Куко́льня (журнальный вариант)

11. Гречка и геморрой

Так я не сразу начала с ним общаться.

Сперва вообще не заладилось. Я ещё в универе заметила: он от девушек отскакивал, как от лишайных. Косметика, каблуки, открытая одежда — всё, что заходит нормальным мужикам, — это ему как ведро на башку надеть и кувалдой по нему стукнуть. Поэтому я сразу на встречи с ним стала одеваться попроще. Футболка, кроссы, пучок на затылке. Это я сейчас так хожу, а когда-то без каблуков и косметики даже мусор не выносила.

Домой он не приглашал, я только один раз у него была. В самом конце. Мы встречались всё лето в библиотеке, он там вечно корпел над книжками. Его интересовало всё, я тебе клянусь. Древние цивилизации, обряды, религии, средневековье, нумерология, разные языки, даже магия или музыка, всякая попса… Блин, я такую дрянь не слушаю, а он ходит напевает. Он был просто нашпигован информацией, и, если ему нравилось с человеком разговаривать, не как на лекциях (там он тараторил себе под нос), а с глазу на глаз, душевно чтоб, он мог полдня безостановочно болтать. Египет его особенно интересовал. Он иногда такое рассказывал, что я потом спать не могла.

Ты знаешь, что египтяне из животных мумии делали? Прикинь, десятки катакомб, до потолка забитых кошечками, собачками, крокодилами… У каждого вида своё помещение. Их даже в специальных каменных саркофагах, как людей, хоронили. Если хозяин богатый был. Вот представь, я помру, а добрые люди возьмут моего Лунатика, обработают, в бинтовой кокон засунут и со мной уложат. Чтоб я не скучала в загробной жизни. И это ещё цветочки. Там целое производство было. Мумию животного подарить, особенно священного, — это как установить связь с другим миром. Всё равно что сейчас свечку поставить, только круче. Животные специально для этого выращивались. Мумифицировали всех: от скарабеев и скорпионов до аписов, быки такие священные. А многие из найденных мумий… они без органов. Вроде подделок. Просто бинты, а внутри грязь всякая, тростник, перья. То есть то ли жрецы народ обманывали, экономили на живом материале, то ли это были специальные мумии для бедных. Такой… лайт-вариант подношения богам.

О чём я… А! На первое занятие я к нему шла через не могу. Было чувство, что по позвоночнику пауки ползают. Пробовала сама сесть за английский, но так разве разберёшься? Даже самое простое — артикли или предлоги… Делаешь упражнения, а не понимаешь, правильно или нет.

День ещё тогда был бредовый. Я завалилась домой под утро, днюху отмечали у друга, клёвая туса, ну и мы укурились — целая домашняя плантация была под рукой. Ещё и текила. Последнее, что помню: футболку сняла, до лифчика, ничего такого, и они с меня соль слизывали. Ржака, короче. Бурное прошлое называется.

Лучше бы там и остаться. Но я же не могла, прокуренная, в блёстках и соли, прийти на урок. У Продруида бы глаза на лоб вылезли. В общем, меня на рассвете перегрузили из машины в подъезд, я кое-как добралась до двери, оттуда до дивана и вырубилась сразу. А проснулась оттого, что отчим громыхает на кухне, будто там мировая стройка идёт. Запах подгоревшей каши по всей квартире. Из-под одеяла вылезаю, в платье вчерашнем. И только собираюсь в ванную прокрасться, как с Вовкой, отчимом моим, сталкиваюсь. Смотрю, а он ещё гаже меня — последнее соображение пропил, стоит с кастрюлей дымящейся, шатается и смотрит по-бычьи. Ну, всё, думаю, сейчас прицепится.

И прицепился, конечно. Где таскаешься, шалава, — титьки наружу, посмотри на себя — не стыдно? — и т.д. Глаза фарами, чуть ли не рычит, короче, белочку словил и на меня прёт. Я поняла, что словами тут не обойдётся. Туфлю схватила, в коридоре рядом валялась, и заорала:

— Не подходи!

Так заорала, что он — в ступор.

Я метнулась в ванную и заперлась там. Он побил копытом у двери да и отвалил. Час просидела внутри, зубы почистила, душ приняла. Трясучка улеглась.

Вроде и ужасно. А вроде и привыкаешь за столько лет. Самое страшное — это его непредсказуемость. Иногда нормальный человек, вменяемый, даже заботливый. Всё-таки единственная моя семья. Например, как-то черепаху притащил (её, что ли, бросили на улице), сказал, принимай в дар, будем её одуванчиками кормить. А на дворе зима с метровыми сосульками, какие одуванчики. И так это трогательно было. А через неделю он упал на террариум. Я домой пришла, а он там в крови и осколках валяется. Я тогда всю квартиру обшарила, нашла черепаху и вместо того, чтобы «скорую» вызвать или хоть осмотреть его, пошла курить в подъезд. Думала там на ступеньках и оставлю черепаху, пусть у кого получше живёт.

— Ну, двигай, Лунатик, — говорю, — теперь ты сам по себе.

А Лунатик убогий же. Куда бы он пошёл? Стоял, вытянув шею, на каменном полу, бесхозный, и я его обратно забрала. Пришлось устроиться в салон красоты раздавать флаеры, чтоб новый домик ему купить.

В общем, отсиделась тогда в ванной, а когда Вовка заснул, быстро оделась, не глядя схватила тетрадку, сумку и поскакала на занятие. Телефон, ключи, деньги — это всё в спешке по карманам распихала.

В библиотеке зарегистрировалась. Продруида нашла в читальном зале, он — ноль внимания на меня. Мне даже сесть было некуда. Просто не реагировал… Я ему здрасти-пожалуйста, уважаемый, прямо в ухо. А он мне на отвали распечатку протягивает, вроде как «давай читай». Это было — как будто он меня нарочно унижает, чтоб я к нему больше не ходила и от драгоценных книг не отрывала. Потому что во всём грёбаном тексте я поняла только три слова. Потом в сумку полезла, открываю, а у меня там полная сумка варёной гречки. Прикинь. Это отчима накрыло, пока я в ванной сидела, что-то ему примерещилось, наверно. Меня уже бомбануло, а тут Продруид мне ручку протянул. Белая обычная ручка. А на ней написано: «Жизнь без геморроя». Ну, абзац же, скажи. Мне! И про геморрой. Очень выбесило! И я не сдержалась. У меня и так похмелье, тупняк, нервы, гречка в сумке — в общем, сплошной геморрой и есть… Я психанула и ушла. В парке потом минералкой сумку с косметикой отмывала.

Потом мне даже стыдно стало. Зря я так с ним. Вот зря. Это же не специально. Наверно, ручку прихватил в аптеке какой-нибудь и сам не заметил. Не обращал на такие вещи внимания.

Он со мной заниматься согласился, хотя у него на меня времени не было, а я просто кинула его. Получалось, что это не Продруид с придурью, а я. В общем, через несколько дней, в то же время, пришла извиняться. Нервничала даже.

Захожу в библиотеку, а он сидит, одинокий такой, за столом в углу. Жарко причём, июнь, а он в плотной рубашке с длинными рукавами. Серенький, поникший. И рядом с ним уже второй стул стоит. Свободный.

И я начала вот это всё: простите, не виноватая я. Он отмахнулся:

— Садись.

Никаких вопросов не задавал, никаких объяснений не требовал.

И распечатку подсунул. Начали читать. Текст был опять про птиц, но я заметила, что читать стало проще. Первое предложение: «Декабрь». А я же помню, что там как-то сложнее начиналось.

Я спросила:

— Это тот же текст, что и в прошлый раз?

Он улыбнулся, как большой ребёнок, во все тридцать два:

— Почти. Я сделал для тебя адаптацию.

То есть он весь здоровенный рассказ специально для меня за два дня простыми словами переписал. И даже не знал, вернусь я или нет.

Вот такой он был.

А первую пересдачу я, естественно, завалила.