Леди Босс

36

Лаки позвонила Эйбу и рассказала о приходе Гарри Браунинга и его подозрениях.

Эйб немного помолчал, потом сказал:

– Ну, конечно, я помню Гарри. Он пьяница. Будь с ним осторожнее.

– Благодарю покорно. Что же мне делать? Мы же не хотим, чтобы слухи о нашей сделке просочились?

– Ты ведь не выкинешь его с работы, когда возьмешь все в свои руки, так? – спросил Эйб.

– Я там многих собираюсь турнуть, – ответила она. – Он пока в их число не входит.

– Ну и ладно, – сказал Эйб. – Предоставь это мне, девонька. Я разберусь.

– Спасибо.

– Должен идти. Моя внучка наносит мне обязательный визит.

Лаки знала, чем вызван этот визит. Подслушивая разговоры Микки, она узнала о его встрече с Мартином Свенсоном. Нью-йоркский делец собирался или купить, или получить контроль над киностудией. Из разговора Микки с Фордом Верном, с которым Микки позже поделился, выяснилось, что одной из интересующих Свенсона студий была «Пантер»

– Заставлю Абигейль поехать к деду. Пусть поразведает, не хочет ли он продать студию, – сообщил Микки Форду. – Когда она будет с ним разговаривать, то не скажет,сколько они дают, а предложит ему договориться со мной, и тогда я продам студию. Таким образом обеспечу себе здесь отличную зарплату и останусь тут навсегда. И ты тоже, Форд.Вместе будем работать.

– А если он не захочет продать? – спросил Форд.

– Тогда у меня есть план. Человек, с которым я встречался, ведет переговоры насчет другой студии тоже. Если он ее купит, я переберусь туда.

– А как же «Пантер»? Уйдешь и все?

– Эй, – бросил Микки, – сделка есть сделка. Я отношусь к старику так же, как и он ко мне, а он-то относится ко мне не бог весть как хорошо.

– И вправду уйдешь?

– Если мне подойдут условия. Все от этого будет зависеть, Форд.

Чем больше Лаки слушала разговоры Микки, тем больше она убеждалась, что у него совести кот наплакал. Вся его жизнь состояла из работы, любовницы и коротких поездок домой. Хотя за последние два дня он, похоже, прибавил к этому списку и мадам Лоретту.

Боджи выяснил, что мадам Лоретта – самая крупная фигура в этом бизнесе в городе, содержательница классного борделя на Голливуд-Хиллз, поставщица очаровательных молоденьких девушек высшему свету, который может позволить себе платить ей бешеные деньги. По-видимому, Уорнер со своей задачей не справлялась, и Микки заметался.

Олив вернулась в Лос-Анджелес и умудрилась добраться до офиса на костылях.

Микки вышел из кабинета, свирепо уставился на нее и со свойственной ему отзывчивостью довольно грубо спросил:

– Что это вы мне устроили?

– Мне так жаль, мистер Столли, – извинилась Олив, как будто от нее что-то зависело. Наверное, она облобызала бы ему ноги, если бы думала, что это пойдет на пользу.

Микки еще какое-то время смотрел на нее, потом повернулся и скрылся в кабинете.

– Что случилось с вашим женихом? Все в порядке? – поинтересовалась Лаки, понимая, что иначе нельзя.

Олив печально покачала головой.

– Ничего не вышло, – призналась она с убитым видом. – Не надо было мне ездить.

– Не повезло, – заметила Лаки, стараясь изобразить сочувствие.

– Бывает. – Олив осмотрелась, проверяя, все ли на месте. – Как вы тут управляетесь?

– Нормально, – осторожно ответила Лаки.

– Гм-м… – Олив не выглядела довольной. Она предпочитала, чтобы без ее заботливого внимания все бы в офисе развалилось. – С мистером Столли нелегко.

– Я рада, что вы меня хорошо научили. По-моему, он мной доволен.

Олив, похоже, еще больше расстроилась.

– Я смогу вернуться месяца через полтора, – сухо объявила она. – Когда снимут гипс.

– Замечательно. – Лаки всячески старалась поднять ей настроение. – Все по вас соскучились.

Олив слегка воспрянула духом.

– А как мистер Стоун? Разве вы не должны к нему вернуться?

– Я говорила об этом с мистером Столли. Он считает, что мне лучше остаться здесь. Мистер Стоун не возражает. Он продлил свой отпуск.

Еще немного поболтав, Олив ушла. Позднее Лаки заметила ее в столовой, обедающей вместе с Гарри Браунингом. Лаки от души понадеялась, что Эйб уже переговорил с Гарри, предупредив, чтобы тот не болтал.

Осталась всего неделя. Лаки казалось, что подходит к концу ее длительное тюремное заключение. Приходилось удивляться, как люди так живут изо дня в день, из месяца в месяц. Как позволяют помыкать собой грубому начальнику. Терпят всяческое хамство от тех, кто приходит в офис. Мирятся с грубыми замечаниями и приставаниями мужчин. И это притом, что она постаралась выглядеть как можно менее привлекательной. Один Бог знает, что приходится выдерживать другим девушкам – секретаршам в мини-юбках, блузках с глубоким вырезом и длинными белокурыми волосами.

А может, им нравится? Может, им уже так промыли мозги, что они принимают приставания развязных женатых мужчин как комплимент?

Эдди Кейн не появлялся на работе почти целую неделю. Лаки решила навестить Бренду и Ярко-красные Ногти, его двух верных секретарш, охранявших офис, и выяснить, в чем дело.

Теперь, когда она официально считалась личной секретаршей Микки Столли, большинство знали ее в лицо.

Как обычно, Бренда рассматривала журналы, а Ярко-красные Ногти болтала в углу по телефону о чем-то своем.

– Мистер Кейн пришел? – спросила Лани. – Мы его давно не видели. Мистер Столли интересуется.

– Заболел, – ответила Бренда.

– Грипп, – добавила Ярко-красные Ногти, прикрыв трубку рукой.

Лаки прикинула, что же могло случиться: или его измордовали мальчики Карло Боннатти, или это некий промежуточный этап, когда он пытается достать миллион долларов.

– Было бы неплохо, если бы вы сообщили нам, когда он вернется, – велела Лаки деловым тоном.

Бренда опустила журнал. На лице у нее появилось хитрое выражение.

– Можно вас кое о чем спросить?

Ярко-красные Ногти положила трубку и бросила на Бренду предупреждающий взгляд.

– О чем? – поинтересовалась Лаки.

– Мы тут удивлялись, – начала Бренда воинственно.

– Она удивлялась, – вмешалась Ярко-красные Ногти.

– Кончай! – огрызнулась Бренда. – Ты удивлялась не меньше меня.

– Нельзя ли ближе к делу? – вежливо попросила Лаки.

– Как так вышло, что вы выскочили неизвестно откуда и сразу ухватили такое важное место? – Бренда с обидой смотрела на нее.

«Какого черта, – подумала Лаки. – Если она один раз выйдет из роли, только раз, что случится?» Искушение слишком велико.

– Я переспала с боссом, – ответила она с серьезной миной. И вышла.

У Бренды и Ярко-красных Ногтей отвисли челюсти.

Как обычно, Абигейль велела Табите поехать с ней к деду. И, как обычно, Табита вся изнылась. Но Абигейль настояла на своем.

– Поедешь со мной, нравится тебе это или нет, – решительно заявила она.

– Я поеду, но мне это не нравится, – огрызнулась Табита, надув губы.

– Вот что, дочка, – произнесла Абигейль торжественно, – пора бы тебе научиться уважать свою мать. Мне не нравится твое поведение.

– Ради бога! – отрезала Табита с отвращением. – Не начинай разыгрывать из себя мамочку. Немножко поздно.

Абигейль с удивлением воззрилась на дочь. Тринадцать лет, а язык похлеще, чем у папаши.

Инга получила столько же удовольствия от их визита, сколько и они.

– Входите, – пригласила она угрюмо и ушла, предоставив заботиться о себе самих.

Они нашли Эйба на открытой террасе в окружении газет, журналов и орущего телевизора.

Верная своему долгу, Абигейль поцеловала Эйба в щеку. Табита послушно последовала ее примеру.

– Еще один месяц улетел? – поинтересовался Эйб, щурясь на солнце.

– Не поняла, – сказала Абигейль.

– Еще один месяц, – повторил Эйб. – Ты выполняешь свой долг раз в четыре недели. Готов поспорить, Микки так же говорит. – Он захохотал, радуясь своей шутке.

Табита едва сдержала улыбку. Мысль о матери, выполняющей свой супружеский долг, казалась ей уморительной. Вообще мысль о родителях, занимающихся сексом, показалась ей на редкость забавной.

Абигейль смахнула пыль со стула салфеткой и села.

– Как ты себя чувствуешь, дедушка? – спросила она участливо.

Эйб снова прищурился.

– С чего бы это тебя интересовало? Какое тебе дело? – спросил он с подозрением.

– Не глупи, дедушка. Почему ты со мной всегда так груб?

– Потому что я всегда называю вещи своими именами, девонька.

– Мне жаль, что ты так думаешь, – сухо отозвалась Абигейль, разглаживая свою юбку от Адольфо. – Дедушка, мне надо с тобой кое-что обсудить.

– Валяй, выкладывай. – Он подмигнул хихикнувшей Табите.

– Так вот… – пошла вперед Абигейль, решив не обращать внимания на его раздражительность, – ты ведь моложе не становишься.

Эйб зашелся смехом.

– Надо же… у девочки появились мозги. Я не становлюсь моложе. Мне восемьдесят восемь, а она только что сообразила!

Абигейль глубоко вздохнула. Похоже, ей придется нелегко. Просила же она Микки пойти вместе с ней. Так он, эгоист, отказался. Теперь же приходится расхлебывать все самой.

– Гм, а что, если я скажу, что у Микки, возможно, есть шанс продать студию?

Тут вмешалась Табита.

– Зачем продавать студию? Она папина, – сказала она обиженно. – Пусть у него и остается. Я хочу отметить там мое шестнадцатилетие.

– Шш, – укорила Абигейль.

– Не шикай на меня, – огрызнулась Табита. – Ты велела мне идти с тобой, так нечего шикать.

Абигейль строго взглянула на дочь.

– Немедленно замолчи. – Ее тон мог бы усмирить русскую армию.

Эйб снова хмыкнул.

– С чего это мне продавать студию?

– Потому что, – резонно ответила Абигейль, – мы можем получить за нее отличную цену.

– Кто это «мы»?

– Инга и ты, – быстро сориентировалась Абигейль. – И, конечно, Табита.

Эйб поднялся из кресла.

– Тоже мне, новости. Да я нашел бы сотню покупателей на студию при желании продать ее.

– Так ты не хочешь? – спросила Абигейль с кислым видом.

– Разумеется, нет. И если бы захотел, то это вовсе нетвое дело, девонька. – Даже не обернувшись, он скрылся в доме.

Абигейль сообразила, что идти за ним не стоит. Она всегда трепетала перед дедом, и даже теперь, когда тот стал совсем стар, чувствовала себя неловко в его обществе.

– Давай пойдем домой, – заныла Табита.

Абигейль встала.

– Да, – согласилась она. – Пошли домой.

–

Венера Мария вплыла в офис Микки ровно в четыре часа. Проходя мимо стола Лаки, она улыбнулась:

– Привет, как делишки?

Как только дверь в кабинет Микки закрылась, Лаки надела наушники.

Венера Мария не стала тратить время на любезности. Сразу взяла быка за рога.

– Мерзкий сценарий, Микки, – заявила она. – Он мне глубоко ненавистен, и я ни за что не буду в этом фильме сниматься, если его полностью не переделают. Сейчас вся история рассказывается с мужских позиций. Ты же мне обещал, что это будет фильм о сильной женщине. Умеющей выжить. В этом куске дерьма она просто еще одна жертва. А я жертв не собираюсь играть.

– Да брось, детка, прекрасная роль для любой актрисы, – заговорил Микки своим самым любезным тоном. – Да за нее «Оскара» можно получить…

– Не пытайся запудрить мне мозги при помощи все той же плесневелой лапши, что ты вешаешь на уши другим актрисам. И это еще мягко сказано, – заявила Венера Мария. – Полностью переписать, или снимайте без меня. И еще одно…

«Вот сука!»

– Что?

– Раздеваться я буду только в том случае, если актер, играющий со мной, тоже разденется.

Микки изобразил возмущение.

– Да проснись, детка! Бабы не хотят видеть голых мужиков на экране. Не хочется им смотреть на какого-нибудь бедолагу с висящим членом.

– Вот тут ты абсолютно не прав, – с силой произнесла Венера Мария. – Именно это они и жаждут увидеть.

Он оторопел.

– Может, ты жаждешь.

– Не только я. Женщины заводятся, когда видят голых мужиков. Но нам этого не показывают, потому что кинобизнесом руководят мужчины, а они не выносят конкуренции и не могут допустить, чтобы мы тоже видели то, что нам хочется. Так что я не буду мотаться по экрану с голой задницей, если мой партнер останется одетым. Ни хрена у тебя тут не выйдет.

– Требовательная ты девица, – заметил Микки.

– Угу, – согласилась Венера Мария. – И, к счастью, я имею возможность требовать, чего хочу. Дошло?

Он поднялся из-за стола.

– Хочешь, чтобы переписали, значит, перепишем. Идет?

– Идет. И, если я подпишу контракт на этот фильм, я хочу также иметь права одобрения партнера и режиссера.

Нет, эта девка доведет его своими требованиями до ручки.

– Договорились. Этот пункт уже есть в контракте.

– Я еще никакого контракта на этот фильм не подписывала.

– В твоем старом контракте.

– Это ничего не значит, и ты прекрасно знаешь. Нужно включить этот пункт в новый контракт. Черным по белому. И я ничего не подпишу, пока не увижу сценарий после переделки. Я ясно выражаюсь?

– Да, да, да, – бубнил он с раздражением.

Венера Мария молча повернулась и вышла. У стола Лаки она задержалась.

– Объясните мне, как вы можете работать на такого ублюдка и не сойти с ума?

Лаки рассмеялась.

– Это непросто.

Не успела Венера Мария уйти, как Микки вылетел из кабинета с криками и воплями.

– Что, мать твою за ногу, эта тупая телка себе воображает? Актрисы! Все одним миром мазаны. Делаешь из них звезд, а они считают, что все вышло без всякой посторонней помощи. Если бы за этой телкой не стояла студия и не было бы хорошего режиссера и хорошего оператора, она бы сейчас мясо для собак на свежесть проверяла. Уж эти мне актрисы!

Ему не нравились актрисы. И актеры ему тоже не нравились. А кто ему нравился?

– Ухожу, – объявил Микки ворчливо.

И снова она не спросила куда.

Через десять минут после ухода Микки неожиданно появился Джонни Романо. Вошел он вразвалочку, этакий мужчина до мозга костей.

– Привет, красотка, – произнес он. – А великий босс здесь?

Верный эскорт Джонни держался на два шага сзади.

– Мистеру Столли пришлось уйти, – информировала Лаки.

– Жаль! – воскликнул Джонни. – Я-то думал, дай зайду. Отпразднуем.

– А что вы празднуете, мистер Романо? – вежливо поинтересовалась Лаки.

– Мой фильм, куколка. Выходит на экраны на следующей неделе. Ты что, не в курсе? «Раздолбай» заработает для студии огромные бабки. – Он наклонился через стол, приблизив к ней свое красивое самонадеянное лицо. – Ты ведь знаешь, что такое раздолбай, красотка?

«Еще как, засранец», – ответила она мысленно.

– Ну, знаешь? – настойчиво спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

Джонни Романо расхохотался.

Его эскорт тоже расхохотался.

Они ждали, что и она рассмеется.

Лаки продолжала молча смотреть на них.

– Эй, милочка, – Джонни наклонился еще ближе, – оживись. Ты чересчур серьезная. На Микки тяжело работать, верно? Хочешь мой автограф?

«У меня на заду», – подумала Лаки.

Не дожидаясь ответа, Джонни щелкнул пальцами. Один из сопровождающих выступил вперед с подписанной фотографией.

– Эх, доставлю-ка я тебе удовольствие и подпишусь лично, – расщедрился Джонни. – Как тебя зовут, крошка?

– Люс, – пробормотала Лани.

– Люси. Значит, я напишу «Люси», – сказал Джонни и поставил неразборчивую закорючку на фотографии. «С любовью. Джонни Романо» было уже на ней напечатано.

Он торжественно протянул ей фотографию.

– Скажи своему боссу, что я приходил. И развеселись, слышишь? Так тебе велит Джонни Романо.

Большое дело, твою мать!

Неожиданно Лаки поняла, что имел в виду Микки. Актеры! Да пошли они все!

Когда она заберет все в свои руки, дела здесь пойдут совсем по-другому.