, кто поперспективнее, иногда и не заводили… А Коломийцева если кого брала, то вообще нигде и никогда не регистрировала… Между прочим, про эту Нину она действительно могла забыть.
— Почему?
— Потому что девушка у нас всего раза два, не больше, побывала. Я тогда так поняла, что Лидия ей кого-то нашла, а дальше… Ну, незарегистрированными клиентами у нас было не принято друг у друга интересоваться… У меня они ведь тоже были, Лидия периодически мне это тоже позволяла…
Она снова покраснела и умолкла.
— Второй раз она тоже общалась исключительно с Коломийцевой и в ее кабинете? — спросила я.
— Конечно. А как иначе? А больше я ее не видела… И вообще больше ничего не знаю — извините… Вы не подумайте только, что без регистрации — это такое правило у нас было, нет. Очень редко, не чаще чем раз в месяц, а то и в два месяца!
— Да не волнуйтесь вы, — снова улыбнулся Володя, — честное слово, этот момент нас решительно не касается, а вам нервничать вредно!
Татьяна тут же расслабилась и тоже заулыбалась, а я подумала, что Володе с его обаянием нужно срочно переводиться из оперов в следаки — кого хошь расколет своими улыбками!
На улице, когда мы вышли из подъезда, стало еще холоднее. Я думала, Володя упрекнет меня за жесткое ведение допроса свидетеля, но он вместо этого вдруг рассмеялся и снова меня обнял:
— Молодец, не побоялась беременной женщине ловушку расставить! Я бы вот не решился… Потому и сижу в операх, хоть и в старших!
До Костицыных мы добрались уже к девяти вечера, и Володя решил, что подниматься к Светлане Петровне сегодня у него нет причин, а значит, и не стоит. Судя по всему, на сегодня он с ней наобщался вдоволь… Еще полчаса у нас ушло на прощание, и дома я объявилась только около десяти вечера.
Маленькая Светка, похоже, уже дрыхла, а тетя Света разговаривала с кем-то по телефону — насколько я успела расслышать, в основном междометиями, изредка произнося «да» или «нет». Я не стала лезть ей на глаза и отправилась на кухню, потому что опять проголодалась, как волк. Я даже не стала греть котлеты, а сделала из них бутерброды — в память о Володиных… За этим меня и застала Светлана Петровна, завершившая свой разговор и первым делом ехидно спросившая, куда я дела «своего красавца»? Ну и ну!
Но грубить я ей все равно не стану никогда и ни за что. Поэтому сделала вид, что подобный тон у нас с ней, во всяком случае с ее стороны, дело заурядное. И пояснила, что Володя предоставил отчитываться за сегодняшний день мне, и протокол через меня передал.
— Протокол? — Глаза у тети Светы тут же засверкали, как два отшлифованных агата. — Хочешь сказать…
— Ага, — кивнула я, облизывая пальцы, как пещерный человек. — Нам просто жутко повезло по первому же адресу!.. Сейчас…
— Господи, да ты ешь, ешь… — растаяла она и с видом великомученицы села напротив пережидать, пока я выпью компот.
Я, чтобы хоть как-то ее наказать за сегодняшнее собеседование с Володей, специально пила его медленно, а она прямо вся изъерзалась на стуле. И наконец я ее пожалела и начала прямо тут, на кухне, докладываться. Тетя Света не просто умеет слушать, она еще и соображать одновременно с этим ухитряется, обрабатывая информацию по мере поступления.
— Вот черт! — сказала она, когда я завершила свое повествование. — И этот твой негодник именно сегодня не появился, когда как раз, в отличие от вчерашнего, нужен…
— По-моему, — не выдержала я, — вы с ним сегодня и так в отрад души поговорили!
— А что я такого ему сказала?! — немедленно вспыхнула тетя Светлана, правда тут же отведя взгляд. — Подумаешь… Он что же, еще и обидеться, что ли, на меня решил?
— Вовсе нет, — рассмеялась я. — Вы, кажется, отлично сговорились, в том числе и от моего имени… Вот уж не знала, тетя Светочка, что вы еще и сваха…
— Сва… Кто я?! — На сей раз ее удивление было искренним. — Я — сваха?! А ну рассказывай!.. — завопила моя крестная, забыв про то, что маленькая Светка спит.
Я тоже на некоторое время онемела. А потом мы с ней враз вскочили и одновременно кинулись в одно и то же место — к телефону. Я успела первая и первая набрала Володькин номер. Он жил неподалеку и должен был уже не только доехать, но и тоже успеть поесть.
Трубку он схватил на ползвонке, и ничего сказать ему я не успела.
— Только не передумывай! — заорал он таким голосом, что я опять онемела. — Ты что думаешь — легко делать предложение впервые в жизни, с ходу и рискуя нарваться на отказ?! Ты почему молчишь?..
— Ты… — сказала я. — Ты… врун!
— Нет, честное слово, нет! И вообще у меня не характер, а чистое золото, просто я на самом деле робкий… Белоснежка, если ты сейчас что-нибудь не то скажешь… Слушай, а что Костицына — в ярости?.. Катька, я тебя умоляю…
— Вот дурак! — сказала я и, вопреки своим намерениям, которые еще были при мне секунду назад, рассмеялась. Ведь это же надо — робкий! А вдруг и правда робкий?..
Конечно, он тут же почувствовал мою смену настроения и, как все мужчины, не замедлил этим воспользоваться:
— Кать, скажи ей сама, что мы послезавтра подаем заявление, скажешь?
— То есть как? — Я просто обалдела. — Ты что, спятил? Ведешь себя, как курьерский поезд! Я так не могу, ясно тебе?..
— У тебя что, паспорта, с собой нет?
— При чем тут мой паспорт?
— Без него заявления не примут, — пояснил этот наглец. — Там знаешь, какая очередь? Может, и вовсе полгода придется ждать…
— Полгода? — переспросила я автоматически и совершенно независимо от себя сразу осевшим голосом.
— Белоснежка, мы что-нибудь придумаем, — и с абсолютно запредельной нежностью добавил: — Я еще не говорил тебе, что влюбился в тебя с первого мгновения, когда Костицына тебя привела знакомиться?.. Клянусь, я постоянный, верный и преданный и буду любить тебя всегда… Так ей и скажи, скажешь?.. Еще скажи, что если бы я тебя не увидел — не женился бы никогда в жизни!
— По тебе этого как-то не видно… — пробормотала я.
А он ответил:
— Я тебя целую… Я тебя очень, очень целую…
И положил трубку.
Я — тоже и только тут вспомнила, что тетя Светлана хотела с ним поговорить. Я повернулась к ней и заподозрила, что больше она этого не хочет. Потому что она сидела на диване и впервые на моей памяти держалась за сердце…
— Понимаете, тетя Света… — Я почему-то охрипла. А она меня перебила:
— Понимаю! Вы оба — спятили… Кажется, это называется групповое помешательство.
И через паузу, которую я не представляла чем заполнить, продолжила:
— Или я действительно постарела… устарела, точнее?.. Мне-то всегда казалось, что хоть ты у меня — девушка разумная… Господи, что я скажу Анне Петровне?!
Мы снова помолчали, и снова заговорила она:
— Нет, ребята, вы это что — серьезно?.. Но… Так не бывает!..
— Володя говорит, если с нами случилось, значит — бывает… — пискнула, наконец, я очередную глупость, а тетя Светлана вдруг начала смеяться, и, хотя смеялась она негромко, я испугалась: а вдруг у нее на нервной почве первая в жизни истерика началась?.. И я уже готова была поклясться, что ни в какой замуж не пойду, как она перестала хохотать и покачала головой:
— Вот стервец… А ведь это он от своей тщательно скрываемой робости номер отколол!
Можно сказать, почти слово в слово повторила его собственный аргумент.
— Надеюсь, теперь он не собирается от меня бегать и скрываться?
— Не знаю, — с облегчением улыбнулась я. — А о чем вы с ним на самом деле говорили?
— Вообще-то и правда о тебе… — Она слегка замялась. — Ничего особенного я ему не сказала, предупредила просто, чтоб не зарывался и не кобелировал вокруг тебя… Знала бы, что таким образом подам ему эту сумасшедшую идею, — ни за что бы и рта не раскрыла… Он тебе что — так вот сильно нравится, Катька, да?..
Я подошла к тете Светочке, обняла ее и ответила предельно честно, насколько это вообще возможно:
— У меня такое ощущение, что я знаю его тысячу лет… Всегда знала… И еще — как будто я долго-долго куда-то шла… лесом, наверное… И вдруг наконец пришла домой… Так хорошо и — надежно…
И тогда тетя Светочка сделала то, что в последний раз делала, наверное, лет десять назад. Она меня поцеловала. И мы с ней еще посидели в обнимку на диване довольно долго и молча. И чувствовали, какие мы на самом деле родные и близкие.
— Ладно, Катька, пошли-ка спать, — вздохнула наконец тихо моя крестная. — Я абсолютно выбита из колеи и ничего сейчас не соображаю… Позвонишь своему Вовке сама, и оба явитесь ко мне, скажем, в полдень, ладно?
— Бабуле сегодня не позвонила, — призналась я.
— Зато я звонила… Там все в порядке…
— Так это вы с ней говорили, когда я пришла?
— Нет… — Она совсем чуть-чуть, еле заметно напряглась. — Виталик обозначился… Если ты еще хоть что-то соображаешь, информирую: состав в пансионате поменялся почти полностью, за исключением Колышникова, который все еще отсиживается и скандалит со своей Лилей — уже почти публично… Новые заезжие — неинтересны: две супружеские пары… В целом все.
— Ясно… — пробормотала я, и на меня как-то сразу навалилась сонливая усталость. Как добралась до постели — сама не знаю, но, кажется, сделала я это раньше тети Светланы.