Лекарство от скуки

ГЛАВА 9. ТАТАРИН

– Кто звонил? – поёрзала, усаживаясь сверху, Анжелка, а я, выставляя подушку у изголовья кровати, устроился удобнее.

– Измайлова, – недовольно отозвался, отбросив телефон на середину кровати. Анжелка с наигранной весёлостью вздохнула.

– Так, это ты Измайловой грозился выслать фотку своего члена и забросал херами?

– А почему нет? Для любви у меня ведь ты есть, а с ней тогда что делать, а? Только херами и обкладывать.

Я провёл ладонями по гладким бёдрам, а Анжелка взбрыкнула, недовольно поджала губы и стрельнула глазами в сторону мирно лежащего телефона. Так и не дождавшись более внятных пояснений, она соскочила, схватила аппарат и, чтобы увидеть имя звонившего, принялась жать на дисплей. Совсем скоро раздражённо отбросила телефон от себя.

– Разблокируй! – выдала Анжелка что-то в обиженно-приказном тоне. Я лишь понятно для обоих хмыкнул и убрал телефон на прикроватную тумбу.

– Ты очень много говоришь, – задумчиво произнёс. И в этот момент думал, уж точно, не об Анжелке, а она вдруг испугалась, принялась ластиться и, рассчитывая на ответную нежность, ткнулась щекой в ладонь.

– Далась она тебе… – никак не желала успокоиться Анжелка, но теперь говорила тихо и поглядывала виновато.

А пока я не успел ответить что-нибудь обидное, погладила ладошкой между ног и приподняла резинку трусов, давая ноющему от желания члену такой необходимый после своих необдуманных действий простор. Практически сразу Анжелка обхватила губами головку и тут же отпустила.

– Смотрит на тебя, как голодная самка… – пожаловалась она.

– Ты используешь свой рот не по назначению, – недовольно рыкнул я, надавливая на затылок, а Анжелка увернулась и уставилась на меня.

– Олег? – позвала тихо, и я не выдержал, скрипнул зубами.

– Зачем, вообще, её задеваешь? – Я устроился на постели сидя и поправил резинку трусов. Анжелка поджала под себя колени и поглядывала исподлобья.

– Да больно надо! Я, вообще, стараюсь не пересекаться с ней. Бесит!

– А вчера что было? Или мне показалось?

Она моргнула раз, другой и непонимающе покачала головой.

– Ты о том, что назвала тебя её любимчиком? – проговорила Анжелка и разозлилась за этот упрёк. – Вот уж точно Америку не открыла! Все знают, что ты у неё на особом положении.

– Все знают, а вякнула ты зачем?

– Чтобы ей стало стыдно! Крутится вокруг тебя и… – задохнувшись потоком воздуха, уловив мой недобрый взгляд, Анжелка притихла. – Что у тебя с ней? – проронила она и замерла, а я, не веря тому, что слышу, разулыбался.

– Что?

– Я думала… – начала она, но когда я подался вперёд, чтобы быть ближе, попятилась.

– А думать, детка, вредно. От этого волосы выпадают.

Анжелка сползла с кровати и бросила быстрый взгляд на настенные часы.

– Опаздываем, – осторожно напомнила она и, прикрываясь, притянула к груди платье, что висело рядом, на стуле.

Я тоже посмотрел на часы, но, в отличие от Анжелки, спешить и не думал. Рухнул обратно в постель и потянулся с тяжёлым рыком.

– Я ко второй, – отмахнулся, а она замерла, уставившись на меня.

– Олег, подвези меня, я же опоздаю.

– А ты Захарову отсоси, он же у нас староста – прикроет.

– Олег…

– Анжел, исчезни! – рыкнул я, а она вытаращила глаза и только беспомощно открывала рот. – Достала! – вызверился, но всё же потянулся через кровать, вытащил из кармана брюк портмоне и подкинул на край постели. – Возьми на такси и выметайся! – Я упал лицом в подушки, а она так и висела над душой. – Что ещё?

– И что собираешься делать? – неловко переминалась Энжи с ноги на ногу. Я пакостно усмехнулся.

– Дрочить буду. Догадываешься, на кого?

Сорока вспыхнула ярым румянцем, но вовремя придержала язык.

– Ты не загулялся, нет?! А если Жорка тебя отметит?

– Что-то я не заметил, чтобы у него выросла пара лишних рук, – буркнул я и закрыл глаза, хотя бы так добиваясь уединения.

Знал ведь, что тащить Сороку к себе – дурная затея, что у неё в общаге будет быстрее и проще, но нет же! Я поднял голову, а она всё смотрит. Сплюнул с досады, сорвался с места, распахнул окно и вытянул из пачки сигарету, что лежала здесь же, на подоконнике. Жадно затянулся.

– Олег, мы уже полгода вместе и…

– Что? Правда? – я недоверчиво хмыкнул. – И что? Уже пора дарить плюшевого медведя?

– Я люблю тебя…

– Поздравляю! – кивнул я с готовностью.

– И осенний бал в эту пятницу. Ты меня так и не пригласил…

– Нет? Ну, значит, приглашу Измайлову. Потому что ещё пять минут, и отсасывать Захарову тебе придётся долго и упорно. – Я паршиво ухмыльнулся, а Анжелка в запале выскочила из комнаты в коридор, а вскоре хлопнула и входной дверью. Так быстро, будто пальто и сапоги вынесла в руках!

Настроение сразу улучшилось, дышать будто стало легче. Я затянулся последний раз и выбросил окурок через окно. С Анжелкой пора завязывать… Ни радости от её трёпа, ни удовольствия в постели. То ли дело Измайлова! Что уж тут скрывать, клина я поймал хорошего. Как увидел – запал. С нуля.

И возникло это странное чувство в момент первой встречи… будто у трёхлетнего мальчишки, который увидел в магазине игрушек огромный вертолёт или ракету. Такую, что предкам наверняка не по карману, но об этом как-то не думается. И полюбил её этой необъяснимой, маниакальной любовью, когда даже не требуется никакого ответа, ведь это просто игрушка! И показать это тоже хотелось сразу, впрочем, Измайлова поняла всё без слов.

Она выцепила это желание из воздуха, поймала на нём. «Расстояние вытянутой руки» – заявила она тогда, уже наверняка догадываясь, что преград для меня не существует в принципе. «Ты нарушаешь границы моего личного пространства» – раздражённо выдохнула, не понимая того, что теперь я и есть её пространство. Личное.

Детство, проведённое на улице, многому научило. Что за своё нужно бороться – было первым и основным уроком, и я его усвоил. Сдаваться Измайлова не хотела, а подминать её под себя, как любил делать я, не выходило. Блатная! Леночка из секретариата так и сказала, выразительно округлив глаза. Зная нашего ректора, можно только представить уровень этого блата! Нагибать себя он позволял нечасто, а то, что Измайловой не рад, Леночка доложила с тем же захватывающим душу восторгом.

Свою цену Наталья Викторовна знала хорошо и даже не пыталась скрывать этого факта, но были в ней эти первобытные инстинкты: желание покориться сильнейшему. Они были и давали о себе знать в самый неподходящий момент. И азарт был. Такой… гнилой азарт, который тянет человека в пропасть. И ты понимаешь всё, пытаешься просчитывать варианты, но неминуемо толкаешь голову в петлю, практически собственноручно её затягивая.

Этот азарт обычно либо врождённый, либо появляется после крутой мясорубки, когда человек уже многое повидал и считает, что хуже быть не может в принципе. И тогда, когда мясорубка отпустила… как мазохист, ты начинаешь скучать по этим ощущениям и тянешься, тянешься испытать всё снова. Осознанно. Потому что уже болен.

У Измайловой, с вероятностью в сто процентов, где-то недалеко в жизни прокрутился вариант номер два. И она хотела вернуться. Чтобы доказать самой себе, что не страшно. Оттого и мутила воду. Это… то, что завязалось у нас с ней… не было просто связью студента с преподавателем. Это была большая игра, в которой она хотела стать победителем. Я не был джентльменом, и уступать не собирался, хотя сама мысль оказаться перед Измайловой на коленях уже не пугала. Перед ней – нет, но такого варианта, увы, я не рассматривал.

Обилие связей, их доступность сделали своё дело, и, несмотря на довольно юный возраст, испытать и испробовать я успел достаточно. Достаточно для того, чтобы банальный трах не стоял в таких случаях на первом месте. Бесспорно, желание было. Без вариантов, желание сильное. Но увидеть её с покорно склонённой головой хотелось куда больше, чем просто раздвинуть ноги. Пожалуй, именно это и сдерживало от необдуманных поступков, когда Измайлова откровенно провоцировала. Вариант решить вопрос по-мужски мог прокатить уже в первый вечер знакомства. Мы оба это понимали и чувствовали.

Переломным моментом стало её заявление о «любимом мужчине». В принципе та мысль, что кто-то её жарит, посещала голову, но то, с какой подачей Измайлова преподнесла данную идею, не нравилось в корне. Хотя, пожалуй, мысли мыслями, особо они меня не напрягали, но вот как реальный факт – это событие на вкус показалось горьким.

Про Громова я узнал всё и быстро. Парой он ей не был – к бабке не ходи, но что-то всё же настораживало. Измайлова на него реагировала. Реагировала нехорошо. Как будто он не случайный знакомый, а бронебойный патрон. Проблема росла и крепла – это чувствовалось по общему напряжению. Вмешаться хотелось очень, но расстраивать любимого преподавателя в планы не входило. Даже сейчас так отчётливо представлялись эти её возмущённые возгласы вроде: «кто тебе дал право, и бла-бла-бла».

Я не сдержался – рассмеялся в голос. Девочку нужно было разгрузить – это как белый день понятно, вопрос в том, захочет ли она? Ведь из принципа может упереться рогами! Очень кстати в голове всплыло упоминание Сороки об осеннем бале, и решение было принято незамедлительно.

***

Измайлова без особого интереса подпирала стену и во время праздничного концерта, и пока шла торжественная речь. Не интересовали её ни конкурсы, ни разыгрываемые в них призы. Она отбывала повинность, ведь была дежурным преподавателем. Я лично просил Леночку вписать её имя в протокол, и малышка не отказала. Она никогда не отказывала.

Не сдвинулась Измайлова с места, и когда народ вяло поплёлся танцевать – градус ещё не тот. Мягкий вечерний свет скоро сменился на яркий, со светомузыкой. Мелодии из плавных, разогревающих, переросли в ритмичные, современные, а вскоре и вовсе превратились в оглушающие биты, что так отлично бьют по мозгам, дополняя эффект от выкуренной травки или ста граммов беленькой, смешанной с газировкой. Не в каждом баре смешают напитки так, как ловко это делал наш Смайл с третьего курса. Прямо в туалете разливал, не боясь быть пойманным за руку.

Измайлова, уже не таясь, кривилась, явно пытаясь справиться с головной болью, когда я двинулся ей навстречу. Завидев меня, улыбнулась. Она всегда улыбалась. Хотелось верить, что искренне.

– Привет, Татарин! – Она поздоровалась первой, я же в ответ лишь кивнул. Крайне невежливо с моей стороны, но Измайлова и внимания не обратила. – Ты что задумал? – спалила она меня с ходу, и пришлось пожать плечами.

– А идёмте танцевать, Наталья Викторовна? – Я обвёл губы языком. Она подумала – чтобы подразнить, в реале же это был азарт. Азарт и предвкушение.

Измайлова с плохо скрываемым сожалением покачала головой.

– Извини, не сегодня.

Она крайне вежливо улыбнулась. Предельно вежливо. Аж до зубного скрежета, так вежливо. Я снова пожал плечами. Получилось как-то агрессивно. Измайлова сразу изменилась в лице.

– Да ладно! Вы же знаете, что дело не в танце, – подался я вперёд, ограничивая её в пространстве.

Измайлова этого не любила в особенности и оттого напряглась. Она выровняла плечи, выпрямила спину, потянула подбородок вверх, желая перемахнуть в росте, да куда там! На полголовы ниже была, пусть даже вместе со своими каблучищами.

– Просто хочу быть к вам ближе, – стиснул я зубы, осознавая, что она не собирается меня остановить.

Осознал, и наглость толкнула вперёд. Настолько, что ещё немного и Измайлова будет учиться ходить сквозь стены, но прикоснуться, останавливая меня ладонями, она не пожелала.

– Татарин, я сегодня не в настроении шутки с тобой шутить. Давай объявим временное перемирие, и ты будешь цеплять кого другого, – дипломатично предложила она, а я склонил голову набок, понимая, что бесит это её показное безразличие.

Вскинул руку и костяшками пальцев провёл по её щеке, а она стоит, молчит. Злится, но молчит! Не отворачивается даже, давая понять, что сильнее.

– Просто танец, Наталья Викторовна. Ну же, вливайтесь! – Я отступил, понимая, что если продолжу давить, она закроется.

Что-то там у Измайловой с играми сегодня не заладилось, потому как она сразу же поспешила уйти. Влево метнулась, вправо, а я, как тень, за ней следом. То расслабляюще отступлю, то угрожающе надвинусь. Усмехнулся: со стороны как раз на танец и похоже. Остаётся только добавить немного плавности в движения, и будет совсем замечательно! Она тоже улыбнулась. Нехотя, вымученно. Устала, вот-вот сорвётся.

– Перестань паясничать, Татарин, – осторожно проговорила Измайлова, приблизившись, но ответа ждать не стала: посмотрела в глаза и недовольно цокнула. – Я не умею танцевать, Татарин! – зло прошептала она, схватив меня за плечи, ведь я уже двигался, приглашая её повторять.

– Врёте! – проговорил вызывающе, но беззвучно. Одними губами. Измайлова на это лишь фыркнула. Не стала ни отрицать, ни соглашаться.

Она позволила придержать себя за талию и повернула голову в сторону, когда склонился, будто желая что-то добавить к сказанному. На самом деле, я хотел поцеловать, но она уловила это желание и подставила шею. А я не хочу, чтобы отворачивалась! Замер в миллиметре от кожи, не прикоснулся. Если только дыханием. Замер и почувствовал, как по её телу волной прокатилась дрожь, но пенять не стал. Растопырил пальцы, чтобы одним захватом удерживать полспины, и с наслаждением выдохнул, как только почувствовал, что Измайлова перестала зажиматься и сама подалась ко мне навстречу. Расслабилась вся, сомлела. Ей так хотелось в данный момент. И бдительность потерять и, возможно, голову. Но всего на мгновение.