Леви
Я смотрел телевизор и пытался не думать о том, во что одета девушка за стенкой во время рисования. Я точно знал, что она делает, так как из комнаты Пикси доносились песни «Florence + the Machine». С точки зрения моей соседки эта музыка определенно подходит для рисования.
Она трижды ударила в стену и закричала:
— Сделай тише!
Я убавил громкость на два деления.
Еще удары.
— Еще тише!
— Эй! Сквозь твой долбеж и телевизора-то не слышно, — крикнул я.
— Р-Р-Р!
Победа была за мной.
Я снова стал смотреть шоу, но отвлекся на завывание ветра за окном. Кажется, грядущий день грозил мне полномасштабной уборкой во дворе.
Внезапно электричество вырубилось, и я стиснул зубы.
Пикси.
В грозу? Серьезно?
Я вышел из комнаты и направился в коридор. Мной скорее владело веселье, нежели злость, но, тем не менее, последняя тоже присутствовала.
Меня удивили две вещи.
Первая — невинное выражение лица Пикси в сером свете Луны, почти скрытой за тучами.
Вторая — на ней ничего не было.
Не совсем, но все-таки. На Пикси была просвечивающая майка и трусики, которые оставляли мало простора воображению. Но с тем же успехом она могла бы быть и голой, потому что все, что видел я — покрытую краской голую Пикси.
— Какого ЧЕРТА ты делаешь? — взорвалась она, и несколько смутилась из-за отсутствия на ней одежды, равно как и я. — Как ты смеешь запросто сюда врываться?
Я усмехнулся:
— Может быть по той причине, что ты вышибаешь пробки, когда вздумается?
— Я не вырубала электричество.
— В следующий раз просто пригрози, и я выключу этот долбаный телевизор, лишь бы только не выходить на улицу.
Она сделала ко мне несколько шагов и остановилась прямо передо мной.
— Я. Не вырубала. Электричество.
Комнату озарила вспышка, и окна задрожали от очередного раската грома. Вот тогда я и понял, что это гроза вырубила свет. А не Пикси.
Черт. Я почувствовал себя идиотом.
Она смотрела на меня, и даже в тусклом свете было видно, что на лице у нее написано... желание.
Я должен был уйти. Сейчас же. Правда должен был.
Но глаза Пикси были прикованы ко мне, и она стояла так чертовски близко, что, казалось, во мне не осталось никаких других чувств, кроме желания, потребности, жажды и всех остальных врожденных мужских прелестей существования.
Но я не собирался ее целовать.
Нет.
Если я ее поцелую, пути назад не будет. Если я ее поцелую, я ее коснусь. А если я ее коснусь, то убью любого парня, который сделает то же самое, и это будет невероятно отстойно.
Но мой мозг, сердце и тело хотели одного. Что за черт, такое раньше вообще случалось?
Это же Пикси. Я не должен был ее хотеть. Я ее не заслуживал. Я не должен... и не буду.