По возвращении в Нью-Йорк Лаки решила, что выполнит просьбу старика. Черт бы все побрал, если нет другого способа завладеть студией «Пантер», она сделает это. Возьмет другое имя и выяснит для старика Эйба все, что он хочет знать. Честно говоря, хоть Лаки и не собиралась признаваться в этом Эйбу, его затея стала казаться ей потрясающей. Ведь когда она получит студию, она уже будет знать все, и это даст ей огромное преимущество.
Сразу после встречи с Эйбом Лаки улетела в Нью-Йорк. Мортон Шарки провожал ее в аэропорт и всю дорогу твердил, насколько вздорна идея Эйба, что ничего путного из этого не выйдет и что вполне очевидно, что Эйб Пантер выживает из ума.
Она молчала, и Мортон не мог этого не заметить.
– Вы же не собираетесь пойти у него на поводу? – спросил он недоверчиво.
Лаки лениво улыбнулась.
– Я дам тебе знать, Мортон.
Теперь она могла ответить утвердительно. Да, она согласна.
Разумеется, Мортон Шарки впадет в истерику. У юристов вечные проблемы: то это юридически не так, то на другом можно погореть.
Ну и что? Лани Сантанджело всегда делает то, что хочет. И авантюра как раз ей по душе. Она уже начала придумывать, как бы изменить внешность, чтобы никто ее не узнал. Поскольку она дочь Джино, вдова Димитрия Станислопулоса и жена Ленни Голдена, ее фотографии нет-нет да и появлялись в газетах, хотя и не слишком часто. Она никогда не шла навстречу прессе, не позировала для фотографий, так что были только случайные снимки.
Волосы она спрячет под париком. А глаза – за очками. Бесформенная одежда и унылое выражение лица. Это будет ужасно интересно. Шесть недель игры – и студия ее!
Оставалась, однако, одна трудность. Как вырвать шесть недель из своей нормальной жизни? И что сказать Ленни?
Сначала Лаки решила все рассказать Джино.
Сантанджело: черноглазый Джино и его дочь, на которую нет удержу. Они через многое прошли вместе, другим семьям хватило бы на десяток жизней. Лани любила его горячо и беззаветно.
Позвонив, она сказала, что срочно должна с ним встретиться. К сожалению, им пришлось отменить последнюю встречу, поскольку она улетала в Лос-Анджелес.
– Пейж в городе, – объяснил ей Джино. – Подождать нельзя?
Лаки настаивала.
– Срочно – значит срочно.
– Раз Пейж в городе, значит, старику чертовски хорошо.
– Будет хорошо попозже. Можно потерпеть.
– Лаки, Лаки, как же с тобой трудно.
– Можно подумать, ты этого раньше не знал.
– Слушай, может, я возьму Пейж с собой? – предложил он.
Но Лани была тверда.
– Ни в коем случае.
Она не ревновала отца, но ей совсем не нужно, чтобы Пейж была в курсе ее планов. Как знать, может, она не умеет держать язык за зубами? В конце концов, ее муж – голливудский продюсер. Одно слово не тому человеку, и все полетит к чертям.
Лаки твердо решила, что все пройдет как надо. Слишком важна для нее эта сделка. Нельзя допустить, чтобы что-нибудь помешало.
Они встретились в небольшом итальянском ресторанчике. Только отец и дочь. Темноволосая и темноглазая Лаки, отличающаяся особой, экзотической красотой, и Джино, сохранивший бодрость и упругую походку, с которой ничего не смогли поделать годы.
«Все еще при нем, – с одобрением подумала Лаки, наблюдая, как он подходит к столику. – В молодости ему, наверно, удержу не было».
Она понаслушалась всяких историй об отце от дяди Косты, самого близкого и старого друга Джино. Коста Дзеннокотти, старый, почтенный джентльмен на пенсии, живущий в Майами, был когда-то адвокатом Джино.
Ах… можно было заслушаться, когда Коста начинал рассказывать о старых временах. Если верить Косте, никто не мог сравниться с Жеребцом Джино. Ну и прозвище! Лаки невольно улыбнулась.
– Чему ты улыбаешься? – спросил Джино, усаживаясь за стол и подмигивая знакомой официантке, крупной угрюмой женщине, жаловавшей только его.
– Да вспоминаю о твоем увлекательном прошлом.
– Радость моя, ты же ничего не знаешь.
– Хренушки.
– И это моя дочь, еще леди называется.
– Так ты того и хотел, так ведь?
Они обменялись теплым взглядом, Джино подозвал официантку и заказал свое любимое красное вино и белый хрустящий хлеб, попросив принести немедленно.
– Уже несу, – радостно объявила официантка.
Он ущипнул ее за широкий зад, обеспечив ей хорошее настроение на целый день.
– Ну и баба! – восхитился Джино, поворачиваясь к Лаки. – Как Бобби? И самое главное – когда я его увижу?
Джино обожал своего внука и постоянно ворчал по поводу того, что тот учится в Англии.
– С Бобби все нормально, – ответила Лаки. – Я звоню ему каждый день. Передает тебе привет. Как ты знаешь, он тебя больше всех любит.
– Мальчишке было бы лучше в Нью-Йорке, – проворчал Джино. – Он американец, значит, должен быть здесь. Все эти английские школы с выкрутасами, чему они его там научат?
Ей показалось не к месту напоминать Джино, что Роберто наполовину грек.
– Хорошим манерам, – сказала она.
– Ха! – пришел в восторг Джино. – Я тебя в Швейцарию посылал учиться манерам, а глянь, что вышло.
– Ага, глянь, что вышло. Ничего путного, ты это хочешь сказать?
Официантка налила немного вина в бокал Джино на пробу. Он сделал глоток и утвердительно кивнул.
– Ты настоящая Сантанджело, черт побери. – Он глядел Лаки в лицо. – У тебя мои мозги, шик твоей матери, да к тому же ты у нас красотка что надо. Мы над тобой неплохо потрудились, детка, а?
– Премного благодарна. А моей заслуги тут нет? – спросила Лаки, улыбаясь.
– Это все гены, детка.
– Ну, разумеется.
Оторвав кусок свежевыпеченного хлеба и запивая его вином, Джино оглядел ресторан.
– Итак, – сказал он медленно, – что же такое важное случилось, что мне пришлось бросить Пейж? Она думает, у меня еще где-то бабенка припрятана.
– В твоем-то возрасте? – Лаки скептически приподняла бровь.
– Слушай, детка. Возраст тут ни при чем. Запомни это. В душе тебе столько, сколько хочется. Так что я остановился на сорока пяти. Capisce?
«Необыкновенный мужик мой отец, – подумала Лани. – Он, возможно, на этом деле и помрет. Протрахает себе дорогу на небеса!»
– Опять ты ухмыляешься, – заметил Джино. – Ну, в чем дело? Ты что, беременна? Наконец-то вы с Ленни запустили точно в мишень? Ты это мне хочешь сказать?
– Ни за что в жизни!
– Ладно, ладно, не разоряйся. Пора бы Бобби получить сестренку или братишку. Я ж только спросил.
– Нет, но ты скажи мне, почему, если у женщины появляется тайна, все моментально решают, что она беременна?
– Ладно, зарежь меня, если хочешь, просто попал пальцем в небо.
Глубоко вздохнув, она возвестила:
– Я собираюсь купить студию.
– Ты собираешься купить чего?
– Я покупаю студию «Пантер», – возбужденно продолжила Лаки. – Ту студию, где Ленни завяз на три года по контракту. – Глаза у нее сверкали. – Понимаешь, он там все ненавидит, и эту картину, в которой снимается. Он хочет все бросить. Я ему устрою – не бросить, а все взять в свои руки. Все, что пожелает. Разве не здорово я придумала? У меня будет студия, а у него – свобода.
– Погоди, притормози, детка. И поправь меня, если я чего не так понял. Значит, ты тут говоришь, что собираешься купить студию, потому что твой муженек там от чего-то нос воротит? Я правильно усек?
– Абсолютно! – Лаки не могла остановиться. Воодушевлялась все больше и больше. Такой кайф рассказывать обо всем Джино. Когда она на свои деньги построила гостиницу «Маджириано» в Лас-Вегасе, это был настоящий триумф. Но покупка студии еще увлекательней!
Джино насмешливо рассмеялся.
– Да ты ж ни черта не знаешь о том, как делать фильмы, – заметил он.
– А ты знал, как управлять гостиницами, когда открыл «Мираж» в тысяча девятьсот втором году? – возразила она.
– Во-первых, то было в пятьдесят первом, так что не умничай, и я знал порядочно.
– Например? – спросила она.
– Например, куда больше, чем ты знаешь о треклятом кинобизнесе.
– Чего не знаю, узнаю. Окружу себя профессионалами. Только посмотри, какие кретины возглавляют студии, так что не такое уж это трудное дело. «Пантер» сейчас держится наплаву за счет дешевеньких порнофильмов и громких имен звезд. Я хочу все вывернуть наизнанку и вернуть студии доброе имя.
Джино пожал плечами, отпил вина и покачал головой.
– Да уж, ты моя дочь, тут никуда не денешься. Сантанджело.
Она обезоружила его улыбкой.
– У тебя что, были сомнения?
Тремя часами позже они выпили две бутылки вина, расправились с горой макарон с креветочным соусом, уговорили большое блюдо печенья и приступили к кофе по-ирландски, сдобренному виски.
– Раздолье для холестерина! – с восторгом пробормотала Лаки. – Ты уверен, что в твоем возрасте тебе все это можно?
Он подмигнул ей.
– Мне сорок пять, забыла?
Она наклонилась и поцеловала его в щеку.
– Я ужасно тебя люблю, Джино… гм… папа. – Папой она его называла в исключительных случаях.
Растроганный ее словами, Джино сказал:
– Взаимно, детка. Ты в этом не сомневалась, а?
«Сомневалась, и часто, – хотелось ей сказать. – Когда убили маму и ты отошел от нас, своих детей. Или когда ты заплатил, чтобы этот придурочный сын сенатора Ричмонда на мне женился, а мне и было-то всего шестнадцать. Или когда пытался не пустить меня в семейное дело. И относился ко мне так, как будто женщины – люди низшего сорта. И когда женился на этой сучке Сьюзан из Беверли-Хиллз и почти усыновил ее поганых взрослых детей…»
Да, плохих воспоминаний хватало. Но сейчас все складывалось великолепно. Они составляли одну команду. И она нутром чувствовала, что так теперь будет всегда.