Виталькин сын, как выяснилось, пошел не в папу. Во всяком случае внешне. Эдакий щупленький темноволосый очкарик с умным и ироничным взглядом за толстенными стеклами очков. Именно иронично он и оглядел меня с ног до головы в момент знакомства… Которое одновременно оказалось и прощанием: подлый Родионов, оказывается, не зря спешил домой: отлично знал, что его сыночек отправляется ныне во Владимир — повидаться со своей мамашей… Ну и разозлилась же я!..
Деваться, однако, было некуда, не разворачиваться же прямо с порога их хорошо упакованной трехкомнатной?! А взглядик, которым меня одарил сынуля, мог свидетельствовать лишь об одном. О том, что разнаряженные и надушенные визитерши (такие, как эта дешевка Лиля, например!), посещающие их дом в момент отсутствия парня, здесь не редкость. Представляю, что этот потомок Родионова обо мне подумал! Несмотря на то что Виталька отрекомендовал меня весьма напыщенно:
— Знакомься, Александр: это Светлана Петровна Костицына, советник юстиции из Москвы. Жена моего покойного друга, в честь которого ты и назван.
Парень кивнул, глянул, но руки мне не подал — тем более что как раз в этот момент я с помощью его папеньки снимала пальто. Так что все было естественно. И так же естественно — внешне, конечно, — я улыбнулась и проигнорировала упомянутый взгляд, решив посчитаться с Родионовым позже.
— К сожалению, — произнес юный джентльмен с довольно ядовитой ухмылочкой, — я вынужден вас с отцом покинуть, у меня через двадцать минут автобус на Владимир… Как видите, я уже одет, так что — всего доброго… Я, пап, буду завтра, пятичасовым…
Родионов все-таки слегка смутился — значит, совесть еще не совсем потерял. И, поспешно кивнув, подтолкнул меня в сторону комнаты. Знала бы — ни за что не спровадила Катьку в командировку прямо сегодня… Ну ничего, Родионов, ты у меня дождешься.
В прихожей хлопнула дверь — следовательно, сынок действительно свалил. Оглядевшись по сторонам, я избрала себе кресло, стоявшее в противоположном от роскошного кожаного дивана углу, и быстренько на нем обосновалась, приготовившись толкнуть речь. Но Виталий, видимо, не зря дослужился до зампрокурора, к тому же, судя по всему, не забыл, что именно сулит то выражение моего лица, с которым я прошла в комнату. Во всяком случае, он не дал мне ни малейшей возможности открыть рот.
— Извини, — произнес он прямо с порога, входя в комнату. — Я не думал, что Клобукова будет отправлена в командировку с такой скоростью, думал, мы втроем посидим-покумекаем, что к чему… А Сашка только мешал бы, он у меня несколько нагловатый молодой человек — увы! Непременно бы в наши разговоры лез… Сейчас сделаю кофе, подождешь? А уж после обсудим все вдвоем…
Я растерялась. Может, действительно никакого романтического вечера на двоих Родионов не подстраивал?.. Ведь и правда не мог знать, что Катька уедет с Володей в пожарном порядке… Врет или не врет?.. Ответа у меня не было. Вот оно — то самое: результат полного отсутствия всякого присутствия личной жизни… Что называется, растренировалась! Мне вдруг сделалось грустно и обидно одновременно, как не было, вероятно, лет десять. А то и больше. Хотя причин своих ощущений назвать я бы так вот, с ходу, не могла.
После Сашиной гибели я сама избрала нынешний образ жизни, раз и навсегда перечеркнув то, что считается «личным».. Теперь «личной» стала только маленькая Светка, для которой я обязана была быть в одном лице и матерью, и отцом… Да и разве могла я представить кого-то на месте Саши?..
Сидя одна в родионовской гостиной, я попыталась, как делала это часто, в самые трудные моменты, вызвать в памяти лицо покойного мужа. Наверное, я сделала это напрасно, потому что ничего у меня не вышло… Моя растерянность, вообще-то очень редкая для меня, только усугубилась, настроение окончательно испортилось. Я даже обрадовалась, увидев на пороге Виталика с подносом, на котором дымились две чашечки с кофе. А рядом сверкал металлическим боком здоровенный кофейник и стояла тарелка с пирожными «картошка»… Господи, неужели помнит до сих пор, что это — мои любимые?..
— Во! — сказал Родионов, сосредоточенно двинувшийся к столику перед диваном. — Кажется, донес… Кофе с сахаром варил, как ты любишь… Подкатывай сюда свое кресло, оно на колесиках и на самом деле легкое…
Так я и сделала, а когда устроилась поудобнее заново, обнаружила, что рядом с подносом возникла неизвестно откуда взявшаяся бутылка «Наполеона» и два фужера… Так врал или не врал?.. Проклятие! Моя интуиция явно потерявшая за эти годы половые признаки, молчала вглухую, как бандюк на допросе…
— Давай-ка сразу к делу, — сказал Родионов — возможно, очень хитрый и коварный Родионов, а возможно, и нет. И я решила для начала дать ему немного форы: считать пока, что не врет. И даже никак не среагировала на то, что он, не спросясь, словно это было самым естественным в мире действом, разлил нам коньяк… Вообще-то ведь действительно во всем мире коньяк с кофе считается естественным сочетанием. Конечно, в умеренном количестве…
— Давай, — сказала я сухо. И подумала, какую все же сморозила глупость: разрядилась, надушилась… Идиотка!
— Если ты не против, — заметил Виталька, — я передам с тобой повестку для Иван Иваныча… Хочу поговорить с ним официально, лично и в своем кабинете… По-моему, пора.
— Мы с ребятами, — охотно подключилась я, автоматически пригубив вслед за Виталькой коньяк, — пришли к тому же выводу — с одной поправкой: давно было пора! Удивляюсь, как вы еще в первый раз, когда там зацепили какого-то постояльца с проститутками, с ним не разобрались! Ваш Колобок — только с виду сама невинность. Но даже навскидку видно, что его постояльцы — как на подбор… Лично для меня пока что только доктор темная лошадка… Ну и с актрисой все ясно — помчалась сюда, поскольку этого Лиса, видать, с пеленок обожает и опекает…
— Отвечаю по порядку, — усмехнулся Родионов и посмотрел на меня ласковыми синими глазами. — Во-первых, Иван Иванович. Клобукова тебе, вероятно, говорила, что у него четверо детишек и стерва-супруга… Ведь и эта весьма принципиальная, как свидетельствуют последние события, девочка его пожалела! А мы тут, между прочим, знаем его куда дольше, чем Катя… Веришь — не такой уж он плохой мужик, трусоватый, конечно, жадноватый… Но при всем при том всерьез с бандюками не путается, скорее, помогает попавшим в беду укрыться тут, крышу дает. Не бандюкам, заметь, помогает, а скорее их жертвам… Конечно, тоже «возлекриминальным», но разница все же есть… А?
— Есть, — нехотя кивнула я. — Тем не менее не мне тебе объяснять, где кончается грань дозволенного!
— Так ведь потому и повестку на него выписал, — возразил Родионов и продолжил: — Теперь о нашем нынешнем деле. Я, Светлана, не сомневаюсь, что «ваш» человек — среди нынешних постояльцев пансионата.
— Почему? — удивилась я тому, насколько совпал ход наших рассуждений.
— Ну, думаю, тут все ясно… Я по своим каналам сразу же проверил гостиницу и дом приезжих.
— У вас что, еще и дом приезжих есть? Я не знала…
— Есть… Дело не в этом. Оба места обитания битком набиты кавказцами и азиатами. Ваша девушка, насколько я знаю, была девственницей, можно гарантировать, что ни с кем из представителей этой публики пить бы не стала. Между тем Рома Лапко, наш судмедэксперт, кстати, очень неплохой и на все руки мастер, свидетельствует, что у девушки было не просто опьянение, а практически алкогольное отравление, пила адский коктейль — шампанское с водкой… Из закуски — одна шоколадка… Отсюда вывод: «развлекалась» с кем-то вполне, на ее взгляд, приличным, безопасным, по каким-то причинам — возможно, хорошо знала этого типа — согласилась даже поехать с ним в Белозуево… Зачем это, я думаю, мы сумеем выяснить нескоро, к сожалению. Сперва подонка поймать надо!.. Еще я думаю, что тип этот — москвич. Следовательно, ищи приезжих москвичей, хорошо знающих наш город… Конечно, не исключено, что кто-то в частном порядке приезжал к родственникам. Но скорее всего — нет…
— Два вопроса, — перебила я Родионова. — Во-первых, почему ты думаешь, что он москвич? Во-вторых, почему исключаешь приезжих родственников? А вдруг?..
Родионов задумчиво посмотрел на меня:
— Москвич — потому, что Маша явно была с ним знакома, подчеркиваю еще раз — с незнакомым мужиком не своего круга такая девушка пить бы не стала. Где, кроме Москвы, она могла так хорошо с ним познакомиться? Ты можешь сказать, что многие Белозуевские работают в столице и постоянно там мелькают. Но это — вновь «не ее контингент»! Уж я-то знаю… Ну а насчет родственников…
Родионов невесело пожал плечами.
— Знаешь, Светлан, я ведь здесь уже восемь лет служу… Каждая собака меня тут знает, а я — не только собак, но и щенков их от всех пометов… Словом, кто к кому ездит и какого социального круга эти люди — мне отлично известно, так что придется тебе поверить мне на слово… Не того уровня люди, чтобы такая девушка, судя по всему типичная «столичная штучка», на кого-то из этих людей клюнула… Нет! Люди ее круга водятся у нас только под крышей пансионата, поверь!
— Все-все, Виталик, — расслабилась я и прикончила первую порцию великолепного напитка. — Я просто себя таким образом проверяла, поскольку и сама пришла к тому же выводу… Про московского маньяка ты в курсе?
— Да! — Он нахмурился. — Вот об этом и хотел поговорить с тобой особо.
Я удивленно подняла брови и пропустила момент, когда он вновь наполнил наши фужеры.
— Словом, Светланка, сегодня же вечером ты пакуешь свои чемоданы и отбываешь в столицу! Вперед и с песней — домой… С той работой, которая у нас тут будет, я справлюсь, сам этим займусь… Надеюсь, мне-то ты доверяешь?..
— С какой стати я, по-твоему, должна отбывать в Москву?! К твоему сведению, я, между прочим, на отдыхе! В отпуске!..
— Знаем мы такие отпуска! — ухмыльнулся Виталик и снова посерьезнел. — Света! Ты что, не обратила внимание на его «серию»?.. Брюнетки южного типа!..
Боже, знал бы он, на какую любимую мозоль ухитрился мне наступить! Слова Витальки вновь вызвали в моей душе все опасения, связанные со Светланкой… Зря я все-таки отказалась от «наружки» за собственной дочерью… Нет, разумом я прекрасно осознавала, что моя девочка совсем даже не доверчивая, наивная глупышка, что «подкована» мной по части чужих незнакомых дяденек на славу. К тому же алкоголь не только не употребляет, но даже от запаха шампанского ее и то мутит… Да и «приемчикам», как она сама же выражается, действительно обучена мной сызмальства… И все же, все же…
Усилием воли я все-таки взяла себя в руки и сумела отогнать от себя свои наверняка глупые тревоги, вернувшись к разговору с Виталькой.
— Это я-то южного типа? Ты спятил! — возразила я в ответ на его соображения. — Да ты хоть посмотри на меня внимательнее, а?.. Он же за девицами охотится, а не за сорокалетними бабами!..
— У тебя на лбу год рождения не написан! А выглядишь ты… Светланка, не дури: южного ты типа или не южного, а брюнетка, к тому же девяносто девять процентов за то, что находишься в данный момент у него под носом, да еще представляешь собой явную опасность… Завтра же ушлепаешь домой, ясно?!
— Не южного, — продолжала доказывать я, отчего-то (от коньяка, конечно!) зацепившись именно за это обстоятельство. — У меня прадедушка пират… Я хотела сказать — семитом был… Ну, израильтянином…
— Ну надо же, — удивился Родионов, — заклинило… Пират так пират, главное, ты — брюнетка, черноглазая и… И очень красивая…
Клянусь, я совершенно не заметила момента, когда Виталька переместился с дивана на ковер рядом с креслом и оказался, можно сказать, у моих ног… То есть коленей… И каким-то образом лица — тоже. Я хотела вскочить на ноги, потом хотела его оттолкнуть, но почему-то вместо этого продолжила нашу дискуссию, причем самым неудачным образом.
— Еврейские женщины, — брякнула я, — считаются одними из самых красивых в мире, их из-за этого даже в ЦРУ берут, резидентками… Я в школе еще кино про это смотрела… Я…
На этом месте Виталькины губы прекратили мой монолог, в висках у меня застучало, сердце заколотилось, и мне вдруг показалось, что я куда-то взлетаю. Потом я увидела, что мое лучшее выходное платье в самом что ни на есть скомканном виде валяется на полу…
А еще потом — я плакала. Наверное, впервые с тех пор, как не стало Саши, я по-настоящему плакала.
Виталий и не думал меня утешать, просто, лежа рядом, тихонько перебирал мои волосы, в которых не осталось ни одной заколки, и пережидал эти дурацкие слезы и сопли… Успокоилась я понемногу, абсолютно самостоятельно и впервые за последний, наверное, час осмысленно огляделась по сторонам. Мы находились уже не в гостиной, а, видимо, в Виталькиной спальне, хотя самого процесса перемещения я не помнила… Первое, что я увидела, с трудом разлепив зареванные, опухшие веки, была я сама… Мой здоровенный портрет, сделанный с фотографии времен нашей учебы на втором курсе… Я онемела в очередной раз. Боже, какая молодая, какая беззаботная я тогда, оказывается, была, и… И какая глупая, безмятежная у меня улыбка!..
— Я любил тебя всегда, — тихо сказал Виталька совсем не напыщенно, а просто, как говорят о печальном факте биографии, с которым давно смирились. — Столько, сколько знаю. Такое вот несчастье у меня в жизни под названием «Ты»… Думал, женюсь на хорошей девушке, детишки пойдут — перемелется, мука будет… Не вышло, как видишь. От Тани я ушел сам, Сашке всего три годика было — все равно ушел. Так с тех пор и живу… Прости, Светланка, я не нарочно…
— Понимаю… — пробормотала я с трудом опухшими от рыданий губами. — И ты прости, я тоже не нарочно…
— Знаю… — Он вздохнул и с нежностью прижался лицом к моим волосам, вдыхая их запах… Я не стала сопротивляться. Если быть честной до конца, сопротивляться мне не хотелось. Совсем не хотелось.
И хотя именно в этот момент я окончательно поняла, что супруга туалетного бизнесмена действительно была в Виталькиной спальне — отсюда и ее злобные взглядики на меня в момент знакомства: узнала, гадюка, по портрету, — никакой ревности, а уж тем более обиды я не почувствовала: не монахом же должен был жить Виталька все эти годы в память о моей персоне?.. Пожалуй, это было бы уже слишком…
…Рано утром мы оба уже были в пансионате. О своем «задании» мне — вручить повестку Колобку — Родионов совершенно забыл, одержимый мыслью о якобы грозящей моей персоне опасности со стороны маньяка, на роль которого у нас теперь осталось двое здешних обитателей: туалетный бизнесмен и милейший доктор Маран. Кто из них? А если и вовсе кто-то третий, не засветившийся пока в рамках расследования?.. Последний вариант исключать полностью тоже было нельзя. Хотя интуиция следака, в отличие от женской, хорошо у меня развитая, упорно указывала на пансионат.
Мой «сорок первый» мы оставили возле родионовского дома и ехали туда на его в точности таком же, только синем. Я в конце концов согласилась с Виталькой, что мне необходимо возвращаться в столицу. Не потому, что опасалась за свою жизнь, а потому, что, проанализировав ситуацию, пришла к выводу, что мое пребывание среди «отдыхающих» ничего существенного больше не даст. Разве что вляпаюсь еще в одну постороннюю разборку, если Колышникова разыщет тут претендующая на него новая «крыша».
В машине мы довольно долго молчали, лично я испытывала определенную неловкость, Родионов, по-моему, тоже… В конце концов, я поняла, что единственный способ ее снять — заговорить все-таки о вчерашнем вечере и нынешней ночи.
— Теперь мне, — сказала я как можно проще, — по крайней мере понятно, почему твой сын так на меня глянул: из-за портрета. Узнал, видимо.
— А что, этот паршивец как-то не так на тебя посмотрел? — нахмурился Виталька.
— Скорее «так», чем «не так», — засмеялась я, чувствуя, что напряжение спало. И тут же, чтобы не думать о том, о чем думать не стоило, перешла к делам. — Похоже, все-таки доктор, да?
— Почему?
— Хотя бы потому, что у Колышникова молодая жена, — сказала я и самым ядовитым голосом, какой имелся в моем арсенале, добавила: — При этом ты, поскольку она именно твоя старая знакомая, должен был сообразить, что его супруга хоть и плохо прокрашенная, но блондинка… А у нашего маньяка вкус, судя по всему, куда изысканнее, чем у туалетного бизнесмена!..
Если я и впрямь ожидала хоть какой-то реакции со стороны Витальки на мой намек и на его дурной вкус, то жестоко просчиталась: Родионов и бровью не повел! Продолжал спокойно смотреть на меня в ожидании продолжения… Пришлось вернуться непосредственно к делу.
— Пока неясно, при чем тут Маша. — Я разочарованно вздохнула. — Может, стала невольной свидетельницей одной из его «акций»? Или все же совпадение — я имею в виду способ убийства?
— К сожалению, Светик, это не имеет того значения, которое ты придаешь, — покачал он головой. — Я имею в виду — брюнеток. Вы тут пока суетились со своими полуподпольными расследованиями, я ведь тоже не сидел сложа руки… Связался с одним знакомым спецом из благословенной столицы, весьма крутым мэном по данной части, как выражаются нынешние тинейджеры… У него, я имею в виду профессора, по маньякам чуть ли не целая диссертация еще десять лет назад защищена… Так вот, он утверждает, что это тут как раз ни при чем, скорее, наоборот: в обыденной жизни у этих типов симпатии частенько бывают противоположно направленные… То есть жена и семья — это одно, а жертвы — совсем другое… Так сказать, две жизни: явная и тайная, ни в коем случае не пересекающиеся… Конечно, в случае, если данный персонаж женат и внешне ведет нормальную жизнь! Словом, способ убийства здесь важнее «масти». А он в деталях совпадает с «серийным».
— Век живи — век учись, — вздохнула я, и мы как раз приехали.
Так же, как в первый день моего пребывания в пансионате, едва мы переступили порог райского холла, навстречу нам кинулся Колобок:
— Ах, Светланочка Петровна, наконец-то!.. Мы так переживали, где вы… Здравствуйте, товарищ Родионов…
— Кто «мы»? — поинтересовалась я, а Виталька почему-то не счел нужным ответить Иван Иванычу на приветствие.
— Все! Особенно Ираида Сергеевна… Ей получше, и она все время о вас спрашивала…
— Поднимусь к ней прямо сейчас, — смирилась я с необходимостью выслушать исповедь Григорян. — Да, кстати… Мне сегодня придется покинуть ваши скромные пенаты… Отзывают из отпуска. Ничего не поделаешь — работа…
— Ах, какая жалость! — по-бабьи всплеснул руками Колобок. — Какая жалость!..
И его физиономия действительно приняла жалобное выражение.
— Я подожду тебя в номере, — сказал Родионов, продолжая игнорировать присутствие директора. Причем сказал как-то уж слишком по-хозяйски… Мне это решительно не понравилось, но пришлось данный эпизод проглотить не поморщившись, не объясняться же с ним прямо тут, посреди холла? И, молча сунув ему в руки ключ от люкса, я устремилась к Григорян.
Актрисе действительно было, видимо, получше. Пропала вчерашняя синюшная бледность, хотя мешки под глазами еще слегка обозначались. На безразмерной кровати она не лежала, а сидела в махровом халате — точно таком же, как в моем номере. Мне она явно обрадовалась, а когда я предупредила, что сегодня уезжаю и времени у меня мало, очень огорчилась.
— Жаль… — тихо произнесла Ираида Сергеевна. — Но, думаю, поговорить мы успеем. Моя история столь же коротка, сколь и банальна… Вы не подумайте, Светочка, я не собираюсь исповедоваться, просто очень надеюсь, что вы сможете что-нибудь посоветовать… Как профессионал.
Я непроизвольно вздохнула и присела на край ее постели, сдвинув одеяло и простыню.
— Слушай вас, Ираида Сергеевна.
— Если коротко — Боря действительно сын моей старинной подруги, мы подружились, когда ему было лет шесть-семь, а когда исполнилось восемнадцать, Юля, его мама, скончалась: опухоль… Мальчик остался совершенно ни к чему не приспособленный, ничего не умеющий, не смог из-за болезни матери даже поступить куда-нибудь… А вот к картам пристрастился уже тогда, и поделать я ничего не могла, хотя — видит Бог! — очень старалась…
— Почему именно вы? У него что же, других родственников не осталось?
— Остались… — Она слегка покраснела и отвела глаза. Потом, помявшись, все же решилась: — Понимаете, я отдаю себе отчет, что это звучит дико, но… Так бывает, даже довольно часто… Мальчик чуть ли не с детства был влюблен в меня, и… Словом, какое-то, поверьте, очень короткое время мы с ним… Ну, сами понимаете…
Естественно, я поняла, другой вопрос — что я при этом ощутила по отношению к Григорян. Надеюсь, эмоций своих не проявила никак.
— Я всегда выглядела гораздо моложе своих лет, — продолжала актриса, — и тогда — особенно… Была очень привлекательной женщиной…
— Я вам верю, — сухо бросила я. — Но пока не понимаю, какого совета вы от меня ждете.
— О, к нашему прошлому роману нынешняя ситуация, если не считать того, что Борис мне дорог, отношения не имеет!.. Понимаете, Боря здорово проигрался — с месяц назад. Проиграл сумму, которую мы с ним даже вдвоем заплатить не в состоянии, очень, я бы сказала, влиятельному человеку…
И она назвала мне фамилию, заставившую меня слегка вздрогнуть.
— Теперь вы понимаете, что они его, рано или поздно, достанут? — горько вздохнула актриса. — Если с Боренькой что-то случится, клянусь, я не переживу…
Да, судьбе, подобно той, что досталась Ираиде Сергеевне, позавидовать трудно… Я посмотрела на нее почти с сочувствием. Однако разве не сами мы избираем дороги, которыми идем по жизни? И разве это новость, что за каждый неверный выбор приходится в итоге расплачиваться?.. Принято думать, что счета эти — всегда справедливые, что жизнь и судьба не обсчитывают нас… Но что-то не припомню случая, чтобы кому-нибудь от сознания этого стало легче…
— Ираида Сергеевна, — сказала я мягко, — что же, по-вашему, я могу посоветовать «как профессионал»?.. Вы не наивное дитя и отлично понимаете, что к этому быку, имя которого вы назвали, и не такие профессионалы, как я, неоднократно пытались пробиться. Результат вам тоже известен… Единственное, что могу сделать, — сообщить кому следует о возможности грядущих событий, связанных с Лисом…
— Вы и кличку Борину знаете… — грустно прошептала актриса.
Я промолчала.
— Ладно, Светлана Петровна, я действительно все понимаю… Но если вы хотя бы дадите кому надо знать об этом — уже большая помощь… Простите, что отняла у вас время. И — прощайте, вы чудесная женщина, я рада, что познакомилась с вами…
Виталька, как и обещал, ждал меня в номере, причем успел заказать сюда завтрак, который прибыл одновременно со мной. Ругать его за хозяйский тон я не стала, расхотелось как-то… Мы поели и засобирались в УВД: где-то через час-другой туда должен был звонить Володя. Я намеревалась дождаться его звонка, а затем двинуться домой — в сторону столицы. Представляю, как удивится и наверняка обрадуется Катюша!