Люк
Трудно представить себя более мелкой сошкой, чем когда под конец встречи юристы складывают тебе в руки стопки своих заключений и, похлопав по спине, идут на обед.
— Отправь наверх в Архив, ладно? — просит Кевин и протягивает мне папку.
— Сделай пять копий, — дружески подмигнув, говорит Роджер и дает мне многостраничный файл. — И оставь потом на моем столе.
— Мне то же самое, Дэнни, — обернувшись, говорит Лиза. — Спасибо.
Я бы поправил ее — нас, стажеров, тут двое, и Дэнни невысокий чернокожий парень — но она уже вышла в коридор.
Обернувшись, я вижу у своего стола улыбающуюся Лондон. В животе все скручивает, когда я вспоминаю ее вчерашнюю улыбку после поцелуя.
Сегодня утром я написал ей, но в своей типичной манере Лондон ничего не ответила. Самое странное, что меня это не беспокоит. Я знаю, что Лондон нелегко дается признать свои чувства, которые при этом тесно связаны с ее дружбой с Лолой, Миа и Харлоу. Еще понимаю, что происходящее в ее голове мало чем похоже на мое, и мне стоит проявить терпение. Честно говоря, оно никогда не было моей сильной стороной, поэтому это мучительно трудно, но я уже свыкся с фактом, что Лондон для меня важна, так что результат нескольких недель терпения будет того стоить.
— Тебе помочь, Дэнни? — спрашивает она.
Я смеюсь и поправляю стопки в своих руках. Счастье видеть ее отчасти перекрывает унижение, свидетелем которого она стала.
— Что ты тут делаешь?
Она буквально светится. На ней оранжевый сарафан и сандалии; гладкие распущенные волосы доходят до середины спины. Никогда не видел их не растрепанными.
Бля, кажется, я люблю ее.
В груди что-то сжимается, и я свободной рукой ослабляю узел галстука. Лондон показывает на бумажный пакет в своей руке.
— Я принесла нам с тобой обед. Решила, что ты, наверное, голодный.
Большей радости и не бывает.
— Знаешь, ты самый потрясающий человек на свете, — она в ответ пожимает плечами, но шутливо машет рукой, чтобы я продолжал. — И ты самая красивая. И лучший учитель серфинга. Я не слишком далеко зайду, если скажу, что твое декольте…
— Тс-с-с, — перебивает меня она и, подойдя, закрывает рот ладонью. Хотя мы явно одни, она все равно мельком оглядывается по сторонам.
Подняв стопку документов в руках, я виновато улыбаюсь.
— Может, займешь столик для пикников снаружи, а я подойду к пяти?
Кивнув, она немного застенчиво улыбается и идет к выходу из офиса.
Никогда в жизни я не делал ксерокопии так стремительно.
Никогда еще на этой работе не несся так быстро в Архив оставить папки.
И никогда бы не подумал, что Лондон захочет со мной пообедать.
***
На улице больше двадцати градусов, воздух пахнет океаном, на небе ни одного облачка, а с пляжа через дорогу доносятся крики чаек. На улице так красиво, что возвращаться внутрь после обеда не захочется. Поэтому я и стараюсь есть за своим столом. Эта работа и так нудная и кропотливая до чертиков, адвокаты и их помощники любят относиться ко мне, как к деревенскому дурачку, а тут еще и окна офисов выходят на Тихий океан. Я не перестаю себе напоминать, что стажерство — это что-то вроде обряда посвящения и скоро закончится. Посреди своих рассуждений поднимаю голову и замечаю сидящую на солнце и распаковывающую большой сверток с едой Лондон, и перспектива возвращаться в офис ощущается еще менее заманчивой.
— Эй, Логан, — зову я ее.
Она смотрит на меня и улыбается, как вдруг ее глаза округляются, и она не успевает заговорить, когда за моей спиной раздается:
— Привет, Саттер.
Обернувшись, я вижу перед собой женщину, которую настолько не ожидал тут увидеть, что у меня уходит несколько секунд убедиться в ее реальности.
— Харлоу? Какого…
— Сюрприз! — она поднимает руки. — Рад меня видеть?
В замешательстве я оглядываюсь на Лондон.
— Э-э… Это что-то вроде засады?
— Я пригласила Лондон пообедать, — говорит Харлоу. — А потом… предложила пообедать вместе с тобой.
Помедлив, я приподнимаю брови и скольжу взглядом в сторону Лондон, надеясь на молчаливый намек с ее стороны.
Это нормально вообще?
Лондон слегка улыбается и едва заметно кивает.
Мне остается только догадываться, что за разговор у них состоялся, и что со стороны Харлоу это может быть желание дать понять Лондон: все в порядке. Делаю шаг вперед, все еще ощущая замешательство и восторг — где-то лет с одиннадцати и до девятнадцати я проводил почти все выходные в обществе этой женщины — и обнимаю ее. Харлоу крепко сжимает меня в объятиях, и я попадаю лицом в море ее рыжих волос.
— Ну ни хрена себе, ты по-прежнему пользуешься этим травяным шампунем, — накрытый неожиданной волной ностальгии, говорю я.
Отодвинувшись, Харлоу поджимает губы.
— Это «Аведа», ты, неотесанный простолюдин.
— Ты пахнешь, как хиппи.
Она равнодушно пожимает плечами.
— Моему мужу нравится.
— Или он просто слишком боится сказать правду.
Харлоу радостно хихикает.
— Ты явно не знаком с Финном.
Не переставая улыбаться, Харлоу подходит к столу для пикника, где ждет Лондон, успевшая разложить невероятное количество еды: сэндвичи, несколько салатов, оливки, чипсы и газированная минералка.
Взглянув на нее, я тихо говорю:
— Выглядит потрясающе.
Она снова краснеет — господи, да что это с ней? — и встречается со мной взглядом.
— Я рада. Это была идея Харлоу…
— Нет, я думала принести тебе арахисовое масло и желе, но Лондон настояла, чтобы мы купили что-нибудь получше. Она для тебя слишком хороша, — говорит Харлоу, а мне приходится сдерживаться, чтобы не обнять ее снова.
Я смотрю сначала на одну, потом на другую.
— Так что это в итоге? Ты подлизалась ко мне, чтобы Харлоу всыпала мне по первое число?
— Поздно беспокоишься, Люк. Захоти я расправиться с тобой, так бы уже и сделала, — отвечает Харлоу и, взяв сэндвич, рассматривает его.
— Это точно, — говорю я и тоже беру себе сэндвич.
— У нас вчера состоялся долгий милый разговор, и Лондон заметила, что, возможно, в последнее время я немного лезла не в свое дело. Я обдумала это и поняла, что она права. Приговор вынесен. Ну а теперь, если ты и вправду достоин этой мисс Стопроцентной Американочки, — Харлоу кивком показывает на Лондон, — мы это увидим.
Я смотрю на Лондон, которая, кажется, делает все возможное, чтобы избежать зрительного контакта со мной. Успокоившись, что Харлоу тут не для того, чтобы меня кастрировать, я отвечаю:
— Харлоу, ты видела меня с Миа каждый день в течение долгих лет. Так что ты уже знаешь, достоин ли я или нет.
Кивнув, она кидает в рот оливку.
— Я тут как бы пытаюсь сделать всем хорошо. Не припомню, чтобы ты так медленно соображал.
Мне хочется ответить какой-нибудь шуткой, но в этот момент я так благодарен Харлоу, что не могу придумать ничего большего, чем насмешливую ухмылку в ее сторону.
— На тот случай, если ты забыл, Харлоу тот еще бульдозер, — встревает Лондон и улыбается, не поднимая глаз. Открыв контейнер с салатом, она втыкает в него вилку. — Извини, он уже заправлен, — тихо подшучивает она.
— Постараюсь не помереть, — отвечаю я и намеренно касаюсь ее руки, когда она протягивает мне салат. Она перечила Харлоу! Ради меня. Кажется, мне нужно время переварить это.
В ответ Лондон поднимает голову и взглядом словно говорит мне: «Веди себя хорошо». После чего возвращается к своему сэндвичу.
Харлоу с интересом наблюдает за нами.
— Я скучала по тебе, Люкер. Все мы скучали.
— М-да… — начинаю я и замолкаю. Ну то есть это немало для меня значит. Все мы были очень близки. Миа, Харлоу и Лола для меня как родные, и все мы старались делать вид, будто ничего такого не произошло, когда после аварии Миа наши отношения просто рассыпались в пыль. В течение первых двух лет было трудно не чувствовать себя обозленным, поскольку из-за произошедшего дружба Миа с девочками не пострадала, но позже пришло понимание: никто не виноват. — Я тоже по тебе скучал.
— Но, похоже, ты неплохо с этим справлялся, — по ее тону мне не понять, что именно она имеет в виду. Она про мое полное отсутствие моногамии в последние годы? Или без задних мыслей считает, что я молодец, имея в виду Лондон? Когда дело касается Харлоу, всегда приходится пробираться сквозь слои всякой хрени. Вопрос лишь в том, как глубоко копать в каждом конкретном случае.
— Расскажи лучше, как это вы все вдруг повыскакивали замуж? — спрашиваю я. — После окончания колледжа испугались, что останетесь старыми девами или что?
Харлоу пожимает плечами.
— Думаю, просто каждая нашла того самого.
Снова взглянув на Лондон, вижу, что она с преувеличенной внимательностью разглядывает этикетку на бутылке. Она сегодня странно тихая.
— Слышала, ты собрался в магистратуру, — привлекая ко мне внимание, говорит Харлоу.
— Все верно.
— Лично я считаю, было бы круто остаться в UCSD, и…
— И чтобы Ансель стал моим профессором? — договорив вместо нее, я улыбаюсь. — Ага, ты не одна этого хочешь. Марго молится об этом каждый день.
— Это было бы ужасно неловко.
— А я, кстати, думаю, все было бы не так плохо, — возражаю я, и Харлоу в ответ приподнимает брови. — Ансель отличный парень.
По молчанию Харлоу я понимаю, что удивил ее, хотя Миа тут нет, и предполагалось, что я могу говорить откровенно и нечто совсем иное.
— К сожалению, не думаю, что это произойдет, — продолжаю я.
— Да ладно тебе, Люк, — говорит Харлоу. — Тебе нужно выбрать UCSD, сам ведь знаешь.
— Я уже выбрал, — отвечаю я, мельком глянув на Лондон. Я еще не говорил ей. Мне не хотелось поднимать этот вопрос, потому что он казался слишком… серьезным. — В смысле, не приму предложение UCSD. Меня ждет Боулт [имеется в виду Боулт Холл, юридическая школа в Беркли — прим. перев.]. Правда я еще не дождался ответа от Йеля, но скорее всего поеду в Беркли.
Лондон резко поднимает голову.
— Что?
От чувства вины у меня стынет кровь.
— Да, на прошлой неделе получил ответ из нескольких мест.
— Ну ничего себе, это же офи… — тут в сумочке Харлоу звонит телефон, и, вынув его, она визжит, потом, извинившись, отвечает на звонок.
— Эй, ты, странная, — шепотом я зову Лондон. Когда она смотрит на меня, продолжаю: — Ты собираешься объяснить, что тут происходит? Почему ты сегодня как воды в рот набрала?
— Вчера вечером со мной случился мини-срыв или что-то типа того. На тот момент у меня дома была Харлоу, мы немного поговорили, ну и вот.
Нахмурившись, я кладу на ее руку свою.
— Я рад — в восторге, если честно — что ты здесь, но я не про это. Что с тобой сегодня?
— Я просто задумалась.
— Задумалась о че…
— Можно я останусь у тебя сегодня? — просит она, наконец встретившись со мной взглядом.
— Сего…
— Я бы пригласила тебя к себе, — быстро перебивает она. — Но Лола уехала сегодня утром, так что я устроила покраску стен. Там теперь жутко воняет.
Не могу понять, то ли она хочет переждать у меня, пока краска не высохнет, то ли хочет быть со мной, но в любом случае я за.
— Конечно. Да.
Она благодарно мне улыбается и снова наклоняется над едой. А я не в состоянии от нее отвернуться. В тени становится лучше видно, что Лондон немного поработала над своим внешним видом: слегка накрасилась, гладко расчесала волосы и даже накрасила ногти.
— Лондон? — снова зову ее я.
Она поднимает голову, а я не знаю, как спросить, что у меня на уме. «Почему ты так нарядилась»? Это слишком по-козлиному и подразумевает, будто до этого она выглядела не так хорошо, а это не правда.
— Что? — спрашивает она, когда мое молчание затягивается.
— Ты сегодня очень красивая.
Усмехнувшись, она улыбается, глядя вниз на свой сэндвич.
— Молчи лучше.
— Нет, правда. У тебя же ведь потом не назначена встреча с каким-нибудь парнем? — интересуюсь я, пытаясь выдать обаятельную улыбку.
Лондон смеется.
— Нет.
— А с девушкой? У меня широкие взгляды, но когда ты выглядишь, как сейчас, мне ни с кем не хочется тобой делиться.
Ее улыбка становится шире, но потом тут же исчезает. Она убирает прядь волос за ухо и притворяется, что хмурится, когда, не глядя на меня, шепчет в ответ:
— Ну ты и идиот.
Вернувшись, Харлоу бросает телефон в свою сумку.
— Никогда не выходи замуж за рыбака, — заявляет она мне.
Я смеюсь.
— Учту.
— Они настолько сексуальны, что в итоге ты будешь спускать всю зарплату на купленные в последнюю минуту билеты.
Посмотрев на них обеих, я спрашиваю:
— Что-то я запутался. Тебе приходиться летать, чтобы увидеться с собственным мужем?
— Когда он на съемках, — уточняет Харлоу и откусывает огромный кусок сэндвича. Проходит где-то года три, прежде чем она, прожевав наконец и проглотив, добавляет: — Он один из «Рыбаков».
Я шлепаю рукой по столу.
— Да ладно! Я жду это шоу. От одних только промо-роликов чувствую себя крутым мужиком. Погоди-ка, — я делаю паузу. — Ты что, замужем за одним из них? — Лондон смотрит на меня предостерегающе, но я слишком увлекся, чтобы обратить на нее должное внимание. — Они же все холостяки.
— Не все! — на грани истерики громко кричит Харлоу, а, глянув на Лондон, я замечаю, как она быстро прячет улыбку.
Пока мы с Харлоу рассказываем друг другу произошедшее с нами за последние годы, Лондон слушает, улыбаясь и смеясь от разных историй — она не росла с нами и не может понять в полной мере, какими безумицами были Харлоу, Миа и Лола еще со школьных времен.
— Лю-ю-юк, — протяжно говорит Харлоу, качая головой, — что бы мы без тебя тогда делали?
— Люк был вашим лучшим другом? — Лондон спрашивает немного скептически, но по большей части в восторге, и, блин, за это я готов расцеловать Харлоу прямо сейчас. Как она сообразила, что Лондон нужно услышать именно это?
— О-о-о, — Харлоу поднимает руку, — ты даже понятия не имеешь. Бедный парень. Прежде чем позвонить родителям, мы всегда звонили Люку. Он забирал нас отовсюду и спасал нашу троицу больше раз, чем я в состоянии вспомнить.
Я смеюсь, потому что это правда. Когда они трое оказались голыми на улице и без ключей, я тогда шевелил мозгами больше, чем любой человек на планете. Или когда прокололо шину у рухляди Миа: они решили в тот день поехать по бездорожью где-то под Сан-Бернардино — в нескольких часах от дома — и мне пришлось ехать за ними к озеру Большой Медведь и забирать, потому что они забыли палатку для этого похода. Плюс у них не хватило денег на мотель, а у Харлоу случилось пищевое отравление.
Однажды их поставили во главе комитета по организации выпускного в школе, и вся школа просто чудом не была арестована за непристойное поведение. Но когда приехали копы, мне удалось их убедить, что всему виной вовсе не пьяная в хлам Харлоу.
Я тайком пробирался в дом к Миа — не только для совместных шалостей, но и чтобы отвезти ее на пляж и смотреть, как она танцует в рассветных лучах.
Каждый вторник и четверг я возил Лолу на ее вечерние занятия рисованием, с тех пор как получил права.
Я бы сделал для этих девчонок все что угодно. И делал.
Да я и сейчас готов.
А сейчас мы с Харлоу то злимся, когда в памяти всплывает какое-нибудь снисходительное замечание отца Миа насчет ее танцев, то в следующий момент ржем до хрипоты, вспомнив трехногого пса Лолы, который стремился в буквальном смысле заняться сексом с любой ногой в зоне ближайшего доступа. Девчонки однажды решили удержать меня на месте и посмотреть, что будет, если псу не мешать — я в свои пятнадцать был распластан на диване тремя подружками — а он в итоге описал мне ногу.
Во время всех этих воспоминаний Лондон продолжает молчать, и мне хочется тут оставить ее в покое. Я ведь не идиот и прекрасно вижу, как она каждые несколько секунд пристально смотрит на меня, словно размышляет над происходящим между нами двумя, да и сам факт ее присутствия здесь — с купленным обедом и в этом сарафане — скорее всего, хороший знак.
Но в то же время внутри я чувствую напряжение. Хочу побыть с ней наедине и поговорить — о нас, о том, на самом ли деле она в порядке, о том, что через несколько месяцев я уеду — но при этом точно знаю, что не стану больше на нее давить. Впервые за все время наших… отношений… мне нужно дождаться, чтобы она сама пришла ко мне.
***
Вернувшись домой, я нахожу Лондон сидящей у меня на крыльце и обнявшей свою сумку, и прежде чем успеваю подняться на верхнюю ступеньку, она начинает говорить:
— Я только что приехала. Не могла ждать…
— Мечтаю, чтобы ты соврала хотя бы раз, — ворчливо подшучиваю я. — Мне нравится представлять, как ты тут сидишь и с волнением и тоской ждешь меня.
Она слегка ударяет меня по плечу, когда я наклоняюсь открыть дверь.
— Выпьешь чего-нибудь? — спрашиваю я, обернувшись через плечо и бросив на столик ключи, кошелек и телефон.
— Может, пива.
Чувствую ее у себя за спиной, как она, посмотрев по сторонам, идет за мной на кухню. И ничего не говорит, когда открываю холодильник и, достав бутылку пива, открываю ее.
Повернувшись с бутылкой в руке, я тут же наталкиваюсь на нее. Лондон стоит рядом — буквально в паре сантиметров — теперь прижавшись грудью к моей руке.
Я улыбаюсь, но выходит кривовато и неуверенно.
— Ну привет.
Она облизывает губы.
— Привет.
Лондон изучающе смотрит на меня, и я понимаю, что она собирается с духом для чего-то. Но я чувствую себя слишком настороженным, чтобы делать на что-то ставки. Возможно, она передумала и не хочет пива. Возможно, хочет чего-нибудь перекусить. Или, может…
Она поднимает руку и, проведя ею по моей груди, кладет мне на затылок.
— Лондон?
Наклоняет меня к себе, одновременно с этим тянется сама и накрывает мой рот своим.
Блядь.
Бля-я-я.
Я чувствую столько всего: и облегчение, и ее мягкое прикосновение, и ее сладость. Она губами проводит по моим, посасывая нижнюю и приоткрывая их, и мой пульс взрывается. Ее язык скользит по верхней губе, по зубам, и я чувствую ее стон, прежде чем слышу.
Мое сердце сейчас — чертов монстр, крушащий все подряд когтистыми лапами.
Я отодвигаюсь, чувствуя себя на бритвенно-острой грани между блаженством и разбитым сердцем и нуждаясь в понимании, куда сейчас упаду.
— Ты…
Даже не знаю, как закончить вопрос. И не хочу, чтобы это было поступком, о котором она потом пожалеет.
Для себя я уже все решил — я влюблен в нее. А что-то мимолетное просто не смогу выдержать.
— Просто поцелуй меня, — шепотом просит она.
Погрузив пальцы мне в волосы, Лондон встает на цыпочки и осыпает поцелуями мой подбородок. Эти нежные нерешительные поцелуи стараются убедить меня, подтолкнуть к чему-нибудь большему. Заставив себя открыть глаза, я вижу, как она нервничает. Неужели думает, что я смогу сказать нет? Эта беззащитность на ее лице… От нее у меня просто сносит крышу.
Бутылка разбивается вдребезги у наших ног, но и хрен с ней — мне нужны обе руки, чтобы держать ее лицо. Со стоном я откидываю ее голову и, завладев ее ртом, скольжу языком внутрь, практически рыча и чувствуя, как она сжимает в кулаках мои волосы. Делаю шаг вперед и, проведя руками по ее шее, по плечам и спине, хватаюсь за бедра и закидываю ее ноги себе на талию.
В моих мыслях хаос: там нет ничего, кроме облегчения и жажды, жажды и любви, и — просто пиздец — я стою, кружась на месте, не переставая ритмично стонать ей в рот.
Я даже не знаю, где ее взять. Хочу ее в своей постели. У себя в комнате. Или прямо у этой стены.
— В твою комнату, — говорит она, проводя губами мне по щеке. — Мы можем пойти в твою комнату?
Я поворачиваюсь и, спотыкаясь, иду по коридору, в то время как она, посасывая, целует мою шею и, запустив руки в волосы, потирается бедрами.
Мои ноги каким-то чудом приводят нас в мою спальню, и я кладу ее на кровать, после чего, накрыв ее всем телом, поглаживаю ее язык своим все в том же неторопливом ритме.
Лондон поднимается, переворачивает меня на спину и усаживается верхом. Потом смотрит вниз — туда, где ее киска прижата к члену.
— Мне нравится, — мельком поглядев вокруг, замечает она.
Вслед за ней я тоже оглядываю комнату: кровать, комод, окно. Это самая обычная комната — удобная, но ничем не примечательная и не большая, поэтому наши взгляды почти сразу снова встречаются. Думает ли она о том, как много здесь было женщин? Или чистые ли у меня простыни?
Мне хочется рассказать ей абсолютно все — что здесь я занимался сексом всего с двумя или тремя девушками, что у меня чистые простыни и что в этой кровати никто, кроме меня самого, никогда не ночевал — но это непросто, тем более что вдруг ей все равно?
Лондон берется за подол сарафана, смятый на бедрах, и снимает его через голову. Заведя руки за спину, расстегивает свой простой белый лифчик и дает ему сползти вниз по рукам.
Не в состоянии пошевелиться, я наблюдаю, как она расстегивает и помогает снять мою рубашку. Бросив ее куда-то в сторону, я кладу руки на ее талию и смотрю на нее.
— Ты мне нравишься, — шепотом говорит она.
Выдохнув, я подаюсь вперед и жадно целую ее в шею.
И тут в мозгу мелькает самая ёбнутая мысль на свете: я не хочу сейчас заниматься сексом. Хочу ее поцеловать. Просто целовать. Просто чувствовать. Хочу сосредоточиться на том, как она ко мне прикасается, какие звуки издает, когда ее касаюсь я. В те разы мы с ней заходили достаточно далеко, но сейчас я хочу вернуться назад и ощутить все то, что бывает в первый раз.
Скользнув языком по ее ключице, я провожу им по верху груди и вокруг соска. Ее идеальную кожу и идеальное тело хочется облизывать и посасывать снова и снова.
Ее беспокойные пальцы потягивают мои волосы. Выгнув спину, она прижимается ко мне ближе, кружит бедрами и пытается посильнее обхватить меня ногами.
— У меня чувствительная грудь, — тяжело дыша, произносит она. — Да, мне так нравится.
Не выпуская сосок изо рта, я улыбаюсь ей одними глазами и вижу, как тяжелеет ее взгляд, когда он становится мокрым от моего языка.
— Это я заметил.
Раньше она всегда контролировала происходящее, даже в душе, когда в то же самое время мне казалось, что между нами все было уже по-другому. Но сейчас, когда она так открыта и беззащитна, и смотрит на меня с таким нетерпением и…
— Люк.
Ее голос срывается на этом одном слоге, и она закрывает глаза, больше ничего не договаривая. Но я и так вижу недосказанное у нее на лице:
Не делай мне больно.
Почувствовав, как кольнуло под ребрами, я сажусь прямо и целую ее медленно и глубоко.
— Эй, — шепотом зову ее я, а когда она не открывает глаза, добавляю: — Лондон.
Наконец она их открывает.
— У меня больше никого нет.
Она вглядывается мне в лицо, после чего кивает и целует — так сладко, совсем не глубоко, мягко касаясь своими губами моих.
— Сейчас по идее ты должна сказать мне, что тоже ни с кем не встречаешься, — бормочу я, не отрываясь от ее губ, и она хихикает.
Но смотрит очень серьезно, когда отодвигается от меня.
— Я больше ни с кем не встречаюсь.
— Хорошо.
— Ты ведь понимаешь, как это звучит? — спрашивает она, снова пристально глядя на меня. — Ты говоришь, что хочешь отношений со мной?
— Считаю, что дал это понять достаточно недвусмысленно.
По-кошачьи растянувшись на мне, Лондон оставляет у меня на губах один поцелуй и спрашивает:
— Где у тебя лежат презервативы?
Проведя большим пальцам по ее губам, я отвечаю:
— В тумбочке, — кивком показываю, с какой стороны и добавляю: — Но я пока не хочу этим заниматься.
Она думает, что я шучу, и слегка шлепает меня по груди, но я тут же ловлю ее руку.
— Нет, я серьезно.
— Мы ведь уже занимались сексом, вот ты странный.
— Тогда было по-другому, — замечаю я. — Сейчас это — другое.
Медленно кивнув, Лондон пытается скрыть смущение, а после того как у нее это не получается, признается:
— Я хочу тебя. В смысле, именно тебя.
— Я тебя тоже, — уверяю ее я. — Боже. Поверь мне, — сглотнув, я закрываю глаза, чтобы успокоить мысли, прежде чем посмотреть на нее снова. — Но еще я знаю, что люблю тебя, — говорю я, и она перестает дышать. — И я очень, очень не хочу все испоганить.
Она беззвучно, одними губами пытается что-то сказать, после чего наконец спрашивает:
— Ты любишь меня?
Я пожимаю плечами и иду ва-банк.
— Да.
Будто только сейчас это заметив, она говорит:
— Ты дрожишь.
Улыбнувшись, я целую ее в уголок рта.
— Потому что я нервничаю.
Наклонив голову набок, она слегка скептически замечает:
— Но ты никогда не нервничаешь.
— За всю свою жизнь я любил только одного человека, — отвечаю я, убирая волосы ей за спину и накрывая ее щеку ладонью. Блядь, выражение ее лица, когда она так смотрит на меня… — И сейчас это чувство совершенно другое, понимаешь?
Лондон кивает и, соскользнув со моих коленей, ложится рядом и выжидающе смотрит на меня.
— И что мы будет делать?
Я улыбаюсь и замечаю, как выражение ее лица смягчается. Она никогда этого не говорила, но уверен, что Лондон нравится, когда я улыбаюсь.
— Хочу прикоснуться к тебе. Можно? — спрашиваю я и, наклонившись, целую ее шею.
Я смотрю, как она втягивает нижнюю губу в рот, что-то обдумывая, потом шепотом отвечает:
— Хорошо. Можно и мне прикоснуться к тебе?
— Я первый, — не переставая целовать ее в шею, я улыбаюсь и пальцами неторопливо пробираюсь под резинку ее нижнего белья. Моя рука медленно движется по ее лобковой кости, потом дальше… и она с тихим свистом втягивает в себя воздух, когда скольжу по клитору и еще ниже…
— Охуеть, — у меня перехватывает дыхание, и я прижимаюсь своим лбом к ее. — Охуеть, ты уже…
— Да, да, знаю, — она хватает меня за затылок, чтобы притянуть к себе, и, закрыв глаза, целует, пытаясь приоткрыть мой рот. Но я хочу наблюдать за ней в этот момент. Хочу увидеть все. Один раз поцеловав ее, я отодвигаюсь и не отвожу взгляд от ее лица, когда, смочив ее влагой клитор, кружу пальцами
еще
еще
и еще,
а она, полузакрыв глаза, приоткрывает рот и подается бедрами навстречу моим движениям.
— Так хорошо?
— Да-а-а, — тихо и протяжно отвечает она.
Я вытаскиваю руку из ее белья. Она тут же открывает глаза и останавливает ее.
— Нет. Не…
— Тс-с-с, — с поцелуем говорю я. — Доверься, — давая ей понять, о чем я, стягиваю с нее трусики.
Хохотнув с облегчением, Лондон привстает, чтобы вернуть мне поцелуй.
Я провожу рукой ей по животу. Ее ноги слегка раздвинуты и согнуты в коленях. Для моей руки места достаточно, но не для полного моего внимания.
— Раздвинь ноги.
Она медлит, и, поцеловав ее, я повторяю:
— Раздвинь. Пошире. Пожалуйста. Хочу смотреть на тебя.
Покраснев, она опускает колени по сторонам и наблюдает за моим лицом, когда я подаюсь вперед и прикасаюсь к ней.
Ощущение, будто в моей груди что-то тяжело падает куда-то в живот, и, затаив дыхание, я смотрю на нее, такую открытую передо мной во всех смыслах. Поддразнивая, я не спешу и даю ей понять, что буду настолько терпеливым, насколько ей нужно, но когда она протягивает ко мне и руки и скользит ими по моей голой груди и животу, понимаю, что ей нужно большее — быстрее.
И не останавливаясь.
Лондон всхлипывает, тянет меня к себе за затылок, чтобы поцеловать, но я мотаю головой, потому что хочу смотреть и чтобы она чувствовала только мою руку. На самом деле, мне хочется, чтобы она стала безумной и немного слетевшей с катушек — мне нравится, как она становится измученной до предела, как жаждет поцеловать и ощутить меня сверху. Хочу, чтобы она умоляла о моем члене, языке и пальцах.
Она слегка стонет от разочарования, но слышать, как она задерживает дыхание, когда я ускоряюсь, и сдавленно ахает, когда вхожу в нее двумя пальцами — это неописуемо. Все это время она глаз не спускает с моего лица — я это чувствую, хотя и не вижу, завороженно следя за своими мокрыми от нее пальцами, за тем, как краснеет ее кожа и подрагивают ноги, и как, приподняв бедра и сильней прижавшись к моей руке, она сжимает пальцы изнутри и кончает с громким и протяжным криком.
По ее телу пробегает мелкая дрожь, когда, вытащив пальцы, я провожу ими по мокрой мягкой коже.
Она лежит с закрытыми глазами, погрузив пальцы себе в волосы.
— Ты там жива, Логан?
— Нет, — хихикает она, и я наклоняюсь провести кончиком языка по ее ямочке. Я хочу делать так целую вечность.
В ответ на поцелуй она приоткрывает рот, мягкий и теплый, вбирая мой язык и мои стоны. Мне хочется выбраться из собственной кожи проникнуть под ее, остро чувствуя любовь и отчаянную потребность в большем. Я по-прежнему не хочу секса, но тело готово растерзать за это мозг.
Лондон открывает газа и улыбается, поняв, что я смотрел на нее во время этого поцелуя.
— Можно мне… — она не договаривает свой вопрос и скользит рукой вниз по моему животу, к ремню. Смотрю, как она расстегивает его, и дрожащим голосом отвечаю:
— Да, — после чего, почти захлебываясь воздухом, добавляю: — Да, хорошо.
Лондон смеется над моей странной отчаянной сдержанностью, но не мне ее винить. Ну то есть блядь… Я не хочу ей отказывать. Да и не могу. Не в такой момент, когда она лежит тут голая. И не тогда, когда мои пальцы помнят, как она стискивала их своими мышцами. Так что если она сейчас ко мне не прикоснется, то я запрусь в ванной подрочить по-быстрому.
Не спеша расстегнув молнию, она смотрит на свои руки и приспускает брюки. Она убивает меня, ну честно. Я снимаю их, отпихиваю в сторону и снова поворачиваюсь к ней. Лондон запускает руку мне в боксеры и, наконец глядя мне в лицо, говорит:
— Иди сюда.
Она имеет в виду часть меня, которую берет в руку, ту часть тела, которая помнит прикосновения кончиков ее пальцев. Бля, я не знаю, почему, но это так горячо — что она так сказала, не обращаясь при этом ко мне, чтобы я наклонился и поцеловал ее, например. Это так мило и свежо, при этом невероятно сексуально, что я чуть не выпаливаю, как ее люблю, но момент не сильно подходящий, чтобы сказать это снова.
Как это ни парадоксально, но сейчас ясно понимаю, насколько я моногамен. Насколько хочу быть в постоянных и глубоких отношениях. И даже представить себе не могу, что позволю кому-то делать со мной то, что сейчас делает Лондон. Она просто прикасается к моему члену, но он уже принадлежит ей, как и любая другая клетка моего тела. И даже появившийся (в качестве теста) в моей голове образ Миа — секундное воображение, что на месте Лондон сейчас она — кажется настолько не правильным, что он тут же блекнет от ощущения губ Лондон, удовольствия от ее мягких и глубоких поцелуев и движений ее рук вверх и вниз: она сначала как будто знакомится со мной заново, а потом сжимает крепче и ускоряется, уделяя внимание именно там, где нужно. Я испускаю стон в ее рот, и она отодвигается.
— Так нечестно! — со смехом восклицает она. — Ты не давал целовать…
Я перебиваю ее, снова прижавшись к ней ртом и с силой раздвигая ее губы, чтобы нырнуть языком и погрузиться в нее всеми способами, какими только могу в этот момент.
Потому что сейчас я понимаю, почему она так хотела целовать меня несколько минут назад. Причина в ноющей боли в моей груди, что пытается выплеснуться наружу, в желании полнее чувствовать эту девушку, поблагодарить ее — бля, я даже не знаю — и показать, на что похоже ощущение, когда она прикасается ко мне и дарит такое удовольствие. Двигаясь в ее руке, я ложусь на бок, притягиваю ее лицом к себе, продолжая трахать ее кулак, и поднимаю ее ногу себе на бедро, чтобы дать волю и своим пальцам.
Такая мокрая.
Я ввожу в нее один палец, сцеловывая и проглатывая ее всхлипы, и чувствую, что утопаю в ощущениях ее ладони на моем члене и ее влажной кожи на своей руке.
Это секс, но не совсем.
Это секс, но при этом куда большее.
Есть столько способов заниматься любовью с этой девушкой, и, боже, я хочу опробовать каждый.
Лондон подается бедрами навстречу моей руке, ерзает и покачивается, и да, она уже близко — потому что уже задержала дыхание — а когда я встречаюсь с ней взглядом, вижу, что она смотрит то на мое лицо, то на свою руку, которую я трахаю, и я практически читаю ее мысли — простое наблюдение за мной сейчас толкает ее к полной потере контроля.
— Кончи на меня, — шепотом просит она.
Много времени мне не потребуется. Пиздец, я изо всех сил сдерживался все это время — по крайней мере, об этом кричит мне собственное тело. Как только перестаю контролировать оргазм, он обрушивается на меня — три, четыре, пять мощных быстрых рывка в ее ладони, и вниз по спине стекает горячее удовольствие, выплескиваясь на нее. На ее живот и руку. На грудь и предплечье. Она смотрит, широко раскрыв глаза, и почти сразу же, слегка приоткрыв рот и откинув назад голову, с громкими отрывистыми вскриками кончает.
Тяжело дыша, Лондон кладет голову мне на плечо.
— А у нас это неплохо получается, — шепотом замечает она, потом, хихикнув, целует меня в центр груди.
Мы только что закончили, но мне трудно представить, что с ней хоть когда-нибудь не захочется тут же снова.
Осторожно провожу рукой ей между ног, и она скулит, потираясь об мою ладонь.
— Болит? — спрашиваю я.
Она молча мотает головой, щекоча волосами мне грудь.
— Лондон?
— М-м-м?
Я глажу средним пальцем ее клитор.
— Я очень хочу тебя тут поцеловать.
Выгнув спину, она прижимается ко мне и скользит руками по моей груди вверх к шее, чтобы притянуть ближе и поцеловать.
И таким образом не дать мне сползти вниз и сделать, что я хочу.
— Тебе не нравится? — не отрываясь от ее губ, спрашиваю я.
— Нравится, и даже слишком, — шепотом отвечает она. — И думаю, это чуть ли не лучшее, что ты можешь сделать для меня.
Немного отодвинувшись, я чувствую, как на языке вертится вопрос: «Тогда почему ты мне не позволяешь?»
Но Лондон меня опережает и так же тихо говорит:
— Просто я не могу в один миг взять и подарить кому-то свое сердце. Хотела бы. Но правда не могу.
Поцеловав ее, я замираю у ее губ, чувствуя, как в горле появился ком.
— Хорошо.
Лондон вглядывается своими голубыми глазами в мое лицо.
— Просто для меня это самое интимное на свете.
Кивнув, я отвечаю:
— Согласен.
Проведя рукой вверх по ее телу, я влажным пальцем обвожу ее сосок и наклоняюсь втянуть его в рот.
Это большая ошибка.
И от ее вкуса я, хотя только что кончил, хочу ее снова.
Почувствовав, как я твердею, Лондон поворачивается ко мне и берет меня в руку.
— Но ведь мы уже занимались сексом… — посмотрев мне в лицо, она продолжает: — И не понимаю, почему мы не занимаемся им сейчас.
Застонав, я смотрю, как она поглаживает меня, и чувствую, как наплыв эмоций стискивает грудь.
— Просто хотел, чтобы это было по-другому.
— Ты и сам сказал, что чувствуешь себя по-другому, — шепчет в ответ она.
— Я… Я хотел, чтобы это для тебя было по-другому.
Лондон целует меня так медленно и глубоко, что заставляет мою голову кружится.
Она не забирается верхом и не притягивает меня на себя, а это молчаливое признание, что она меня услышала, чувствуется комфортом и пыткой одновременно.
***
Ощущение, будто меня что-то вытаскивает из какого-то дурмана.
Я чувствую ее руки на себе, лихорадочные и настойчивые. Тянущие меня на себя и царапающие спину. Я чувствую ее. Ее горячие бедра на моих. Посасывающие поцелуи на шее.
Ее влажное тепло.
Она ахает.
Да.
Люк, да.
Мне снился сон — по крайней мере, так оно и было, пока от острого укуса в плечо я резко не проснулся и не ощутил, что начинаю входить в нее.
Лежа подо мной, она ловит ртом воздух и просит меня двигаться и погрузиться глубже. Я ощущаю себя еще заторможенным спросонья. Обхватив руками мое лицо, она притягивает меня к себе.
— Пожалуйста. Люк.
— Охренеть, — это все, что я в состоянии произнести, и все, что в состоянии подумать, когда мое зрение немного проясняется, и я вхожу глубже. — Ты меня разбудила?
Лондон хриплым ото сна голосом хихикает. Затем проводит руками по моему телу и хватает за задницу.
— Не знаю… — между резкими вдохами она продолжает: — Я вроде проснулась… — потом, приподняв бедра повыше, резко ахает: — Поцеловала тебя… — Лондон выгибает спину и стонет, когда я подаюсь назад и снова медленно вхожу в нее. — А ты был такой теплый и пах так хорошо.
Со стоном я двигаюсь вперед и назад.
— А потом… — захлебываясь воздухом, говорит она, — ты был такой твердый и перекатился на меня. Я подумала, что ты уже не спишь.
Она такая мягкая, теплая и мокрая вокруг меня, движения рук и ног такие медлительные ото сна. А я офигевший от острого ощущения гладкости простыней и ее жадных укусов на моей шее. Чувствую ее сонные посасывающие поцелуи и скользкую влагу вокруг члена. Лондон приподнимает бедра, встречая мои толчки, и мы слаженно двигаемся вместе –
так хорошо,
просто охуенно.
Застонав, я не перестаю ее целовать, погружаясь языком в ее рот и посасывая губы и подбородок. Пиздец, кажется, мы очень шумные и не перестаем говорить.
Так приятно, говорит она.
Охрененно приятно, соглашаюсь я.
Она спрашивает, какого черта я вообще решил подождать.
В ответ я нежно ее кусаю и, бормоча, признаюсь, что хотел смаковать, насладиться ею. Что хотел обращаться с ней, как с особенной.
Но она говорит мне, что это уже особенное и что это очевидно.
А потом — не останавливайся, Люк.
Не останавливайся.
Я чувствую, как улыбаюсь, прижавшись лицом к ее шее, и не в состоянии сдержать рвущийся радостный смех. Я и забыл, какие ощущения это вызывает, насколько это невероятно другое — заниматься любовью. Не просто подцепить кого-то и перепихнуться. Это не просто два контактирующих тела ради взаимного удовольствия. Это странное чувство проникновения в душу, отчего секс становится гребаным откровением.
Но подняв голову и посмотрев ей в глаза, я понимаю, что такого в моей жизни еще никогда не было — вот этого взаимопонимания, которое не нуждается в словах. Ее сбивчивый шепот всего в сантиметре от моих губ. Я чувствую себя с содранной кожей, когда она наблюдает за мной, двигающемся в ней. Для подобного опыта с Миа я был слишком молод, а потом слишком бесчувственный.
Это так хорошо
Люк
так приятно
о боже, Люк
— она повторяет это снова и снова, глядя мне прямо в глаза, и повтори она это еще сотню раз, все равно будет звучать свежо и ново. Ее голос такой хриплый. Хриплый и умоляющий. И да, это невероятно хорошо, но я знаю — может быть гораздо лучше. Знаю, со временем это станет в сотни раз лучше, но, мать вашу, тут я чувствую, что она начинает кончать — по тому, как кожа становится еще горячее и как напрягаются мышцы, как она замирает и задерживает дыхание, и вот оно: внутри нее срабатывает каскад маленьких взрывов, и, выгнув спину, она вскрикивает и вонзается мне в спину короткими ногтями.
Когда наклоняюсь насладиться прикосновением ее горячего языка к моему и вибрирующими стонами, мой разум смолкает, а тело превращается в одно сплошное безумие. Мышцы стягивает, а освобождение нарастает, сконцентрировавшись внизу и блокируя любую мысль. Остается только чистый гребаный восторг от того, что я с ней.
Я вхожу глубже и со стоном кончаю, выгнувшись назад и видя, как она не отрывает от меня взгляд — сонный и довольный. Проведя руками по моей груди и животу, Лондон обнимает меня за талию, удерживая меня над собой.
Внутри себя.
И тут у меня в уме начинает настойчиво зудеть мысль: я кончил в нее.
— Лондон, я ничего не надел.
Прижавшись поцелуем к моей шее, она говорит:
— Я на таблетках.
Это отлично, но мне все равно нужно заверить ее:
— Я совсем недавно проверялся…
— Тс-с-с, — уткнувшись лицом в мою шею, отвечает она. — Ты не стал бы так делать, если бы не был уверен в безопасности.
Она права, но я чувствую себя выведенным из равновесия из-за слабеющей связи между нами, потому что она начинает засыпать. И из-за того, что она не захотела поговорить о случившемся чуть больше. Все ощущается слишком значимым — я еще не оправился от наплыва эмоций — и при этом я по-прежнему внутри нее. Мне хочется заставить ее поговорить, уточнить, на самом ли мы деле теперь вместе и на самом ли деле она теперь мне доверяет. Но у нее, по-прежнему лежащей подо мной, уже выровнялось дыхание, и она заснула.
***
Спустя несколько минут, когда понимаю, что не разбужу, я выхожу из нее. Сидя на коленях между ее ног, я оглядываю ее тело. Волосы спутаны, губы слегка сжаты вместе. На шее виден ритмичный пульс, грудь спокойно опускается и поднимается. Смотрю ниже, на ее разведенные в стороны бедра, где кожа мягкая и безупречная.
Я влюблен в ее тело, влюблен в ее ум.
Просто я не могу в один миг взять и подарить кому-то свое сердце.
Хотела бы. Но правда не могу.
А потом мы занялись сексом без каких-либо намеков на взаимность с ее стороны. Никакого признания, что она хочет большего со мной, никаких уверений, что когда-нибудь подарит мне хотя бы часть своего сердца, не говоря о всем… и это больно. Понятно, что это был просто спонтанный секс посреди ночи, и мы руководствовались скорее животными инстинктами, нежели осознанными решениями, но все равно чувствую себя неспокойно.
Поднявшись с кровати, я надеваю трусы и, пошатываясь, бреду по коридору в сторону кухни, где сталкиваюсь со своей сестрой.
Она в пижаме, выглядит уставшей, как будто долго не могла уснуть.
А спустя секунду до меня доходит, почему она не могла уснуть. Желудок подпрыгивает, и меня едва не тошнит.
— О господи.
Марго кивает.
— Да уж.
Как-то ясно осознав, что полуголый, я мысленно благодарю себя, что надел хотя бы трусы.
— Не знал, что ты сегодня приедешь ночевать.
Она облокачивается локтями на стол.
— К моей соседке — оцени юмор — пришла ее девушка, и они вели себя ужасно громко.
Я закрываю лицо ладонью.
— Черт. Извини.
В ответ Марго качает головой.
— Отчасти я хочу поздравить ту, кто у тебя там, потому что звучало это реально круто.
— Марго! Отвратительно же.
Выпрямившись, она идет мимо меня к шкафчику и достает стакан.
— Думала, ты завязал с перепихоном с разовыми девицами.
— Не твое дело вообще-то, — говорю я и, выхватив стакан у нее из рук, наливаю в него воду. — Но это Лондон.
Выпучив глаза, она пару секунд это обдумывает, после чего, содрогнувшись, отвечает:
— Я бы порадовалась за тебя, если бы все еще не была травмирована, — она оглядывает меня с ног до головы. — Ну и жесть, Люк. Ты все еще потный!
— Теперь мы оба травмированы, — я делаю глоток воды. — Хотя ты ведь тут больше не живешь.
Усевшись на стол, она изучает меня взглядом более внимательно.
— Ты выглядишь слишком напряженным, учитывая…
Я не знаю, что сказать, правда. Если бы сегодня чуть раньше меня спросили, как бы я хотел, чтобы закончился мой день, я бы без колебаний ответил: «С Лондон в моей постели». Но сейчас я не понимаю, что означает ее присутствие в моей постели.
Хочу, чтобы это значило хоть что-нибудь.
— Все нормально, — отвечаю я, а когда Марго делает раздраженное лицо, добавляю: — Думаю, она относится к этому не так серьезно, как я.
Моя сестра буквально возводит очи к небесам и говорит:
— Дай-ка мне секундочку насладиться этой иронией, — потом делает глубокий вдох и медленно выдыхает: — Черт, это потрясающе.
Я начинаю всерьез злиться.
— Марго, ты что, решила поприкалываться?
Она выглядит по-настоящему смущенной.
— Ну да. Кажется.
— Если бы я умничал по поводу твоего секса с женщинами, ты бы меня порвала, как тузик грелку. И если бы спала каждую ночь с разными, то ожидала бы от меня, как я похлопаю тебя по спине и скажу, что считаю твою раскрепощенную сексуальность достойной восхищения.
— Я точно не стану ожидать от тебя мнения по поводу своей сексуальности, — невозмутимо отвечает она.
— Ладно, но ты ждешь, что я приму ее и не стану осуждать.
Кивнув, она соглашается со мной.
— Тогда почему ты ко мне относишься по-другому? — спрашиваю я. — Почему мне не позволено какое-то время спать со всеми подряд, а потом влюбиться и при этом не выслушивать подъебы с этими твоими наслаждениями иронией, когда беспокоюсь, что она не чувствует то же самое ко мне?
— Влюбиться? — вытаращив глаза, переспрашивает она.
— Да, — после паузы отвечаю я.
Опустив голову, она смотрит в пол какое-то время и бормочет:
— Ничего себе. Извини, ты прав. Я правда рада за тебя. Просто устала и немного шокирована.
Наклонившись, я целую ее в лоб.
— Мы уже спим. Шуметь больше не будем.
Развернувшись, я иду по коридору в спальню. Лондон сидит посреди кровати и натягивает простыню повыше.
Забираюсь в постель и пытаюсь уложить ее рядом, но она сопротивляется.
— Там какая-то девушка? — спрашивает она.
Бля. Она слышала наши голоса. И, конечно же, что-то заподозрила. И бля номер два: вот тебе и доверие, Люк.
— Это Марго, — отвечаю я. — Не знал, что она сегодня тут ночует.
Выдохнув, Лондон кивает и ложится, свернувшись рядом со мной клубочком.
Знаю, мне стоило бы почувствовать уверенность по тому, как она уютно устроилась рядом, и по легким поцелуям, которые оставила на моей шее, — и отчасти так оно и есть. Но все равно это не так успокаивает, как я того ожидал. Мне по-прежнему предстоит заслужить ее доверие, а Лондон — начать всерьез мне доверять.