Куртизанка

Глава двадцать вторая

В древнем зеркале, что в моей спальне, отражаются щетки для волос, пудра для лица, имбирный бальзам для губ — восхитительно, бормочет он, — вечерние румяна, тональный крем для веснушек — он трогал указательным пальцем каждую баночку — мои маленькие сокровища — не прячь их. Я провожу щеткой по этой странной серебряной пряди в волосах. Что это, знак, который подал мне Кир? Покажется ли он мне в зеркале, если я буду смотреть в него достаточно долго?

— Призраки любят зеркала, — сказала мне как-то мадам Габриэль. — В них отражается их прошлая жизнь.

Интересно, где сейчас его душа, не с ней ли, с той, которая считала, что у меня как раз такие глаза и уши, которые позволяют мне видеть и слышать призраков?

На зеркале висят подтяжки Кира — еще один символ неповиновения, ведь персы считают подтяжки принадлежностью иностранцев. Он не терпел, когда ему угрожали или склоняли к конформизму.

Может быть, поэтому он и исчез?

Я роняю мешочек, данный мне Биардом, на покрывало на кровати, которое я сшила сама из кусочков домашних платьев, нижних юбок и бюстгальтеров. Кир наверняка бы хотел, чтобы я сама раскрыла эту тайну. Он ничего так не презирал, как выставление напоказ своей личной жизни, обнажение подробностей, знать которые остальной мир не имел права. Я высыпаю на покрывало содержимое мешочка. Первым выскальзывает сложенный листочек бумаги, за ним катятся сверкающие, круглые капельки крови. Один драгоценный камешек отлетает в сторону и застревает в шве, соединяющем кринолин с лоскутом шифона.

Мне приходит в голову крамольная мысль — наверное, это из-за своего красного бриллианта Кир подвергся опасности, из-за своей серьги, олицетворявшей его первый успех. Он носил свою фортуну продетой в мочку уха.

И я молюсь о том, что если его ограбили, то только бы не лишили жизни.

Корявым почерком в записке мне дан совет:

Шанс Бону, уезжайте из Персии, или вы присоединитесь к своему мертвому мужу. Один раз вам повезло. Во второй раз этого не случится. Возьмите с собой эти камни, их хватит вам до конца жизни, и уезжайте немедленно.

«Шанс Бону — Госпожа Удача», — снова и снова повторяю я про себя. Интересно, кто это называет меня так и за что? Как я могу покинуть дом, в котором живет дух Илии? В который в любой момент может вернуться Кир? Несмотря на толпу плакальщиц в соседней комнате, несмотря на торжественно-строгие заверения Биарда, несмотря на отрезанное ухо его коня, я не поверю в то, что Кир мертв, пока своими глазами не увижу его тела.

Шанс Бону. Разве он называл меня когда-нибудь этим именем? Госпожа Удача.

«Даже если меня не будет рядом, я все равно найду способ остаться с тобой», — говорил он мне.

Я вскакиваю на ноги и начинаю искать знак.

Кир непременно должен был оставить завещание, хоть какой-то документ. Я заглядываю под кровать, обыскиваю шкафы и выдвижные ящики комода, смотрю за зеркалом. Взгляд мой упирается в полку над камином и его молитвенную сумочку, и я понимаю, что он здесь, со мной. В его Библии сокрыто имя человека, который поможет мне. Я бережно глажу тафту, просовываю руку внутрь и расправляю кисточки цицис. Из его Библии выпадает записка и веленевый конверт. Я открываю конверт и извлекаю оттуда один-единственный листок бумаги, исписанный его крупным почерком. Некоторые буквы расплылись. Я представляю, как у него вспотели пальцы и оставили следы на бумаге. Должно быть, его что-то сильно напугало.

Дорогая Симона!

Если ты читаешь это письмо, значит, меня убили. Не скорби обо мне. Ты — моя единственная любовь, и я не променял бы тебя ни на что и ни на кого, даже на свою жизнь. А взамен я не принес тебе ничего, кроме скорби. Не оставайся в Персии. Воспитай нашего сына свободным человеком во Франции. Я сожалею о том, что не смог быть рядом во время твоей беременности, но то, что я обнаружил в Африке, укрепило мои подозрения, из-за которых я сюда приехал. Не сердись на меня за то, что я не поделился с тобой своим открытием. Если тебя когда-нибудь будут допрашивать, ты можешь со спокойной душой отвечать «Я ничего не знаю», и это спасет тебя.

Расскажи обо мне нашему сыну.

Научи его превыше всего ценить свою честь.

Я несколько раз складываю и разворачиваю бумагу, вдыхаю ее запах и прижимаю к лицу. Осознание того, что его наверняка убили, угрожающе вытесняет последние искры моей надежды. Я собираю камни и высыпаю их на отпечаток его тела на нашей кровати. Это гранаты? Или рубины? Я кручу один камешек в пальцах, и его грани искрятся. Они такие же сверкающие, как и бирманские рубины, найденные в заброшенном ныне руднике в местечке Мугак. Я подмечаю в камнях какую-то трепетную текучесть, и это заставляет меня взять в руки лупу, лежащую на ночном столике. Несмотря на уроки, преподанные мне Киром, я не уверена в том, что обнаружила, но мне кажется, что искрящаяся капелька воды, дрожащая в самой сердцевине каждого камня, придает им большую прозрачность и чистоту по сравнению с рубинами.

Как-то я поинтересовалась, как могло случиться, что месье Жан-Поль Дюбуа нашел столько красных бриллиантов. Кир ответил, что красные бриллианты обнаружить практически невозможно. Они представляют собой природную аномалию, поскольку искажение их химической структуры повлияло на поглощение ими света. Рудокоп, добавил Кир, наткнулся на редкую жилу в Южной Африке, где залегала редчайшая россыпь красных бриллиантов, которые не только выдержали обработку гранильным кругом, но и стали еще тверже после нее.

Обессиленная, я опускаюсь на кровать. Сердце бешено колотится у меня в груди, внизу живота разливается боль. Я стала обладательницей настоящего сокровища — пяти красных бриллиантов, если быть точной. Нет! Шести. Еще один затерялся среди швов сшитых воедино нижних юбок. Я осматриваю все складки, впадинки, наконец нахожу красный бриллиант Кира: он по-прежнему сидит в четырехзубой оправе, которая ничуть не пострадала.

Значит, кто-то охотился отнюдь не за его красным бриллиантом.