Над увенчанными снежными шапками вершинами гор Дамаванд солнце набирает испепеляющую силу, посылая свои лучи вниз, мимо чайханы Биарда, мимо узкого поворота, к маленькой калитке. Лучи стремятся проникнуть сквозь ветки, защищающие от мороза, укрывающие садик, в котором Симона и Кир приложили столько усилий, чтобы уговорить землю взрастить спящие сейчас деревца рябины. Солнечные лучи озаряют и каменный дом, в котором за столом, придвинутым к самому окну, чтобы поймать ослепительные лучи полуденного солнца, сидит Кир. Беременная Симона спит в спальне. У Кира, опьяненного запахом янтаря и мирры, есть всего несколько часов, чтобы исследовать подозрительное вещество, которое он обнаружил в Южной Африке. Не желая понапрасну беспокоить ее, он работает бесшумно. Развернув на столе свой носовой платок, он внимательно изучает в лупу едва различимые крупицы металлического порошка. Перед его мысленным взором возникает комната, которую он видел в доме владельца рудника, с высокотемпературными печами и чрезвычайно ярким освещением.
Вчера вечером прибыв к воротам города, он поначалу решил было, что не помешало бы посоветоваться с Голамом Али, одноглазым металлургом, способным распознать любое химическое соединение. Но Голам Али патологически не способен держать язык за зубами, а последнее, что нужно Киру, — это слухи о его подозрениях в городе. Соответственно, ему пришлось припомнить все, что он знал по гемологии. Посему он повязывает носовой платок под подбородком, прикрывая рот этой импровизированной маской на случай, если вещество окажется токсичным. Он откручивает крышки с кувшинов, в которых хранятся легкие элементы, которые он прихватил в Тегеране, направляясь домой, — хризоберилл, магний, окись алюминия. Перед ним аккуратно разложены увеличительные стекла и полоски кожи. Придвинув стул, он опирается о стол локтями для большей устойчивости. Стараясь не потерять ни единой крупицы, он аккуратно сбрызгивает порошок веществами из различных кувшинов, затем накрывает таинственную находку из Южной Африки. Придется подождать целый час, пока химикаты не закончат свою работу.
Он трет покрасневшие воспаленные глаза и откидывается на спинку стула, вспоминая, как совсем недавно, каких-то два года назад, красные бриллианты весом в два, три и четыре карата начали просачиваться на рынок. Для изучения этой природной аномалии он побывал и в Африке, и в Европе и наконец вернулся в Персию, где ему довелось наблюдать за процессом добычи из рек и открытых карьеров, за торговлей необработанными камнями, переходивших из одних рук в другие, от шлифовального станка до распиловщика и, в конце концов, от одного ювелира к другому. Вооруженный сильной лупой, он критическим взглядом изучал глубину, цвет и грани каждого попавшего ему в руки бриллианта.
Не найдя убедительных доказательств того, что тепловая обработка улучшает качества камней, он принялся сравнивать собственный красный бриллиант с теми, которые появлялись на рынке. Свойства, отпечатки пальцев, образно говоря, его бриллианта были идентичны другим. Значит, фактически все они, включая его собственный, происходили из одного рудника. Он смотрит в окно на заснеженные вершины, на которых искрится солнце. Полдень. Симона все еще спит. «Я стану отцом», — думает он, и мрачное выражение его лица сменяет широкая улыбка.
Он направляет лупу на порошок, привезенный им из Южной Африки, и низко склоняется над столом, чтобы рассмотреть его получше. Внезапно он откидывается назад, едва не опрокинув стул. Под воздействием химикатов порошок превратился в однородную металлическую массу серо-стального цвета. Перед ним бериллий — высокотоксичный материал, выделенный семьдесят с чем-то лет назад. Обычно он неразличим невооруженным глазом, пока не вступит в реакцию с другим металлом, например с медью или никелем.
Он вспоминает странный случай, свидетелем которого стал, когда собирал материал для дипломной работы. Случайное включение хризоберилла в гнездо камней, подвергшихся тепловой обработке, привело к изменению их цвета, и он заполучил и нужный ему материал, и блестящую дипломную работу. Дальнейшие исследования показали, что микроскопические частицы бериллия — величиной в несколько атомов — способны делать цвет сапфиров более насыщенным при проникновении в крошечные отверстия драгоценного камня. Но он прекрасно знает, что бриллианты намного тверже сапфиров. В них атомы углерода расположены слишком плотно, поэтому атомам бериллия практически невозможно протиснуться между ними.
Охваченный неясными подозрениями, он решает провести два эксперимента. Он вынимает серьгу из уха и кладет на стол. Ему придется поспешить, чтобы успеть завершить работу до заката. Но руки дрожат, и глаза устали. Он валится на хлопковый матрас в углу, сует руку под подушку, вытаскивает Ветхий Завет и начинает читать первые страницы Книги Бытия. Он кладет книгу на грудь и закрывает глаза. Если его подозрения справедливы, то на рынке бриллиантов начнется паника. И, как следствие, финансовый хребет некоторых государств переломится.
Он взвешивает имеющиеся в его распоряжении возможности и варианты, в том числе и такой неблагоразумный поступок, как обращение к некоторым влиятельным особам, например шаху и министру двора, но понимает, что этим подвергнет себя и Симону опасности.
Теперь, когда у него есть семья, осторожность приобретает жизненно важное значение.
Он воспользуется своей находкой в качестве козырной карты, и это не имеет ничего общего с жадностью, это всего лишь вынужденная мера, необходимая для соблюдения собственных принципов и желания защитить свою беременную жену.
Мыслями он уносится на четыре года назад, когда он познакомился и подружился с месье Жан-Полем Дюбуа. Тогда он уже говорил по-французски без акцента и вел переговоры с клиентами, которых владелец рудника предпочитал избегать. Он быстро научился подмечать реакцию покупателя, вносить соответствующие коррективы в стоимость и продавать низко- и высокосортные бриллианты в запечатанных пакетиках в больших количествах. Если бы купец хотя бы позволил себе усомниться в качестве заранее отобранных бриллиантов, на лицо владельца рудника набежала бы тень. Он бы предложил виновной стороне перечного чаю, после чего распростился бы с ним навсегда, тепло пожав руку и одарив ледяным взглядом на прощание.
Ему не понравилось то, что он увидел в Намакваленде, и он решил вернуться домой. Владелец рудника не возражал. Должно быть, он ожидал подобного шага с его стороны, даже подталкивал его к этому. Его будут ценить намного выше в Персии, стране с огромными ресурсами и неизбывным недоверием к иностранцам.
Он отправился в Персию с мешочком красных бриллиантов для министра двора и рекомендательным письмом в качестве представителя Дюбуа.
Ему предложили больше, чем он рассчитывал, неожиданно он стал личным ювелиром шаха. На поездки из Персии в Южную Африку и обратно уходили месяцы. Ему приходилось сражаться со штормами, тайфунами и неизлечимыми болезнями. Тем не менее во время этих обязательных поездок за красными бриллиантами он мог отдохнуть от дворцовых интриг.
А потом невероятное и восхитительное стечение обстоятельств привело его к Симоне.
Он бы ни за что не оставил ее одну в горах. Но, будучи тесно связан с импортом бриллиантов, обогащавшим казну шаха и Мирзу Махмуд-хана, он должен был предложить разумную альтернативу, прежде чем объявить о своей отставке.
День, когда он попросил об аудиенции, навсегда запечатлелся у него в памяти.
Мирза Махмуд-хан откинулся на высокую спинку кресла, слушая предложение Кира. Не проявляя признаков того, что он вот-вот разразится одним из приступов своей бешеной ярости, министр снял фетровую шапочку и резким движением швырнул ее на стол, отчего медали на его мундире звякнули.
Киру было известно, что на рудниках в Южной Африке добывались белые бриллианты отличного качества и по конкурентоспособной цене. Знал он и о том, что министр заполучил в распоряжение все интересующие его белые камни. Но теперь ему потребовалась доля в баснословно богатой жиле красных алмазов, монополизировавших рынок. Кир был единственным торговцем, которому предоставлялась привилегия лично сортировать и отбирать красные бриллианты из запечатанных пакетиков, в которых они предлагались всем прочим. Голубой мечте министра — слиянию «Мирза Даймонд Инк.», его дистрибуционной компании, с предприятием «Дюбуа Энтерпрайзиз» для создания конгломерата, обладающего такими ресурсами, что он оттеснит знаменитого Де Бирса и станет картелем по добыче и продаже красных бриллиантов — с уходом Кира не суждено сбыться.
— Я понимаю твое затруднительное положение, — протянул министр и впился глазами в лицо Кира. — Ты можешь подготовить на свое место того, кого сочтешь нужным. Как только первая партия бриллиантов отправится в Хорремшехр, ты можешь уйти в отставку.
Киру предстояла еще одна, последняя, поездка в Намакваленд. И не только для того, чтобы обеспечить доставку красных бриллиантов в Персию.
Он прибыл перед полуднем. Месье Жан-Поль Дюбуа давно уже отправился на свои прииски. Его слуга предложил Киру перечный чай и поставил перед ним блюдо с хлебом, яйцами, сливками и ломтиками жареной ветчины. Кир не выносил ветчины, но ничем не показал этого и пригласил слугу разделить с ним угощение. Тот стоял, пока Кир намазывал на хлеб масло со специями, а затем протянул ему. Это был жест равенства между слугой и господином. Но слуга не двинулся с места.
— Не надо церемоний, — заявил Кир. — Мы с тобой оба слуги. Я работаю на двор, а ты — на месье Дюбуа. — Эти его слова словно бы прорвали плотину недоверия, и слуга принялся жаловаться на свой рабский труд и на то, что принадлежащий ему участок побережья был попросту изуродован, когда там разрыли прибрежную полосу песка с единственной целью — украсть алмазы.
— Здесь творится нечто подозрительное, — согласился Кир, — прямо под твоим носом. Но я смогу помочь Африке только в том случае, если ты поможешь мне.
Поглядывая на него краем глаза, слуга долгое время хранил молчание. Потом, встряхнувшись и словно выйдя из транса, он жестом предложил Киру следовать за ним. Ему были знакомы все ходы и выходы в запутанном лабиринте огромного особняка, поэтому он показывал дорогу, а Кир тенью следовал за ним.
Они пересекли несколько коридоров и спустились в подвал. Из-за двери доносился монотонный гул машин. Слуга приложил палец к губам, предложив Киру вернуться сюда после полуночи.
Прямые солнечные лучи проникают в комнату, отчего Кир вздрагивает и просыпается. Он с трудом поднимается на ноги и достает карманные часы. День уже угасает, а он еще даже не начинал свои эксперименты.
Он кладет Ветхий Завет на стол и пристально смотрит на свой бриллиант. Он не уверен, что у него есть право подвергать опасности финансовое благополучие Симоны. Но, если он не пойдет на этот риск, они оба потеряют не только свое состояние. От одной мысли о ней у него сладко щемит в груди. «Я — счастливчик, — говорит он себе, — мне невероятно повезло, что у меня есть такая замечательная женщина».
Мой малыш впервые толкается и вырывает меня из объятий сладкого сна, в который я погрузилась после занятий любовью. Я тянусь туда, где должен лежать Кир, и рука моя скользит по пустым простыням. Во рту у меня мгновенно становится сухо. Неужели его объятия были всего лишь сном, как и его обещания больше никогда не покидать меня? Еще один нетерпеливый толчок ребенка заставляет меня вскочить с постели. — Ты увидишь своего папу через несколько месяцев, — шепчу я. — А пока тебе лучше оставаться там, где ты есть сейчас. Там намного безопаснее, чем в месте, где тебе предстоит жить дальше. — Интересно, будет ли жизнь моего ребенка в Персии отличаться от моей, ведь я — чужестранка? И сумею ли я когда-нибудь привыкнуть к этой культуре или навсегда останусь чужой, несмотря на интимную близость со своим супругом?
— Кир, — окликаю я его из-за закрытых дверей спальни, — я голодна. Давай спустимся к Биарду и пообедаем. — Не получив ответа, я поворачиваю ручку и открываю дверь. Представшее передо мной зрелище заставляет меня замереть на пороге.
Напряженный, как струна, стиснув зубы, Кир с головой погрузился в работу. По столу разбросаны инструменты. Его бриллиант зажат в ювелирных клещах, да еще его поддерживает какое-то непонятное трехзубое устройство. От стены над окном до противоположной стены тянется горизонтальная кожаная лента. С нее свисают увеличительные стекла, каждое из которых сильнее предыдущего, и лупа.
— Что ты делаешь? — кричу я. — Наш бриллиант! Он вскакивает на ноги. Хватает меня за плечи.
— Не беспокойся. Я не сделаю ничего дурного. — Он вынимает серьгу из зажима и вдевает ее в ухо. — Смотри. Все хорошо. Успокойся, юнам, жизнь моя, тебе нельзя волноваться.
— Ты никогда не отвечаешь на мои вопросы. Постоянно держишь меня в неведении. Разве это любовь?
— Это любовь мужчины, который защищает свою семью.
— Это недопустимо! Расскажи мне. Немедленно! Зачем ты передвинул стол и стулья?
— Я отодвинул в сторону воспламеняющиеся предметы. Я экспериментировал с огнем. И это все, что я пока могу тебе сказать. А теперь пойдем к Биарду.
— Я больше не хочу есть.
— Конечно, хочешь, и еще как, — отвечает он, подхватывая меня на руки.