Кто-то, кого я знала

Глава 15 Эдли

Деклан ерзал рядом, но я не могла отвести глаз от Кэма, даже для того, чтобы увидеть, чем сейчас занят полуголый мужчина вблизи меня. Душ начал затихать, пока не осталась всего пара нерешительных капель, заполняющих своим звоном напряженную тишину. Мое тело изо всех сил пыталось раствориться в дрожи, вызванной ни то холодом, ни то страхом.

Не потому, что Кэм казался разгневанным. Он не выглядел злым или грустным или задетым. Я была в ужасе от того, что впервые вообще не могла понять его выражение.

Наше безмолвное противостояние длилось, казалось, вечность, прежде чем Деклан откашлялся, звуча настолько неуверенно, насколько я его еще не слышала. И, вежливо, даже формально, извинился за то, что оставляет нас, чтобы найти сухую одежду.

Мы остались наедине.

Мой ум метался, словно беспомощный двигатель, снова и снова совершая потуги завестись, но неизменно глох. Холод, в конце концов, начал ощущаться настолько сильно, что я больше не могла его игнорировать. Я сделала шаг из душа, и Кэм отступил назад. Как бы сильно я не боялась объяснений с ним, дать ему уйти — я боялась еще больше. Поэтому последовала за ним, оставляя карту из мокрых следов на полу за собой.

Он остановился на кухне, как, если бы внезапно осознал, что ему некуда идти. Куда вы будете бежать, чтобы спастись от человека, который всегда был вашим спасением?

Я ощутила барьер между нами. Предательство и недоверие, и чувство, что мы никогда на самом деле не знали друг друга: кирпич за кирпичом воздвигали между нами грандиозную стену.

Его смех прозвучал неузнаваемо, когда он покачал опущенной головой. Горечь была настолько несвойственна Кэму, что я почти приняла саркастический смешок за искреннее веселье.

— И вот он я, ожидающий удивить тебя своим приездом, вместо этого сам выпал в осадок.

Теперь уже ни с чем нельзя было спутать горечь. Она сочилась из его души так же, как вода из моей промокшей одежды.

— О чем, черт побери, ты думала, Эдли?

Больше мне не быть Эдди или Эдс. Я заслужила злость, а не миленькие прозвища.

Его гнев не испугал меня. Я к такому не привыкла, но где-то на задворках своего разума всегда знала, что однажды Кэм возненавидит меня. Но я никогда не думала, что это будет в такой день как этот и по такой причине.

Стоя там и ощущая себя настолько маленькой и ничтожной, словно кусок грязи, все, что я могла сделать, это разозлиться.

— Это тебя совершенно не касается, — солгала я.

Наши жизни пересекались — даже переплелись. Паутина, сплетенная нашими судьбами, представляла собой единое целое. Мы буквально вросли друг в друга. Кэм владел мной так же, как и я владела им. Все, что касалось меня, касалось и его и наоборот.

Ухмылка исказила его лицо, уничтожив ямочки на щеках, которые я так любила.

— Моя постель после тебя еще не остыла, а ты уже вовсю резвишься с каким-то чокнутым актеришкой.

— Как ты мог подумать, что то, что было между нами, может сравниться с парочкой безобидных ошибок с каким-то парнем, который и имени моего не вспомнит к тому моменту, как начнутся съемки его следующего фильма. Он — просто глупое мимолетное увлечение.

Слова, что я произносила, их истинный смысл, были грязными и неправильными и скользили из моего рта словно черви. Это было хуже, чем лизать пепельницу, хуже, чем набрать полный рот бензина.

Его неподвижные карие глаза смотрели на меня с нарастающим беспокойством, пока в равных частях ужас и осознание, появившиеся во взгляде, не иссушили его прекрасные черты.

— Ты ведь и, правда, к нему что-то чувствуешь, не так ли? — Кэм выплюнул эти слова с отвращением.

— Нет! — мое опровержение было быстрым и громким, так как в свой тон я изо всех сил старалась вложить уверенность, которой не чувствовала.

С ошеломляющей грацией человека, которого только что застрелили, Кэм опустился в кресло, закрыв голову руками.

— Так не должно было быть... Ты должна была любить меня, — его слова были поверженными, как и его поза.

— Но я действительно люблю тебя, — настаивала я. По крайней мере, хоть сюда я могла добавить немного честности. — Мы семья. Ты — все, что у меня есть.

— Но когда ты перестала быть в меня влюблена? Я на это не соглашался... — его выражение лица было потерянным из-за головоломки вне его понимания. — Я отпустил тебя. Разве не так надо себя вести? Когда ты кого-то любишь, ты должен его отпустить. Ты должна была делать то, что нужно, чтобы пережить всё, что случилось и снова стать собой, — он нервно вздохнул. — Ты не должна была влюбиться в кого-то другого!

«Ты должна была делать то, что нужно, чтобы пережить всё, что случилось и снова стать собой».

Но разве Кэм не знал, что мне никогда уже больше не быть той девушкой? Я не хотела «пережить» то, что со мной случилось. Я хотела навсегда оставить это в себе, потому что это — единственное, что осталось от нее. Просто я сама никогда не осознавала, что отпуская девушку, которой я когда-то была, отпущу и Кэма вместе с ней.

— Кэм, — начала я, моя спокойная грусть в глазах контрастировала с паникой в его. Иногда тебе нужно сказать так много, что сказать просто нечего. — Девушка, в которую ты влюбился — ее больше нет. Я не она, и не буду ей больше никогда. Ты не хочешь меня, Кэм. Ты хочешь ее.

— Мы созданы друг для друга. Я никогда не встречал такого единения душ прежде, — он жестко схватил меня за предплечье, приближаясь ближе к моему лицу.

Голос Кэма был сильным, непоколебимым, не терпящим возражений.

— Скажи мне, а для тебя было бы просто смотреть, как я двигаюсь дальше — влюбляюсь в другую?

Это было бы ужасно. Я вздрогнула, потому что он был прав. Это было бы самым трудным на свете — смотреть, как Кэм влюбляется в другую. Неужели я настолько эгоистична? Я не хотела быть с ним и не хотела, чтобы он нашел свое счастье с другой? Это неправильно.

— Ты хоть знаешь, за что ты борешься, Кэм? — я сменила тактику, используя муки совести как топливо для продолжения спора. — Ты написал эту книгу для девушки в желтом платье, которой никогда не существовало. Ты романтизировал наши отношения. В них не было ничего великого и эпического. Я была всего лишь семнадцатилетней девчонкой, залетевшей и не способной с этим справиться. Все, что я увидела в этом фильме, это как ты показываешь меня лучше, смелее и чище, чем я когда-либо была.

— Если видеть тебя непорочной и смелой, видеть самое лучшее в тебе — неправильно, то, что тогда видит он? Что я должен был видеть?

Ответы ринулись из меня, но я сжала рот и с силой проглотила их. Деклан видел все мое несовершенство. Он знал, что я не была смелой, но нашел добрые намерения за моей трусостью. Он видел все мои ошибки. Я была другая, уникальная для него, и даже больше того. Когда Деклан смотрел на меня, он видел меня такой, какая я есть, достойной преследования даже когда я ухожу.

Я не произнесла ни слова, но поняла, что все это отразилось на моем лице, по тому, как отразилась боль от предательства в карих глазах Кэма.

— Он не подходит для тебя, Эдли. И, в конце концов, ты останешься совсем одна, сломанная еще сильнее, чем до этого, выглядящая полной идиоткой. Это не самое лучшее для тебя, и ты это знаешь.

Меня обожгло смущение. Он не сказал ничего такого, чего бы я не знала, но услышав эти слова от Кэма, я захотела опровергнуть их. Я хотела, чтобы он оказался не прав. Хотела бросить ему вызов.

— Да кто ты такой, чтобы говорить, что для меня лучше?

Ярость поразила все тело Кэма, когда он резко выпрямился, возвышаясь надо мной.

— Я — человек, жизнь которого определили выборы, что ты сделала, считая их верными.

Это было похоже на пощечину. Думаю, я бы предпочла, чтобы он ударил меня, вместо того, чтобы произнести эти неоспоримые слова. Боль не подпитывала моей гнев, она не могла, не тогда, когда он был прав.

Я принимала решения за Кэма, начиная с того памятного дня в парке, когда решила, что мы все заслуживаем лучшей жизни, чем получили бы оставшись вместе. Именно мне пришлось сказать, как будет лучше.

Когда мы вместе лежали на больничной койке, спустя всего несколько мгновений после того, как принесли новую жизнь в мир, и он прилагал все усилия, чтобы не двигаться, не оставлять меня, не вставать и идти к единственному другому человеку в мире, который был полностью его — я посчитала его слабым. Я была абсолютно убеждена, что если Кэм увидит дочь, то обязательно захочет ее оставить.

Я всегда решала, что для него лучше. А он соглашался не из-за того что тоже считал, что так лучше, он просто соглашался со мной.

И сейчас, когда Кэм говорил мне, что лучше для меня, я не могла оказать ему ответную любезность. Мое непокорное сердце не позволяло мне. Оно утверждало, что Кэм ошибался. Я знала, что для меня лучше.

Что-то ужасное и уродливое, словно гнойный чирей, пузырилось внутри меня. Что если я неправа во всем, в чем так уверена была, решая за Кэма? Прочные убеждения, которые помогали мне хорошо стоять в этой жизни, начали рушиться, и земля уходила из под ног. Что если я разрушила все наши жизни?

Я была просто девчонкой, которой и пить по закону еще нельзя было. Откуда мне вообще могло быть известно, что лучше для троих людей?

— Я ... я... не могу.

Прошло много времени с тех пор, как я убегала. В какой-то момент летом я перестала нуждаться в побегах. Но сейчас эти навыки в безупречном состоянии вернулись ко мне, так как я убегала от того, что нужно осмыслить.

Моя одежда не до конца просохла, но меня не беспокоили мысли о комфорте. Мне просто необходимо было убраться отсюда. Я воспользовалась главным выходом, минуя стоящего у забора охранника без слов.

Яркая вспышка света больно ударила по глазам, и я ошеломленно отступила назад. Меня ослепила еще одна вспышка. Я шагнула в сторону, но вспышки обрушивались на меня со всех сторон.

Это были фотографы, целая орда из них, и все сосредоточены на мне.

Я попыталась собраться с мыслями, чтобы сказать, что они меня с кем-то спутали. Я ведь никто, но они начали звать меня по имени.

— Эдли!

— Сюда, мисс Эдер!

— Эдли!

— Эдли!

— Что чувствует ваш бывший в связи с вашим новым красавцем кинозвездой?

— Мисс Эдер, — этот репортер появился прямо перед моим лицом. Я ударилась о его камеру, после того как он сунул мне ее под нос.

— Собираетесь ли вы попытаться получить опеку над своим ребенком, теперь, когда у вас есть финансовые средства для его поддержки?

Они толкали меня со всех сторон, двигаясь словно рой, когда я попыталась вернуться обратно к воротам. Перебираясь через ограждение, я оцарапала колени о бетон.

— Вы уже назначили дату?

— Вы поддерживаете отношения с автором «Девушки в Желтом Платье»?

— У Вас есть эпизодическая роль в фильме?

— Эдли!

— Это правда, что вы запускаете линию детской одежды?

— Мисс Эдер.

В тот момент я поняла, что чувствует жертва атаки пираний. Они обгладывают тебя со всех сторон маленькими кусочками, пока от тела совсем ничего не останется. Еще секунда и я бы свернулась калачиком прямо посреди улицы, позволяя им обглодать меня до костей.

Как Моисей, раздвигающий Красное море, гигантское, словно бульдозер, тело рассекало толпу. Он с легкостью поднял меня и заслонил своей мощной грудью от града вспышек.

— Я тебя держу, Макамо, — экзотический диалект Альфреда успокаивал меня.

За безопасными воротами он поставил меня на ноги, но восстановиться у меня не было времени, так как Альфред мгновенно потащил меня в новом направлении.

Мне нужно было сказать — спросить — но мой мозг был охвачен этими вспышками, не позволяя мне сформировать какую-либо линию разумного мышления.

Деклан ждал у заднего выхода, его плечи были напряжены, хотя остальное тело выглядело расслабленным. Он прислонился к стене, недалеко от места, где несколько охранников жестко охраняли тайный вход.

Деклан направился к нам, заметив мою прихрамывающую походку, не в силах подождать пару секунд, пока мы до него дойдем.

— Что, черт возьми, они делали? Били ее? — Деклан схватил мои руки, чтобы исследовать их и обратил внимание на следы крови на ладонях.

— Чертовы животные!

— Они знали мое имя, — первое предложение, которое мне удалось связать, звучало тревожно спокойно. Я могла бы так говорить о погоде или новой паре обуви.

— Как ты думаешь, есть переломы? Ты ведь не подвернула лодыжку еще раз, не так ли? — Деклан упал на колени, чтобы изучить повреждения кожи моих ног. Там оказались только ссадины и царапины, все раны поверхностны.

— Они знали, кто я такая, — я снова начала, думая, может быть, он меня не слышал.

Деклан продолжал осмотр лодыжки, бормоча, что перебил бы их всех.

— Ей нужно нанести немного «Неоспорина» на раны, мистер Дэвис, но в остальном, я думаю, она в порядке. Может, немного шокирована, — Альфред попытался успокоить его.

Я бы сказала, что это была довольно точная оценка моего текущего психического и физического состояния. Я еще не ощущала царапин, но знала, что они будут дико жалить, когда шок пройдет.

— Они задавали мне вопросы. Они знали, кто я такая, — даже когда я пыталась говорить, будто в панике, я не могла. Моя речь звучала абсолютно безмятежно, как, если со мной приключился обычный офисный день.

— Спасибо, Альфред. Охранник меня не пускал. Он сказал, что я только усугубил бы ситуацию, — Деклан, снова проигнорировав меня, потянулся к телохранителю, чтобы с признательностью пожать ему руку.

Я должна была тоже поблагодарить его. Почему я его не поблагодарила?

— Спасибо, — я произнесла с искренностью робота. Мой рот двигался, словно у рыбы, вытащенной из воды, когда я пыталась отыскать правильные эмоции, чтобы выразить благодарность.

Малюсенькая полуулыбка тронула губы Альфреда.

— «A ‘ole pilikia» (прим.пер.: нет проблем — гавайский). Вы можете сказать мне завтра.

Похоже, именно тогда, когда я лишилась своих чувств, Альфред, наконец, обрел свои. Мое лицо не выражало улыбку, которую я от него требовала, поэтому мне пришлось удовлетвориться легким маханием руки, вслед уходящему телохранителю.

— «Оле пиликия?» Что это значит? — Деклан попытался подражать острым гавайским словам, которые произнес мне Альфред. — Ты должна начать список слов Альфреда, как Маделин делает мой. Вы бы определенно подружились, если бы ты стала единственной, владеющей его родным языком.

Он пытался отвлечь мое внимание. Разве Деклан не хотел узнать, откуда у репортеров информация о том, кто я такая? Разве не видел, что мне нужно обсудить эту ситуацию?

Хотя, может, и не мог увидеть. Мое лицо не двигалось, даже ни разу не дернулось за последние десять минут.

— Откуда они знают, кто я, Деклан? — еще раз и с чувством.

— В какой-то газетенке вышла статья. Они знают, что ты — Эдли Эдер — муза «Девушки в Желтом Платье» и выполняешь какую-то работу для фильма, — он выглядел настолько сконфуженным ситуацией, что это было почти заразно.

— Что еще?

— Там были фотографии.

— Фотографии! — в мой мозг ворвался вихрь из обнаженных фотографий и ужасающих пьяных выходок.

О, Боже, о, боже. И не важно, что никто и никогда не фотографировал меня обнаженной. Все казалось возможным после того, как кошмар за кошмаром воплощались в мою жизнь...

— Это всего пара фотографий, на которых мы покидаем магазин мороженного, — Деклан пожал плечами.

Мне хотелось рвать на себе волосы.

— И как ты можешь быть таким спокойным? — я требовала ответа.

— Потому, что это не великая проблема, Эдли, — он посмотрел через мое плечо на павильон звукозаписи позади меня. — Слушай, я должен остаться и работать, но Лазар отвезет тебя домой. Я позабочусь, чтобы он остановился за лекарствами по дороге. Ты оставайся в машине. Я не хочу натравлять Альфреда на невинных прохожих... Если ваши с Кэмом отношения сейчас слишком запутаны, ты всегда можешь сказать Лазарю отвести тебя в мой дом, вместо его.

Теперь пришла моя очередь пожимать плечами. В нынешней ситуации такое решение казалось уж слишком многозначащим.

Охранник препроводил к ожидающей меня двери лимузина без происшествий. Пятнадцать минут уже прошли? А то я абсолютно готова к завершению своей славы.

Когда мы остановились у магазина «Удобства», чтобы приобрести все необходимое для ухода за ранами, я убедила неуступчивого Лазаря захватить и тот номер журнала, в котором напечатали мою историю.

Я проглотила статью, абзац за абзацем. Опубликованная информация была, по меньшей мере, скудной. Деклан прекрасно понял, что конкретно было предано огласке. Ничего не было сказано о моей семье, о том, где я училась, да и вообще ничего такого, что могло бы повлиять на мою жизнь в Северной Каролине. Конечно, мои знакомые непременно узнают меня в этой статье, но в ней нет дорожных указателей для всех и каждого, чтобы меня обнаружить.

Фотографии (их было три) были размыты, очевидно, сняты на мобильный телефон, но на одной было отчетливо видно мое лицо. А на другой, что вызывала мое беспокойство, были мы с Декланом уходящие вдаль, моя рука крепко сжата в его, а голова покоится на его плече.

По сути, статья даже была не обо мне. Она была о Деклане... Или, если быть совсем точной, о моих отношениях с ним.

«Я полагаю, что все вы смущены этой парой так же, как и я. Деклан Дэвис — уже много лет уважаемый актер, снискавший славу своими рискованными ролями в нестандартных кинокартинах, а с премьерой «Девушки в Желтом Платье» в этом году, он собирается отправиться в стратосферу мега-славы. Так что же такое милый Деклан (из практически королевского семейства Дэвисов) делает с мамой-подростком Эдли Эдер — реальной девушкой, вдохновившей К.А. Питерсона на написание мирового бестселлера? Глядя на эти уютные фотографии, можно сказать, что он сильнее входит в роль, чем кто-либо мог себе представить...»

И это было даже не самым худшим из написанного. Журналистка задавалась вопросом, какой эффект этот роман окажет на карьеру Деклана. И, в конце концов, что такой, как он, делает с такой, как я?

Кэм был прав. Не важно, что я чувствовала, Деклан не для меня. Я не подходила ему, а он не подходил мне, и Кэм это сразу увидел. Мне стоило довериться этому.

Единственный положительный момент этого дня в том, что он ознаменовал собой начало последней съемочной недели. Мне нужно продержаться всего пару дней, и производство фильма завершится. С виду ничего не произошло. Я и Деклан будем поступать так, как и должны были. Съемки прекратятся, и мы пойдем каждый своей дорогой. И то, что я к нему чувствовала, по сути, совсем ничего не меняло…

Еще всего несколько дней и моя нормальная жизнь сможет возобновиться, как будто бы ничего из этого не было. Я свернулась клубочком на гладких кожаных сиденьях, хранящих легкий запах Деклана, и зажмурила глаза, борясь с гнойной пустотой, которая угрожала уничтожить меня.

Нет, все как обычно.