Леди и Волк

Глава 12

Марлоу проснулся в холодном поту за час до рассвета. Ему послышался волчий вой, но оказалось, что это ветер свистит в бойницах замка. Констанция спала. Она отодвинулась от него, насколько позволяла ширина кровати.

«Это был всего лишь сон», — с облегчением подумал Марлоу. Его мертвенно-бледное лицо стало принимать обычный цвет. Один и тот же ночной кошмар преследовал его уже несколько недель: волк хватал его за горло, разрывая на части. Его исковерканное тело оставалось на снегу в луже крови легкой добычей для стервятников, которые терзали замершую плоть острыми клювами. Марлоу потер шею. Жуткие образы исчезали вместе с утренним туманом.

В холодной темной комнате догорали последние тлеющие угольки. Марлоу оделся. Он был готов действовать без жалости и угрызений совести. Это неизбежно должно было произойти, и чувства здесь неуместны. Только здравый рассудок. Как умно он поступил, подобрав кинжал Стефана в покоях отца! И как хорошо, что Стефан потерял его, пока метался в поисках кольца с печатью. Втянув мягкий живот, Марлоу заткнул кинжал за пояс рядом со своим, который был убран в ножны. И бесшумно покинул комнату.

Затаив дыхание, он миновал спальни Кэтрин и Стефана. Возле спальни матери его охватили сомнения. Марлоу остановился и прислушался. К чему? Не занимается ли она с Робертом, с его отцом, любовью в предрассветной темноте? Осталась ли их страсть столь же пылкой, как тридцать три года назад, когда они зачали его? После всех горьких лет его детства с Розалиндой одно он знал твердо — страсть не знает границ. Даже сейчас его мать не чувствовала себя виноватой. Она, безусловно, любила графа, но изменила ему, поддавшись очарованию его брата. Марлоу был зачат во грехе, в грехе он и вырос. Чувствуя отвращение к самому себе, он отошел от двери. Роберт не стал бы спать сейчас с Розалиндой. Это было бы слишком глупо. Кроме того, его не беспокоило, что творится в покоях отца. Марлоу использовал его лишь для достижения своих целей.

Когда он подошел к комнате графа, двое солдат храпели у двери. Корнелиус не спал. Он услышал шаги Марлоу, когда того еще было не видно.

— Ты хорошо несешь службу, парень, — сказал ему Марлоу. — Скоро взойдет солнце, так что можете идти отдыхать. Я уверен, что граф спокойно спит.

Проснувшиеся охранники беспомощно озирались по сторонам. Сознавая свою вину, они отводили от Марлоу заспанные глаза. Корнелиус бросил на них уничтожающий взгляд и повернулся к Марлоу. Едва уловимое пренебрежение сквозило в его глазах.

— В отличие от этих юнцов, которые спят на службе, я строго выполняю приказ сэра Стефана. Это — не обязанность, а честь, охранять покои графа.

Слова Корнелиуса были формальностью, но вызвали у Марлоу подозрения. «Такой же, как и его предатель-отец», — подумал он про парня. Невероятным усилием он подавил желание ударить его по лицу.

Вместо этого Марлоу пренебрежительным жестом приказал охранникам покинуть пост. Они обменялись встревоженными взглядами и неуверенно встали на свои места.

— Я сказал — уходите! Если вы мне понадобитесь, я позову, — рявкнул Марлоу, глаза его горели злобой.

— Мы выполняем приказ сэра Стефана, милорд, — сказал один из охранников.

— Стефан здесь не хозяин, парень, — отрезал Марлоу. — Если вы пожелаете остаться в замке после смерти графа, то вам придется просить об этом меня, а не моего брата. Выполняйте приказы своего хозяина, тогда останетесь на службе.

Украдкой взглянув на Корнелиуса, они покинули свой пост. Корнелиус остался. Он встретил взгляд Марлоу с отвагой, которой тот раньше в юноше не замечал.

— Я не уйду отсюда, милорд, — сказал он, закрывая дверь своей грудью. Я не знаю, какие мысли были у сэра Стефана, но он приказал никого не пускать к отцу до его возвращения. Он благородный человек, и я верю ему.

— Значит, ты любишь Стефана? — Марлоу криво улыбнулся.

— Да, лорд Марлоу. Он хороший человек.

— Ну, тогда получай это! — Марлоу выхватил из-за пояса кинжал Стефана и ударил Корнелиуса прямо в сердце. Все произошло так быстро, что храбрый юноша даже не увидел блеска металла. Испуг от свершившегося предательства, переходящий в недоумение, отражался в его глазах. Затем его глаза замерли и душа покинула тело. Корнелиус рухнул на пол. Кровь била фонтаном из его груди. Бросив удовлетворенный взгляд на окровавленное тело, Марлоу вытер кинжал об одежду Корнелиуса и вошел в покои графа.

Нож можно было больше не прятать.

Стефан и Кэтрин спускались из освещенной свечами часовни в сопровождении Рамси, Европы и графини Розалинды. Все задержались на мгновение на ступеньках, согретые яркими лучами весеннего солнца.

Вскоре Розалинда со своей служанкой заторопились в Грейт Холл, а Рамси пошел в конюшню. Европа сочла благоразумным оставить жениха и невесту наедине и отправилась на кухню.

Стефан не мог оторвать взгляда от горизонта. Небо выглядело так, словно кто-то оставил на только что распустившихся лепестках золотистых нарциссов кровавые следы. Он стоял позади нее и, обвив ее руками, с воодушевлением говорил:

— Когда я вижу такую красоту и такие краски, мне кажется, что я проживу еще тысячу лет.

— Да, можно подумать, что Бог плачет кровавыми слезами, — ответила Кэтрин. — Я молюсь, чтобы это не стало плохим предзнаменованием для нашей помолвки.

Немного помолчав, Стефан прикоснулся губами к ее нежной шелковистой щеке:

— Спасибо, что ты сделала это. Я знаю, что в твоем сердце не было желания выходить за меня замуж. Я постараюсь как-то изменить это.

— Нет, — ответила девушка, повернувшись к нему. — Помолчи. Ты ничего мне не должен.

Она видела только его губы. Чувственные и зовущие. Как стремилась она прикоснуться к ним! Как хотела утешить его! Но боялась подпустить к себе слишком близко. А потерять боялась еще больше.

— Как ты себя чувствуешь, обручившись с невоспитанным наглецом?

— Может быть, стоит взглянуть на это с другой стороны — с будущим графом Блэкмора? — Стефан дружелюбно улыбнулся, устанавливая перемирие. — Надо срочно сообщить твоим родителям. Пока они доберутся, мы уже поженимся.

Кэтрин согласно кивнула.

— Иди к отцу. А я договорюсь с Европой, чтобы она все подготовила к приезду родителей. Вряд ли я могу рассчитывать на помощь твоей матери. Когда она пришла к церковь, мне показалось, что она потеряла рассудок. Похоже, что Розалинда не очень-то любит меня.

— Дело не в тебе. Она боится, что все ее мечты о будущем рухнут из-за того, что я узнал правду. К тебе это не имеет ни малейшего отношения.

Стефан наклонился к девушке, чтобы вдохнуть сладость ее дыхания. Через мгновение он попрощался с ней и направился к отцу. Он стремительно шел через Холл, не обращая внимания на пурпурно-красные блики, отражающиеся от разноцветных окон, расположенных высоко над головой. В Грейт Холле было подозрительно тихо. Тревожное чувство охватило его. Стефан вспомнил слова Кэтрин. Вибрирующий восход, казалось, и в самом деле стал плохим предзнаменованием. Стефан пересек главную арку и взглянул в сторону покоев отца. Безжизненное тело Корнелиуса лежало в луже крови.

Стефан подошел ближе. Опустившись на колено, он поднял голову юноши.

С чувством жгучего раскаяния и боли он гладил холодные щеки Корнелиуса. Бедный Рамси! Он сойдет с ума от горя! Единственный сын, который чудом остался жив во время чумы, умер теперь, когда, казалось, самое страшное осталось позади.

Прошли считанные мгновения, пока Стефан положил голову Корнелиуса, закрыл ему веки, медленно поднялся, слыша глухие удары своего сердца, и повернулся к двери. Но ему казалось, что они тянулись бесконечно долго, как происходит всегда, когда знаешь, что кошмар повторится снова.

Дверь покоев была приоткрыта. Войдя в комнату, Стефан остановился. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел силуэт доктора. Глядя на его обмякшее тело, можно было подумать, что пожилой человек, приняв неудобную позу, как обычно заснул на стуле. И только по струйке, стекающей по ноге на пол, было понятно, что он мертв. Стефан перевел взгляд на постель отца.

Позже он с мучительной ясностью вспоминал каждую незначительную деталь этого мгновения. Он видел розовые лучи восходящего солнца, проникающие в комнату через сводчатое окно, догорающие красно-белые угли, тяжелый запах, исходящий от мертвых тел, и молодого черного ворона, с интересом заглядывающего в окно с улицы. Но в этот момент Стефан не видел ничего, кроме неотвратимой смерти. Негнущимися ногами он подошел к кровати и склонился над застывшим телом, распластавшимся на простынях. В груди зияла рана, нанесенная кинжалом.

Вопль ужаса и ярости вырвался из груди Стефана. Он знал, кто это сделал. Только Марлоу мог совершить такое злодеяние. В оцепенении он поднял тело отца и разрыдался.

— О Боже! Нет! — услышал он за дверью крик Рамси.

Потом топот ног, чьи-то крики, горестные рыдания верного слуги. Наконец, дверь распахнулась, и на пороге появилась графиня Розалинда, Кэтрин стояла за ее спиной. При виде Стефана, укачивающего бездыханное тело графа, они замерли. Ужас застыл на их лицах.

— Стефан! — вскрикнула Розалинда, глядя на сына с подозрением. Она перевела взгляд на его окровавленные руки и одежду. — Что ты наделал?

— Стефан! — пробормотала Кэтрин.

Он смотрел на девушку и пытался прочесть ее мысли. Обвиняет ли она его? Вынесла ли ему приговор? Или любит и верит? Это не имело значения. Главное, что ее голос успокоил его. Она была необходима ему, даже без любви и привязанности! Стефан положил отца на окровавленные простыни. Теперь он стоял посреди комнаты, словно высеченный из гранита, готовый дать отпор любому, кто посмеет подозревать его.

— Ты убийца! — срывающимся голосом произнесла мать. — Что ты сделал с моим мужем!

Стефан посмотрел на нее бесчувственным взглядом и направился к Кэтрин. Казалось, он шел целую вечность, пока не оказался в ее теплых объятиях. Но в сердце оставался холод.

— Как мне жаль, Стефан, — шептала девушка, вытирая слезы на его щеках. Она все ближе прижимала его к себе, не обращая внимания на кровавые пятна на своем белом одеянии. — Как жаль!

И хотя в ее заботливых руках Стефан чувствовал покой, он отстранился и подошел к матери. Схватив за руку, он толкнул ее на кровать позади убитого отца.

— Отправляйся туда, где ты хладнокровно обманывала своего мужа все эти годы!

Розалинда рыдала, не решась ни обнять бездыханное тело, ни отодвинуться подальше. Наконец, задыхаясь от ярости, она встала и ударила Стефана по лицу. Удар был слишком силен для женщины, которая демонстрировала свое горе. Голова Стефана дернулась.

— Отвести его в башню! — прозвучали слова Марлоу.

— Ты кровавый ублюдок! — Стефан бросился к брату и схватил его за горло. Четверо стражников едва смогли оттащить его в сторону.

— Увести его отсюда, пока не убил еще кого-нибудь, — приказал Марлоу.

— Нет! — закричала Кэтрин. Но, кроме Стефана, никто не обратил на нее внимания. Они безмолвно смотрели друг на друга, пока солдаты не повели его прочь.

Убитый собственным горем, Рамси не мог, тем не менее, оставаться безучастным к происходящему. Он попытался опрокинуть Марлоу, но силы были неравными.

— Увести этого тоже, — сказал он, оттолкнув слугу. — Обоих в северную башню.

Глядя им вслед, девушка с мольбой обратилась к Розалинде:

— Вы же знаете, что Стефан не виноват. Он не убийца.

Ошеломленная графиня не произнесла ни слова. Не надеясь на ее помощь, Кэтрин побежала за Стефаном. Но грубый удар Ботвелла сбил ее с ног.

— Пусть идут, миледи! — Европа помогла ей подняться. — Вы все равно им не поможете, но сами можете оказаться в тюрьме. К тому же Марлоу не станет долго держать их там.

Девушка недоверчиво взглянула на пожилую женщину. Она была убеждена, что Марлоу не убьет Стефана, и ее спокойствие передалось Кэтрин.

Но оставаться в комнате и бездействовать ей было не под силу. Поэтому, не слушая Европу, она набросила на плечи плащ и стремительно покинула комнату.

Пока в замке царили шум и неразбериха, Кэтрин незаметно вышла на улицу. Холодный утренний воздух резал глаза. Она бежала по заиндевевшей аллее, ничего не замечая вокруг. Только образ Стефана, качающего окровавленное тело отца, стоял перед глазами. Ее громкие всхлипывания эхом отдавались в безмолвной тишине двора.

Едва касаясь ногами гладких ступенек, девушка поднялась в церковь. Священника не было. Но свечи еще горели. Их мерцающий свет, перемешиваясь с дымкой ладана, подсвечивал статуи Пресвятой Девы Марии и Христа, придавая им мистический вид. Во взгляде Христа, устремленном к небесам, читалась мольба.

Оцепеневшая от отчаяния, Кэтрин опустилась на колени. Она не могла поверить, что еще один человек, который тронул ее сердце так же сильно, как Джордж, покинул ее. Как Бог мог позволить такое зло? Сначала чума с нищетой и голодом, теперь — чудовищная несправедливость к ее жениху. Его лишь чудом не убили за те деяния, которых он не совершал! И тогда отчаяние уступило место гневу.

— За что? — закричала она, обращая к Христу искаженное горем лицо. Когда ответ показался ей очевидным, она залилась слезами. Неужели за то, что она забыла о своих клятвах и слишком долго не молилась за Джорджа?

Она стояла у алтаря и молилась. Но постепенно образ Джорджа вытеснил другой, страшный и жестокий. Это был образ Марлоу, человека, который разрушил ее будущее. Все, к чему он прикасался, превращалось в гнилую тряпку и расползалось на части, оставляя в сердце незаживающие раны. Кэтрин вспомнила его поцелуй и вытерла губы, словно это произошло мгновение назад. В ее груди зарождалось чувство, которому не было названия. Оно было страшнее ненависти.

— Ты не убьешь его, Марлоу, — медленно сказала Кэтрин. Глаза ее заволокло пеленой, словно она находилась в трансе. — Я не позволю тебе поднять на Стефана руку… Клянусь Богом! И эту клятву я выполню! Или умру.

Как долго она страдала, глядя на смерть, которая окружала ее во время чумы. Но ничего не могла сделать. А одного человека, жестокого и коварного, она остановит!

— Ты не умрешь, Стефан! — шептала она. — Я сделаю так, что твое имя не будет запятнано позором.

Но как спасти Стефана, она еще не знала. Даже его семья не сомневалась, что он убийца, и никого не интересовало, что думала об этом Кэтрин.

Сознавая свою слабость, она в отчаянии закрыла лицо руками.

— Помоги мне, Джордж! — молилась девушка. И слабый луч надежды сверкнул в глубине ее души.

Она вытерла заплаканные щеки и самым неподобающим образом вытерла рукавом хлюпающий нос. Повернувшись на каблуках, Кэтрин Гилберт расправила плечи и вышла из церкви с таким видом, словно собралась на войну.