Ночь коронации Николь расцвела красиво и тепло, хотя и не особо жизнерадостно, учитывая, что это коронация Николь.
Когда мы уже больше не могли оттягивать неизбежное, то собрались в актовом зале, чтобы смотреть празднество на гигантском экране, установленном на другом конце зала. Длинный стол изобиловал золотыми и черными праздничными колпаками, трещотками и желтыми бутылками шампанского, которое Элен разлила по высоким, изысканным бокалам.
Наш человек не стал королем, но коронация королевы все-таки грандиозное предприятие, даже если она на самом деле не была нашей королевой. Даже вампиры — особенно вампиры — любят пышность и торжественность.
Послушники нервно общались, взволнованные драмой и чувствующие вину за свое возбуждение. Они украдкой поглядывали на Этана, проверяя его расположение духа, и на Амита, который решил остаться в Чикаго еще на несколько ночей.
Я решила, что лучший порядок действий — это сохранять спокойствие, поэтому я взяла два бокала шампанского со стола и вручила один ему.
— Думаю, нам обоим надо выпить, — сказала я. — Нет — мы заслужили бокальчик. Или же их все.
— Или же их все, — согласился он и сделал глоток.
Актовый зал заполнился, свет приглушили, и экран ожил. Телевизор показывал большую комнату, пустую и сделанную из камня, от пола до потолка. Семь тяжелых деревянных кресел стояли полукругом, спинка центрального кресла была на полметра выше, чем у остальных.
Дариус, Николь и немногие оставшиеся члены ГС сидели в своих креслах, каждый официально одет. На мужчинах были темно-серые смокинги с длинными фалдами. Лакшми была одета в сари[97] темно-желтого цвета, украшенное ярко-красными драгоценностями. Ее волосы струились вниз по спине, глаза были густо подведены.
Я могла и не быть ее фанаткой, но Николь выглядела блестяще в бледно-персиковом платье с длинными рукавами и косым вырезом, который показывал блестящий кулон в форме сердца на ее шее. Платье уходило в пол, а ее волосы были завиты в блестящее каре.
— Мне она не нравится, — сказала Линдси, подходя ко мне бочком. — Но платье на десятку.
— Скрепя сердце соглашусь, — произнесла я, слегка чокаясь с ней своим бокалом.
— Как все это будет разворачиваться? — спросила я Этана.
Он сделал глоток из своего бокала.
— Сначала будет «Дозволительная» речь, — ответил он. — Затем коронация и присяга членов ГС. А затем у нее будет возможность поговорить со своими подданными.
Его голос окрасила зависть. Он хотел это место, возможность руководить, шанса улучшить жизнь сверхъестественных.
Я взяла его под руку.
— А затем она получит незавидную работу по созданию чего-то хорошего из ГС.
Рядом со мной фыркнул Амит.
— Ты права, Мерит. Это не завидная работа.
Очередной мужчина в смокинге подошел к креслу Дариуса и поднес малиновую бархатную подушку, на которой были возложены серебряная корона, украшенная мерцающими бриллиантами и рубинами, и длинный рифленый скипетр, увенчанный рубином, размером с мячик для гольфа.
— Не пожалели денег, — пробормотала я, когда Дариус взял королевские регалии и отпустил слугу.
Он встал, и Николь сделала то же самое, подходя к нему так, чтобы они стояли в центре полукруга.
— Положи руку на свое сердце, — произнес он. — Источник жизни.
Она выполнила.
— Ты была избрана правителем вампиров, управляющим Гринвичским Советом. Клянешься ли ты защищать их, служить им и ставить их превыше всего остального?
— Клянусь.
К моему удивлению, это было очевидной мерой присяги. От моего внимания не ускользнуло то, что Послушники и Мастера говорили дольше и больше, принося присягу, нежели глава вампиров.
— Желаю тебе править с мудростью и справедливостью. Пусть твое правление будет вечным. Желаю тебе обеспечить несметными сокровищами своих вампиров. Желаю тебе полностью их защитить от всех созданий, живых и мертвых.
Это, предположила я, и была «Дозволительная» речь.
Николь кивнула, приняла скипетр, который ей вручил Дариус, и наклонилась вперед так, чтобы Дариус мог водрузить корону на ее голову.
Когда она приняла регалии, он отступил назад, оставив Николь в центре внимания. И дело было сделано. Мгновение Николь стояла молча, уставившись на скипетр в ее руке, ее большой палец поглаживал гладкое закругление рубина.
Затем она подняла темные глаза к камере.
— Я благодарю тех, кто бросил мне вызов, за их стремление к этой должности. Я благодарю Дома, которые голосовали за меня, за их преданность и веру в мое правление. Я благодарю Мастеров Домов за их служение вампирам и этой организации в течении двух веков. И я благодарю тех, кто предшествовал мне в Гринвичском Совете.
— По праву моего первого постановления в качестве главы ГС… — Она сделала паузу, глубоко вздохнула и выдохнула через сжатые губы. И все мы немного наклонились вперед.
— … Я тем самым упраздняю его.
Оставшиеся члены ГС начали спорить. Толпа в актовом зале поверглась в шок, наполняя помещение гамом.
Глаза Этана расширились, в основном от любопытства.
— Что, во имя всего святого…, — пробормотал Малик, пристально глядя на экран.
— Так, так, так, — произнес Амит с улыбкой Чеширского Кота[98].
— Я наведу здесь порядок, — сказала Николь с таким ударением на это слово, что даже я встала чуть прямее.
Это было эффективно. Толпа в актовом зале сразу затихла.
— ГС устарел, — произнесла Николь. — Американские и европейские вампиры утратили связь, которая когда-то у них была — культурную, политическую, экономическую. Настало время перемен.
— Это наша Декларация Независимости, — сказала она. — ГС больше не существует. Европейские вампиры могут решать, как им самим управлять, как и должно быть, и я предоставляю им решать, как управлять своими делами. Я отказываюсь от всех полномочий управлять европейскими Домами. Они сами для себя должны выбрать правителя.
Полилось больше возгласов, пока она не заговорила снова.
— Что же касается Америки, — снова начала она, и воцарилась тишина, — нам не нужны ни королева, ни король. О нашем существовании объявили миру больше года назад, и не один раз мы не собирались, чтобы это обсудить. Вот что нам нужно: откровенная дискуссия. Возможность планировать, обсуждать. Мы должны взять под контроль нашу новую судьбу… и вместе мы можем сделать это гораздо эффективнее. Начиная с сегодняшнего дня, я призываю к созданию Ассамблеи Американских Мастеров, состоящей из Мастера каждого американского Дома — включая Дом Кадогана.
Каждая пара глаз в помещении переключилась на Этана, на то, как расширились его глаза, на то, как раскрылись его губы, на шок на его лице.
— У каждого Дома будет равное право голоса, и каждый Мастер будет разделять ответственность за формирование нашего общего будущего. Если есть какие-нибудь американские Мастера, которые отказываются служить своим вампирам, своим Домам, своей стране, им следует высказаться сейчас.
— Это никогда не будет работать. — Камера переместилась на лицо Эдмунда. — Если ты сейчас нас разделишь, то создашь еще больше разногласий среди вампиров. Мир сжимается, а ты игнорируешь это.
— Нет, — спокойно произнесла Николь, как будто ее это совсем не затронуло. — Я уважаю существующие границы, а не те, которые существовали двести лет назад. Мир меняется. Люди знают о нас, технологии продолжают развиваться, и мы не можем позволить себе делать вид, что все осталось по-прежнему.
— Я высказала свое мнение, — сказала Николь. — Я была должным образом испытана и избрана, и это мое решение. Мы предоставим достаточно времени для решения юридических и финансовых формальностей нашего подразделения. — Она окинула взглядом своих коллег. — Но что касается Европы, я должна оставить руководство в ваших руках.
Сказав последнее слово, Николь повернулась так, что персиковый шелк облепил ее ноги, прошла в конец комнаты и вышла за дверь, ее телохранители последовали за ней.
На какое-то мгновение тронный зал погрузился в молчание. Другие члены ГС таращились друг на друга, оценивая, разрабатывая стратегию, предвидя. То, что вампиры делают лучше всего.
Неспешно обдумывая и с манерами королевы, Лакшми села, ее пальцы огибали подлокотники кресла. Наклонив подбородок, она скользнула взглядом по оставшимся членам ГС.
— Если мы хотим править сами, у американских Домов к этому никакого интереса может не возникнуть. — Она посмотрела прямо в камеру, и экран погас.
Драматизм Гринвичского Совета больше не наша забота.
В актовом зале наступила тишина, и все мы повернулись, чтобы посмотреть на Этана, пристальный взгляд которого все еще был направлен на погасший экран. В его глазах была гордость, предвкушение. Но также и немало подозрений.
Да, Николь только что передала ему власть, но делая это, она лишь просто обзаводилась новыми союзниками — каждым Американским Мастером. Каждым коллегой в ее новой Ассамблее. И ей нужна будет их поддержка. Не все вампиры так уж дружелюбно отнесутся к ее плану столь аккуратно разделить мир и богатство.
Он посмотрел на меня, сжав руку. Я кивнула в ответ.
Раздались шаги, пока Малик шагал с другого конца комнаты, взбираясь на помост, оглядывая собравшихся в зале.
— Это неожиданный поворот, — сказал Малик, его голос был громким и разнесся по всему залу. — Исторически беспрецедентное событие. Но именно из-за таких причин — из-за поворотных страниц в истории — мы и собрались вместе как Дом, мы дали обещания друг другу.
Малик серьезно посмотрел на Этана, жестом указывая ему выйти вперед. Ожидание нарастало, пока Этан пересекал комнату, поднимаясь на возвышение.
— Этан Салливан, — начал Малик, — Мастер Дома Кадогана, ты, по-видимому, только что был назван членом новой Ассамблеи Американских Мастеров. В такие времена, как сейчас, важно помнить об узах, что связывают нас вместе, и обещаниях, которые мы дали друг другу.
Этан улыбнулся ему.
— В присутствии твоих братьев и сестер, — продолжил Малик, — клянешься ли ты, что по-прежнему будешь верен и предан Дому Кадогана, его чести? Клянешься ли ты быть честным и правдивым Дому Кадогана и всем его членам, даже ценой других, без обмана? Клянешься ли ты отстаивать свободу твоих братьев и сестер?
Он повторил клятву, которую принимают Посвященные Кадогана во время Комендации, когда мы становимся полноправными и официальными членами Дома. Но Малик подправил ее, создав новую присягу, новое обещание для Этана. Напоминание о его преданности.
— Клянешься ли ты служить Дому без колебаний, и никогда, ни словом, ни делом, не причинять вреда Дому или его членам? Поможешь ли ты защитить его от всех существ, живых или мертвых, и даешь ли ты клятву по доброй воле, обязуешься ли держать слово до конца своей жизни?
Тысячи эмоций пронеслись по лицу Этана, но большая часть из них была гордостью, любовью и искренностью. Он хотел поступить правильно, быть лучше для своих вампиров.
— Клянусь, — громко произнес он.
— В таком случае, — сказал Малик с улыбкой, делая шаг вперед и опускаясь на одно колено, — в присутствии моих братьев и сестер, я клянусь в верности и преданности Ассамблеи Американских Вампиров, и тебе, нашему Мастеру… и нашему сиру. — Он посмотрел на других вампиров в помещении. — Если вы согласны со мной, покажите вашу верность.
По одному, с шорохом ткани и стуком обуви по деревянному полу, каждый вампир в зале, включая и меня, опустился на одно колено, подтверждая нашу верность Этану.
Магия поднялась и опустилась на комнату, любящая и гордая, с примесью надежды. Это была магия Мастера, которого призвали служить, и магия тех, кто был согласен служить ему до сих пор.
Мои глаза наполнились слезами, и я услышала приглушенное пошмыгивание вокруг.
Этан окинул взглядом зал, осознавая вид, открывшийся перед ним, вампиров, которые опустились на колени, признавая его власть. Его глаза расширились, его удивление от такого поворота событий было очевидным.
— Встаньте, пожалуйста, — произнес Этан и вампиры поднялись, похлопывая его по спине и призывая его выступить с речью.
— Вы смутили меня, — сказал Этан. — Говоря открыто, я предполагал, что сегодня покину этот зал, испытывая горечь и зависть. Но я покину его смущенным. Гордым. И честно говоря, с некоторым облегчением.
В толпе раздались смешки. Этан знал, как работать с аудиторией.
— Я не ожидал этого — ни для нас, ни от Николь. — Он облизнул губы. — Сегодня вечером она продемонстрировала, что готова предоставить американским Домам голос, которого они были так долго лишены.
Это был еще очень дипломатичный способ описать ситуацию. Не было никакого смысла — прямо сейчас — в детализации того, насколько ненадежной на самом деле была Николь Хат.
— Нам посчастливилось стоять на перекрестке истории. Впервые мы, американские Дома, узнаем, что такое независимость. Но давайте не забывать о тех испытаниях, с которыми мы столкнулись, и неопределенности будущего. Наш путь — новый, неизведанный, но я сделаю все, что в моих силах, служа вам, Дому и Ассамблее.
— Слушайте, слушайте, — прокричал Люк, и сотни других вампиров последовали его указанию.
— Я думаю, учитывая все это, нам нужно устроить празднество, — он нашел взглядом Элен в толпе, кивнул ей. — Пора открыть шампанское.
— И закуски! — прокричала Марго, удостоившись свистка от меня.
— В таком случае, давайте праздновать! — сказал Этан и воодушевленная версия «Don’t Stop Believin’» группы «Journey»[99] заполнила комнату, когда кто-то включил аудиосистему.
Улыбаясь от уха до уха, Этан спустился с возвышения, начав пожимать руки вампиров, которые подходили, чтобы поздравить его.
Я почувствовала, как завибрировал мой телефон, но сдержалась, не проверяя экран. Я уже знала, кто позвонит.
Этан был теперь одним из двенадцати.
У КГ было много чего сообщить по этому поводу.
Когда празднество закончилось, мы вернулись в кабинет Этана, общаясь с вампирами, которые зашли, чтобы поздравить его и пожелать всего наилучшего. Он открыл «Гленморанджи», который затем вернулся обратно в бар, и, похоже, все еще был шокирован этим поворотом событий. Но это был приятный шок.
Наконец-то все доброжелатели удалились и мы вернулись в наши апартаменты.
— Итак, — произнесла я, когда дверь закрылась за нами и мы снова остались в тишине и одиночестве. — Думаю, время для поздравлений.
— Вроде как, — согласился он. — Но давай не будем слишком дружелюбны по отношению к ее мотивам.
— Ох, нет. Она что-то замышляет. И я думаю, что мы можем с уверенностью предположить, что этот шаг был сделан не потому, что она действительно верит в честь и доблесть, а потому, что она обзавелась одиннадцатью новыми союзниками, назначив их в свой собственный новенький совет.
— Это был хитрый шаг, — согласился он. — Иди сюда, Страж, — сказал он, подзывая меня пальцем. Я шагнула в его объятия, прижавшись к его губам, целуя его, пока мои мышцы не превратились в желе, а он не запустил свои пальцы в мои волосы.
Он отстранился, целуя меня более нежно, а затем отпустил.
Я стянула свою куртку, затем сапоги и кожаные штаны. Все еще одетая в топ, я стащила резинку с волос, тряхнув ими, пока не почувствовала, как они темным водопадом упали на мои плечи, и села на край кровати.
— Ты создала ту еще картину, — произнес Этан.
Я улыбнулась ему, вытягивая руки позади себя. Если уж я собралась играть в соблазнительницу, то должна сыграть ее хорошенько.
— Видна еще далеко не вся, — ответила я, подмигнув.
Палец коснулся острого края и я посмотрела за спину. Небольшая белая карточка в конверте была прислонена к синей бархатной подушке на кровати. Улыбаясь, я схватила ее и вытащила карточку из конверта, ожидая прочесть там слова любви или соблазнения.
Но там не было ни того, ни другого. Карточка была написана от руки, темно-красными чернилами, мелким почерком, аккуратным и наклонным.
«Я скучал по тебе, mon ami [100]. Столько столетий и континентов между нами. С нетерпением жду нашего воссоединения».
Моя рука задрожала, и дыхание покинуло меня. Я не знала, уронила ли я карточку или это Этан подошел ближе, пока он не наклонился, чтобы поднять ее с пола.
Я посмотрела на него, надеясь без надежды, что мой страх был беспочвенным, что этот «Б», который подписал карточку, был не тем монстром, который создал его, который вложил столько страха в его сердце, который уже однажды встал между нами, даже после многих столетий, проведенных в земле.
Но Бальтазар был мертв.
Я не могла подобрать слова, чтобы заговорить, но я молча умоляла его сказать, что мы приукрасили, возмутиться тому вампиру, который подстроил такую глупую шутку в конце очень длинной ночи.
Но все краски исчезли с лица Этана. Мое сердце заколотилось от понимания — и страха.
«Этан?» — смогла я спросить мысленно.
Не говоря ни слова, он скомкал записку в руке, подошел к камину и бросил ее в него.
— Мы не можем притвориться, что не видели ее, — тихо произнесла я. — Если он жив…
— Мы не станем притворяться, — ответил он, смотря на меня глазами цвета ртути. — И он не жив. Кто-то играет в очень опасную игру, но мы собираемся победить в ней.