Лёд и пламень

ГЛАВА 24

— Пожалуй, с желтым носом ты мне нравишься больше.

— Что? — удивленно переспросила Мэрион, держа в руке валик для краски. На ней был рабочий комбинезон и простая белая блузка, волосы на затылке завязаны в крошечный конский хвостик.

— Я говорю, что у тебя на носу желтая краска, — засмеялся Хэдриан. — И мне это очень нравится.

— Ну что ж, — проворчала она с веселым блеском в глазах. — Пусть это будет началом нового направления в моде.

Хэдриан склонил голову набок и прищурился.

— Возможно, зеленый лучше бы гармонировал с комбинезоном. Что ты скажешь об этом, о, родоначальница новой моды?

— Я скажу, крась-ка ты лучше свою половину стены. А то я закончу раньше тебя. Что ты тогда будешь делать?

— Брошу свой валик и расплачусь. А ты расчувствуешься и докрасишь ее за меня.

— Болтун! — заявила она и повернулась к стене.

Странно, но Мэрион нравилось ремонтировать его квартиру. Когда она в первый раз увидела ее неделю назад, то рассердилась. Ей казалось нелепым, что ему придется жить в такой конуре, когда она могла бы предоставить ему роскошные апартаменты. Но он ни за что не согласился на ее предложение, и ей пришлось уступить. Но с этого момента весь квартирный вопрос она взяла под контроль.

Нужно было ободрать и ошкурить стены, поменять плинтуса. А полы, как они оба решили, будут выглядеть чудесно, если их покрыть лаком. Мэрион, которая в жизни не занималась физическим трудом, теперь каждый вечер скребла полы, то вдохновенно красила стены. Если бы отец увидел ее в такой момент, то, без сомнения, упал бы в обморок. Она обломала ногти, колени болели, спина затекла, а уж руки…

Но все это не имело значения, как не имело значения то, что у нее бледно-желтый нос. Закончив работу, они сидели на двух складных стульях, единственной мебели в квартире, и пили кофе, отхлебывая из единственной кружки по очереди. Зато болтали, смеялись и целовались до полуночи. Мэрион никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой. Несмотря на поломанные ногти.

— Готово. Я закончил первым. — Голос Хэдриана прервал ее мысли.

Оглядев свежевыкрашенную стену на его стороне, она недовольно нахмурила тонкие брови.

— Ты, должно быть, жульничал.

— Ничего подобного, — живо парировал он. И добавил, гордо откинув назад темноволосую красивую голову: — Ты просто злишься, что проиграла мне, вот и все.

— Ты хочешь, чтобы я вылила тебе на голову оставшуюся краску?

— Ну вот, я же говорил. Проиграла — и злишься, — ухмыльнулся он, но тут же, стоило ей решительно повернуться к нему, протянул руки в умиротворяющем жесте: — Ладно, ладно. Не сердись. Я сейчас сварю кофе. Возможно, кофеин подействует на тебя успокаивающе.

Мэрион докрашивала оставшийся угол, пока он колдовал с кофеваркой на маленькой кухне. Опустив в последний раз валик в ведро и глядя, как исчезает оставшийся грязный кусок штукатурки под свежим слоем краски, Мэрион вздохнула с облегчением. Кончено наконец!

Сегодняшний день в офисе был особенно тяжелым. После памятного ей разговора с Кристофером Джермейном она поручила своей команде детально проанализировать, что необходимо, чтобы построить собственные отели, начав с нуля. Это оказалось огромным предприятием. Она начинала понимать, что имел в виду Кристофер, когда говорил, что создал компанию своим собственным потом и кровью. Но Мэрион взялась за это дело и не собиралась отступать.

— Ты похожа на маляра с двадцатилетним стажем, — пошутил Хэдриан, сделав глоток и протягивая ей кружку. Густой темный напиток показался ей очень вкусным, хотя она и знала, что это дешевый растворимый кофе.

— Я просто думала, какую великую работу я проделала в этой чертовой дыре, — сказала она, оглядываясь кругом.

— Как ты скромна. Но теперь я тоже подумал, что я… — И он тоже огляделся вокруг. Ярко окрашенные стены делали комнату как будто просторнее, но отсутствие мебели стало заметней. Он улыбнулся. — Что ты скажешь, если мы постелем тут ковры?

— Давай, — согласилась она, охваченная внезапным энтузиазмом.

Эти ковры они выбирали вместе в прошлое воскресенье на местной барахолке. Они были подержанные, но еще в хорошем состоянии, и Хэдриану сразу же понравились темно-синий и белый с желтым орнаментом. Мэрион еще сомневалась тогда, но сейчас, когда они постелили два больших прямоугольных ковра на пол и нашли наконец для них наилучшее положение, она поняла, что чутье Хэдриана не подвело. Темно-синий добавлял комнате глубины, а бело-желтый с узором удачно гармонировал с цветом стен.

— Теперь надо выбрать хорошую мебель, — задумчиво произнесла Мэрион, все еще глядя на ковры. — И дай мне еще глоток кофе, пока ты не выпил все сам, поросенок.

— Я всегда подозревал, что у тебя глаза на затылке, — проворчал он, протягивая ей кружку с остатками кофе. — А что купим в первую очередь? Кровать?

Если все бы пошло хорошо и он устроился в Нью-Йорке постоянно, он, конечно, мог бы спать даже на кушетке или на сдвинутых столах. Но все ли будет хорошо? Это еще вопрос. Его довольное настроение испарилось, как всегда случалось, когда он заглядывал в будущее. Многое зависело от Брайони. И от Мэрион. И от него самого. И от «Вентура индастриз»… Хэдриан покачал головой. Посмотри-ка правде в глаза, сказал он себе, твое будущее неустойчиво, как цена акций на бирже, как погода на дворе.

— Что с тобой? — мягко спросила Мэрион, прильнув щекой к его спине и обхватив руками за талию. — Ты вдруг стал таким печальным.

Она и прежде пару раз ловила у него на лице это выражение, и оно беспокоило ее. Она чувствовала, что что-то важное тревожит его, и хотела знать, что именно. Щекой она ощутила, как вздрогнули мускулы его спины, и удивленно подняла глаза.

— Тебе холодно? А мне кажется, здесь, наоборот, жарко.

— Конечно жарко, — согласился Хэдриан. — А почему ты спрашиваешь?

— Я чувствую, как ты дрожишь.

— A-а… Но ты же сама прильнула ко мне, а еще спрашиваешь, — проговорил он хрипловатым голосом.

И вдруг Мэрион остро ощутила, как ее соски напряглись от соприкосновения с его гладкой спиной, прикрытой тонкой рубашкой, а руки крепче вцепились в его ремень. Если она сдвинет пальцы еще на несколько дюймов… И пальцы ее задрожали в предчувствии…

Внезапно она поняла, как любит Хэдриана. Не только как мужчину. Не только секс… Ей нужен сам Хэдриан, он весь… Она жаждала касаться его, слышать его, смотреть на него, она хотела знать все его родинки и шрамы. Она хотела, чтобы он был и вне ее, и внутри, заполняя ее… Медленно она отпрянула от него, а когда он повернулся к ней лицом, она уже знала, что он чувствует то же самое.

— Мэрион… — произнес он, и это прозвучало не просто как имя, но как ода, стихотворение, любовная поэма.

— Хэдриан… — тихо отозвалась она и, взяв его за руку, ощутила, как она дрожит. Мэрион знала, как сильны бывают эти руки, как легко они могут поднять и как долго нести ее. Но вот они дрожали в ее маленьких ладонях, и, импульсивно подняв его руку к губам, Мэрион начала целовать его пальцы, не сводя с него глаз. Она увидела, как расширились его зрачки, и услышала, как прерывистое дыхание вырывается из раскрытых губ… — Я думаю, — произнесла она, глядя на него страстным взглядом, — нам пора уже обновить твои ковры.

Хэдриан с трудом сглотнул. Он сознавал, что должен сказать что-нибудь, но слова не шли. Вместо этого он взял ее руки в свои и принялся целовать то одну, то другую, то ладони, то запястья, замирая от нежности, когда ее пальцы ласково гладили его по щекам.

Точно обессилев, они медленно опустились на ковер, и губы их встретились в долгом поцелуе. Одну за другой Хэдриан расстегнул пуговицы на плечах ее комбинезона, опустив его вниз до талии. Соски ее под тонкой блузкой напряглись, вздрагивая от его нежных прикосновений, а когда он провел своей большой рукой по ее груди, она выгнула спину, подавшись ему навстречу.

— Мэрион!.. — Он произнес это имя просто так, не зная, что сказать, и лишь поцеловал ее снова, неспособный устоять перед соблазном. А когда она открыла глаза и встретилась с ним взглядом, то увидела в его глазах любовь.

О, она знала, что отец любит ее, что мать и Кейт тоже любили ее. Но она никогда не видела любовь в глазах мужчины. И она вдруг поняла, почему люди убивают из-за любви. Почему они умирают от любви. Почему поэты ни о чем больше не пишут, как только о любви. Почему так много значит этот взгляд. Сердце ее замерло, когда она поняла, что он видит то же самое и в ее глазах, ибо и она никого не любила так, как этого человека.

— Хэдриан!.. О, Хэдриан, я люблю тебя, — прошептала она, когда он отпустил ее губы.

— И я люблю тебя, — прошептал он в экстазе.

Мэрион почувствовала, как горячие слезы закипают в уголках ее глаз, когда он поднял ее и прижал к себе, как ребенка. Но она была не ребенком, и ее тело страстно хотело его. Она отдала ему свое сердце, ее душа соединилась с его душою, но того же требовало и тело. Ее пальцы быстро расстегнули пуговицы на его рубашке, дразнящими движениями скользнули в сторону и прошлись по груди, коснувшись завитков тонких шелковистых волос посредине, пока не нащупали твердые мужские соски.

Хэдриан застонал и быстро потянул низ ее блузки вверх, а Мэрион покорно подняла руки, пока он снимал ее.

Несколько мгновений он молча любовался ее красотой. Ее груди были небольшие, но изумительной формы, с розовыми кружочками, которые делали их совершенно неотразимыми. С хриплым стоном, от которого она затрепетала с головы до ног, он быстро наклонил голову и прильнул губами к одному из сосков, то покусывая, то нежно, с любовью лаская его.

Мэрион вскрикнула и обмякла, ослабев. Она откинула назад голову, и его губы, оторвавшись от груди, стали подниматься все выше и выше, целуя ключицы и длинный изгиб шеи. Запрокинув лицо, Мэрион закрыла глаза. Дыхание ее было глубоким, прерывистым, а когда она почувствовала, что он тянет вниз ее комбинезон, то приподнялась, чтобы помочь ему, трепеща от прикосновения его рук к голым икрам. Когда же он коснулся губами большого пальца на ноге, она быстро открыла глаза и тут же медленно закрыла их.

С бесконечной лаской, терпением и наслаждением его губы двинулись вверх по своду стопы, потом вокруг лодыжки, потом дальше до коленного сгиба. Хэдриан ощущал, как ее мускулы спазматически сжимаются, когда он движется вверх, все выше и выше, к простым белым трусикам. Когда его губы добрались до них, Мэрион затрепетала. Протянув руку, она быстро сняла и отбросила их прочь, словно ненавидела всей душой. Хэдриан медленно опустил губы к горячему, влажному, жаждущему лону и начал так нежно ласкать его, что она изогнулась и застонала от снедающего ее желания.

Он быстро снял брюки, и его пенис вырвался, прямой и упругий, словно нетерпеливо ждавший, когда его освободят. Мэрион мягко прикоснулась к нему, желая почувствовать его в руках. Она была удивлена его силой и нежной бархатистостью кожи. С наслаждением она ласкала его, видя по глазам, как растет его желание и горячая краска заливает его щеки. А когда глаза его сомкнулись от почти мучительного неутоленного желания, она обняла его и начала страстно целовать сначала в губы, потом в нос, потом в закрытые глаза.

Ланс никогда не позволял ей касаться его, и теперь она поняла почему. Он не хотел ее по-настоящему и не беспокоился, хочет ли его она. А Хэдриан и любил, и хотел ее. И так же как она жаждала открывать ему всю себя, так и он с упоением принимал ее ласки. Это был момент полного слияния и понимания, и от осознания такого счастья тихие счастливые слезы заструились по ее пылающим щекам. Не в силах больше сдерживаться, она потянула его на себя, раздвинув ноги, и застонала, когда он вошел в нее. Он был такой большой, что она чувствовала его словно бы каждой частицей своего тела. А когда он начал двигаться, с медленным и глубоким напором, это так не походило на небрежные и быстрые движения Ланса, словно с Хэдрианом она занималась чем-то другим. Вместе они чувствовали каждый нюанс этого предельно интимного движения, завороженные его все убыстряющимся ритмом.

— Хэдриан! — выкрикнула она в момент первого оргазма, и тут же другой захлестнул ее. Она уже не сознавала, что ее ногти впились ему в спину, а их тела бились и содрогались в порывах такой страсти, которую рождает только любовь.

Прошло немало времени, прежде чем они медленно разомкнули объятия и в изнеможении раскинулись на ковре.

— Я никогда не занималась любовью раньше, — сказала Мэрион и запнулась, решив, что он не поймет. — Я имею в виду…

— Я знаю, что ты имеешь в виду, — прошептал Хэдриан тихо и искренне. — Мне тоже кажется, что я никогда не делал этого прежде. Все было не так.

Какое-то время они лежали молча, ощущая блаженство столь совершенное, что оно было почти магическим. Потом Мэрион повернулась на бок и посмотрела на него, обводя его профиль своим маленьким пальцем.

— Никогда не бросай меня. Пожалуйста, — сказала она, и мгновенный приступ страха, что это может произойти, пронизал ее.

— Нет, — пообещал он. — Я не смог бы, даже если б и захотел.

— И не люби никого.

— Нет. Никогда.

Мэрион вздохнула. Она не знала, зачем говорит все это, если чувствовала уже глубоко в душе, что Хэдриан никогда не причинит ей зла. Но что-то в ней все еще тревожилось, может, от того непонятного, печального взгляда, который она иногда замечала у него.

А Хэдриан подумал о Брайони, одинокой и борющейся с Кристофером Джермейном, борющейся со своими собственными демонами в душе. Он думал о том, чем мог бы ей помочь, о том, как многим сам ей обязан. И это печалило его. Чтобы помочь Брайони, он должен использовать Мэрион… Он содрогнулся от этой мысли. Без слов он повернулся и прижал к себе ее хрупкое тело, ощутив, как доверчиво прильнула она к нему, как счастливо вздохнула.

Но если бы она подняла в этот миг глаза, то увидела бы на его лице все тот же непонятный, пугающий взгляд…

А на улице Бруно быстро делал пометки в своем блокноте. Он знал теперь, как зовут этого англичанина, знал, что он работает у Вентуры, знал все о квартире, которую тот недавно снял и только что отремонтировал. Перестав писать, Бруно посмотрел снизу вверх на здание, считая этажи до нужного окна. Швейцара в доме не было. И системы безопасности тоже. Скоро он должен сообщить все это Моргану.

В кабинете своего особняка Лесли Вентура просматривал толстую стопку документов, которые касались деятельности его дочери. Он уже видел, что документы эти не связаны с поглощением компании Джермейна или чем-то подобным. Это оказался план постройки нового отеля в дополнение к уже существующим в их компании. Лесли вздохнул. Работа компетентная и основательная. Расчеты сделаны обстоятельно, а идеи заслуживали внимания. Но это было не то, чего он просил от нее.

Отложив стопку, он опять тяжело вздохнул. Он должен был знать, что женщинам не место в руководстве «Вентура индастриз». Им не хватает смертельной хватки. Один обед с Кристофером Джермейном — и она уже скисла. А мужчина пошел бы дальше и взял бы за горло. Как делал он сам. Его агент сообщил, что ферма Коулдстрим — действительно стоящее предложение, и он послал телеграмму Брайони Роуз со своим согласием. Он намеревался разрекламировать это место как образец «подлинного Вермонта» и считал, что туристы валом повалят к нему. Лошадей на ранчо можно запрягать в сани, коровы дадут молоко, куры обеспечат свежими яйцами. Это будет воплощенной мечтой каждого горожанина. И хорошим добавлением к «Джермейн корпорейшн», когда он там все приберет к рукам.

Лесли снова вздохнул. Ему придется забрать у Мэрион этот проект. И дать ей работу попроще, полегче. Женщину нельзя подпускать к самым главным делам.

Кэрол окликнула его, зовя спать.

— Иду, — ответил он, быстро пробегая глазами отчет. — У меня тут еще одно дело, но я почти закончил.