Лицо ангела

Глава 14

Дело было не только в окровавленном ноже в ее руке. Джордан понятия не имел, с кем он сейчас имеет дело. Она не была воинствующей дамочкой из Сент-Луиской миссии или профессиональным охранником, явившимся к нему домой, и уж определенно не столь невинной в своей осведомленности. У нее была цель, к которой она стремилась, и она жаждала какого-то действия. Возможно, сопротивление дало бы ей предлог осуществить свои угрозы. Где-то глубоко в ее обманчиво спокойных карих глазах притаилась дикость, которая заставляла его думать, что она чего-то страстно желает.

«С кем, черт возьми, я имею дело?» Подросток на видеозаписи был в отчаянии, но это было другое отчаяние, и он не знал, что предпринять. Связанный и беспомощный мужчина, очевидно, усиливал ее власть, и если это ее игра, возможно, она способна на убийство, просто из ощущение власти и контроля, которое оно давало.

Боже, он не хотел, чтобы это оказалось правдой. Даже связанный и с ножом у горла, все равно не хотел. Возможно, у него галлюцинации из-за раны на голове. Голова пульсировала, глаза никак не хотели фокусироваться. Что хуже всего: не прекращающиеся вопли, доносящиеся из джунглей, стали звучать как человеческие, как крик о помощи страдающей души.

— Чем ты меня ударила? — спросил Джордан. — У меня может быть сотрясение мозга или трещина в черепе.

— Может быть, но я подожду.

На его челюсти заходили желваки.

— Чего? Пока я не вырублюсь?

— Пока ты не ответишь на мои вопросы. Ты можешь истечь кровью, и я тебя не перевяжу.

— Я уже истекаю кровью. — Кровь стекала ему на глаза, вот почему он, черт побери, не мог сфокусировать взгляд. Безумие всего происходящего поражало его, хотелось рассмеяться. Она вырубила его, связала, срезала с него одежду и ударила ножом, а он пытается дать ей передышку? Кто здесь чокнутый? Ему бы выбраться из этих веревок, и они посмотрели бы, насколько она крутая.

Выследить ее было нелегко, и если бы не работа Джордана добровольцем во «Врачах без границ», он бы потерялся в Мехико. К счастью, у него был опыт работы в этой стране, и с помощью Митча, он смог устроить себе и транспорт, и жилье.

Митч стащил для него копию фото с ее водительских прав, которую Джордан использовал, чтобы найти водителя такси, который подвез ее до автобуса. Он отправился в Сент-Луис тем же путем, что и она, на этом автобусе для самоубийц, и, оказавшись на месте, купил пикап-развалюху и дал на лапу еще кое-кому, включая миссионера, который одолжил ему рясу. Капюшон пришелся очень кстати: Джордан знал, что местная полиция вряд ли полезет к священнику.

В данный момент его захватчица невозмутимо вытирала лезвие ножа о шорты. Не веря своим глазам, он молча смотрел, как она одним движением запястья вонзила нож глубоко в пол рядом со своей ногой. Нож вибрировал, как музыкальная пила. Джордан был хирургом, но и он не смог бы сделать подобное, не отрубив пальца на ноге.

— Я порезала тебя, когда снимала повязку с глаз, — сказала женщина. — Раны на голове сильно кровоточат, но с тобой все будет в порядке. Ты бы должен знать это, врач.

«Чокнутая сука, самодовольная сука. На выбор», подумал он.

По крайней мере, она потела, как и он. Пот не катился градом по ее лицу на рубашку как у него, но ее шея была влажной, и одежда понемногу промокала и все сильнее облегая фигуру, когда она двигалась. Тонкая хлопковая блузка обрисовывала контуры груди, которая двигалась так свободно, что он задумался, носит ли она бюстгальтер. Если он ей вообще был нужен. Ее грудь была небольшой, но соблазнительно покачивалась, и это, черт побери, отвлекало. Джордан ждал, когда это случится вновь; немного удовлетворения — это все, чего он хотел. Фунт плоти… или несколько фунтов… ему было любопытно, сколько она весила. Как раз столько, сколько он хотел.

Агонизирующий вопль, за которым последовал многоголосый хор ответных криков, ворвался в хижину. Ревуны. Они соответствуют своему названию, и Джордан оценил это в полной мере. Джунгли являли собой какофонию лая, визга, криков и уханья. У Птички был бы простор для подражания.

Но был один определенный звук, который беспокоил Джордана.

Насколько он знал, только один вид животных мог так рычать, рычать непрерывно: большая кошка.

— Ты не можешь держать меня вот так, связанным. — Он старался, чтобы голос звучал как можно убедительнее. — Мои коленные чашечки ничего не чувствуют. Запястья и лодыжки онемели, а гангрена — мерзкая штука, на тот случай, если ты не в курсе.

— Гангрена появляется за несколько дней.

— Не тогда, когда тебя связывают по рукам и ногам, и оставляют гнить в парилке.

Это была правда, хотя она и не произвела на нее особого эффекта. Она со скучающим видом разглядывала свои ногти, не слушая жалоб. Солнце уже стояло низко, а вырубила она его утром.

Это было, по меньшей мере, пять часов назад, но она не собиралась отпускать его. Она собиралась довести дело до конца, но и после этого она тоже могла не отпустить его. Будь что будет, сказал он себе. Она хотела сыграть на ставки «жизнь или смерть», а он в этой игре был гораздо лучше многих, может, даже лучше ее. У него была репутация человека, спасающего жизни. У нее — отнимающего их, но так еще интереснее.

— Что я о тебе знаю? — Его голос стал намеренно холодным. — Я знаю, что тебя называют «Ангельское личико», что ты ловишь кайф, соблазняя врачей и убивая их. Это своего рода извращенная месть за то, что твой отец сделал с тобой, и это дает тебе иллюзию контроля.

Она покачала головой.

— Это неправда. Все это неправда. Меня зовут Анджела Лоу, как ты и сказал, и я работаю на биотехнологическую фирму. Я никогда никого не убивала…

— Ты убила своего отца. У меня есть видеозапись.

Ее пылающее лицо вдруг побледнело.

— Видеозапись? Где ты ее взял?

— ЦРУ. Ты была их информатором.

— Нет, никогда.

— Ты не была информатором?

— Не для ЦРУ. Для биотехнологической компании, и только потому, что они меня шантажировали.

— В твоем досье сказано, что ты стерла свою память, потому что думала, что они собирались убить тебя за то, что ты знала. Ты пыталась стереть некие военные секреты в области биотехнологии, переданные тебе источником по имени Адам, но перестаралась, и теперь у тебя провал в памяти длинной, примерно, в год.

— Адам? — Ее голос упал до шепота. Нескончаемое гудение насекомых заглушило ее слова. Он представлял этих насекомых большими, как птицы. Может, это и были птицы.

Он осторожно наблюдал за ней, зная, что, возможно, нащупал ее слабое место. Ему как минимум удалось вывести ее из равновесия.

— Как ты можешь быть уверена, что ты не работала на ЦРУ, если только ты не блефуешь?

Теперь Анджела смотрела на него, капельки пота выступили у нее на коже. Если он был прав, сейчас она пытается решить, как много он уже знает, и сколько еще для нее безопасно рассказать.

— Я не блефовала, — сказала она. — Меня тестировали, гипнотизировали, возвращали в прошлое методом психоанализа, пичкали лекарствами, и еще много чего. Все ушло. Я не могу вспомнить ничего о последнем годе, когда я была информатором, и очень мало — о времени, которое провела здесь. Что ты знаешь об Адаме?

Она едва перевела дыхание, но он оставил вопрос без ответа.

— Ты могла бы работать на ЦРУ и не помнить этого?

— Я не знаю. — Напряженная пауза. — Возможно.

Она побледнела, и это навело Джордана на мысль, что правда начинает доходить до нее, однако еще больше он был уверен, что что-то не так. Ее кожа стала бледной и влажной, и блузка прилипла к груди, как вторая кожа. Налицо были некоторые признаки септической дезориентации, которую вызывают приступы между жаром и ознобом. Если бы она пережила потрясение, Джордан сказал бы что это шок. Но была еще вероятность, что она что-то подхватила, тропический вирус, например. Прежде чем поставить диагноз, он должен подобраться к ней достаточно близко, чтобы проверить температуру тела.

— Как я убила их, других врачей?

Анджела говорила от двери хижины. По-видимому, ее привлекло туда солнце, которое зажгло темнеющее небо с быстротой вспыхнувшей спички.

«Здесь все происходит быстро», подумал Джордан. Смена событий была мощной и стремительной. Жизнь не почитали и не ценили, так же как и смерть. Они оба были лишь событиями, фактами существования. Когда она повернулась к нему, ожидая его ответа, Джордан понял, что в джунглях вещи могут быть одновременно прекрасными и невыразимо жестокими. Ее вопрос не был признанием вины. Ей нужна была информация, а его интересовали джунгли внутри Анджелы Лоу. Внутри него. Внутри каждого.

— Ты делала это при помощи дефибриллятора, — сказал он. — Так же ты убила своего отца. А на прошлой неделе — моего коллегу, доктора Инаду.

— Я не знаю никакого доктора Инаду. Я никогда не слышала о нем. Ты должен мне верить.

Он уловил мольбу в ее слабом голосе, и ему захотелось помочь ей. Это было на уровне рефлекса. Он захотел помочь ей, когда все, что у него было, — это снимок отчаявшейся девочки. Его поразила странная мысль, что могут быть люди, которым ты рожден помочь, и в то же время ты продолжаешь жить в ожидании, когда они появятся в твоей жизни.

— Кенсуке Инада скончался в Центральном госпитале в Калифорнии от обширного паралича сердца, — сказал он ей. — Я обнаружил его в кладовке, лежащим перед дефибриллятором. Один из электродов был в его руке.

Она подошла к нему, но не ближе воткнутого в пол ножа. Там она остановилась в замешательстве. Нож обозначал место, за которое она не выйдет, разве что ее вынудят обстоятельства.

— Ты сказал «на прошлой неделе»? Ты думаешь, я убила кого-то на прошлой неделе? Тогда почему ты не позвонил в полицию и не сдал меня?

Джордан мог назвать ей причину ЦРУ: она была угрозой национальной безопасности, но он не сделал это по другой причине. Может быть, он до сих пор отрицал то, кем она была, и что сделала. Он пытался спасать жизни с момента смерти Кэти Кросби, но эту жизнь он спасти не мог, не следовало даже пытаться. И все же, когда заметил красные пятна, снова появившиеся на ее щеках, и смертоносное оружие у ее ног, он задумался, была ли иная причина. Возможно, его привлекал тот факт, что она могла убить его, и, возможно, он думал, что заслужил смерть.

— Почему ты не сдал меня? — повторила она.

Ее отчаяние тронуло его. Оно смешалось с его собственным и обожгло его дыхание.

— Я не знаю.

Боль в коленях заставила его опуститься на корточки. Он покачнулся и упал вперед, почувствовав головокружение. Лучшего времени не придумаешь, даже если бы он это планировал. У него сотрясение мозга. Он сейчас потеряет сознание.

— Что-то не так? — спросила она.

Джордан покачал головой и как будто упал в водоворот.

— Боже, — прошептал он. Порез снова начал кровоточить.

Джордан чувствовал, как кровь течет по его щеке, попадая в рот, и сильный металлический привкус скрутил его желудок в приступе тошноты. Ну и видок у него, наверное. Он закрыл глаза, и хижина завертелась в пространстве. Когда он открыл глаза, она снова сделала сальто. Затем он почувствовал холод губки на лбу. Она пересекла барьер и вытирала ему бровь. Он не знал, терял сознание или нет, но он по-прежнему сидел.

— Не засыпай, — уговаривала она, — я думаю, у тебя сотрясение мозга.

— Ты думаешь. — Если бы не боль, он бы рассмеялся.

— Желудок болит? Еда тебе поможет? — Мысль о еде заставила его внутренности взбунтоваться, но это был единственный способ удержать ее рядом.

— Я не ел со вчерашнего дня.

— Когда я закончу, принесу тебе что-нибудь поесть, — пробормотала она и продолжила вытирать его. Губка успокаивала его лицо и шею восхитительно прохладной водой. Она скользила по ширине его плеч и вниз по рукам, затем Анджела отжала губку и приступила к груди и животу, поглаживая волнующими движениями. Слабый рык, зарождающийся в его горле, был звуком облегчения и примитивного животного удовольствия. Мгновением позже она устроила его голову себя на плече и сосредоточилась на корке крови, засохшей у глаз и рта. Когда Анджела закончила, то подтолкнула его вниз, к груди, и принялась очищать опухоль у него на макушке. Он проглотил болезненное шипение. Рана была чертовски чувствительная, но он не хотел, чтобы она останавливалась ни при каких обстоятельствах.

— Не засыпай, — время от времени напоминала Анджела.

Он и не собирался. Какой мужчина в здравом уме захочет упустить хоть минуту этого? Когда она закончила с раной на голове, то осторожно протерла его волосы и шею, затем принялась за спину. К тому моменту, когда она перешла к подмышкам, он уже был полностью в ее власти. «Как могла эта женщина убить кого-то?» спрашивал он себя. У нее было нежнейшее прикосновение, деликатнейшая натура из всех, что он когда-либо встречал.

Он мог бы поцеловать ее грудь, она была такой мягкой. Это все равно, что лежать на пуху одуванчиков или на мягких облаках. Если бы он заснул, ему бы приснилось, как он трется о ее соски, ощущая их щекой или губами. Боже. Может быть, она больше, чем один человек. Не расчетливый убийца. Не актер-трансформатор. Просто множество личностей внутри Анджелы.

А, может, у него сотрясение мозга.

Птицы гомонили, оживленно чирикая. Это у него в голове или в джунглях? В какой-то момент он перестал купаться в ее внимании ровно настолько, чтобы заметить, что с ней происходит. Ее кожа была горячей, но он чувствовал ее дрожь, что свидетельствовало о лихорадке.

— Это ты больна, — сказал он. — У тебя жар.

— Я в порядке.

Джордан не мог сосредоточиться, чтобы возразить ей. Теперь она занималась его связанными руками, разминая пальцы, чтобы восстановить кровообращение. «Как это может быть сексуальным?» подумал он. Ее пальцы скользили между его; они обвивали, кружили, массировали его ладони. Ему было сложно припомнить что-либо, что казалось бы таким же безумно эротичным. Если она продолжит, у него возникнут явные проблемы с размером шорт.

«И все-таки что-то здесь не в порядке», говорил он себе. «Что-то действительно извращенное». Они играла острыми ножами, как будто это были столовые приборы, и, о кстати, она убивала людей.

Он слышал о Стокгольмском синдроме, когда заложники начинали сотрудничать с похитителями, но думал, что на это нужно больше времени. Еще пара дней, и он будет помогать ей планировать следующее нападение, выбирать простофилю, которого она прихлопнет после того, как убьет его. Он проигрывал. Вот что было не так. Где-то в глубине он утратил способность отстраняться. Он не мог мысленно отдалиться настолько, чтобы определить, кем она действительно являлась. Теперь ему было необходимо освободиться до того, как она опробует на нем еще уловки. Анджела была не стервой, а ведьмой. Он не мог думать ни о чем другом, и если она действительно была нездорова, то это давало ему преимущество.

Джордан убрал голову с ее груди и вдохнул. «Кислород в мозг», подумал он, пытаясь вывести нервную систему из оцепенения.

— Прежде чем принесешь мне поесть, — сказал он, — у меня есть более насущная проблема.

— Какая?

— Мочевой пузырь. Он сейчас лопнет.

Анджела поднялась и вышла, прежде чем он понял, что она делает. Для человека с лихорадкой, она быстро встала на ноги. Он слышал, как она шарит в шкафчиках в кухне, и когда она вернулась, в руках ее были ведерко и полотенце.

— Что ты делаешь? — спросил Джордан, когда она опустилась перед ним на колени.

— Ты сказал, что тебе нужно в туалет.

— Да, но я имел в виду, я думал…

— Ты думал, что я развяжу тебя?

Ее губы дрогнули, пытаясь сдержать резкое движение. Джордан расценил это как нервную усмешку, но, возможно, принял желаемое за действительное.

— Что я собираюсь сделать, — сказала она, — это расстегнуть молнию, вытащить его из шорт, а затем я собираюсь убедиться, что ты не намочишь пол.

— Господи Иисусе, — пробормотал Джордан с агонией в голосе. Если она хотела помучить его, то двигалась в правильном направлении. Он услышал звук расстегивающейся молнии и вздрогнул. Следующее, что он почувствовал, — шелковистые руки, которые прикасались к нему, освобождая его наполовину вставший член.

В том, что при полном мочевом пузыре член был наполовину возбужден, не было ничего необычного. Но «наполовину» для нее было явно недостаточно. Она обхватила его, и он мгновенно увеличился в размерах. У этой женщины был больший контроль над его телом, чем у него самого. Но были и другие проблемы. Очень трудно помочиться, когда наступает эрекция. Чтобы это знать, не нужно быть врачом. Стоя на коленях, она смотрела на него снизу вверх, само воплощение невинности, с наивным взглядом, белая и пушистая. Его невинный младенец.

Слабая улыбка появилась на ее устах.

— Думаю, у нас проблема, — сказала Анджела.