Кровь, которую мы жаждем. Часть 2

ГЛАВА 14

ЖАЖДУЮЩИЙ

ТЭТЧЕР

— Черт, Тэтч! — кричит Рук через динамик моего телефона. — Блядь, братан. Мы в полной жопе. Так заебали. Самый хуевый пиздец, который только может быть в твоей жизни.

— Значит, мы не ебемся только тогда, когда ты делаешь что-то необдуманное? — я прислоняюсь к полке позади себя, наблюдая, как Лира чиркает спичкой по полу, зажигая единственную свечу внутри маленького шкафа для хранения.

— Да, потому что я — иррациональный. Я. А ты — анальный контролер. Это не то, как… Подожди, ты только что ругался?

Мои глаза грозили закатиться в затылок. Внезапно я услышал спор на заднем плане. Я отдергиваю телефон от уха, когда ворчание и крики эхом отдаются в динамике. Наконец, на другом конце линии раздается ровный голос Алистера.

Алистер: 1

Рук: 0

— Ты можешь оставаться на виду, пока мы не придумаем, как вывезти тебя за пределы кампуса?

Я оглядываю древний шкаф, в котором уже давно не было посетителей.

— Да, но постарайтесь сделать это побыстрее. Эта кладовка отвратительна.

— Извини, — бормочет Лира, вставая с пола, легкий отблеск свечи подчеркивает контуры ее щек. — В следующий раз, когда ты зарежешь кого-нибудь средь бела дня, я обязательно забронирую номер в этом чертовом Four Seasons.

Именно она нашла эту комнату, спрятанную на верхнем этаже района Берсли, в неиспользуемом классе, который когда-то был химической лабораторией. Я не стал спрашивать ее, откуда она узнала, что комната находится именно здесь.

Наверное, это еще одно из ее тайных убежищ.

— Просто оставайся там. Я скоро позову тебя. А, Тэтчер? — он тяжело вздохнул. — Стоил ли он того?

Я смотрю на девушку передо мной. Волны эбеновых кудрей обрамляют ее нежное лицо. Она стягивает с себя толстый черный свитер, который был на ней, оставляя ее в немыслимо обтягивающей футболке и коричневой плиссированной юбке, которая свисает с ее талии.

— Нет, — я прижимаю пальцы к переносице, когда мои глаза закрываются. — Но она да.

Линия обрывается, и остается только тишина.

Мой адреналин падает с такой скоростью, что у меня болит голова. Я хочу, чтобы отсутствие эндорфинов вылечило мое иррациональное поведение, и жду чувства сожаления.

Но с того момента, как я воткнул нож в рот Коннера, и до той секунды, когда я покинул тот кабинет, я не чувствовал ничего.

Ни страха провести жизнь в металлической клетке. Ни разочарования от того, что меня поймали. Ни злости на себя за то, что я позволил себе ослабить контроль.

Я не чувствовал абсолютно ничего.

Мне все равно.

Он заслужил то, что я сделал. Это был лишь вопрос времени, когда Коннер получит по заслугам.

— Как ты узнал, что я там? Что мне нужна помощь?

— Я следил за тобой с урока. Мне показалось, что ты там слишком долго. Полагаю, у меня просто отличное время.

— Тебе не следовало этого делать, — под ногами Лиры скрипят половицы. — Почему ты это сделал?

Я смотрю, как она делает шаг ко мне, ее маленькое тело останавливается, когда ее ноги оказываются между моими. Лира поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, и прижимается к моему телу.

— Задаешь вопрос, на который уже знаешь ответ? — я поднимаю бровь, с любопытством глядя вниз. Я хочу, чтобы она прижалась ко мне, вжалась в меня так, чтобы я мог стереть каждый дюйм прикосновений Коннера с ее тела.

— Я хочу услышать, как ты это скажешь, — ее запах доносится до моего носа, а мягкость ее рук вызывает тепло на моей коже, когда они прижимаются к моему животу. — Я хочу, чтобы ты услышал это сам.

Я поднимаю руку, обхватываю ее щеку и провожу большим пальцем по переносице. Мне кажется непрактичным испытывать это. Как несколько секунд назад я так жаждал насилия, а теперь…

Теперь я хочу погрузиться в ее нежность.

Я не могу дать ей любовь, заботиться о ней так, как кто-то должен, но я устал не давать ей себя. Не тогда, когда она — единственный человек, способный обладать мной. Расстояние, которое я создал между нами, должно было защитить ее. Но сегодня эта дистанция стала причиной того, что она осталась наедине с Коннером.

— Никому не разрешается прикасаться к тебе, — честно говорю я.

Моя грудь напрягается, когда ее палец опускается ниже, трется о материал моего ремня, возится с застежкой.

— Кроме тебя?

На моих губах появляется ухмылка.

— Кроме меня.

Я устал бороться с ней. Бороться с собой.

Я ни разу не потакал себе в чем-то, ни разу не позволил себе поддаться своим желаниям.

Несмотря на все зло, которое я совершил, на то, какой я злой, может быть, я заслуживаю того, чтобы у меня было хоть что-то. Единственное хорошее среди всего плохого.

Она.

— Дорогой фантом, — я смотрю вниз на ее проворные руки, стягивающие мой ремень, фиолетовый лак на ее ногтях контрастирует с моей черной одеждой. — Что ты делаешь?

Раздается звук расстегиваемой молнии.

— Благодарю тебя за то, что ты пришел за мной, — шепчет она. — За то, что снова спас меня.

Я чувствую, как мир замедляется. Все, что находится за дверью передо мной, больше не существует. Только мы в этом чулане. Я впиваюсь зубами в нижнюю губу, когда она опускается на колени.

Ничто не было так прекрасно.

Я откидываю несколько пряденых локонов с ее лица, беру ее за подбородок и заставляю посмотреть мне в глаза. Ее дыхание неровное, и ее ногти впиваются в бока моей талии, затягивая пояс моих брюк.

Мой большой палец проводит по ее пухлой нижней губе, и мне хочется почувствовать, как она обхватывает мой член. Воздух потрескивает, и моя кожа гудит, когда она тянет мои брюки и трусы вниз, как раз настолько, чтобы освободить мой член. Он шлепается о мой живот, и ее дыхание обдувает мой ствол, заставляя меня втянуть воздух.

— Ты знаешь, что я собираюсь сделать, питомец? — спрашиваю я, проводя большим пальцем по шву ее губ. Она сосет его, и ощущение проникает прямо в мой член. — Я собираюсь вытрахать его вкус из этого нуждающегося рта.

Свет мерцает на ее руке, когда она поднимается вверх, задирая мою окровавленную рубашку и обнажая пресс. Он светится, показывая, как кубики напрягаются, когда она робкой рукой обхватывает основание моего члена.

Ее гладкие пальцы не встречаются, когда они обвиваются вокруг меня, между ними несколько дюймов пространства, и я вижу момент, когда она осознает это, когда ее глаза расширяются. Лира выглядит такой греховно невинной, неуверенной в себе, но желание, плещущееся в ее глазах, ясно говорит об одном.

Она хочет меня.

Хочет накрыть меня своим ртом, своим языком, своим телом.

Мои бедра дергаются при этой мысли, стремясь к жару ее рта.

— Я никогда… — она пожевала нижнюю губу, а ее рука экспериментально сжала меня.

Лира могла бы сидеть здесь, как есть, не двигаясь ни на дюйм, и этого все равно было бы более чем достаточно, чтобы отправить меня за грань. Я не уверен, что это больше говорит обо мне или о ней.

Но я могу сказать, что она нервничает, и я точно знаю, что заставит эти нервы исчезнуть. Потянувшись в карман, я быстро достаю нож и щелкаю им.

От этого звука мой член дергается, и она задыхается.

— Ты никогда что? Не позволяла кому-то трахать твой рот? — пробормотал я, одной рукой откидывая ее волосы с лица. — Это то, что ты собираешься позволить мне сделать, не так ли? Засунуть мой член в эту сладкую дырочку и использовать его по полной?

Лира кивает в нетерпении, розовый язычок скользит по ее губам, она умирает от желания попробовать меня на вкус, но не знает, как начать. Я обхватываю рукой острое лезвие. Укус быстрый, жжет всего секунду, прежде чем кровь выливается на поверхность.

Я смотрю на пунцовую лужу в своей руке, а затем возвращаю взгляд на пол.

— Открой, — приказываю я.

Ее рот так и делает, розовый язык высовывается, ожидая того, что я планирую сделать дальше. Гордость бурлит в моем животе. Почему она так доверяет мне нож, я никогда не пойму.

Отложив нож, я опускаю руку вниз и держу ее прямо над ее лицом, а затем наклоняю ее в сторону. Струйка крови стекает с моей ладони, на мгновение задерживаясь в воздухе, прежде чем попасть ей в рот.

Грязные, красивые слова заставляют ее расплавить нервы, а кровь возбуждает ее настолько, что она не может беспокоиться ни о чем другом.

Сложный, жуткий фетиш.

Это возбуждающе — истекать кровью ради другого человека, добровольно отдавая ему жидкость, которая поддерживает в тебе жизнь. Она течет по камерам твоего сердца, и дать другому человеку доступ к ней — это очень сильно.

Красные точки покрывают ее язык, растекаются по губам и стекают по изгибу подбородка. Я болезненно напрягаюсь, наблюдая, как она пьет это. То, как она глотает, вызывает у меня огромную зависть, что я не могу смотреть, как моя кровь течет по ее горлу, не могу видеть, как она окрашивает ее изнутри.

Это мой новый любимый оттенок красного.

— Хорошая девочка, — хвалю я, слегка наклоняя голову. — Такая красивая, вся в моей крови. Абсолютно, блядь, божественная. Я собираюсь использовать тебя, чувствовать, как твое горло борется с моим членом, и смотреть, как ты захлебываешься моим концом. И ты позволишь мне это, да?

В ответ она проводит языком по вене, которая проходит по нижней стороне моего ствола, прослеживая ее до самого кончика, по которому течет струйка спермы. Это мечта — смотреть, как она облизывает мою пульсирующую головку, окрашивая меня моей кровью.

— Да, это так, — подтверждаю я, глядя на красновато-розовые линии на своем члене. Одной рукой она гладит меня, более уверенная в себе, а другой задирает юбку, показывая фиолетовые кружевные трусики под ней, давая мне полный обзор того, как сильно она жаждет меня. Как отчаянно желает меня ее пизда. Я одобрительно хмыкаю, грудь вздымается, дыхание становится все более неровной.

Безошибочное тепло ее кровавого рта, обволакивающего первые несколько дюймов моего члена, делает меня слабым. Ее впалые щеки, пытающиеся сузиться вокруг меня, вызывают у меня ощущения, схожие с теми, что я испытываю, когда погружаюсь в ее тугую киску.

— Трахни меня, — стон вырывается из глубины моего горла, пробивая себе путь наружу. Я падаю головой назад на полку, опрокидывая несколько предметов позади себя.

Они бьются о пол, но все, о чем я могу думать, — это трахать ее, зарываться в нее на часы и часы, зная, что умру, если уйду. Я буду жить в ее теле.

Ее движения дрожат, она не знает, как далеко зайти и что делать с языком. Но я настолько поглощен похотью, что не могу остановить себя от толчка вперед, одним движением отправляя свой член в ее ждущий рот. Я хочу войти до конца; мне нужно, чтобы мой член был полностью покрыт ею.

Я ожидаю, что она начнет давиться или сопротивляться, но чем дальше я продвигаюсь, тем больше она принимает. Она делает глотательное движение горлом, и от этого у меня подгибаются колени.

Нет рвотного рефлекса?

Проверяя свою теорию, я проталкиваюсь до тех пор, пока головка моего члена не касается задней стенки ее горла, несколько дюймов моего ствола остаются открытыми, и вместо того, чтобы выйти на воздух, Лира обхватывает рукой ту часть моего члена, которая не помещается.

— Дерьмо, — шиплю я, глядя на ее губы, раздвинутые вокруг меня, разводы крови, разбрызганные по переносице. — Ты хочешь еще? Моя жалкая, нуждающаяся девочка хочет еще?

Лира кивает, отстраняясь и проводя языком по моему чувствительному кончику, прежде чем опуститься обратно. Она обволакивает меня. Ощущение ее рта, ее запах, ее руки. Я стою над ней, но она держит меня как пушинку в своих руках.

Застывшие частички моей внешности тают на полу. Тают.

Слюна, смешанная с кровью, течет из уголка ее рта, слюна блестит по всей длине моего члена, пока она обрабатывает меня от корня до кончика, покачивая головой в быстрых движениях.

Вены на моей шее напрягаются. Обе мои руки вцепились в ее волосы, чернильного цвета пряди обвивают мою бледную кожу. Кровоточащий порез на моей руке прижимается к волосам. Я с силой прижимаю ее к себе, впиваясь в ее рот, заставляя ее губы растянуться вокруг меня.

Из ее горла вырываются сладкие, пьянящие мычания и стоны, добавляя легкие вибрации. Мои бедра подаются вперед сильнее, наполняя комнату влажными, развратными звуками, которые я слышу чуть ниже стука своего бьющегося сердца.

— Открой мне свое горло. Позволь мне разрушить тебя.

Слезы собираются в уголках ее глаз, но она остается на месте, принимая каждый дюйм, мышцы ее языка скользят по моей головке с каждым ударом вниз. Она полностью в моей власти и готова позволить мне сломать ее ради моего удовольствия.

Эти розовые губы набухли вокруг моего ствола, пухлые от всех этих слюней. Я с трепетом наблюдаю, как она толкается ко мне каждый раз, когда я вынимаю ее изо рта, как будто она никогда не хочет, чтобы я уходил.

— Вот и все. Такая хорошая маленькая любимица, — ворчу я, чувствуя тяжесть в яйцах. — Я заполню твое горло своей кончей, и ты не прольешь ни капли.

Ее стоны эхом отдаются в моих ушах, умоляя о моем семени, высасывая его из меня своим нуждающимся ртом. Оргазм закручивается в моем нутре; я так чертовски близок. Я двигаюсь, пока ее нос не поцелует мою талию, и удерживаю ее там, снова и снова ударяя кончиком члена по ее горлу.

Слюна и влажное тепло, обволакивающие меня, — это почти слишком. Застонав, я смотрю на свои руки, на то, как они двигают ее вперед — назад на моем члене, наблюдая, как он снова и снова исчезает внутри нее.

— Черт, я сейчас кончу… — стон вырывает у меня слова прежде, чем я закончу. — Детка, да, блядь. Я кончаю.

Я погружаюсь в нее в последний раз, и она утыкается носом в мой живот. Мой член ударяется о заднюю стенку ее теплого горла и дергается, прежде чем я отпускаю его. Лира продолжает сосать, глотая каждую каплю, которую я выдавливаю, вертя языком, уговаривая мой член, пока она осушает меня.

Перед моими глазами туман, дыхание неровное, когда я ослабляю хватку, гладя ее волосы. Когда она убирает свой рот, я падаю обратно на полку, не в силах самостоятельно встать.

Когда чувство головокружения проходит, я снова натягиваю брюки и смотрю на нее, лежащую на полу, на ее раскрасневшиеся щеки, слезы на лице и красный рот. Она проводит языком по губам, слизывая оставшуюся там кровь. Я мельком замечаю несколько пропитанных кровью локонов, когда она встает.

Багровая и небесная красота.

Подарок, завернутый в тихую, забытую упаковку, но в ней — солнечный свет, который бывает только в дни траура. Свет, пробивающийся сквозь грозовые тучи, дневной свет после тысячи лет тьмы.

Я никогда не верил, что у меня есть душа, и теперь, кажется, понимаю, почему.

Моя рука хватает ее за шею, притягивая ее к своей груди. Я чувствую ее руки на своем лице, когда наши губы встречаются в столкновении языков и зубов. Соленый, металлический вкус ее губ заставляет мой член дергаться, я изнемогаю, но снова хочу ее.

Наши рты сливаются вместе, без труда созданные друг для друга. Они двигаются синхронно, как будто мы уже делали это раньше, встречались и проводили целые жизни со сплетенными губами.

У меня не было души не из-за зла, засевшего в утробе моей матери, и не из-за испорченной ДНК моего отца.

Нет, у меня ее не было, потому что она принадлежала ей.

Думаю, когда нас создавали вместо того, чтобы разделить наши духи пополам, ей отдали оба, чтобы сохранить их в безопасности. Чтобы напомнить мне, когда придет время, что все, что я есть, принадлежит ей.

Задолго до того, как мы оказались в этих телах, кто-то решил, что она будет хранительницей моей души, зная, что я причинил ей слишком много вреда.

Когда я отстраняюсь, мой лоб опускается к ее лбу, и я наклоняюсь к ее ладоням и целую кончики ее пальцев. Моя рука поднимается, вращая кольцо на ее указательном пальце.

— Я не могу держаться от тебя подальше, даже когда знаю, что должен. Это было бы единственное хорошее, что я мог бы сделать для тебя, Скарлетт.

Лира трется своим носом о мой, покусывая мою нижнюю губу, прежде чем вздохнуть.

— Не будь хорошим. Не уходи. Просто будь со мной.