Она понятия не имела, куда идет, даже вид из окна не спасал, сплошные деревья. И понятия не имела, куда девать нож, не ходить же с ним в руках, а на бедре не было для него ножен. Злость понемногу отпускала, кто-то умный внутри педантично перечислял ее косяки, списком, сначала по степени глупости принятых решений, потом хронологически, начиная с того момента, когда она пошла к Дженис, сказав министру за ней не идти, и заканчивая моментом, когда отдавала министру распоряжение, как будто она на работе, а не на балу.
«Он меня довел, сам виноват.»
«Дзынь.»
Она понимала, что надо было действовать по-другому, и говорить по-другому, и вообще изначально вести себя умнее, но, как обычно — идеальная стратегия вырисовывается тогда, когда уже все известно, а когда стоишь перед свалившимся на голову шоком…
«Может быть, он тоже вцепился в эту проклятую перчатку просто от нервов, чтобы делать хоть что-нибудь, а не стоять столбом. Для него это очередной прокол, большой стресс.»
Внутри тут же поднялся вой разъяренных демонов феминистического ада, уверяющих, что как бы он ни разнервничался, а проигнорировать три раза повторенную просьбу — это приговор.
«Был бы на моем месте мужчина — он бы прислушался? Попытался бы понять, заглянул бы в его записи, дал бы ему минуту?»
Демоны вопили, что конечно, да. Сухая логика вздыхала, что пол тут ни при чем — он наплевал бы на любого человека, он считает себя центром вселенной, которому можно все по праву рождения.
«Такие мажоры водят пьяными и безнаказанно сбивают людей.»
Она остановилась и схватилась за голову, уговаривая себя не развивать мысль, и так уже забралась в такие дебри, которые не имели к нему отношения.
«Тебе просто хочется ненавидеть его, Вера, и ты сочиняешь поводы.»
Поводов копилось все больше, ненависть росла, а любовь никуда не девалась.
«Видимо, это не взаимоисключающие вещи. Удивительная штука.»
Свернув за очередной угол, она увидела картинную галерею и гуляющих людей, развернулась и пошла обратно, остановилась под светильником, достала зеркало, поправила макияж, мысленно поблагодарив Дженис за помаду.
«Размазала. Видимо, когда слезы вытирала. У министра на платке теперь моя помада.»
Убрала зеркало, попыталась нащупать место для ножа, и поняла, что кобура для револьвера пустая.
Замерев от шока, стала лихорадочно вспоминать, где она его доставала, где снимала сбрую, на фоне безумные демоны вразнобой вопили об утере табельного и пятне на личном деле, и вспомнив о военных, она тут же вспомнила и тот момент, когда падал на ковер ее револьвер, а она плавилась в руках Эрика.
«Надеюсь, он до сих пор там лежит. Надо найти повод туда сходить.»
Воспоминания об Эрике чудесным образом вернули ей бодрость и уверенность, она вышла в галерею, небрежно помахивая ножом, как будто просто идет себе по делам, да, с ножом, такие у нее дела, никого не касается.
Навстречу шла компания мужчин, аккуратно обласкавших ее восхищенными взглядами, но без пошлости, Вера улыбнулась им, одного узнала, хотя он сбрил бороду, и удивленно остановилась, разводя руками:
— Где бы мы еще встретились, надо же, вот это совпадение.
— Мы знакомы? — он подошел ближе и протянул ей руку, она переложила нож в левую и пожала его правую, сразу же отпуская, чтобы он не вздумал ее целовать.
— Мы виделись на рынке, говорили про лошадей. Не помните?
Мужчина рассмеялся и качнул головой:
— Это Нежа был, не я. Мы близнецы, я Ждан, он — Неждан.
Вера с восхищением распахнула глаза:
— Обалденные имена!
Компания рассмеялась, закивала, Ждан шутливо махнул рукой:
— Отож. Называется, мамка с юмором, батя без фантазии. А ты, выходит, Вероника? Нежа говорил про тебя, он запомнил. Не знал только, что Призванную умудрился на рынке встретить. Вот это повезло. Он здесь, кстати, внизу, можем сходить поздороваться.
— Пойдем, — радостно кивнула Вера, пристраиваясь к их компании. Ей представили всех, она поняла, что это и есть те самые северцы, хотя внешне не смогла бы их отличить от карнцев, они и костюмы носили такие же, и выглядели так же русо и голубоглазо, с незначительными вариациями оттенков. Ждан с Нежданом были рыжеватыми, не такими ядреными, как Дженис, но мужчин рыжее их двоих она во дворце не видела.
Они спустились в танцевальный зал, где Вера сразу поймала взгляд министра Шена, Артура и еще десятка специальных мальчиков, убедилась, что все на нее смотрят, и стала беззастенчиво флиртовать с Нежданом, жестикулируя ножом, ее никто ни разу не спросил, зачем она его с собой носит.
Неждан пригласил ее на танец, но она сказала, что дико устала и хочет присесть — она боялась, что подойдет Рональд, и не хотела создавать конфликтную ситуацию. Все северцы без раздумий согласились, что присесть — отличная идея, пошли с ней на веранду, переставили половину деревьев и диванов, и удобно расселись полукругом. Под конец строительных работ пришел министр Шен со своим креслом, красиво вписал его в композицию, и сам себя пригласил на посиделки, его все были рады видеть, особенно Ждан.
Они начали обсуждать какие-то торговые дела, Вера особо не слушала, наслаждаясь тем, что наконец-то сидит удобно и дышит свежим воздухом, северцы ей страшно понравились, своей решительностью и легкостью на подъем, своими очень свойскими манерами, ну и внешне тоже — все были крупными и крепкими, светились здоровьем, на них было приятно просто смотреть, хотя и не так, как на ридийцев. Ридийцы очаровывали, увлекали и завлекали, а северцы просто создавали атмосферу надежности и уверенности, как будто ничего плохого произойти не может, а даже если что-то попробует произойти, то они справятся с этим с шуточками-прибауточками, быстро и без потерь.
Через время она выловила некоторые особенности, отличающие северцев от карнцев — более широкая кость, более массивная и воинственная форма черепа, волосы и брови погуще, цвет глаз ближе к синему и зеленому, двое оказались кареглазыми, когда она присмотрелась внимательнее. Здесь обнаружились трое из десяти мужчин, портреты которых ей показывал Ричард, она начала прислушиваться к тому, о чем они говорили с министром. Один из северцев поймал ее взгляд и плавно сменил тему, закончив ее шуточкой об удаче, которая на кое-кого нежданно-негаданно свалилась в неприличных количествах, министр сделал шутливо-независимое лицо и сообщил, что все это — поклеп и происки конкурентов, а его удача в делах настолько же закономерна и естественна, как радуга после дождя. Это вызвало лавину веселья, Неждан, который сразу сел рядом с Верой, положил руку ей на колено, привлекая внимание, и спросил:
— "Вероника" — это же через цыньянский "северное сияние" получается?
— Нет, "радуга", — суховато поправил министр, глядя на его руку, Неждан проследил за его взглядом, смутился и убрал, спросил:
— Почему? "Ви" — "холодный" же, а "ра" — "играющий на солнце"?
— Потому что "вэй", а не "ви", — терпеливо объяснил министр, — Вэй-ра.
— Вера?! — пораженно улыбнулся Неждан, опять хлопая ее по колену, — так это же еще лучше! Имечко-то наше, северское. А по батюшке?
— Владимировна, — улыбнулась Вера, северцы весело зашумели, министр слегка поскучнел, Неждан улыбнулся шире:
— Точно северянка, вот зуб даю! И стать северная, и голос ручьем звенит, и коса до пояса! Верка, а Верка? У тебя дома север есть? Такое красотющее снежное раздолье, где мужчины как лоси, а женщины как лебеди? Где поют так, что небо звенит, и пьют так, что на утро чертям в аду тошно?
Компания веселилась, Вера игриво шепнула:
— У нас хорошая водка, после нее на утро не плохо.
Все заржали как кони, кто-то пнул Неждана и потребовал взять свои слова обратно, потому что у них тоже водка отличная, а если кому-то на утро и плохо, то только чертям, потому что они не северцы, а северцам на утро хорошо.
— Ты должна к нам приехать, — ее уже держали за плечи и руки со всех сторон, каждый хотел что-то сказать, все перебивали друг друга, она пыталась слушать Неждана. — Ты должна приехать, обязательно, тебе так понравится, что ты навсегда остаться захочешь. Ты снег видела когда-нибудь?
— Каждый год вижу.
— А сияние?
— Пока нет.
— Посмотришь, приезжай, я тебя на тройке покатаю, с ветерком, у меня такие лошади, Верка! Вот такие вот копыта, ноги мохнатые, глаза хитрые, точно как у тебя!
Она не могла перестать смеяться, северцы говорили все одновременно, пинали друг друга, перекрикивали и хохотали, их компания создавала столько шума, что приличные карнцы сбежали с веранды уже давно, а неприличные смотрели на них, как на представление в цирке.