«Голубые Орхидеи»

ГЛАВА 19

Лимузин Валентины довез ее до двери Ленардов.

— Это потрясающе, что вы смогли приехать, Валентина, в свой единственный выходной, — приветствовала ее Синтия Ленард, сногсшибательно выглядевшая в платье с открытым плечом. Тщательно наложенная косметика скрывала все признаки истощения или болезни. На ней было изумительное ожерелье из золота и бриллиантов.

— Так мило с вашей стороны, что вы пригласили меня, — ответила Валентина, нервно улыбаясь.

Они постояли несколько минут, ведя обычную незначительную беседу, затем Синтия сказала:

— Я должна пойти проверить, как проходят последние приготовления. Кит велел мне сделать передышку, он такой внимательный, но я хочу за всем проследить сама, так что с вашего позволения… Пройдите в левую дверь, она ведет в сад.

Выйдя в выложенный кирпичом внутренний дворик, Валентина задохнулась от восхищения.

Вечер очень походил на отрывок из фильма о британском королевском Эскоте. Почти на всех женщинах были сказочные шляпы, а мужчины — в разнообразных наимоднейших пиджаках светлых летних тонов. Под большим тентом в белую и зеленую полоску, увешанным флажками, волнующимися на летнем ветерке, стояли длинные столы с закусками. Повсюду — яркие цветы, не только на великолепных клумбах, но в огромных кадках и декоративных кашпо. За оградой поблескивал бирюзой бассейн олимпийского размера и виднелись купальные кабины.

— Валентина… Вэл, — Кит оставил группу гостей и подошел встретить ее, улыбка смягчила его грубоватое цветущее лицо. Одет он был в бледно-кремовый блейзер, темно-синие широкие брюки, голубую сорочку с белым галстуком. Темные волосы блестели на солнце.

— Привет! — воскликнула она. — Здесь восхитительно!

— Правда? Этот сад — радость и гордость Синтии. В этом году она установила здесь солнечные часы.

Они смотрели друг на друга, чувствуя себя загнанными в ловушку банальности и болезненно ощущая присутствие вокруг чужих людей.

— Ты очень красивая, — добавил Кит вполголоса.

Валентина покраснела. Она выбрала серо-голубое декольтированное платье из набивной ткани с глубоким вырезом от Миссони, с облегающим корсажем, подчеркивающим полноту ее груди. Платье дополнял короткий жакет с рисунком. Она уложила свои великолепные волосы в тяжелый узел, а в ушах были длинные, свободно свисающие старинные серьги с бриллиантами канареечного цвета.

— Принести тебе что-нибудь?

— Белого вина, пожалуйста.

Когда он отошел за вином, она огляделась вокруг, чувствуя себя не в своей тарелке. Многие из гостей были состоятельными соседями Ленардов или приятельницами, с которыми обедала Синтия. Здесь присутствовал кое-кто из исполнителей «Балалайки», продюсеры, режиссеры и банкиры с Уоллстрит. Она мельком увидела Томми Тьюна, стоявшего у бара. Только что прибыла Кэтлин Тернер — она работала с Китом над его ранними постановками.

Валентина решила, что останется ненадолго. Она поздоровается со всеми, споет четыре обещанные песни и уедет.

Кит вернулся с вином в сопровождении жены.

— Белое вино, — пробормотал он, протягивая Валентине рифленый бокал.

Синтия сияла лучезарной очаровательной улыбкой.

— Кити любит вечера, которые я устраиваю, — проворковала она, касаясь пальцами ожерелья. Его широкие золотые «листья» были покрыты бриллиантами, а в центре находилась огромная сверкающая гроздь бриллиантовых цветов. Такого рода ожерелья мужчины дарят обожаемым женам.

Валентина заставила себя кивать и улыбаться, когда Синтия принялась рассказывать о своем новом японском садовнике, недавно приехавшем в Коннектикут из Лос-Анджелеса. Значит, вот для чего все это, размышляла она. Синтия бросила ей в лицо, что она жена, со всеми вытекающими отсюда привилегиями.

Когда один из самых знаменитых композиторов, пишущих музыку для театра, присоединился к их разговору, Валентина ускользнула к столу с закусками.

— О, вы мне так понравились в «Балалайке»! — одна из соседок Синтии загнала Валентину в угол своими неумеренными восторгами. Поддерживая вынужденный разговор, девушка заметила, что Кит и Синтия направились к дому. Рука Кита обнимала талию жены.

Долли Ратлидж поспешно подошла к Валентине:

— Вэл, если вы не возражаете, я наметила ваше выступление минут через двадцать. Уже проверяют микрофон и звуковое оборудование.

— Хорошо, — с облегчением согласилась Валентина. Все, чего она хотела, — это поскорей спеть и уехать. — Но мне необходимо освежить косметику.

— Тогда туда, — показала Долли, — мы выделили для вас прелестную дамскую комнату, сразу же за дверью, ведущей в садик с зеленью.

Валентина прошла по прекрасной, выложенной кирпичом садовой дорожке.

Войдя в комнату для завтраков, стены которой были оклеены обоями, выполненными по эскизам Лоры Эшли, она увидела огромную кухню и всего лишь в нескольких футах в дверном проеме стояли Кит и Синтия. Бледная рука Синтии обвилась вокруг талии мужа, она прижалась головой к его плечу.

— Кити, — жаловалась она своим негромким мелодичным голосом, — милый, я так устала. Эти вечера совершенно выматывают меня.

— Ты слишком много работала, — нежно прошептал Кит.

— Знаю… Я делала это для тебя… Может, ты отнесешь меня наверх и помассируешь плечи? Мне просто свело шею.

Растерявшаяся Валентина готова была повернуться и уйти, когда увидела, как руки Кита скользнули по спине жены и принялись делать массаж.

— Здесь? — шепотом спросил он.

— М-м-м. Немного ниже. Продолжай растирать. О, Кити, так хорошо. Кити, я знаю, мы уже давно не были… ну, ты знаешь, что я имею в виду. Но я надела это платье сегодня специально для тебя. Оно тебе нравится?

— Просто великолепно.

— И еще я хочу кое-что сказать тебе.

— Что же, милая?

— О… это может подождать.

Валентина чувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Как они казались близки! Какая внутренняя связь между ними существовала! Пара, которая состояла в браке уже многие годы, и каждый знал мысли и настроения другого. Да, конечно, так оно и было.

Как будто зная, что за ними наблюдают, Синтия выгнулась дугой под ласкающей рукой Кита, как кошка, которую почесывают, и прошептала:

— Ты любишь меня, Кити? Любишь?

— Я лю… — начал Кит, но Валентина не могла больше слушать, она повернулась и, как слепая, бросилась прочь.

Валентина была в ярости, возвращаясь назад в город, почти не видела проносящегося мимо окон пейзажа — чистеньких деревень Новой Англии, постепенно сменяющихся мрачными кирпичными зданиями. Она едва смогла исполнить свое попурри и отказалась выступить на «бис», несмотря на восторженные вызовы.

Она не могла поверить, что оказалась такой дурой, согласившись посетить Синтию на ее территории. Синтия прекрасно знала, что делает. Она хотела, чтобы Валентина увидела ее прекрасный дом, ту изнеженную жизнь, которую позволял ей вести Кит, великолепное бриллиантовое ожерелье, полные любви супружеские прикосновения и шепот «я люблю тебя».

Синтия была все еще красива и умна, и она сражалась, чтобы удержать своего мужчину. Разве можно ее осуждать за это? Кит ее муж, по крайней мере, юридически. Валентину охватило отчаяние.

Вернувшись в квартиру, она наконец дала волю слезам, которые вот уже два часа как стояли в ее глазах.

Она должна поговорить с Китом и решить все так или иначе. Другого выхода она не видела.

Громкий звонок двусторонней связи разбудил ее на следующее утро. Казалось, он отдавался эхом в длинном темном туннеле. Она проплакала почти всю ночь и только под утро погрузилась в изнуряющий сон.

Валентина, борясь с дремотой, покосилась на луч света, проникший между занавесок.

— Иисус Христос, кто может прийти в такой час? — пробормотала она, взглянув на электронные часы. — Двенадцать.

Она встала, по-кошачьи потянулась и, обнаженная, побрела в прихожую, где нажала на кнопку связи. — Да.

— Мисс Ледерер, — раздался голос охранника. — К вам посетитель, мистер Ленард. Пропустить его?

Кит. Сердце ее упало. Она облизала пересохшие губы.

— Я… хорошо. Попросите его подождать десять минут.

Как одержимая, она бросилась в ванную, почистила зубы, немного припудрилась, быстро подвела глаза лиловым карандашом, на губы нанесла блеск персикового цвета. Потом кинулась к большому стенному шкафу и надела эффектный зеленый комбинезон цвета киви.

Когда прозвенел звонок в дверь, она пробежала пальцами по волосам, затем подошла к двери.

— Валентина! — в холле стоял Кит, он выглядел озабоченным и встревоженным. Она увидела, что он порезался в нескольких местах во время бритья. — Можно войти?

— Нет, — огрызнулась она, уперев руки в бока.

— Что?

Он выглядел так, будто совсем не спал. Под глазами пролегли темные круги, во взгляде — усталость. Она почувствовала новый приступ ярости от его предательства.

— Нет, черт побери! — воскликнула она. — Нет, тебе нельзя войти, Кит. Я никогда больше не хочу тебя видеть, никогда! В том и была цель твоей жены, пригласившей меня на этот вечер, не так ли? Отпугнуть меня! Прогнать меня! Показать, что у вас с ней замечательный брак, и там абсолютно нет места для меня или какой-нибудь другой женщины.

Кит стал мертвенно-бледным, на лице отразилась боль.

— Вэл… Вэл… Неужели мы должны разговаривать здесь, в коридоре? Пожалуйста, впусти меня. Нам нужно поговорить.

— Я не хочу разговаривать! — она заплакала. — Просто уходи.

Она хотела закрыть дверь, но он схватился за нее руками, войдя, закрыл ее за собой и обнял Валентину. Его руки, знакомое ощущение его близости, свежий и в то же время мускусный запах его тела только усилили ее боль.

— Черт возьми! — кричала она, отбиваясь от него. Яростно, потеряв над собой контроль, она била его по груди, ударила по подбородку. — Нет! Нет! Ты ублюдок! Убирайся! Убирайся!

Он отвел ее руки назад и сжал их, но она продолжала наносить ему удары головой, издавая приглушенные крики, перешедшие в глухие рыдания.

— Вэл… Вэл… Боже, что мы делаем друг с другом? — Кит держал ее до тех пор, пока самые сильные рыдания не утихли и плач не перешел в мучительную дрожь.

— Я… Я не могу быть другой женщиной, — всхлипывала она ему в плечо.

— Вэл…

— Не могу. И не буду. Черт побери, не буду! Кит, — пыталась она объяснить, — Синтия не какая-нибудь отвратительная тварь — она устроила мне такое, потому что любит тебя. Я бы сделала то же самое, чтобы удержать тебя… — она заплакала, снова погружаясь в глубокую меланхолию. — Вот чушь собачья!

— Мы должны поговорить, — тихо сказал Кит.

Они лежали, обнявшись, в постели Валентины, не занимались любовью, только прикасались друг к другу, как будто это человеческое прикосновение, как спасательный трос, соединило их души.

— Вэл, я старался не думать о тебе, пытался не любить тебя. Я хотел, чтобы мы оставались просто друзьями, но это все равно, что требовать от себя перестать дышать. Чем больше я стараюсь подавить мои чувства к тебе, тем сильнее они становятся. Не знаю. Может, мы все делаем неправильно.

— Но как насчет Синтии? — голос Валентины дрогнул. — Кит, я слышала, как ты сказал, что любишь ее. Я слышала это. Черт побери! И не говори мне, что не любишь ее, потому что я знаю, любишь!

Кит прижал ее, и она почувствовала, как участилось его дыхание, когда он обдумывал, что сказать.

— Я люблю ее, — признался он наконец, — но, Вэл, в мире столько разновидностей любви. Каждый человек любит нескольких людей, и каждая из привязанностей отличается от другой. Любовь, которую я испытываю к ней, — это скорее любовь-забота. Я не знаю, как точнее определить ее.

Она села, отбросив его руки.

— Ты говоришь точно так же, как все женатые мужчины! — с раздражением бросила Валентина. — Разве она не «понимает» тебя, Кит? В этом проблема? Ты просто хочешь съесть один и тот же пирог дважды.

Он резко сел, и она испугалась, что зашла слишком далеко. На лице его отразилась боль.

— Это несправедливо, и ты сама знаешь это. Валентина, я не говорю, что я совершенный человек. Я думал обо всем этом прошлой ночью. То, что происходит между нами, та эмоциональная связь, которая соединяет нас… даже если мы не были физически близки, — это все равно предательство Синтии.

— Я знаю, — печально согласилась она.

Кит повернулся к ней, глаза его увлажнились.

— Но, Вэл, Боже… Может, я буду проклят и обречен гореть в аду, но я все еще хочу тебя, по-прежнему люблю тебя и ничто, ничто и никогда не заставит меня изменить своих чувств. Я всегда буду любить тебя, Вэл, до конца своих дней, даже если мы никогда не увидимся снова, если только ты этого действительно хочешь…

Они слепо уткнулись друг в друга. Рыдания снова вырвались из груди Валентины.

— Я не хотела тебя обидеть, Кит, — сквозь всхлипывания сказала она.

Он тоже плакал.

— О Боже, Вэл. Может, нам стоит попытаться… попытаться, пока это возможно…

Их бросило друг к другу, как ураганом, и, крепко обнявшись, они плакали и что-то бессвязно бормотали.

— Я люблю тебя, — пыталась сказать Валентина, но Кит заглушил ее слова своими страстными жадными губами. И она возвращала ему поцелуи. Он сорвал с нее одежду, а она — с него, и, как только они оказались обнаженными, он стремительно вошел в нее.

Они сотрясались, неистово и неудержимо, и оба кончили почти сразу же. Крик ее удовлетворенной страсти заполнил комнату, а Кит издал тихий горловой стон.

Он не отодвинулся от нее, почти тотчас же опять наполняясь желанием. Но теперь в его близости была нежность, почти поклонение. Он покрывал ее тело поцелуями, как будто выпивая каждую частицу ее тела. Его язык нежно пробегал между ее губ, посасывая их края, затем овладел ее языком. Он покрывал бесчисленными поцелуями ее грудь, затем дразняще скользнул ниже, к изящным ребрам и пупку, потом к нежному бутону сокровенной сердцевины.

После того как она несколько раз вскрикнула, испытав небольшие изысканно-совершенные оргазмы, Кит снова вошел в нее. Она подняла бедра навстречу ему. Они двигались в унисон, соединенные не только физически, но каждой крупицей своего существа.

— Я так люблю тебя, что мне больно, — прошептал Кит.

— Я тоже, — так же шепотом отозвалась она, испытывая гордость, смешанную с чувством вины из-за близости с человеком, которого обожала больше всего на свете.

Они долго занимались любовью. На это время Валентина включила автоответчик, принимавший адресованные ей звонки. Ей нужно было уйти в театр в шесть часов, поэтому около пяти они послали в китайский ресторан за обедом. Накинув халат, она подошла к двери и вернулась с благоухающими картонными коробками. Обнаженные они устроили пикник в постели, с жадностью поедая пекинскую утку, рулет из креветок и блюдо из морских продуктов с жареным рисом.

— Мне нужно позвонить секретарю, — сказал Кит, когда они заканчивали есть. Она кивнула, и он набрал номер и внимательно выслушал передаваемые ему сообщения. Несколько раз он записывал телефонные номера. Вдруг выражение его лица изменилось.

— Когда? Когда она звонила? — резко спросил он. — Какой врач? Вы уверены, что она именно так сказала? — Затем: — Спасибо. — Он повесил трубку и посмотрел на Валентину, выражение его лица стало напряженным.

— В чем дело? — тихо спросила Валентина, хотя, конечно, она уже все поняла.

— Это Синтия. Очевидно, у нее был маленький секрет от меня — ей необходима еще одна операция. Врач внесла изменения в свое расписание операций и хочет взять поскорее Синтию. Она не застала ее и позвонила мне. Ей нужно лечь в больницу завтра утром на предварительные обследования.

Кит встал с постели и взял свою одежду, которую сбросил на пол, когда они страстно предавались любви.

— Я должен вернуться в Коннектикут и быть с ней, Вэл. При мысли о врачах и уколах у нее начинается истерика, она не очень хороший пациент.

— Конечно, ты должен, — безжизненно сказала она.

В этот вечер Валентина исполняла свою роль, будто окутанная туманом боли. Какой же дурой она была, какой томящейся от любви идиоткой. Женатые мужчины никогда не оставляют своих жен. Связь с женами слишком сильна. Когда же она «проснется и почувствует запах кофе»?

— Что-то случилось? — спросил Бен Пэрис, когда они ждали за кулисами начала знаменитой сцены-«мечты» из второго акта, получившей такие восторженные рецензии у издателей и ставшей предметом множества споров во всех беседах со знаменитостями. Это был исключительно сложный и рискованный, но эффектный номер.

— Нет, — с раздражением ответила она.

— Вэл, мы танцуем вместе каждый вечер почти целый год. Я знаю тебя, детка, лучше, чем ты сама себя знаешь. Тебя гложет какой-то огромный червь. Ты прилагаешь фантастические усилия, чтобы скрыть его, но я знаю — он здесь. Хочешь поговорить об этом?

— Нет, — сказала она, когда зазвучала их музыкальная тема.

Позже, после представления, когда Валентина вышла из своей уборной, Бен Пэрис ждал ее в коридоре. В руках он бережно держал огромный букет, по крайней мере, из пяти дюжин темно-красных роз. Его темные волосы, все еще влажные после душа, были гладко зачесаны, в ярко-голубых глазах зажегся какой-то новый свет. В мочке одного уха поблескивал бриллиант.

— Привет, — мягко сказал он.

Валентина с удивлением смотрела на него. За последние месяцы она привыкла к его изумительной красоте и большей частью перестала замечать ее. Но сегодня его вид потряс ее с новой силой. Он был великолепен.

— Вот цветы, я всегда хотел подарить их тебе, — сказал он, вкладывая ей в руки букет.

— Бен, нет… — слабо запротестовала она.

— Просто позволь мне попытаться любить тебя, Вэл. Клянусь, я не причиню тебе вреда. Я и вполовину не так плох, как пишет обо мне пресса.