Лови день

Вандар

До рассвета оставалось еще три часа, когда от теней, окруживших сарайчик скаппинов, отделилась еще одна тень, которая бесшумно скользнула по тонкому насту к ведущим на кухню ступенькам. На крыльце распахнулась дверь на свежесмазанных петлях, и из нее выглянула вторая тень — более низкая и хрупкая. Вырвавшийся из комнаты желтый свет отразился на массе медных волос.

— Привет, — проговорила она, словно ясно его видела, хотя свет не достигал настолько далеко. — Так ты заходишь или нет?

— Доброе утро, — пробормотал он, неслышно поднимаясь по лестнице. На крыльце он становился, улыбнулся и сделал поклон. — Мне бы очень хотелось войти, спасибо, Мири.

— Вот и хорошо. — Она широко улыбнулась и вернулась в комнату. — Завтрак почти готов. Я уж было решила, что твою половину придется отдать псу.

— Я опоздал? — спросил он, закрывая дверь и расстегивая куртку. Лежавший на коврике в углу Боррил застучал хвостом и приветственно застонал.

— Не опоздал, — ответила Мири от плиты. — Думаю, ты как раз вовремя.

Он ухмыльнулся, повесил куртку на крючок между ее синей и потрепанной клетчатой фру Трелу и наклонился потрепать Боррила за ухо:

— Привет, пес. Так ты остался жив, да? Настоящий герой. Газеты пишут о тебе очень трогательно.

Боррил громко застонал, завалился на бок и в экстазе закатил желтые глаза.

Вал Кон рассмеялся, обхватил рукой тупую морду и решительно ее встряхнул:

— Бесстыдная тварь. Думаешь, я вернулся только для того, чтобы дергать твои глупые уши? Да, я вижу твой гипс. Сам виноват — нечего было ломать ногу. Неужели ты не мог придумать ничего получше?

Собака отозвалась еще одним прочувствованным стоном, который перешел во вздох, когда человек выпрямился и пошел к плите.

Мири подняла голову и быстро ткнула пальцем в сторону чашки, исходившей паром на столике:

— Ты шел пешком от самого дома Хакана, босс?

Он с удовольствием обхватил чашку замерзшими руками и наклонил голову над ароматным паром.

— Очень красивая ночь. Ясная. В этой системе действительно немного звезд, но, по-моему, сегодня их все можно было бы пересчитать. — Он сделал осторожный глоток. — Увы, у меня терпения не хватило.

— Мог бы подождать до утра, — сказала Мири, умело манипулируя лопаточкой и сковородой. Вал Кон с удовольствием принюхался. — Хакан бы завез тебя по дороге в город.

Вал Кон выгнул бровь:

— Но, видишь ли, я хотел поговорить с моей женой уже этой ночью, а Хакан, боюсь, уже лег к тому моменту, когда моя потребность дала о себе знать.

— Есть же телефон…

Вал Кон засмеялся:

— Он не годится. — Подойдя к буфету, он принялся вынимать приборы и салфетки. — Поставить сюда тарелки?

— Угу… — ответила она, сосредоточив почти все внимание на своей задаче.

Вал Кон разложил ножи, вилки, ложки и салфетки — ей желтую, себе — голубую, оставил тарелки у плиты и налил вторую чашку чаю. Перенеся обе чашки на стол, он вернулся, чтобы найти в леднике хлеб и масло.

— Завтрак, — объявила Мири, ставя тарелки на стол. — Надеюсь, ты проголодался.

— Только что не до смерти, — ответил он, усаживаясь за стол и берясь за вилку.

Мири улыбнулась и принялась за свою порцию, удивляясь внезапно проснувшемуся аппетиту.

Справа от нее раздался вздох. Она подняла глаза и увидела, что Вал Кон ей улыбается.

— Очень вкусно. Спасибо, шатрез. Видишь ли, я боялся, что мне придется съесть собственную куртку.

Она засмеялась и потянулась за своей чашкой, укоризненно качая головой:

— Фру Трелу решила, ты сбежал. Хочет, чтобы я вызвала полицию и призвала тебя к ответу.

— Мерзавец, — скорбно сообщил он своей тарелке. — Бесчестный человек. — Он быстро взглянул на нее из-под ресниц. — А ты в это не поверила?

Она моргнула:

— Нет.

— Прогресс, — обрадовал он тарелку, подцепляя вилкой очередной кусок. — Хорошо.

Зеленые глаза устремились на нее снова, не дав ей времени подыскать подходящий ответ.

— Фру Трелу снова покупала тебе одежду, шатрез? Рубашка очень красивая.

Мири покачала головой:

— Забавно: люди со всего Бентрилла присылают нам одежду, книги и… а, дьявол, я и в половине этого барахла не разбираюсь. Деньги. Похоже, много денег. Фру Трелу пыталась объяснить мне, сколько у нас сейчас денег, но, кажется, я ее не поняла. Куча вещей для тебя лежит у рояля…

Она внезапно замолчала, заметив, как он закаменел.

— Премия? — тихо спросил он, забыв про вилку. — За солдат, которых мы убили?

Так вот оно что. Премии получают икстранцы. Лиадийцы ведут счеты.

— По-моему, это не премия, — осторожно проговорила она. — Кем объяснила это так: люди считают нас героями и… благодарны нам за то, что мы тогда остановили армию. Было бы гадко, если бы они добрались до Джилла. — Она помолчала, кусая губу. — По-моему, они хотят быть с нами квиты, потому что им кажется, будто они у нас в долгу за то, что мы оказали им услугу.

— Понятно, — пробормотал он, снова принимаясь за завтрак. Мири расправилась со своей порцией, наслаждаясь ее вкусом, радуясь самому его присутствию, даже когда они просто сидели рядом. Она неуверенно посмотрела в себя и прикоснулась к месту, где была его картинка — и чуть было не уронила вилку.

Картинка сияла. Она светилась. Она лучилась светом. Мири заставила свой внутренний взор проследить переплетения и ответвления узора — и ощутила его целостность, здоровье и тепло, словно радость собственного сердца.

Она судорожно вздохнула, не замечая на себе его взгляда, пока он ее не окликнул:

— Эй?

Она с трудом оторвалась от созерцания картинки-узора.

— О чем ты думала, Мири?

— Я… — Она растерянно заморгала. — А где джинн, босс?

— А! — Он откинулся на спинку стула, не отрывая глаз от ее лица. — Низложен, сказала бы ты, наверное. Его силы отняты, зрение уничтожено.

— И этого больше не повторится? Если тебе снова придется сражаться, ты не завязнешь? — Она пожала плечами. Глаза у нее подозрительно заблестели. — Я в жизни ничего страшнее не видела, когда эта штука пошла вразнос. Все ведь случилось прямо у меня на глазах! Только что все было в порядке — а в следующую секунду она совершенно сбрендила.

— Мне очень жаль, — отозвался он, — что ты испугалась. И — нет, я больше не попадусь в ловушку. Ловушек внутри больше не осталось — там только Вал Кон, вещи, которые он знает, и способности, которыми он обладает.

Мири нахмурилась:

— А Контур?

— Существует, — спокойно ответил он. — В конце концов, это — способность, которая у меня есть: наблюдать и определять шансы. — Он заметил, как по ее лицу пробежала тень, и подался вперед, протягивая руку. — Мири!

Она медленно вложила пальцы в его руку:

— Вал Кон?

— Да, — заверил он ее очень мягко. — Кто же еще? Тебе страшно, Мири? Я…

Но она уже качала головой, полузакрыв глаза и прикасаясь к картинке у себя в голове.

— Не страшно. Картинка… правильная. Не совсем такая, как раньше — но это ничего.

Вал Кон судорожно вздохнул, но она уже улыбалась, широко раскрыв глаза и сжимая его пальцы.

— И вообще, откуда ты взял джинна? Я-то считала, что это — наше, земное.

— Так оно и есть, — ответил он, снова откидываясь на спинку стула и отпуская руку. — Но моя мать была землянка, забыла? И она рассказывала нам сказки. В одной речь шла о человеке, который нашел на берегу бутылку. Он вытащил пробку, и оттуда выбрался джинн. Он простерся ниц перед человеком и объявил себя его должником. Он предложил исполнить три желания, чтобы заплатить свой долг.

— Похоже на стандартный сюжет, — согласилась Мири, наблюдая за выражением его лица. — Но доверять им нельзя. Джинны — народ скользкий.

— Так оно и оказалось. Но надо признать, что человек, нашедший бутылку, не входил в число мудрецов. — Он взял свою чашку. — Меня эта история заворожила: она завладела моим воображением, и я обнаружил, что думаю, как бы поступил я, если бы джинн предложил оказать три услуги мне.

Он весело улыбнулся, озорно блестя глазами.

— После долгих размышлений я решил, что у меня есть безупречный план. Мне ведь было шесть лет — и я был очень мудр для своих лет. Оставалось только заполучить бутылку с джинном. — Он тихо засмеялся и поставил чашку на стол. — И я отправился к дяде в погреб…

— Ой, нет!

У Мири округлились глаза.

— Ой, да, — заверил он ее. — Возможно, с моей стороны было не очень разумно отправиться на поиски в то время, когда мой дядя был дома. Хотя я до сих пор не понимаю, почему он поднял такой шум. Можно подумать, я снова не заткнул пробками те бутылки, в которых оказалось только вино…

Она хохотала, запрокинув голову и открыв стройную шею.

— И он оставил тебя в живых?

— Чуть было не убил, — признался он.

Плечи у Мири вздрагивали от смеха, и она утирала глаза дрожащими пальцами. Его глаза следили за ее движениями, и она вдруг смутилась и протянула ему руку.

Он нежно улыбнулся серебряной змее, обвившейся вокруг ее пальца и крепко зажавшей во рту голубой камень.

— Я рад, что ты решила снова его надеть, шатрез. Спасибо.

Она пожала плечами и потупилась.

— Было трудно носить его, пока мы здесь работали. Я боялась его сломать или потерять. Но королевские плотники, кто бы они ни были, так хорошо поработали, приводя в порядок ферму, что здесь и дел не осталось — только кормить скаппинов. — Она с полуулыбкой подняла глаза. — Мы остались без работы, босс.

— Тогда мы найдем другую. — Он выгнул бровь. — Какая картинка?

Мири ответила не сразу, и он подался вперед, вспомнив свои прежние страхи.

— Тебе от нее больно, шатрез?

— Больно? — Она покачала головой. — Не-а, она хорошая. Как правило, хорошая, — уточнила она. — Когда во время боя ты пошел вразнос, она перестала быть хорошей, но больно не было, даже тогда. Она просто была… неправильная. — Она прикусила губу и встревоженно посмотрела на него. — Вал Кон, а это не ты ее сделал? Я была уверена… она ощущается как твоя!

Ее плечи начали наливаться напряжением, а недоумение — сменяться тревогой. Вал Кон отодвинулся от стола, поймал ее руку и притянул Мири к себе на колени. Сев лицом к нему, она заглянула ему в глаза:

— Босс, это должен был быть ты! Я знала, что ты в беде. Знала! Видела. Не трогала тебя три ужасных дня, как дипломированная кретинка, думала, ты выберешься…

— Мири. Мири! Не надо, шатрез… — Он нежно провел пальцами по ее лицу, пытаясь стереть следы боли. — Пожалуйста, Мири, ты не виновата.

Она закрыла глаза и глубоко вздохнула.

— Мири?

— Все в порядке.

Она открыла глаза, чтобы это продемонстрировать, и Вал Кон чуть заметно улыбнулся.

— Вот и хорошо. — Он немного помолчал. — Давай решим, что это я, — начал он, пытаясь найти нужный способ расположения неловких земных слов. — Она тебя действительно не беспокоит? Я счастлив, что это так. Я боялся, что ты сможешь… услышать… и это причинит тебе боль.

— Почему? — Она нахмурилась, пристальнее вглядываясь в его лицо. — Нет, подожди… У тебя в голове есть узор для меня? А тебе от него больно?

— Не узор, — мягко уточнил он. — Песня. Она очень мне нравится. Она… утешает.

Мгновение или два длилось молчание.

— Вал Кон? — сказала она потом.

— Да?

— Что это? Если не ты создаешь песню, но получается, что ты… — Она встряхнула головой. — Я не понимаю.

— Я пытаюсь объяснить, шатрез, но это непросто — на земном. — Она беспокойно шевельнулась, и он улыбнулся. — Я тебя не виню, Мири. Просто то, что мне надо тебе объяснить, — это лиадийское. Если бы ты говорила на низком лиадийском, то само название сказало бы тебе, что это за явление. А на земном мне понадобится изгибать слова — но только не слишком сильно, да? Иначе они станут бессмыслицей.

— Ладно. — Она потянулась и переплела их пальцы, а потом посмотрела на него. — Говори.

— Давай, — сказал он после короткой паузы, — проверим, будет ли понятно так. То, что в твоей голове — и в моей, — это кусочек эмпатии. У тебя — ко мне. У меня — к тебе. Мне кажется, что моя песня говорит: «Жива-и-здорова». А еще я сегодня выяснил, что она направленная. Когда я вышел от Хакана, то направился к дому фру Бригсби. А потом мне пришло в голову дотронуться до моей песни о тебе, и оказалось, что ты вернулась сюда. — Он улыбнулся. — Может, я из-за этого чуть было и не опоздал к завтраку. А как ты узнала, что я иду?

Не сводя с него глаз, Мири пожала плечами:

— Я… А, проклятье! Наверное, я почувствовала, как ты направляешься домой. Что бы это ни означало. — Она нахмурилась. — И я почувствовала, когда тебе было плохо.

— Да. И я узнаю, если тебе больно или ты сильно расстроена. Думаю, что со временем можно научиться различать более тонкие оттенки. — Он вздохнул. — Не слишком удачное объяснение. Тебе его достаточно?

— Дай мне пару столетий… Вал Кон!

— Да?

— А эта самая эмпатия бывает у всех спутников жизни? Ты поэтому на мне женился? Потому что услышал эту песню или что это там?

Он покачал головой.

— Такое дается редко… — начал он, мысленно проклиная невозможность в полной мере разделить с ней ощущение чуда. — И я начал тебя слышать недавно. Определенно после того, как мы оказались здесь. Кажется, в давние дни это было чем-то большим, что спутниками жизни действительно были люди, которые… соединились. Я… Рассказывают… Опять-таки в старину, когда такие вещи встречались чаще — что те, кто так соединился, становились как будто… одним человеком. Ах, это не так! Что мысли шли туда и обратно, от одного к другому, и слова были не нужны. Что они делились… — Он прервал объяснения и резко покачал головой. — Шатрез, я ужасно глуп.

— Не-а, это просто идея дурацкая. Ни один трезвый землянин тебе не поверит. — Она на секунду задумалась. — Это… соединение — оно с нами будет?

— Не думаю. В конце концов, мы же простые люди, а не волшебники в полном расцвете способностей.

— Конечно. — Она вздохнула, пристально всмотрелась в никуда, а потом вдруг ухмыльнулась. — Думаю, мне надо поскорее выучить низкий лиадийский.

— Мне это было бы приятно, — сказал он, нежно пожимая ей руку. — Тебе правда хочется его выучить?

— Да! — ответила она с неожиданной страстностью, и ее серые глаза вспыхнули.

У него внезапно перехватило дыхание. Вал Кон нахмурился.

— Что случилось?

— Это… странно, Мири. Мне только сейчас это пришло в голову. — Он улыбнулся, но ей не удалось разобрать, что выражал его взгляд. — Если бы Департамент Внутренних Дел меня не завербовал, мне вообще не понадобилось бы лететь на Лафкит, и я не оказался бы в неком переулке в такой момент…

«И всю мою жизнь, — подумал он, — я жил бы непробужденным и холодным, не подозревая, что мне не хватает груза некой головы на моем плече. И я становился бы все молчаливее, даже не подозревая о том, что прислушиваюсь к звуку одного голоса, который смеется рядом со мной. Говорят, в старые времена человек мог звать, искать возлюбленную, которой он пока не знает…»

— А вот это уже дурь, на каком языке это ни скажешь, — отрезала Мири. — Лучше бы ты остался разведчиком и был на другом конце галактики от Лафкита, чем все на свете ковырялись бы у тебя в голове, делали бы тебе больно…

Она замолчала, снова ужаснувшись тому, что глаза у нее на мокром месте.

Вал Кон подался вперед, так что его губы соприкоснулись с ее губами, намереваясь только утешить ее, но почувствовал вспышку желания и встал, держа ее на руках.

— Что, скажи на милость, ты делаешь? — возмущенно вопросила она.

— Держу тебя. — Он тихо засмеялся. — Мне тебя поставить?

— Не-а. Просто пытаюсь вспомнить, когда кто-то в последний раз взял меня на руки и остался жить. — Она закрыла глаза, словно вела мысленный подсчет. — Кажется, мне было около десяти.

— Тогда это было совсем недавно, — сказал он. — Пять или шесть лет назад?

— Скорее, восемнадцать или девятнадцать. — Она фыркнула. — Льстец.

Он выгнул бровь, оглядывая ее небольшое тело.

— Неужели так много? — серьезно спросил он.

— Как минимум столько.

Он снова перевел взгляд на ее лицо:

— Но… когда же ты вырастешь большая?

Она засмеялась:

— Как только это сделаешь ты. Ты так и намерен всю ночь стоять и держать меня на руках?

— Это предложение не лишено смысла, — признал он. — Но я думаю, что нам лучше пойти лечь.

— Ты так считаешь? Я не устала.

— Вот и отлично.