ГЛАВА 5

– Ваш рабочий кабинет, – девица из секретариата распахнула передо мной дверь. – Команда в сборе и ждёт указаний, – задорно подмигнула она, подбадривая. – Ребятки, а вот и Наталья Викторовна. Босс грозил кулаком, предупреждая, что обижать нельзя. Поговаривают, что здесь пахнет личными связями, – со значением добавила она, ничуть не стесняясь моего присутствия, и я улыбнулась отделу из пяти человек.

Три мальчика, две девочки. Все молодые, все поглядывали на меня с затаённым интересом, ожидая слов, что помогут определиться, какая грань зла на этот раз будет дёргать их за ниточки. Короткую вступительную речь они выслушали молча и без особого восторга. Что уж тут скрывать, в команде я работать не привыкла… Но в целом настрой был позитивным и со своими авторитарными замашками я удачно справилась.

Громов встречи со мной не искал, что, в принципе, и понятно, а вот я увидеть его была совсем не прочь. Пожалуй, оттого и блуждала по офису с фальшивым интересом на лице. Принять дела я не торопилась. Вскользь осмотрев фронт работ, пришла к мысли, что справлюсь часа за два, три – максимум. В конце концов, штат в полном составе и отсутствие начальника отдела ещё несколько часов никого не смутит. Так и бродила по коридорам, заглядывая во все кабинеты, попадающиеся на пути, перебрасываясь парой слов с нынешними коллегами. Расточать улыбки и скромно опускать глаза, заслышав комплименты, было не в тягость, потому возвращаться в свой унылый уголок я не спешила.

Жену Громова я встретила совершенно неожиданно и на мгновение потерялась. Сказочно красивая, она неторопливо шествовала по коридору с осанкой королевы. Уже войдя в роль беременной самки, красотка раскачивала пока ещё сухонькими бёдрами, придерживала тонкой ладонью несуществующий живот – жест защиты будущей матери. Она защищала своё потомство, а мне отчего-то стало смешно.

Девочка напомнила мне овцу. Существо, в принципе, милое, но безмерно глупое! И я понимала чувства Громова, когда он выбрал в супруги нечто подобное. Ведь бывалому кобелю не престало путаться с сучками вроде меня. С теми, кто видит его насквозь, с теми, кто на раз улавливает любую фальшь, кто не прощает ошибок и не позволяет уйти живым после их совершения.

Всё правильно. Они выбирают амёбоподобных существ, что смотрят им в рот, верят откровенной лжи и прощают даже самые страшные обиды. Когда всё закончится, она его тоже простит. Разумеется, простит, ведь у них будет ребёнок, и нужно постараться хотя бы ради него… Да! Именно так будет звучать его признательная речь, именно так прозвучат и её слова, когда овечка всё же снизойдёт до прощения, ведь она великодушная, практически святая.

Я слукавила, сказав, что Громов изменился. Возмужал, бесспорно, приобрёл положенный статусу лоск, но так и остался плохим парнем с шальным блеском в глазах. Слишком долго он жил в этих условиях, чтобы растерять привычки, навыки вот так вдруг. Это привлекало в нём таких милых домашних девочек, и оставалось только выбрать.

Пройдя мимо, я намеренно задела овечку плечом и едва сдержалась от смеха, когда та попросила прощения. Я была вынуждена признаться: даже меня подкупала эта милота, потому я, принимая извинения, дружественно кивнула в её сторону. А как только супруга-красавица покинула кабинет генерального, вошла туда же без стука.

– Заблудилась? – поднял Громов на меня взгляд, я же довольно улыбнулась тому, что даже своим появлением умудрилась его раздразнить.

– Почему же… Соскучилась! – уселась я на стол с его стороны.

Громов посмотрел на меня исподлобья, отложил свои документы в сторону и мученически выдохнул.

– Наташ, мы, кажется, договорились, – напомнил мне Громов о разговоре, что состоялся аккурат после собеседования.

Я согласно кивнула и, бесстыдно раскрываясь перед ним, устроилась на столе лёжа, демонстрируя грудь, узкую талию, да и, впрочем, всё, что так нравится мужчинам. А мужчинам нравится откровение. Мужчинам нравится вызов.

– Договорились, – задумавшись, кивнула я, а после обезоруживающе улыбнулась. – А теперь я передумала!

Он устало растёр глаза, запрокинул голову и выдохнул в потолок.

– Наташ, чего тебе не хватает? – зло процедил Громов сквозь зубы. Он открыл глаза и уставился на меня с явным недовольством. – Секса? Денег? Приключений?

– Я люблю тебя, Громов, и в жизни мне не хватает исключительно тебя.

– Это плохая шутка.

– А я не шучу! – нагло заявила я, а он поморщился, чувствуя давление.

– Наташа, я люблю свою жену. Этот разговор не имеет смысла, и если работа – это действительно всё, что ты хотела, оставайся. Если же нет…

В азарте я, всё так же лёжа на столе, перевернулась на живот, выставляя кверху соблазнительную попу.

– Громов, я тебя умоляю! Даже придя к тебе пять лет назад, несмышлёной девчонкой, я хотела не только работы, а уж сейчас… как это говорится? Умудрённая жизнью женщина? Так, кажется? Так вот, тем более сейчас, я точно знаю, чего хочу.

– Ты действительно изменилась, – будто с сожалением кивнул он. – Хотя, быть может, просто нашла себя.

– Громов, зачем тебе всё это? Жена эта бестолковая, бесхребетная… работа нудная… тебе ведь скучно! Я вижу это, знаю! – заговорщицки прошептала я и откровенно провела ладонью по гладкому галстуку, чуть придерживая его, потягивая на себя.

Громов прочистил горло, выдернул галстук из моих цепких пальцев, и всё же возразил.

– Мне спокойно, – проговорил он, отрицая очевидное. Подобрался на месте, сел ровнее.

– Не сомневаюсь, но… – я презрительно хмыкнула. – Разве такого результата ты ждал, когда затевал эту большую игру?

– Никаких больше игр, Измайлова. Всё предельно серьёзно. Или ты у меня работаешь и забываешь обо всех своих намёках, или…

– Или ты отправишь меня туда же, куда и мой красный диплом пять лет назад? – усмехнулась я. – Так, поверь на слово, опыт сексуальной жизни я получала неотрывно от трудового. А потому схожу, вернусь, и расскажу, как чудно мне там было! – откровенно рассмеялась я, а Громов шутку не оценил, на что я придирчиво скривила губы. – Правда, вижу, обстоятельства изменились, и опытные девочки вам, Михаил Андреевич, разонравились, – я выразительно округлила глаза, а он мученически скривился.

– Чёрт, перестань! Я никуда тебя не отправлял! – Громов раздражённо хлопнул ладонью по столу. – Ни тогда, ни сейчас! – прикрикнул, а я, будто поддаваясь панике, часто-часто заморгала.

Паника, страх, желание сбежать, спрятаться – вот и весь мой полученный опыт, весь багаж знаний.

– Миш, не прогоняй меня… – тихо проронила я и опустила взгляд. – Прости, сама не понимаю, что делаю…

Я неловко поднялась со стола, обошла Громова стороной, склонилась, приобнимая, прижалась щекой к его спине, рисуя в воображении иллюзию защищённости.

– Злюсь на тебя. Просто злюсь! – я бессильно сжала кулаки, ими тоже подпирая могучую спину. – За то, что всё у тебя хорошо, всё у тебя есть. А у меня только грёбаная карьера! Я так хотела доказать тебе, что лучшая, что мне можно доверять… Так торопилась успеть, если и не всё, то очень и очень много… Мне до последнего казалось, что все твои слова – лишь нежелание навредить. Будто ты мне не пара и оттого держишься на расстоянии. Допускаю, что так и было, а теперь ты встретил её и… И я просто потерялась…

Я торопливо изъяснялась, боясь упустить мысль.

– Знаешь, тот самый момент, когда долго и упорно шёл к какой-то цели, а, остановившись на передышку в шаге от неё, с недоумением смотришь, что вершины уже достиг кто-то другой. Что была и другая дорога.

– Наташа…

– Знай, что я здесь только потому, что не мне хватает сил уйти с гордо поднятой головой. Ни цели пока нет, ни смысла. Только сожаление. Я не буду тебе мешать, не приближусь к твоей жене, обещаю, только не прогоняй сейчас, иначе я сойду с ума! – спешила я высказаться, боясь, что Громову надоест слушать.

– Я не прогоняю, – выкручиваясь, проговорил он, а я грустно улыбнулась: нет в этих словах, в его тоне ничего, кроме жалости.

Оттолкнулась от его спины, выпрямляясь, посмотрела сверху вниз на напряжённую шею, плечи, разгладила смятую ткань пиджака.

– Спасибо, – проронила. – Я уйду из твоей жизни, я исчезну, обещаю. Только не сейчас, Миш…

Он нервно передёрнул плечами и повысил голос.

– Я же сказал, что ты можешь остаться.

– Я тебя раздражаю?

– Нет, просто я, действительно, чувствую, что должен тебе как минимум половину жизни. Страшно виноват, но… в тот момент, понимаешь… Я хотел, как лучше. Какое-то время даже думал, что вернусь за тобой, заберу, спрячу, а потом опомнился, осознал, что поздно, что глупо. Ребята сказали… ты уехала из города, что не появляешься даже погостить… А когда ты пришла… что хочешь думай, но растерялся!

Громов пытался это объяснить, не сделав и попытки посмотреть в мои глаза.

– Испугался того, что всё начнётся снова, что ты поверишь мне, а я не смогу защитить. Стабильности тогда не было, не было уверенности в завтрашнем дне, и что я мог сказать? Давай, Измайлова, забирайся в эту лодку с проржавевшим дном?! Так ты считаешь? Знай, что я всегда желал тебе лучшего.

– Я поняла, довольно… Последний вопрос, если позволишь… – прошептала я в просительном тоне, а Громов дал слабину и, несмотря на явное желание отказать, обернулся. – Почему тогда, в детстве, у нас ничего не было? Ты ведь мог, ты ведь…

– Я не хотел портить тебе жизнь. Не думал, что всё так повернётся, – ответил он так скоро, будто давно ждал этого вопроса.

– А вот я хотела, чтобы ты был у меня первым. Особенно потом часто об этом думала.

– Зачем? – Громов нервно дёрнул плечом, а я, получая извращённое удовольствие от паники, отобразившейся в его глазах, обвела губы языком.

– Не знаю, наверно, чтобы на одно разочарование в моей жизни стало больше, – я однобоко улыбнулась самой себе, своей искалеченной душе, подорванной психике.

– Наташа… – начал он, явно пытаясь что-то доказать, но под давлением моего презрительного взгляда тут же смолк.

– Ну, вот и я о том же… – усмехнулась я, не одобряя свой выпад, выбранную позицию, ведь я хотела, чтобы всё было иначе… – Пойду, – отступила к двери, неуверенно попятившись. – Много работы, – виновато развела руками, вроде как ещё много чего хотела сказать, но, увы!

Я направилась к двери, а, схватившись за её ручку, всё равно обернулась, окончательно признавая, что стремительно теряю позиции в собственных глазах. Общаться с Громовым оказалось сложнее, чем думалось изначально. Или, может, скоропостижно приближается очередной моральный упадок. «Как не вовремя-то…» – со страдальческим тоном пронеслось в голове.

– Ты ведь понял, что я солгала о работе, – я мысленно поддакнула своим же словам и поджала губы, понимая, что моему скорому возвращению Громов не обрадовался вовсе. Сейчас он смотрел на меня исподлобья и, практически уверена, осыпал всевозможными проклятьями, желая провалиться как минимум сквозь землю.

Я припала спиной к двери и стёрла с лица проступивший от напряжения пот. Странно… ведь казалось, что мне так легко…

– Я всё ещё на тебя злюсь и оттого бегу, – призналась под аккомпанементы его гробового молчания. – Наверно, у меня трудный день. – Проговорила, успокаиваясь, уравновешивая дыхание. – Ты был неправ. Не хочу я ничего разрушать, – произнесла, глядя Громову прямо в глаза. – Хотела быть рядом, а сейчас понимаю, что всё это мне не под силу.

– Тогда, может, есть смысл остановиться? – скривил он губы, но понял, что дружеской улыбки не вышло, и перехватил воздуха, желая стереть эту попытку из моей памяти.

Вот только Громов не Татарин, у него такой фокус не выходит. А ещё я вынуждена была отметить, что на душе потеплело от мыслей о другом. Понимая, что мне больше нечего сказать, а Громов ничего толкового не скажет точно, я всё же покинула кабинет. После минула просторный коридор, отпирая двери пожарного выхода, спустилась на лестничный пролёт вниз, по дороге стрельнув сигарету у весёлого парня с красными волосами. Прикурила, переждала ставший привычным рвотный позыв, смахнула с лица слезу, которых, как казалось когда-то, не осталось вовсе. Так жалко себя стало… И тут же так отвратно от этого чувства жалости к себе, что я не сдержалась, набрала номер своего старосты.

– Привет, Татарин, есть минутка? – презрительно хмыкнула я. Презирала себя за то, что цепляюсь к нему. За то, что меня к нему тянет с невероятной силой.

– Э-эм… привет? – Глухо прозвучал его голос, и я рассмеялась сквозь слёзы, которые потекли, послав к чертям и зачатки моего самообладания.

– Татарин, ты там спишь, что ли?

– Не сплю. Я на лекции, – отозвался он более уверенно, но, по шороху и возмущённому ворчанию препода в стороне я поняла, что аудиторию мой студент стремительно покидает.

– А ты не в курсе, Татарин, что на лекциях телефон нужно отключать?

– На вашей так и сделаю. А-а…

– Татарин, а скажи мне что-нибудь такое, чтобы крышу сорвало напрочь, а?! – я глухо рассмеялась, придерживая сигарету зубами. – Чтобы жить захотелось с невероятной силой, чтобы…

– Вы там плачете, что ли, Наталья Викторовна? – осторожно предположил парень, а я и опомниться не успела, чтобы ответить, как распознала в его голосе решительность и жёсткость. – Где вы? Я сейчас приеду.

Он скомандовал дать ответ, а я попыталась глотнуть воздух и поняла, что задыхаюсь. От эйфории и удовольствия.

– Татарин, где тебя этому научили? – рассмеялась в голос. – Где учат быть мужиком, а? Так, чтобы одной фразой, да сразу ставить на место истеричек вроде меня? – пояснила я торопливую речь и неприкрытый восторг. – Настоящий мужик, Татарин. Лучший из тех, кого я видела, веришь?

– А видели вы немало, – догадался он по интонации, но едва ли в голосе скользнуло осуждение. Скорее… такое непривычное участие…

– Что уж тут скрывать, хотелось бы иметь куда более скромный опыт, – заметила я, кусая губы.

Я затушила сигарету о предусмотрительно выставленную на подоконник консервную банку, прикрыла глаза, пытаясь без остатка пропустить сквозь себя нахлынувшую усталость. Пропустить не получилось, да и к усталости грузом негатива приклеились воспоминания, впечатления, былые осуждающие взгляды.

– Татарин, а у тебя был секс на пляже? – задала я вопрос и хотела непременно услышать ответ. Он молчал всего мгновение, а потом, будто что-то понимая, хмыкнул.

– Да. А у вас?

– И у меня был, – усмехнулась я, не справляясь с дрожью возбуждения. И эта странная игра… она увлекала с головой, накрывала хлеще любого наркотика. – Тебе понравилось? – поторопилась я подвести парня к нужной теме, а Татарин, казалось, пытался уловить и малейшие оттенки настроения, интонации, так затаился.

– Местечко на любителя. А почему вы спрашиваете?

– Да так… Казалось бы… Песок, устоявшийся запах сырости, остатки водорослей после недавней зачистки – никакой романтики! А ведь это был лучший секс в моей жизни.

– М-м… – невнятно потянул он, будто что-то не понимая в этом пылком бреду.

Парень молчал непозволительно долго, и я вдруг опомнилась, снова закусила губу, но на этот раз игриво. Водила языком по кончикам зубов, понимая, что давно потерялась в ощущениях, давно утратила контроль и малейшее напоминание о нём.

– Татарин, а ты зачем со мной об этом разговариваешь? – уличила, обвиняя, а он не поддался.

– А вы зачем звоните? – уколол он своим вопросом, на что я не сдержалась, скривилась с отвращением к самой себе и, не одобряя подобные поступки, отрицательно качнула головой.

– Да потому что с*ка! – разозлилась я за то, что вынудил это сказать, что заставил. – Потому что мне нравится твоё желание. Нравится видеть его, чувствовать… Как сейчас! – вызверилась я и выдохнула, понимая, что запал прошёл, как и не было. – Потому что знаю, что буду дразнить тебя до бесконечности, а в итоге всё равно не обломится! Ты ведь не против, если я буду иногда тебя дразнить? – Я скрипнула зубами на собственную слабость, а Татарин улыбнулся. Точно это знала.

– Не против, – тихо проговорил он, а меня аж на месте подбросило от этого его голоса, пробирающего до нутра.

– А почему? Потому что уверен, что будет наоборот? – я безвольно сжала кулаки и готова была рухнуть навзничь, расслышав его ответ.

– Да.

– Татарин, ты бы хоть для приличия мне соврал! – возмутилась я, а он рассмеялся. Беззаботно и до неприличия заразительно.

– Зачем? – отсмеявшись, совершенно искренне удивился он. – Достаточно того, что вы сами себя обманываете.

– Понятно… – выдохнула я, только сейчас готовая признать, что всё это было глупо. Звонок этот, разговор… – Татарин, а пошли меня на х*р!

Он снова рассмеялся, разливая тепло в душе. Тепло и надежду.

– Не могу, – проговорил с улыбкой. – Всё же вы мой преподаватель.

– Да? Ну… я ведь не как преподаватель тебе сейчас звоню, так что можно.

– Наталья Викторовна, а давайте я всё же сверну шею этому любимому мужчине, и жить сразу станет легче.

– Татарин… – потянула я, осуждая эту инициативу, а он жёстко хмыкнул.

– А что?! Ну, поплачете вы денёк, другой, а потом станет легче, забудется. А так…

– Что ты такое говоришь, Татарин. На то он и любимый, чтобы всё прощать! – рассмеялась я, поучая парня, а он не согласился.

– К чёрту такую любовь! – воскликнул, но быстро справился с эмоциями. – Хотя шансов у парня нет, это я уже точно понял… – добавил Татарин осторожно, будто прощупывая почву. – И что же, жену его тоже по борту? – заявил, а я поперхнулась воздухом.

– Откуда ты..?

– А почему нет? – не позволил мальчишка озвучить мне свой вопрос – и без того его знал. – У меня было имя и номер его телефона. Этого более чем достаточно.

– Какой номер? Ты в телефон на мгновение заглянул!

– Всё это отговорки для неудачников, – проскрипел Татарин зубами, и я насторожилась.

– Татарин, может, мне с тобой действительно переспать и ты успокоишься? – я неуверенно рассмеялась, а он поддержал эту мою идею, вот только смеялся угрожающе и зло.

– Вперёд! Девочки так любят фантазировать… Да, Наталья Викторовна? – огрызнулся наглец, при этом ясно давая понять, что шансов выбраться у меня немного.

Я торопливо сглотнула, поджала ягодицы, чувствуя, как со спины подступает реальный такой пи**ец, вынужденно улыбнулась.

– Спасибо, Татарин. Ты настоящий мужик! И пяти минут не прошло, как привёл меня в чувства.

– Обращайтесь! – легко отозвался он, вот только от души не отлегло. Зверь затаился. Зверь ждал первой крови. И я готова была вскрыть себе вены, удовлетворяя его инстинкты.

– Ага, да, хорошо, – проговорила, поддерживая свою теорию. – А можно при встрече я сделаю вид, что этого разговора не было? – намеренно задела, а он рассмеялся.

– Вы даже можете сделать вид, что мы не знакомы! – пророкотал, а у меня всё внутри сжалось, замедляя пульс.

– Татарин, а ведь в жизни ты совершенно другой! – не удержалась я и всё же выдала истину, которую точно знала. – Не такой податливый, не такой отзывчивый.

– Я ещё и морды иногда бью, – согласился он, ничуть не удивившись моему откровению. – Но это вовсе не значит, что вы должны меня опасаться, Наталья Викторовна, – Татарин тут же поставил меня на место, а я, точно волчонок, который не поддаётся приручению, укусила, вонзая свои острые зубки в прежнее место.

– И в сексе ты грубый, да?

Я намотала прядь волос на палец и с усилием потянула, заставляя себя опомниться – глухо!

– Люблю жёстко, – подтвердил он догадки, а я протяжно простонала, не позволяя себе представить его в постели.

– А я не люблю… – похвасталась, радуясь чему-то непонятному. – Тогда о чём нам с тобой говорить, а?

– Уверен, мы найдём оптимальный вариант.

– Татарин, а ты где сейчас? В туалете? И у тебя стоит?

– Наталья Викторовна, а давайте я всё-таки приеду, и мы с вами об этом поговорим, глядя на ситуацию под другим углом? – предложил он чрезмерно настойчиво, но мои тормоза отказали окончательно. И давление его не понравилось, и тон.

– Под каким? Ты на коленях или я?

– Наталья Викторовна, для справки: у вас геолокация включена, тут езды-то минут на пять максимум, – выдал он и будто ведром ледяной воды окатил. Я сдалась.

– Ты что! Я на работе! – выкрикнула, расправляя плечи, подрагивающими пальцами смахнула проступивший на лбу пот. – До завтра, Татарин. И… ты же помнишь…

– Да, да, разумеется: этого разговора не было, – заверил он и отключился первым.

– Ну и дура же я… – Получилось выдохнуть секунд через тридцать после того, как в трубке наступила тишина.

Я посмотрела на дисплей и виновато рассмеялась, не понимая, какой чёрт меня дёрнул набрать Татарина. А, может, дура оттого, что не согласилась на его приезд?..

В любом случае, я была вынуждена признать, что впервые за долгое время мысль о сексе не вызывала у меня отвращения. О мальчишке думать хотелось исключительно хорошо и в каких-то неестественно ярких тонах. Примерно в тех же красках я вспоминала свой первый раз. Не сразу, далеко не на следующее утро, и исключительно наедине с собой. Граммов, эдак, после трёхсот коньяка… Когда жизнь казалась полным дерьмом и смысла в ней не наблюдалось. Вот тогда и выплывала из воспоминаний та самая ночь на пляже. Та дикость, та совершенная случайность.

Еле перебирая по ступеням ногами, я поднялась на нужный этаж. Неторопливым шагом приблизилась к кабинету, совершенно без сил рухнула в рабочее кресло, без мук совести отодвинула от себя какие-то папки с документами, что принесли в моё отсутствие. За это утро я успела полностью выгореть, и требовалась срочная подзарядка. Воспоминания. Может, из детства… отдых с родителями в Геленджике, например… Но пока разум клонился к воспоминаниям правильным, тёплым, мысли уплывали далеко-далеко от места назначения. Ночь, пляж, незнакомый мужчина рядом…

Загрузка...