Лёд и пламень

ГЛАВА 8

Нью-Йорк

Ланс Прескотт поставил пустой стакан из-под мартини на стойку бара и задумчиво посмотрел на него. Бар Брецци, модный и модерновый, был в этот час переполнен. «Большое Яблоко», как многие называли Нью-Йорк, был для Прескотта ни с чем не сравнимым городом. Благодаря своей родословной, своему имени, своей внешности и репутации жеребца, он сумел попасть в верхний слой этого большого яблочного пирога, и с тех пор сделался частью истеблишмента. С утра до вечера он беспрестанно вертелся в нью-йоркском высшем обществе, перелетая с презентации какой-нибудь книги на театральную премьеру, а с нашумевшей выставки в вечерний клуб. Всегда в качестве чьего-либо гостя, конечно.

Он был одним из «старой гвардии», и это приносило ему душевный комфорт, равно как и немалую практическую пользу. В замкнутом мирке, где каждый знал каждого, это очень помогало держаться на плаву и не быть причисленным к «новым людям», которые всегда на подозрении. В этом мире, где каждый готов обмануть каждого, члены «старой гвардии» держались вместе, из солидарности поддерживая своих. Как жаль, говорили они, что Ланс Прескотт беден, но все-таки он ведь один из «наших». Он принадлежал к тому социальному слою, в который многие хотели бы попасть.

Однако ему не позволяли откусить от пирога. Бедный член «старой гвардии» мог полагаться на своих друзей лишь до тех пор, пока умел быть благодарным и не переступать известную черту. Дозволялось смотреть, но не разрешалось дотрагиваться.

— Еще виски, Филипп. — Голос Ланса сразу привлек внимание бармена, который налил ему без слов. Ланс выпил в задумчивом молчании. Он выглядел хорошо, когда бывал погружен в свои мысли. Его красивое лицо с правильными чертами приобретало еще и сурово-мужественный вид.

А Грейс Ванкувер находилась как раз в таком расположении духа, когда нуждалась в подобном мужчине. Ей было под сорок, она пережила два развода и постоянно чувствовала себя недовольной.

— Привет, малыш. Я не ожидала увидеть тебя здесь так скоро.

Услышав ее голос, Ланс подавил в себе тихий стон.

— Привет, Грейс. Что будешь пить?

— «Зеленую богиню», пожалуй. Подходит к моему платью.

Ланс взглянул на ее изумрудно-зеленое платье и улыбнулся.

— Филипп, «Зеленую богиню» для зеленой богини сюда.

— Это место напоминает мне рынок для скота, — сказала Грейс мрачно. Она заняла табурет, скрестив ноги и показав соблазнительные икры. Но платье задралось чуть выше меры, открыв не столь соблазнительные бедра.

— Не значит ли это, что все женщины здесь коровы, дорогая? — протянул Ланс, и Грейс рассмеялась от всего сердца.

— Я вижу, что женитьба на Принцессе не притупила твой острый ум, дорогой. Тем более, — промурлыкала она, прищурившись, — что он понадобится тебе снова. Снова достаем свою старую походную суму, не так ли?

Ланс улыбнулся. Он чувствовал, что гнев начинает перерастать у него в ярость, но умело прятал ее. А как же иначе? Ведь он всю жизнь упражнялся в этом.

— А как ты сама насчет этого? Может, у меня есть шанс?

Грейс вспыхнула от прямого удара. Она получила немалое состояние, разведясь со своим первым мужем, старым французом, владельцем обширных виноградников, но второе замужество стало ее ошибкой. Бедняга обанкротился прежде, чем она успела развестись с ним.

— Боюсь, что ты немного староват для меня, мой милый, — ответила она вкрадчиво. — Я люблю партнеров чуточку моложе. Между прочим, я слышала, твоя любящая мать устраивает прием в субботу. Многие приглашены, как я знаю. И конечно придут. Все умирают от желания узнать, на что реально способна твоя матушка.

— Есть ли у нее сейчас деньги, ты хочешь сказать? — спросил Ланс с кривой улыбкой.

— Деньги Вентуры, милый, — уточнила Грейс, отвечая в свою очередь ударом на удар. — Говорят, что их хватит ненадолго. Но ведь даже Мойра не сможет спустить их очень быстро. Это ведь миллионы. Все говорят, что ты получил именно столько.

Ланс усмехнулся. Он мог бы поспорить на свои последние хорошие часы от Картье, что каждый в этом городе знал с точностью до одного доллара, сколько он получил при разводе.

— О да, миллионы, — сказал Ланс и рассмеялся. Но чувствовал он себя уныло. Он-то рассчитывал на большее. Ему нужно было по крайней мере пять миллионов, чтобы ощущать себя уверенно, а суд присудил ему вдесятеро меньше от Мэрион. Сука! Если бы он только мог не подписывать тот брачный контракт! Но иначе старик ни за что не позволил бы своей обожаемой дочурке выйти замуж. О, черт. Ублюдок!

Грейс рассмеялась, догадываясь, что происходит с владельцем этого гладкого, лживого, красивого лица.

— Я слышала, что наша маленькая Принцесса будет наследницей трона Вентуры, — проговорила она негромко, глядя на Ланса сосредоточенно, как кошка на мышиную нору. И она не была разочарована: зрачки его сузились от потрясения.

— Что? — спросил Ланс резко, впервые выходя из равновесия. Грейс почти сияла от удовольствия, посвящая его в эти последние сплетни.

— Не повезло тебе, милый, — заключила она язвительно. — Судя по всему, Мэрион войдет теперь в дело. Если бы ты продержался еще несколько месяцев и пробрался вместе с ней в компанию — кто знает, каких именно условий развода ты мог бы в таком случае требовать. Твой адвокат заявил бы, что ты помогал своей дорогой женушке делать миллионы.

Ланс совсем не нуждался в разъяснении подобных вещей.

— Еще «Зеленую богиню», Грейс? — спросил он вкрадчиво и бросил многозначительный взгляд на ее бедра. — Или, быть может, тебе уже достаточно? Ведь там так много калорий, не так ли?

Вернувшись вечером домой, Ланс первым делом направился к телефону и набрал номер своего адвоката.

— Я хочу, чтобы ты опротестовал условия развода, — сказал он без всяких предисловий, когда Вент поднял трубку. — Мне безразлично, какие доводы ты приведешь. Заяви, что судья ошибся, был необъективен, говори о сексуальной дискриминации, о чем угодно. Но поверни все дело вспять обязательно.

И бросил трубку не дожидаясь ответа. Ярость продолжала кипеть в нем. Он должен получить еще деньги. Его деньги. Деньги от этой суки, на которой был женат. Любым способом, любым путем.

Мэрион оторвалась от работы и посмотрела на часы. Около часа, но она не станет прерываться на ланч. Куда только девается время? Она встала и потянулась, только теперь почувствовав, что шея болит, а спина затекла.

— Профессиональная сутулость, — произнесла Фелисия, заставив Мэрион повернуться на звук ее голоса. — Вы ощущаете то, что я называю профессиональной сутулостью, — объяснила секретарша с улыбкой. — Она появляется, когда много сидят за столом, читая балансовые ведомости.

Мэрион засмеялась. Она по-прежнему занимала кабинет Кейта, поскольку унаследовала в руководстве компании и его прежнюю должность. Но на двери теперь красовалась табличка: «Мэрион Вентура. Специальный помощник президента». Хотя работала она, как и все, не чувствуя себя какой-то «специальной».

Когда Фелисия вернулась к себе в приемную, Мэрион подошла к окну и посмотрела наружу. Верхушки окружающих небоскребов и огромное голубое небо предстали ее взору. А внизу кишели народом Уолл-стрит и Мэдисон-авеню — гигантское финансовое и коммерческое сердце Америки. И немалая часть его принадлежала Вентуре.

Мэрион улыбнулась, вспоминая день, когда появилась на том экстренном совещании руководства компании, где решалась ее судьба. Все были там, рассевшись вокруг огромного овального стола. Пять темных строгих костюмов, и по человеку в каждом. Среди них не было ни одной женщины, исключая двух секретарш, которые вели протокол. Она и сейчас словно наяву видела вытянутые физиономии собравшихся, когда отец представлял им нового специального помощника президента. В тот момент они были потрясены. Затем разгневаны. А теперь, как ей стало известно, затаились, выжидая дальнейших событий. Никто не верил, что она продержится дольше трех дней; самые смелые отпускали ей три недели. Но она не согнулась под тем бременем, которое отец взвалил на нее.

Поймав ее на слове, отец сразу бросил ее в самое пекло. Целыми днями, а иногда и ночами пыталась она вникнуть в проблемы бухгалтерии, отдела кадров, маркетинга и рыночной конъюнктуры. Как только отец убедился, что она начала что-то схватывать, постигать, он, ко всеобщему удивлению, переориентировал ее на дочерние компании, эти составные части «Вентура индастриз».

Мэрион знала, конечно, зачем отец это делает, но не собиралась сдаваться. Ни в коем случае. Она будет держаться, пока не разберется во всей инфраструктуре компании. В конце концов, огромные суммы оборота уже не пугали ее, но она чувствовала, что у нее появляется сумасшедшее выражение в глазах, когда приходится взглянуть лишний раз на табло компьютера. И это было именно то, чего все вокруг от нее ожидали. Ее нервировало и убивало сознание, что все, включая и ее собственного отца, ждали от нее провала. Ей страшно тяжело было бороться в одиночку, си очень не хватало чьей-то дружеской поддержки. Бывало, она задавалась вопросом, на что это похоже — иметь рядом человека, который придет на помощь, на которого можешь положиться, как другие женщины. Мужа, который возьмет на себя часть твоих проблем, который всегда готов поддержать и ободрить тебя. Ей увы, это было неведомо.

Она встала и потянулась за висевшим на вешалке жакетом. Сегодня она все-таки пойдет на ланч. И к черту их всех!

— Я вернусь к двум, — сказала она Фелисии, которая подняла на нее удивленные глаза. — Если кто-нибудь позвонит, не вздумай сказать, что я на ланче… — добавила она строго. — Скажи им, что я… в доках, стараюсь разобраться со счетами «Вентура шеннинг».

На улице уже чувствовалось наступление весны. Мэрион купила огромный букет золотистых нарциссов у цветочницы и яблоко у уличного торговца с лотка. Целый час она бродила по окраинам Центрального парка. Потом села на скамейку и стала есть ароматное яблоко, испытывая то незабываемое ощущение, которое бывает, когда в детстве, прогуливая школу, отправляешься куда глаза глядят.

Какая-то юная парочка прошла держась за руки мимо нее. Девушка была высокая и стройная, а парень среднего роста и солидный, как клерк. Они шли, глядя друг на друга, до того занятые собой и своими чувствами, что Мэрион невольно отвела от них взгляд.

Назад в офис она шла неторопливым шагом, поглощенная мыслями о любви. Она никогда не знала любви — ее короткое увлечение Лансом ничего не значило. Она думала о той парочке в парке. Сейчас они придут домой и, едва закрыв за собой дверь, упадут на кровать, срывая друг с друга одежду, спеша любить и быть любимыми, не думая ни о чем другом. Ее собственное одиночество ощущалось от этого еще острей.

— Был срочный звонок от вашего адвоката, — сказала Фелисия, когда Мэрион появилась в дверях. — Он просил позвонить ему, как только вернетесь.

— Хорошо. Спасибо, Фелисия, — проговорила Мэрион, отдавая секретарше цветы. Войдя к себе в кабинет, она сразу набрала номер.

— Мисс Вентура, — назвала она себя, и ее немедленно соединили с Бернардом.

— Здравствуйте, Мэрион. Я не хочу вас беспокоить понапрасну, но Ланс… — Мэрион молча выслушала информацию Бернарда относительно обжалования Лансом решения о разводе. Когда он закончил наконец, она напряженно выпрямилась на краешке стула.

— Насколько вероятно, что решение о разводе будет пересмотрено?

— Почти невероятно, Мэрион, так что не беспокойтесь. Они орудуют без всяких шансов на успех.

— Но я по-прежнему считаюсь разведенной, так?

— Да. Не беспокойтесь, вы можете выйти замуж хоть завтра, если надумаете. Я буду информировать вас о том, что произойдет дальше. От вас также не могут потребовать явки в суд, если это вас беспокоит.

Ее беспокоило не это. Ее не беспокоил Ланс: адвокат без труда мог бы справиться с ним. Она просто подумала о себе. Слова Бернарда отдавались эхом в ее ушах еще долго после того, как она повесила трубку. «Можете выйти замуж хоть завтра, если надумаете». Но за кого, подумала она уныло. Все мужчины, которых она знала, были такими же, как Ланс. Никто из них не отказался бы жениться на наследнице Вентуры, которая к тому же не была уже просто Принцессой, а сама вошла в дело. Но ей не нужен никто из них.

Мэрион почувствовала, что губы у нее дрожат. Она поднесла руку ко рту и попыталась подавить жалость к самой себе, но это ей плохо удалось. Ей только двадцать четыре. Она хочет любить. Но как она может любить и быть любимой, если вокруг нет ни одного мужчины, достойного этой любви? Она выглянула в окно, пытаясь разом вообразить себе весь мир, все континенты и страны. И всех мужчин, которые живут там. Наверное, среди них есть такой, кто любил бы ее не за деньги, желал бы именно ее, а не богатство, которое воплощала «Вентура индастриз». Но как же ей найти его?..

Йоркшир, Англия

Въехав во двор Равенхайтса, Хэдриан Боултон заглушил двигатель окрашенного в веселенький красный цвет «метро» и некоторое время еще сидел не двигаясь, разглядывая ферму и окружающие ее поля. Воспоминания захлестнули его. Да, она не изменилась, эта ферма, приют его юности. Она выглядела такой же солидной, темной и внушительной, как и прежде. Огни светились, но там не звучали громкий смех и веселая болтовня, оттуда не доносился восхитительный запах хлеба или только что приготовленного мяса, как прежде.

Ему было десять лет, когда он впервые приехал в Равенхайтс. Его мать, Джоан Виттейкер, младшая сестра Джона, вышла замуж за школьного учителя в Йорке и приезжала сюда лишь на недельку-другую погостить Иногда она брала с собой Хэдриана.

Не было ничего примечательного в его детстве — ни хорошего, ни плохого. Он был довольно благополучным и спокойным мальчуганом, склонным к математике, но средним во всех отношениях. Наверное, и дальше его жизнь текла бы без особых проблем, но судьба распорядилась иначе. В одно субботнее утро, вскоре после того как ему исполнилось десять лет, родители его отправились за покупками в расположенный на окраине города большой универмаг и не вернулись назад. Какой-то перепивший ночью водитель наехал на них на полной скорости и скрылся с места происшествия.

Вот так внезапно, как в страшном сне, Хэдриан остался на свете один. Так он чувствовал себя в тот момент, когда дядя Джон и тетя Марта приехали за ним из деревни. Он был знаком с ними, но лишь немного, по тем нечастым поездкам на ферму, когда мать брала его с собой. Ему нравилось там смотреть за овцами, кормить цыплят и разъезжать по полям на велосипеде со своей любимой кузиной Брин. Но он быстро забывал о деревне, когда они с матерью возвращались в город.

И вдруг все переменилось. Теперь, снова глядя на ферму и оглядываясь назад, Хэдриан улыбался, а тогда ему было очень тяжело. О, он не находил себе места от горя в эти первые несколько месяцев. Мрачный, злой, подавленный, он ненавидел весь мир и ни с кем не вступал в контакт. Но у Марты было столько кротости и терпения, точно у святой. Когда Джон Виттейкер уже начинал сомневаться, придет ли мальчик когда-нибудь в себя, перестанет ли драться в школе, сбегать из дому и доводить Кэти до белого каления, она говорила спокойно: «Дай срок». И Марта, как всегда, оказалась права.

Она кормила племянника пирогами и пирожными с кремом, всегда готова была приласкать и ободрить добрым словом, и постепенно мальчик начал оттаивать. Весьма мудро она назначала его ответственным за курятник, и одного только мягкого напоминания, что бедные куры сидят голодные, было достаточно, чтобы заставить его забыть о своей собственной боли. Сейчас это казалось глупым, но тогда забота об этих суетливых кудахчущих существах была для него просто спасением.

За год он снова пришел в себя, по крайней мере до некоторой степени. Единственной, кто враждовал с ним в этом доме, была Кэти Виттейкер. Она ревниво отнеслась к внезапному прибавлению в семействе, обзывая его «ку-ку», с намеком на чужого птенца в ее родном гнездышке. Она всегда доставляла ему массу неприятностей, постоянно ябедничала на него и держала себя насмешливо-язвительно. Правда, и сам он отвечал ей тем же. Но зато Брин искупала все.

Хэдриан вышел из машины, улыбаясь воспоминаниям, и запер за собой дверцу автомобиля скорее по привычке, чем опасаясь угона в этой глуши. Если Кэти была дегтем, то Брин — самим медом. Это она познакомила его с фермерской жизнью, она показывала ему барсучьи норы, называла цветы, которых он не знал, и учила, как определить, есть ли лисица поблизости, причем не по следам, а по запаху. Она помогала ему в школе и даже заступалась за него, когда ему приходилось драться. В десять лет иные девочки бывают не слабее мальчиков, а уж такая крупная девочка, как Брин…

Он ощутил, как что-то сдавило ему горло, и чувство вины овладело им. Брин ведь так много сделала для него. Она любила его и заботилась о нем с такой душевной щедростью, которая нечасто встретится и у родной сестры. И он обязан был приехать сюда к ней теперь, когда она в этом очень нуждалась.

Он покинул ферму, когда ему исполнилось двадцать лет. Марта к тому времени умерла, а Кэти уехала в Лондон. Он знал, что Джон надеется со временем передать ему ферму, но Хэдриан уже сознавал, что это не для него. Он скучал по Йорку, по той жизни, которая текла за пределами их замкнутого сельского мирка, и ждал лишь своего совершеннолетия, чтобы уехать. Брин знала об этом и поддерживала его, уверяя, что вдвоем с отцом они вполне справятся.

Хлопнула дверь, и Брин появилась на крыльце. Несколько секунд Хэдриан и его двоюродная сестра стояли молча глядя друг на друга.

— Здравствуй, Брин, — сказал Хэдриан негромко и направился к ней.

Он не изменился. Высокий, как и все Виттейкеры, с твердым взглядом серо-голубых глаз на смуглом лице, перед ней стоял прежний Хэдриан, самый близкий и самый преданный из ее друзей. Им не нужно было много слов, и хотя оба думали сейчас об одном — о Кэти, о несчастной сестре, — они не сказали об этом ни слова.

— Хэдриан, — произнесла она тихо, — я скучала по тебе.

— Я знаю, — отозвался он. — Поэтому я и приехал.

Брин сошла по ступенькам, и он заключил ее в свои объятия.

— О, Хэдриан, — вздохнула она, и голос ее пресекся. В глазах стояли слезы.

— Все будет хорошо, Брин, — проговорил он, погладив ее осторожно по плечу. — Все обязательно будет хорошо.

И в его теплых дружеских объятиях Брин почти поверила ему.

Почти.