Леща, Ваша Светлость? (СИ)

Глава 11

Встреча в пекарне Освальда превзошла все мои ожидания. К восьми вечера, когда последние покупатели покинули заведение, просторное помещение заполнилось людьми – не меньше двадцати мелких торговцев пришли обсудить идею кооператива. Булочники, мясники, огородники, молочники, изготовители сыра, виноделы – казалось, все, кого притесняли монополисты вроде Родерика, были здесь.

– Не ожидал такого наплыва, – шепнул мне Марк, когда мы расставляли на столах угощение – маринованного осетра, свежий хлеб от Освальда и сыры, принесённые местными сыроделами. – Кажется, идея задела за живое многих горожан.

Я кивнула, чувствуя волнение и ответственность. Все эти люди пришли в надежде на перемены, на улучшение своей жизни. И почему-то считали, что я могу им в этом помочь.

Марк взял на себя роль ведущего встречи. Он коротко обрисовал суть идеи: объединение мелких производителей и торговцев в кооператив, где каждый вносит, что может – деньгами, товарами или услугами, а взамен получает поддержку всего сообщества и долю в общем предприятии.

– Мы предлагаем сделать первым таким общим делом расширение рыбной лавки Хенли, – объяснил Марк. – Не просто лавки, а настоящего ресторана, где будут подаваться блюда из продуктов всех членов кооператива. Место, куда жители Мареля смогут прийти поесть вкусно и недорого, а знать города – оценить изысканную кухню без необходимости нанимать личного повара.

Я внимательно наблюдала за реакцией собравшихся. Некоторые кивали с интересом, другие выглядели скептически, третьи переговаривались между собой, обсуждая услышанное.

– А что нам это даст? – спросил пожилой мясник Гарет. – Мы вложим деньги, товары, а прибыль когда увидим?

– Это не только о прямой прибыли, – ответила я, решив, что пришло время высказаться. – Это о создании системы, где мы все помогаем друг другу. Представьте: вместо того, чтобы каждый в одиночку боролся с Родериком и олдерменом, мы выступаем единым фронтом. Вместо того чтобы конкурировать друг с другом за скудный рынок, мы расширяем его, создавая новые возможности для всех.

– Красивые слова, госпожа Хенли, – сказал Гарет, но уже менее скептично. – Но конкретнее?

– Конкретно? – я взглянула на него прямо. – Вы поставляете мясо для ресторана по честной цене. Взамен получаете стабильный сбыт и долю от прибыли предприятия. Кроме того, вы можете закупать рыбу у наших рыбаков, минуя Родерика, получая свежайший товар напрямую от производителя.

– А если покупатели перестанут ходить в наши лавки, предпочтя ваш ресторан? – спросила полная женщина, которую я знала как владелицу сырной лавки.

– Они не перестанут, – уверенно ответила я. – Наоборот, попробовав ваши сыры в наших блюдах, многие захотят купить их для дома. Ресторан станет своего рода… витриной для всех ваших товаров.

Обсуждение продолжалось почти два часа. Многие выражали опасения, задавали вопросы, предлагали поправки к первоначальной идее. Но постепенно я видела, как загораются глаза у всё большего числа собравшихся. Идея кооператива находила отклик, особенно когда люди начали понимать, что речь идёт не только о ресторане, но и о целой системе взаимопомощи.

– Если я правильно понимаю, – медленно произнёс Освальд, наш хозяин, – речь идёт о создании своего рода… гильдии внутри города. Только не для богатых торговцев, а для таких, как мы – кто трудится своими руками и хочет честной платы за свой труд.

– Именно так, – подтвердил Марк. – Но без огромных вступительных взносов и бюрократии. Простое человеческое соглашение помогать друг другу.

К концу вечера пятнадцать человек из двадцати согласились участвовать в кооперативе. Каждый обязался внести небольшую сумму – кто флорин, кто два, в зависимости от своих возможностей – и обеспечивать стабильные поставки своих товаров для будущего ресторана.

Мы договорились встретиться через три дня у Крокса для оформления всех бумаг и начать работы по расширению лавки уже в следующую неделю. Ресторан планировали открыть к весеннему фестивалю – грандиозному празднику, который отмечали в Мареле в начале мая.

Когда все разошлись, мы с Марком и Эммой остались помочь Освальду с уборкой.

– Это было… впечатляюще, – сказал Марк, складывая стулья. – Вы умеете убеждать людей, Лесса. Когда вы говорили, даже старый Гарет слушал с открытым ртом, а уж его никто никогда не мог ни в чём убедить.

– Всё дело в том, что я верю в эту идею, – искренне ответила я. – Кооператив – это не просто бизнес, это… изменение правил игры. Шанс для обычных людей получить то, что раньше было доступно только богатым и влиятельным.

Марк внимательно посмотрел на меня:

– Иногда мне кажется, что вы… не отсюда, Лесса. Вы говорите о вещах, о которых большинство из нас даже не задумывалось. И способами, которые… необычны для Мареля.

Я застыла, ощутив холодок по спине. Конечно, он не мог знать правду, но его интуиция была пугающе точной.

– Может быть, я просто много читала, – попыталась отшутиться я. – Или… изменилась после того случая на берегу.

Марк кивнул, хотя в его глазах всё ещё читался вопрос:

– В любом случае благодаря вам у всех нас появилась надежда на лучшую жизнь. И за это я вам бесконечно благодарен.

Его слова наполнили меня теплом, но и тревогой одновременно. Что, если он догадается о моей тайне? Поверит ли? Или решит, что я сошла с ума?

Этот вопрос беспокоил меня всю дорогу домой. Мы шли втроём – я, Марк и Эмма – по тихим ночным улицам Мареля, и я не могла не думать о том, насколько чужой была в этом мире. И в то же время – как быстро он стал мне родным.

– О чём задумались, госпожа? – спросила Эмма, заметив мою рассеянность.

– О прошлом, – честно ответила я. – О том, как быстро всё меняется.

– К лучшему, – заверил Марк. – Определённо к лучшему.

Я улыбнулась ему, чувствуя благодарность за эту слепую веру в меня, которой я, возможно, не вполне заслуживала.

Когда мы дошли до лавки, Марк попрощался, пообещав зайти утром с новым уловом. Мы с Эммой поднялись наверх, в жилые комнаты, уставшие, но полные планов на будущее.

– Нужно разобрать кладовку на втором этаже, – сказала Эмма, ставя чайник на плиту. – Если будем расширяться, понадобится каждый дюйм. А там столько старых вещей хозяина…

– Завтра этим займусь, – кивнула я. – Давно хотела расчистить все эти заваленные углы.

На следующее утро, оставив Эмму и Мирту управляться с утренними покупателями, я поднялась на чердак – просторное помещение под скатной крышей, куда при жизни отца Лессы складывали всё, что не нужно, но жалко выбросить.

Здесь царил лёгкий хаос – сундуки со старой одеждой, рыболовные снасти, поломанная мебель, стопки книг и бумаг. Я решила начать с разбора документов – возможно, среди них найдутся счета или договоры, которые стоит сохранить.

Опустившись на колени перед большим сундуком, я начала перебирать бумаги. Большинство оказались старыми счетами, накладными, перепиской с поставщиками. Ничего особенно интересного, хотя я отложила несколько документов, которые могли бы пригодиться для лучшего понимания бизнеса Харлона.

В самом низу сундука, под слоем пожелтевших бумаг, я обнаружила небольшую книжку в потёртом кожаном переплёте. Открыв её, я с удивлением поняла, что держу в руках дневник. На первой странице аккуратным девичьим почерком было выведено: «Дневник Лессы Хенли, начат 15 апреля года 1097-го по имперскому летоисчислению».

Сердце моё ускорило бег. Дневник настоящей Лессы! Это был уникальный шанс лучше понять девушку, чьё тело я занимала, узнать её мысли, чувства, историю.

Я знала, что, возможно, вторгаюсь в чужую приватность, но не могла устоять. К тому же, разве эта жизнь теперь не была моей? Разве я не имела права знать всё о ней?

Устроившись поудобнее на старом кресле у чердачного окна, я начала читать.

Первые записи были довольно детскими – Лесса начала вести дневник в тринадцать лет. Она писала о школьных занятиях, о подругах, о книгах, которые читала. Много страниц было посвящено отцу – Харлону, которого она явно обожала, несмотря на его строгость и частые отлучки по делам.

По мере продвижения вперёд, записи становились взрослее, глубже. В шестнадцать Лесса влюбилась в молодого рыбака – с удивлением я узнала, что это был Марк, только начинавший тогда свой путь. Но отец посчитал его неподходящей партией и настоял, чтобы дочь прекратила с ним всякое общение.

«Отец говорит, что Марк не сможет обеспечить мне достойную жизнь, – писала Лесса. – Что он всего лишь рыбак, без образования и перспектив. Но разве это важно? Марк добрый, честный и так внимательно слушает, когда я читаю ему стихи…»

Через несколько страниц выяснилось, что Лесса подчинилась воле отца и прекратила встречи с Марком. А ещё через год в её жизни появился Тобиас Вейн – сын влиятельного купца, красивый, образованный, с утончёнными манерами.

«Тобиас такой галантный, – восторженно писала Лесса. – Сегодня он подарил мне томик стихов столичного поэта Лавриана. Сказал, что мой интерес к поэзии восхищает его. Отец очень доволен нашим знакомством, хотя старший Вейн, кажется, не столь воодушевлён».

Отношения с Тобиасом развивались быстро, и вскоре дневник пестрил записями о совместных прогулках, подарках, поцелуях украдкой и мечтах о свадьбе. Лесса была по уши влюблена, и, судя по её записям, Тобиас отвечал ей взаимностью. По крайней мере, на словах.

Но по мере продвижения к более свежим записям, тон дневника менялся. Лесса всё чаще упоминала о странностях в поведении Тобиаса: он мог исчезнуть на несколько дней без объяснений, избегал знакомить её со своими друзьями, уклонялся от разговоров о конкретных сроках помолвки.

«Иногда мне кажется, что Тобиас не совсем искренен со мной, – писала девушка год назад. – Вчера я случайно услышала, как он говорил с отцом. Они не знали, что я в соседней комнате. Отец сказал что-то о том, что 'Вейны не потерпят мезальянса', а Тобиас ответил, что 'уладит всё, когда придёт время'. О чём они говорили? Неужели его отец против нашего брака?»

Дальше – больше. Лесса начала замечать, как меняется поведение Тобиаса по мере ухудшения дел в лавке её отца. Он стал реже приходить, его подарки стали скромнее, а разговоры о будущем всё более уклончивыми.

«Отец серьёзно болен, а дела в лавке идут всё хуже, – писала Лесса за месяц до смерти Харлона. – Сегодня пришлось отказаться от нового платья, которое я хотела заказать к весеннему балу. Когда я сказала об этом Тобиасу, он странно посмотрел на меня и заметил, что, возможно, мне не стоит идти на бал вовсе. 'В твоём положении это было бы неуместно', – сказал он. В каком ещё положении? Неужели для него так важно моё материальное состояние?»

Последние записи были самыми горькими. После смерти отца и окончательного разорения лавки, Тобиас практически исчез из жизни Лессы. Не было ни писем, ни визитов соболезнования. А когда она сама пришла в дом Вейнов, дворецкий сообщил, что «молодой господин уехал по делам в столицу на неопределённый срок».

«Я всё поняла, – писала Лесса дрожащим почерком. – Он просто забавлялся мной, пока я была дочерью успешного торговца. А теперь, когда я никто – нищая сирота с долгами – я больше не интересую ни его, ни его семью. Всё кончено. Моя жизнь разрушена».

Это была последняя запись в дневнике. Сделана она была за три дня до того, как Лесса бросилась со скалы.

Я закрыла дневник, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Боль настоящей Лессы ощущалась так остро, словно была моей собственной. Бедная девочка, доверчивая, романтичная, неготовая к жестокости жизни.

А ещё я испытывала гнев на Тобиаса – холодного, расчётливого эгоиста, разбившего сердце влюблённой девушки. И теперь он пытался вернуться, делая вид, что всегда любил её! Лицемер.

Но была в дневнике и другая, не менее важная информация. Оказывается, Лесса и Марк были знакомы гораздо дольше, чем я думала. И между ними была симпатия, подавленная волей отца. Интересно, помнил ли Марк об этом юношеском увлечении? Или для него это было давно забытой историей?

Продолжая перебирать бумаги, я наткнулась на ещё одну интересную находку – письмо, адресованное Харлону от какого-то Джеремайи Фолсома, датированное прошлым летом. Развернув его, я начала читать:

«Дорогой Харлон, должен сообщить тебе, что мои подозрения подтвердились. Морган действительно сотрудничает с контрабандистами из Южных островов. Товары поступают через порт Дримхейвен, затем перегружаются на малые суда и доставляются в укромную бухту в трёх милях к югу от Мареля. Там их встречают люди Моргана, среди которых, я почти уверен, есть и молодой Вейн.

Я собрал достаточно доказательств, чтобы представить дело королевским таможенникам, но нам нужно действовать осторожно. Морган имеет связи при дворе, и если он узнает о нашем расследовании раньше времени, мы оба можем серьёзно пострадать.

Встретимся, как договаривались, через неделю в таверне «Морской конёк» в Дримхейвене. Никому не говори о нашей переписке, особенно своей дочери. Чем меньше она знает, тем безопаснее для неё.

Твой друг, Джеремайя».

Я перечитала письмо дважды, не веря своим глазам. Олдермен Морган – контрабандист? И Тобиас Вейн каким-то образом замешан в этом? Это объясняло бы многое – почему Харлон так настойчиво предостерегал дочь от связи с Тобиасом, почему между ним и олдерменом возник конфликт, почему дела лавки так резко пошли под откос после ссоры с Морганом.

Но что случилось с этим Джеремайей и его доказательствами? Удалось ли Харлону встретиться с ним перед смертью? И если доказательства существуют, где они сейчас?

Внезапно я осознала, что держу в руках взрывоопасную информацию. Если Морган узнает, что мне известно о его тёмных делах, он не остановится ни перед чем, чтобы заставить меня молчать. А если замешан ещё и Тобиас…

Я аккуратно сложила письмо и спрятала его вместе с дневником Лессы в потайной карман моего платья. Нужно было тщательно всё обдумать, прежде чем решать, что делать с этой информацией.