Она вздохнула и встала, он закатил глаза, изображая хвалу богам за то, что кое-кто наконец-то родил решение, пошел в спальню, сел на кровать. Вера взяла стул и потащила следом. Он обернулся на звук, нахмурился:
— Я не понял.
— Вы все прекрасно поняли, нам надо поговорить, лежать для этого не обязательно, но вы можете лечь, если устали.
Он возмущенно развел руками, нервно сбросил ботинки и лег, закинув руки за голову и изучая потолок балдахина. Вера поставила стул у кровати, села ровно, глубоко вдохнула и сказала:
— Я подозреваю, что для вас это прозвучит очень странно, но по-моему, я дух-хранитель вашего дома.
— Чего? — он развернулся на бок, окинул Веру взглядом, как будто пытаясь убедиться, что она адекватна. Вера мрачно кивнула:
— У меня такое подозрение.
— Вы для этого слишком реальны.
— Мне кажется, когда вы рассказали мне легенду о духе змеи… Это сработало как приглашение.
Он помрачнел и отвернулся, Вера молча ждала. Спустя бесконечные секунды тишины, он посмотрел на нее и тихо сказал:
— Это было очень глупо с моей стороны. Опрометчиво и преждевременно. Я рассчитывал на то, что вы все равно не поймете смысла этого поступка, а когда я завтра… Я планировал пойти к матери в этот день, у меня был один очень сильный довод, я был уверен, что он сработает, но после заявления Йори, и после вашей реакции… я не пошел. Простите, я не должен был рассказывать вам легенду.
— Но вы рассказали. Поздно уже жалеть, это случилось. И судя по тому, что после этого происходит, это все-таки сработало как приглашение в дом, но в другом качестве.
— Почему вы так думаете?
— Я вижу его при телепортации.
Министр нахмурился и приподнялся на локте, Вера кивнула:
— Да, ваш дом. Раньше при телепортации я видела свой мир в момент аварии, а после легенды я вижу дом Кан. И если смотреть на это с точки зрения теории Кайрис о душевной гравитации, то теперь меня притягивает ваш дворец. И я вижу его во сне, я хожу по нему в виде разных животных. Мне никогда не снятся сны, такие, как нормальным людям, мне если что-то снится, то это… имеет значение. Какие-то предсказания, или предостережения, мне еще в моем мире несколько раз снились мертвые, чтобы что-то передать, это оказывалось правдой, родственники говорили, что это цыганская кровь во мне играет. И если мне постоянно снится ваш дом, то это что-то значит.
Он скептично качнул головой:
— Это значит только то, что вы настолько сильно пришли от него в ужас, что до сих пор не можете отойти, и при телепортации видите его по той же причине. Вам при телепортации видится не только авария, но и события дня, начиная с покушений и заканчивая магазинами одежды, которые вы почему-то ненавидите. Мне все докладывают. И я не слепой, Вера, я прекрасно видел, что вам мой дворец, мягко говоря, ужасно не понравился, не пытайтесь убеждать меня в обратном, у вас не выйдет. Я вас туда больше не потащу, не переживайте, хватит и одного раза. Это и для меня стало ценным уроком — посмотреть на свое наследство со стороны, и понять, как его видят женщины. Там нечем хвастаться, это действительно склеп, я просто помню его… другим. Жилым и открытым. Там бывали хорошие времена, просто они прошли, давно прошли, а я никак с этим не смирюсь. Ни один нормальный дух не пойдет туда по своей воле, там нечего ловить.
Он несколько демонстративно лег на спину, фыркнул:
— Забудьте о дворце, он мне не нужен, мне нужен статус главы дома, а жить в этой каменной яме я не буду, и вы не будете, расслабьтесь. И даже если я женюсь, то жену там не поселю, в этих проклятых северо-западных покоях даже собаку селить жалко, никто в своем уме не поселит там мать своих детей. Забудьте о дворце, и не морочьте себе голову этими сказками про духов.
— Вы мне не верите.
Он послал ей короткую мрачную улыбочку и отвернулся. Вера вздохнула:
— Тогда как вы объясните то, что я узнала, что ваша мать и сестра выносили оттуда вещи?
— И как вы узнали?
— Я вам сразу сказала, как — мне приснилось, что я хожу возле западной калитки, а они выходили с вещами, я вам могу их диалог пересказать дословно, вы у них спросите и сравните.
Он молчал, задумчиво рассматривая потолок, наконец качнул головой:
— Должна быть другая причина, почему вам это приснилось. Мне надо над этим подумать.
Вера невесело усмехнулась и кивнула:
— Подумайте тогда над еще одной вещью. Откуда я знаю, что в вашем доме нет птиц.
— Вы их там не видели.
— Не-а, я точно знаю, что дворец от них защищен, по внешней стене идет щит. Откуда я это знаю?
Он повернулся к ней:
— Откуда?
— Я пыталась туда попасть в теле птицы, и ударилась о стену. Два раза.
Он усмехнулся и качнул головой:
— Бред какой-то.
— Вы называете бредом то, что просто не можете понять. Представьте на минуточку, что вы знаете об этом мире не все, и подумайте еще раз. Ну или поговорите с кем-нибудь более понимающим в этом деле.
Он мрачно рассмеялся и лег на бок, с сумасшедшей улыбочкой посмотрел на Веру:
— Вы хотите, чтобы я кому-то левому рассказал, как привел в свой дом любовницу и рассказал ей легенду, без свадьбы? Вы издеваетесь?
Она пожала плечами с независимым видом:
— Ну пошли же вы советоваться к ги-син, я после этого ничему не удивлюсь.
Он фыркнул и отвернулся. Полежал молча, потом сел, сложив ноги по-турецки, посмотрел на Веру долгим изучающим взглядом. Качнул головой и взлохматил волосы, как будто пытался прийти в себя. Развел руками, мрачно сказал:
— Я даже не представляю, у кого об этом спрашивать. Жрецы отрицают духов. Верования в духов — это винегрет из первобытных идолопоклоннических культов разных племен, им тысячи лет. Когда первый император Цынь объединил Империю, он объявил культ духов ересью, а самих духов — демонами, и приносить им жертвы запретил. Стал насильно насаждать всяких МаРа, РаНи и прочих, он даже Золотого объявил демоном, были гонения на жрецов Золотого, они потому и скрылись в горах, они прятались, их убивали, за них награда была, как за преступников. Но когда императора Цыня убил брат, он же это не сам сделал, он собрал единомышленников, и в числе прочих уступок обещал вернуть Золотому место верховного божества, а РаНи, МаРа и прочих оставить в качестве младших богов. Просто убрать их было нельзя — Цынь очень хорошо подготовил их приход, напряг пророков пророчить что ему удобно, откопал из древних текстов расплывчатые куски и заставил толкователей трактовать их определенным образом, там была глобальная, как вы говорите, "пиар-кампания", включающая "видения" у жрецов, "знамения" в небе, "исцеления" калек — полный фарш. Мне дедушка Ву по секрету говорил, что Цынь даже учебник написал для будущих императоров, с рассуждениями о влиянии религии на политику, и подробным собственным опытом, с цифрами. Он хотел дать всей империи единый пантеон человекоподобных богов, чтобы люди, во-первых, поднялись выше животного уровня морально, во-вторых — ощутили себя единой нацией, а не у каждого племени свое животное-покровитель, и поэтому соседа можно резать по любой причине. Если поклоняются одним богам, то уже вроде как немного родственники. Младший Цынь разрешил правителям оставить своих идолов, они их и не убирали, старший Цынь всего пять лет правил, он приказал убрать, они сказали "хорошо" и не убрали, они им веками поклонялись, это не так просто. Золотой тоже был одним из идолов, но на него имели право только его потомки, отмеченные печатью, простолюдины не могли носить этот знак, а аристократы могли, и очень этим гордились. И тут Цынь объявляет всех духов демонами — конечно аристократы возмутились. Простолюдинам понравилось, что он человеческие жертвы отменил, и новым богам приказал жертвовать гораздо скромнее и всего пять раз в год, крестьяне с радостью это приняли, так что младший Цынь решил оставить младших богов, чтобы крестьян не мутить, а чтобы угодить аристократам, разрешил вернуть идолов, и поднял Золотого на место верховного божества. Но идолы стали закрытым, очень внутрисемейным делом, жрецы "правильных" богов делают вид, что их не существует. Потому что у них в священных текстах написано, что духи — зло и ересь, эти тексты составлял старший Цынь, их с тех пор не переписывали, они же, мать их, "священные", жрецы их просто читают на устаревшем диалекте и нужными кусками, чтобы прихожане не особо разбирались и не видели логических нестыковок. Все записи по духам в открытых источниках, сделанные до объединения Цынь, уничтожили еще тогда, остались только те, которые хранились в семейных библиотеках аристократических домов, потому что их спрятали, их и сейчас никому не показывают, во избежание, а то же в "священных текстах" написано, что они демоны, не хватало еще в широком доступе идеи о том, что цыньянские аристократы — демонопоклонники, это точно кончится восстанием. Так что спрашивать некого, эти вещи никто уже сотни лет не изучал. Если какой-нибудь ученый захочет все эти легенды систематизировать и проанализировать, ему придется стать членом семьи всех аристократических домов, а это не только дома правителей, благородных фамилий со своими Аллеями Духов в мире под полсотни, это нереально, поэтому никто даже не пробовал никогда. Я конечно спрошу в храме Золотого, но мне скорее всего не ответят, они просто не знают, они всегда говорили, что Золотой — не дух, Золотой пришел из космоса, а духи — земные порождения, ставить их в один ряд — это унижать Золотого. Но Золотой в принципе не обидчив, поэтому они никому ничего не доказывают и не спорят, просто это их позиция. Текстов о духах они не хранят, их интерес к духам ограничивается тем фактом, что первые дети Золотого взяли духов в жены, и после этого об их внуках говорят, как о внуках Золотого, все, о духах больше ни единого упоминания, я знаю эти тексты наизусть, на них все всегда ссылаются в спорах, их все обязаны знать. Как вы себе это представляете? Я приду к настоятелю монастыря и скажу: "Мудрый, у меня вопрос. Я тут встретил женщину из другого мира, притащил домой без благословения родителей, и силой слова превратил в демона. Что делать, мудрый?" Знаете, что он мне скажет? Я знаю. Он скажет: "Золотой учит, что совершать поступок следует тогда, когда ты готов принять за него ответственность с радостью. Ты уже его совершил — радуйся". А я скажу: "Знаешь, мудрый, как-то не радостно", а он ответит: "Ну соверши другой поступок, жизнь еще не кончилась". У Золотого вообще все просто. Сдуреть можно, — он опять схватился за голову, закрыл глаза. Вера спросила:
— А если поговорить с самими духами?
Министр усмехнулся:
— Их не существует, Вера, это сказки. Предки поклонялись животным, которые восхищали их своей силой, скоростью, ловкостью и живучестью, глупые люди думали, что если будут часто на них смотреть и носить на себе их изображения, то смогут перенять у них эти качества, и что если задобрят демонов жертвами, то демоны не обратят свою силу против них. Но судя по тому финту, который гениально провернул первый Цынь, демонов либо не существует, либо никаких сил у них нет, либо на жертвы им плевать. Я больше верю в первый вариант.
— Но вы сами говорили, что видели змею.
— Это могла быть просто змея.
— Они же не водятся в карнских горах?
— Ну значит, мне причудилось спьяну.
— А в летописях тогда что написано? Про беременную бабушку и обращение служанки в змею? Им всем тоже причудилось, групповая галлюцинация?
Он молчал, нервно теребя кончик пояса, Вера спросила:
— А если поговорить с вашей бабушкой, которая эту змею видела в живую?
Он фыркнул:
— Шутите? Она пыталась меня зарезать, в первый раз в колыбели, в последний — после того, как я отправил на казнь ее сына, она не станет со мной разговаривать по семейным вопросам.
— Неужели нет ни одной причины, чтобы она захотела с вами поговорить?
— Даже если такая причина появится, что невозможно, пока у меня нет детей… — Он замолчал, медленно глубоко вдохнул и гораздо спокойнее сказал: — Она от меня спряталась в храме РаНи, построенном на магической аномалии, я не могу туда войти, ни ногами, ни телепортом, а она оттуда не выходит, вообще никогда, она затворница. Максимум, что я могу сделать, это поорать под забором, как мартовский кот: "Бабуль, выходи, поболтаем о духах", а она посмеется и не выйдет.
Вера молчала, министр вздохнул и лег, стал рассматривать вазы над камином. Вера тоже на них посмотрела — заснеженные горы, сосны, тонкая тропинка и стая волков…
— По вашему дому бродит дух волка, я могу попробовать поговорить с ним. Есть какие-то ритуалы, чтобы дух именно в реале пришел, а не во сне? Жертвоприношения там, молитвы?
— Есть, — он мрачно кивнул, не отводя глаз от вазы, — но их проводят члены семьи. Вас я больше в свой дом не поведу, хватит с вас.
Она тяжко вздохнула и призналась:
— Я уже там.
Он повернулся к ней, она кивнула:
— Ваша мать меня пригласила. Когда я спала и видела, как они выходят с вещами, она мне открыла калитку, сказала: "Заходи, будь как дома", и закрыла за мной. Теперь я хожу внутри, и еще там ходит волк.
Он устало закрыл глаза и прошептал:
— Великие боги, Вера… Вам просто приснился сон. Хватит сочинять.
Она пожала плечами и встала, взялась за стул:
— Как хотите. Я спрошу у кого-нибудь другого. Отдыхайте, вы поспали всего сорок минут.
Он дотянулся и поймал ее за юбку:
— Не уходи. Ну посиди со мной хотя бы.
Вера смотрела на вазу с волками, перевела взгляд на вторую — там пил из реки медвежонок, а медведица сурово осматривалась.
— В качестве кого я должна сидеть у вашей постели?
Он усмехнулся и закатил глаза:
— Посиди как друг.
— И часто друзья сидят с вами, когда вы спите?
Он фыркнул, с сарказмом процитировал:
— У меня нет друзей, сплошные должники и рабы.
— А Дженджи кто?
Он самодовольно улыбнулся:
— С Дженжи круто получилось, блин, жаль, что я не сразу пришел, когда он понял.
Вера качнула головой:
— Почти сразу.
— Круто было. Долго же я ждал, пока до него дойдет.
— Вот так вы обращаетесь с друзьями, значит? Шантаж, подстебывания и издевательства, еще и избиения периодически?
— Именно так, — широко улыбнулся он, — постоянно. Это весело.
— Что-то я уже не хочу быть вашим другом.
— А кем вы будете?
— Духом-хранителем. И если кто-то будет считать меня демоном, то это их проблема.
Министр рассмеялся, взялся за ее юбку покрепче, сказал с иронией:
— Гир-си. Это журналист один сегодня придумал, известный. Мы пару лет назад пытались купить его, он отказался — идейный. Молодой, дерзкий, весь такой за свободу слова. Потом согласился, вроде как, но все равно пишет что хочет. Особо не наглеет, поэтому его не убирают, но зубки иногда показывает, его прижимают, он извиняется, а потом опять пишет что хочет. Его всегда приводят в пример, когда сравнивают свободу слова в разных странах. У нас свободнее всего. Я отобрал у него блокнот, но потом вернул, пусть будет, забавно звучит. Гир-си.
— Что это?
— Змея такая цыньянская, водится в джунглях на побережье, и на островах. Ядовитая, но знаменита тем, что сначала гипнотизирует, потом душит, потом кусает, так больше никто не делает, остальные душащие змеи не ядовиты, а ядовитые не душат, она такая универсальная одна. Она красивая, бело-зеленая такая, в узорах, и из-за этого знаменита — ее часто рисуют, вышивают на коврах, вырезают в нефрите. У меня на столе видели статуэтку с тигром? Это она. Они, правда, здоровенными такими не бывают, это фантазия скульптора, но внешний вид он передал идеально. Про нее легенда есть… Не расскажу, нет, я и так болтлив без меры, — он потянулся, зажмуриваясь и улыбаясь, Вера попыталась забрать свою юбку, он схватил крепче, приоткрыл один глаз и посмотрел на нее: — Ложись.
— Нет.
— Обещаю, приставать не буду. Тебе надо отдохнуть, ты тоже мало поспала.
— Потом.
— Вера, хватит. — Он перестал улыбаться и сказал серьезнее: — Ты же понимаешь, что спать в коттедже после этого письма ты не будешь?
— Понимаю.
— Либо здесь, либо на третьей.
В памяти мелькнула кровать третьей квартиры, какой она ее видела ночью — жеваные простыни, сбитое в ком одеяло, оторванный рукав рубашки.
«Я туда не вернусь. Янвера, родная, увижу — поклонюсь до земли.»
— Вера?
Она открыла глаза, уставилась на вазу с волками, ощущая внутри дикую жажду снега, бездонных сугробов, чтобы упасть и дышать, глядя в седое небо и сосны.
— Вера, я не пойду на поводу у матери.
«Дзынь.»
«Что ж вы мне тогда статус клоуна предлагали?»
— Я найду на нее управу, и заставлю ее благословить меня, или исключу ее из этой схемы вообще, я найду способ. И я на тебе женюсь. И ты будешь спать со мной не только с полным правом, это станет твоей обязанностью на всю жизнь.
Вера усмехнулась, переводя взгляд на медведицу, сказала:
— Цыньянские женщины не спят со своими мужьями.
— А ты будешь. Тебе все равно не нравится цыньянская концепция брака, придумаем свою. Дом Кан — не империя, в Карне каждый цыньянским дом — отдельное государство, введу свой закон, я в своем доме император. И вообще, какого хрена? Никто не будет знать, где я сплю, а если кто-то поинтересуется, я его на дуэль вызову, за вмешательство в личную жизнь. А если это будет женщина — ты вызовешь. Мы будем вообще непобедимы. Ты представляешь? Вообще.
Он отпустил ее юбку и взамен положил на это место ладонь, такую горячую, что сам собой возник вопрос, насколько тогда тепло с ним под одним одеялом, если даже ладонь дает такой эффект.
Закружилась голова, Вера села обратно на стул, посмотрела на министра, он выглядел пьяным, каким-то безумным.
— А с наследником вы что делать будете?
Он мотнул головой, как будто муху сгонял:
— Придумаем что-нибудь. Барта усыновим. Если ты будешь старшей женщиной, ты сможешь брать в дом кого угодно, хоть весь отдел усыновим, даже Дока и Булата, вообще всех. Все будет хорошо. Завтра займусь, — он посмотрел на запястье, но там были только "часы истины", но он все смотрел на них, щурил глаза, как будто пытался рассмотреть по ним время. Вера вздохнула и встала:
— Ложитесь спать, вы бредите. Завтра протрезвеете и будете извиняться. Или просто сделаете вид, что ничего не говорили.
— Я не пьян, Вера. Я просто устал врать.
— Что вы мне подсыпали в чай?
— Я ничего тебе не подсыпал.
«Дзынь.»
Он указал на "часы", усмехнулся:
— Видишь? Молчат.
— Ага. Приятных снов, — она развернулась уходить, но он опять поймал ее за юбку, ткань затрещала, Вера обернулась, ровно сказала, как больному: — Хорошо, я вам почитаю. Спите.
— Что почитаешь?
— Учебник по трехмерному дизайну, для вас там ни слова полезного, просто спите.
Он отпустил ее и стал забираться под одеяло, она вышла и вернулась с телефоном, отодвинула стул подальше, села ровно и начала читать.
Он уснул почти мгновенно.
Она замолчала, стала изучать его лицо, темные тени под глазами, отросшую щетину, нахмуренные брови, короткие седые волоски.
«Да конечно, щазже я подорвалась и побежала за вас замуж выходить. Чтобы стать полностью официально вашей собственностью, на территории, на которой вы император. Щазже. Уже. Это не я там бегу и падаю.»
Он задышал чаще, нахмурился сильнее, пальцы сжались в кулак, Вера пыталась отвести от них взгляд и не могла. Внутри поднималось расплавленное желание к нему прикоснуться, успокоить, все-таки лечь рядом, обволакивая и укрывая, просачиваясь в сон, становясь между ним и всем тем, что не давало покоя.
«Тряпка.»
Его руки гипнотизировали, каждая линия вплеталась в гармонию, которой для идеальности не хватало только одного — Вериной руки.
«Тряпка. Жалкое создание, готовое наплевать на себя, на свои перспективы, способное похерить все достижения многих поколений женщин, ливших пот, кровь и слезы ради того, чтобы ты могла сама подписывать свои документы о покупке квартиры и приеме на работу. Тряпка. Соберись.»
Министр вдохнул поглубже и чуть сменил позу, рука расслабилась, развернулась ладонью вверх, стало видно шрам в центре ладони, она знала, что на второй такой же.
«Стигматы какие-то…»
Она закрыла глаза, изо всех сил вспоминая, как эти руки ставили на документах чужие подписи, без колебаний, точно так же, как ставили ее подпись.
«Но он не делал ничего плохого, он просто спасал урожай…»
Адвокат уже сидел на кровати, полз по кровати, прижимался к его рукам лицом, как кот, оставляющий свой запах на своем человеке.
«Уймись, господи, тряпка, хватит. Он не моя собственность, у меня в этом мире вообще нет собственности, а рядом с ним и не будет.»
Третья сторона, обладающая непоколебимым спокойствием обреченного, представила на кровати рядом с ним юную цыньянку в синем платье.
«Скоро. Месяц, максимум два.»
И это проняло даже адвоката.
Вера собрала себя по кускам, взяла стул и вышла из комнаты.