Лёд и пламень

ГЛАВА 20

Сидя в такси поблизости от офиса, Мэрион в десятый раз посмотрела на часы. Она должна была встретиться с Хэдрианом Боултоном, чтобы показать ему достопримечательности Нью-Йорка, но, похоже, этот обаятельный англичанин так и не покажется. Может ли одна поездка по городу составить начало прочных отношений? Она надеялась, что да. О, как она надеялась на это! Как девчонка, ждущая своего первого свидания. Это было так глупо. И так чудесно…

Она уже решила с грустью, что Хэдриан так и не появится, когда вдруг увидела его, шагающего быстрой пружинистой походкой. Его густые темные волосы развевались на ветру, а взгляд так беспокойно блуждал вокруг, ища ее, что у Мэрион заныло сердце от нежности. Увидев, как беспомощно опустились его плечи, когда он не нашел ее, Мэрион поспешно расплатилась с таксистом и поспешила ему навстречу.

— Хэдриан… — позвала она, и широкая радостная улыбка озарила его лицо.

— Привет. А я уж думал, что ты позабыла меня, — поддразнил он ее.

— Ни в коем случае, — возразила она быстро и сама же рассмеялась этой поспешности.

— Ты превосходно выглядишь, — ласково сказал он.

— Спасибо. И ты тоже.

Хэдриан улыбнулся.

— Ну, а теперь, когда обмен комплиментами закончен, куда мы отправимся?

— Куда? — Она склонила голову набок и потянулась к его руке. — К статуе Свободы, конечно. Знакомство с Нью-Йорком всегда начинается с нее.

— Ну, разумеется. Французская статуя — это бесспорный выбор, чтобы начать знакомство с духом Америки.

— Не издевайся, Хэдриан!

— О’кей. Не буду. Ведь статуя Свободы — это нечто столь же американское, как и яблочный пирог. Не считая того, что пирог этот — традиционное английское блюдо.

— Хэдриан… — произнесла она предостерегающе, и оба расхохотались.

— О’кей. Мир, мир! — Он поднял руки, как бы сдаваясь. — Я буду хорошим, если смогу…

Мэрион открыла было рот, чтобы отшутиться столь же легкомысленно, но их глаза встретились, и все шутки вылетели у нее из головы. Как и у него, судя по тому, как медленно его рука потянулась и накрыла ее руку, лежавшую у него на локте. Теплый, восхитительный трепет охватил ее.

А в это время, припарковавшись в стороне, Бруно внимательно наблюдал за ними из своего «форда», и его маленькие карие глаза фиксировали каждое их движение.

Четверть часа спустя они стояли перед статуей Свободы, но Хэдриан все время останавливал взгляд на Мэрион. Она заметила это, и сердце у нее затрепетало.

— Не говори мне, что между нами есть какое-то сходство, — шутливым тоном предупредила она, но голос ее тем не менее дрогнул. — Я знаю, что его нет.

— Не внешнее, возможно, — произнес Хэдриан загадочно.

Он насмешливо поднял одну бровь, когда она задрала голову, чтобы посмотреть на него.

— Остерегайтесь англичан, преподносящих скользкие комплименты, — промолвила она.

— О да! Мы, англичане, довольно вероломный народец. Я обнаружил это еще на школьных уроках истории.

Она усмехнулась. В ее представлении возник образ вихрастого мальчугана с бойким живым лицом, и ей страстно захотелось узнать о нем как можно больше.

— Расскажи мне о своей школе, — попросила она мягко.

— Сначала ты.

— Я посещала школу мисс Фортнам для юных леди, — начала она. — Вполне респектабельное заведение.

Хэдриан улыбнулся.

— Думаю, что моя грэгсмурская начальная школа совсем иное заведение. Одинокое каменное здание прямо на краю долины…

Целых два часа бродили они по улицам Нью-Йорка, рассказывая друг другу о своей жизни. Мэрион слушала как завороженная. Ей было грустно узнать о том, как рано он осиротел, как оставил Йорк и переехал в Равенхайтс, где обрел новую семью. Когда пришла ее очередь рассказывать, Мэрион увидела свою жизнь как бы со стороны, и, надо сказать, она не очень-то ей понравилась.

— Меня всегда окружали деньги, — задумчиво проговорила она, — даже когда я была совсем маленькой. Это сделало неведомыми для меня многие важные стороны жизни.

— Ты не должна корить себя за это, — сказал Хэдриан мягко. — Деньги и мораль — это для взрослых, а дети всегда есть дети.

Мэрион посмотрела в его открытое лицо, в его прекрасные синие глаза и улыбнулась.

— Да, ты прав. Но в детстве мне следовало бы развивать свой собственный характер, свой собственный взгляд на мир.

Чувствуя, что ее вдруг охватила меланхолия, Хэдриан ласково покачал головой.

— Трудно поверить, что ты делала что-то очень ужасное, — шутливо произнес он. — Чем же таким ты занималась? Ограбила банк? Ах да, я забыл, ведь у твоего отца тоже есть банк. Значит, это не представило бы для тебя интереса. Все равно что стырить яблоки из собственного сада.

— Стырить?

— Да, это такое старинное английское развлечение. Подыскиваешь себе подходящую яблоню, ждешь сумерек, а потом взбираешься на нее и набиваешь полный мешок. Ужасно весело, не правда ли?

Мэрион рассмеялась.

— Ты дурачок! Пошли-ка быстрей, а то эта болтовня о яблоках вызвала у меня аппетит. Есть страшно хочется.

— Сию минуту, миледи, обед будет подан, — галантно склонился перед ней Хэдриан и тут же направился к ближайшему уличному киоску с хот-догами. Купив две порции, он вручил ей завернутые в бумагу сосиски с луком, сдобренные горчицей.

— Ну, ты просто сама любезность, — шутливо промолвила она.

— Давай, давай, наворачивай, — проворчал он и откусил порядочный кусок хот-дога. — Ммм-а! По крайней мере, это уж точно американское, — добавил он, смачно жуя. — Ах нет, я же совсем забыл, что франкфуртские сосиски — немецкое блюдо.

— Зануда, педант несносный! — упрекнула его Мэрион, но, откусив кусочек от своей порции, нашла, что это вовсе недурно. — А они ничего. — Она рассмеялась, когда Хэдриан, сделав нарочито жадное лицо, дважды откусил от своего хот-дога.

— Только не уверяй меня, что ты не ешь это каждый день. Ты ведь настоящая нью-йоркская женщина. Врать очень стыдно.

— Подожди, — сказала она. — Так на чем я остановилась?

— На том, сколь испорченным подростком ты была.

— Ах да, — проговорила она, становясь вновь серьезной. — Но дальше грустная история.

— Давай, давай, — подзадоривал он. — Давай все выкладывай.

— Ну что ж, — вздохнула она. — О’кей, раз ты требуешь. Вышла замуж в восемнадцать. Не потому, что была влюблена, а потому, что отец так захотел. Вот так. Разве это не безобразие?

— Хмм, ну, давай рассудим. Тебе было восемнадцать. Кто же в этом возрасте может отвечать за себя? Когда мне было восемнадцать, я был убежден, что на всю жизнь влюбился в жену соседа — владельца паба. Лучше скажи, как ты чувствовала себя в двадцать, и мы узнаем куда больше.

Мэрион усмехнулась.

— В двадцать я жаждала развода. Но только недавно сумела его получить.

Хэдриан вздохнул с облегчением, скрывая улыбку, которая грозила вот-вот появиться на его лице.

— Видишь? — произнес он тоном учителя. — Что я тебе говорил? Ты совершенно нормальная. По крайней мере, столь же нормальная, как я.

Мэрион рассмеялась.

— Не слишком-то много! — А когда он схватил ее за локоть, глядя с нарочитой свирепостью, она отпрянула и подняла обе руки, как бы моля о пощаде. — Ну хорошо, хорошо. Я невероятно польщена.

Она весело перешучивалась с ним, ощущая на душе такую легкость, какой не знала уже давно.

— Ладно уж, — великодушно произнес Хэдриан. — Ешь свои сосиски.

И Мэрион ела. Никогда она не пробовала ничего более вкусного.

Они прошли весь Бродвей, и Хэдриан взял такси.

— Теперь куда?

— «Эмпайр стейт билдинг», — сказала Мэрион ему и одновременно водителю. — Это незабываемое зрелище, будь уверен.

Сидя на заднем сиденье, она ощущала прикосновение его ноги к своей, и это каким-то образом придавало ей сил. Она чувствовала, как напряжение последних шести месяцев улетучивается в его компании с каждой минутой, и с нежностью посмотрела на него. Какой же он милый, этот Хэдриан, с его громким смехом и душевной теплотой, с его забавным чудаковатым акцентом, с его сильным притягательным телом. Стараясь не думать слишком много о теле, она вернула свои мысли к его душевным качествам. Как много в нем все-таки энергии и жизнерадостности!

— На свете есть здания и побольше, — вслух размышлял между тем Хэдриан, ничего не подозревая о ее мыслях. — Но Кинг-Конг на них не лазил, значит, они совсем не в счет. Ах, вот он-то стопроцентный американец. Кинг-Конг ведь родом из Голливуда.

— Ты невыносим! — залилась она звонким смехом и ударила его по руке своей маленькой ручкой. С тем же успехом она могла бы ударить о твердый гранит. — Ай! — вскрикнула она и невольно подула на руку.

— Бедняжка, — посочувствовал он. — Дайка лучше я ее поцелую.

И взяв ее дрожащую руку в свою большую ладонь, начал целовать ее пальцы — один за другим. Он улавливал все, что исходило от нее: и то, как сузились ее зрачки, когда он склонялся к ней, и возбужденное, прерывистое дыхание, и легкий цветочный запах духов.

Бруно, неотрывно следивший за ними, заметил сквозь заднее стекло машины этот интимный жест и фыркнул. Целование рук? Француз этот парень, что ли? Неплохо бы все это выяснить, решил он быстро. Черт побери, когда же удастся приняться за дело?

— Ближе не подъехать, — сказал таксист, напомнив тем самым о себе и заставив их обоих вздрогнуть. Хэдриан быстро отодвинулся и выглянул наружу. Он помотал головой и грустно усмехнулся. Мэрион заметила эту улыбку и испытала новый прилив какой-то особой нежности к нему. Значит, он был так же тронут всем происшедшим между ними. Значит, и он…

Когда в переполненном лифте они уже поднимались на крышу знаменитейшего здания Нью-Йорка, ей захотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Где было бы спокойно и безлюдно. Как в ее апартаментах, например…

Первое, на что обратил внимание Хэдриан, попав на крышу небоскреба, это ветер. Они приблизились к стальным ограждениям, и глазам их открылся незабываемый вид на Нью-Йорк, которым Мэрион уже не раз любовалась. Но на этот раз она как бы новыми глазами смотрела на свой город, потому что рядом с ней стоял Хэдриан. Он потянул ее к одному из телескопов, а когда пришла их очередь, бросил внутрь монетку, повернув его вокруг.

— А ну-ка, покажи мне, где ты живешь. — Голос его прозвучал чуть-чуть хрипло. — Я хочу посмотреть на твой дом.

Мэрион нерешительно улыбнулась ему.

— Почему бы нам не отправиться туда? В любом случае мне нужно переодеться, — добавила она поспешно. — А затем мы могли бы совершить прогулку по бухте на катере.

Взгляд Хэдриана, мягкий и нежный, обратился к ней, и она покраснела. Она быстро нашла в телескоп отель своего отца, и он придвинулся, чтобы взглянуть в окуляр, встав рядом с ней очень близко. Она не могла удержаться, чтобы не опереться на него, а он, поняв все без слов, осторожно обнял ее рукою за талию.

— Если увидишь бипланы, которые жужжа будут пролетать над головой, — пошутил он, глядя в телескоп, — скажи им, что Кинг-Конга здесь нет.

— Ты клоун, — не могла она удержаться от смеха.

— Знаю, — согласился он. — Но твой финансовый отдел считает, что я компетентный клоун. Они предложили мне работу. — Он повернул ее к себе и пристально заглянул ей в лицо. Глаза его стали серьезными. — Ты не возражаешь?

Поначалу она не могла понять, о чем это он говорит. Она уже открыла было рот, чтобы шутливо сказать ему, что нет, конечно же, не возражает. Но затем таинственным путем, которым они уже научились читать мысли друг друга, она поняла, что он имеет в виду. Он будет работать на нее. В качестве простого бухгалтера. В штате фирмы он будет находиться на иерархической лестнице несравненно ниже, чем она, специальный помощник президента и его единственная наследница. Нет сомнения, что отец не одобрил бы, узнав о ее встрече с каким-то бухгалтером, а друзья решили бы, что она просто спятила.

Неожиданно она рассмеялась. Какое ей дело до того, что они там подумают? Какое ей дело до всего этого мира вообще? Какое значение имеет одобрение или неодобрение отца, когда она чувствует себя так чудесно? Впервые за долгое время она ожила. Ожила. Как женщина, как человек. Как некто, кто еще способен влюбиться. В глубине души она уже знала, что влюбилась в Хэдриана, и была счастлива. Ведь за одно только утро беззаботной прогулки и веселья он каким-то образом сумел сотворить чудо, сумел уничтожить то ноющее чувство, которое так долго отравляло ей существование. И теперь, когда к ней вернулся прежний вкус к жизни, она уже не позволит его отнять.

— Нет, Хэдриан, — проговорила она наконец. — Я вовсе не против.

Хэдриан почувствовал, как из груди у него невольно вырвался вздох.

— Я надеялся, что ты это скажешь, — признался он с грустной улыбкой. И негромко прибавил: — Ты все еще хочешь отправиться к себе переодеться?

Мэрион понимала, что стоит за этим вопросом. Она знала, что может уклониться, замедлить ход событий и он не будет ни на чем настаивать. Но, разговаривая с ним, не было нужды лицемерить.

— Я хочу показать тебе то декадентское место, где я живу, — проговорила она быстро. — Так что ты с самого начала узнаешь самое худшее.

Улыбка Хэдриана стала угасать. Он уже знал самое худшее, но как сказать ей об этом? Она выглядела столь доверчивой, открытой и честной, что он почувствовал себя Иудой рядом с ней. Он не ожидал, что способен влюбиться с первого же взгляда, но именно это и случилось с ним.

— Пойдем, коли так, — произнес он наконец, беря ее руку в свою и слегка поглаживая пальцами ее ладонь. — Я обещаю не смеяться над вашим Пикассо за миллион долларов и не разбивать ваши древние вазы эпохи династии Мин.

— Это так великодушно с твоей стороны.

— Я тоже так думаю.

Спускаясь вниз в переполненном лифте, она крепче стиснула его руку, и так, все еще держась за руки, они вышли из здания.

Бруно ждал их в машине, стоявшей метрах в пятидесяти у бровки. Внезапно сумасшедшая мысль пришла ему в голову. Морган хотел убрать эту девицу с дороги, не так ли? А что, если с ней произойдет несчастный случай?.. Случайный наезд, водитель скрывается с места происшествия — такие вещи происходят постоянно. В это мгновение из-за угла появилось желтое такси, и она сошла с тротуара, энергично жестикулируя. Мужчина позади нее смеялся и отпускал какие-то шутливые замечания. Сейчас или никогда!.. Бруно надавил на газ, и его «форд», словно внезапно пришпоренный конь, с шумом рванулся вперед, набрав с места высокую скорость.

Хэдриан услыхал шелест шин и резко обернулся от удивления. Длинный приземистый автомобиль, цвета которого он даже толком не успел разобрать, мчался на Мэрион, притираясь колесами к бровке. Невольно вскрикнув, он бросился к ней. Мэрион услышала его испуганный возглас одновременно с ревом машины. Обернувшись, она увидела автомобиль, несущийся прямо на нее. В тот же миг чьи-то сильные руки подхватили ее, и ее подошвы оторвались от асфальта. Через мгновение автомобиль был уже рядом, его переднее колесо прошло в каких-то дюймах от ее ноги.

Она упала на спину, избежав даже легкого ушиба, потому что Хэдриан оказался под ней. Он шумно выдохнул, когда локоть Мэрион уперся в его ребра, и помотал головой, приходя в себя. Словно сквозь туман он слышал звуки сирен и шум моторов мчащихся мимо машин, но при этом не мог подняться. Прохожие со страхом оглядывались на них, стараясь не подходить близко.

— Ты в порядке? — спросила она неровным голосом. — Я забыла предупредить, какие сумасшедшие водители встречаются в Нью-Йорке.

Хэдриан выдавил нечто похожее на улыбку, но внутри у него еще сидел леденящий душу страх.

— Еще секунда, еще дюйм и… Маньяк! — выпалил он наконец. Но автомобиль был уже далеко.

Мэрион поежилась.

— Ужасно! — Она медленно прислонилась щекой к отвороту его пиджака и услышала лихорадочное биение сердца. Они посидели еще некоторое время вот так, на обочине, прямо на асфальте, не обращая внимания на людей, удивленно оглядывавшихся на них. Подняться не было сил. Его рука обвилась вокруг ее плеч, и он крепко прижал Мэрион к себе.

Кристофер достал досье Брин Виттейкер и внимательно просмотрел его вновь. Но сколько бы он ни перечитывал его, факты оставались фактами. Потеря фермы была неизбежной. Даже если бы он не сделал своего предложения относительно земли, банк все равно конфисковал бы ее за долги.

Но убедить в этом Брайони невозможно. Она твердо уверена в том, что он повинен во всех ее утратах, и он это знал. Зачем же бы еще она стала менять свою внешность, свое имя и выслеживать его? Он чувствовал себя чем-то вроде тигра, которого выслеживают, чтобы убить, но вместо страха он испытывал совсем другое чувство. Столь же волнующее, что и страх, но только куда более приятное. В этом есть нечто опьяняющее. Нет, черт побери, это в ней присутствует что-то опьяняющее!.. Какая-то удивительная смесь невинности и коварства. Очарования и угрозы.

Со вздохом он бросил документы на стол и заставил себя размышлять трезво. Ни один мужчина на его месте не остался бы равнодушен к такой прекрасной и разгневанной амазонке, как Брайони Роуз. Она олицетворяла вызов, такой же древний, как желание. И в этом он видел опасность для себя. Только полный дурак мог позволить этой тигрице вцепиться себе в загривок, какой бы прекрасной и темпераментной она ни была и как бы он ни хотел ее.

Не имело смысла откладывать дело в долгий ящик. Умопомешательство должно кончиться раньше, чем пострадает кто-нибудь из них. И он набрал телефонный номер.

— Алло, Брайони? Нам нужно поговорить, — начал он бодро. — Насчет фермы Коулдстрим и моего предложения. — Кто знает, возможно, если он предложит ей много, она воспримет это как компенсацию, возьмет деньги и успокоится. Ты так думаешь? — насмешливо спросил какой-то ехидный голос в глубине его сознания. Ну что ж, давай попробуй.

— О, конечно, конечно, — согласилась она, но в голосе ее проскользнуло смущение. — Ты все еще в отеле? Я сейчас буду у тебя.

Как только она приехала, он провел ее в кабинет. Его лицо ничего не выражало.

— Прежде чем перейти к делу, я хочу извиниться за вчерашний вечер, — без обиняков начала она.

Сегодня он выглядел особенно привлекательно — его обычный деловой костюм сменили джинсы и свитер с вырезом. И, глядя на него, она почти готова была поверить, что он такой же, как и все нормальные люди, а не холодная, расчетливая бизнес-машина, готовая раздавить всякого, кто станет у него на пути.

— Боюсь, что вино ударило мне в голову, — продолжила она неуклюже и упала в кресло. Голова ее болела от этого первого в ее жизни похмелья, а от смутных воспоминаний о прошедшей ночи она испытывала неловкость и стыд. Какой, должно быть, дурочкой она выглядела вчера! Ужасно!

На деле же все было наоборот. Никогда еще она не казалась ему столь прекрасной. Но вместе с тем и опасной, так что он не знал даже, с чего начать.

— Брайони… Нет ли чего-то такого, что ты хотела бы мне сказать? — спросил он, сам удивившись своим словам. — Я имею в виду… нет ли чего-нибудь… личного, что, по-твоему, я должен бы знать? — Почему он чувствовал себя обязанным дать ей шанс? Он и сам вчера, должно быть, выпил лишнего!

Брайони бросило сначала в жар, затем в холод. Она покачала головой.

— Нет. Ничего. Что может быть личного в том, что я продаю тебе эту ферму? — спросила она, решив, что нападение — лучшая форма защиты. — И, кстати, есть еще покупатели, которые ею интересуются, — солгала она, наблюдая за его реакцией. Если ему нужна земля, то стоит напомнить, что Вентура тоже хотел ее.

— Я уверен, что есть, — произнес он холодным тоном. Ну что ж, он дал ей шанс рассказать ему все начистоту, но она настроена иначе. О’кей! Пусть будет так. Даже интересно, как далеко она зайдет. Дадим ей полную свободу действий, а потом… — О’кей, Брайони. Я поговорил со своим банком, с адвокатами и получил довольно круглую сумму. Когда сделка будет подготовлена, я позвоню тебе.

Она улыбнулась. Она собиралась поймать его, нацепив ферму как наживку, а затем убрав ее прочь. Было бы отлично обмануть его именно так.

— Хорошо. Буду ждать вестей от тебя. Но я повторяю, есть и другие заинтересованные лица…

Кристофер не проглотил наживку. Он проводил ее улыбаясь, ласково попрощался, а затем вернулся к себе за стол. Он все еще чувствовал себя виноватым из-за Равенхайтса, даже несмотря на то что знал: это не его вина. Он долго сидел, глядя отсутствующим взглядом в пространство. Он предложил бы ей целое состояние за эту ферму, но в душе понимал, что Брайони не примет его.

Так или иначе, но они схватились в серьезном поединке, и она должна проиграть. Она не могла выиграть, поскольку все козыри были на руках у него. Но, вместо того чтобы поднять ему настроение, эта мысль как-то странно угнетала его.