Люк
— Хочешь, я отправлю?
На секунду мне показалось, что я Марго не так понял, но зная свою сестру, уверен — у меня всегда есть на это шансы.
Я паркуюсь, выключаю зажигание и подношу телефон к уху, как только отключился автомобильный Bluetooth.
— Хочу ли я, чтобы ты отправила мое заявление о приеме в магистратуру?
— Просто надо успеть сдать до вторника, — продолжает она, — и…
— Марго…
— …почта отсюда всего в двух шагах, так что я запросто…
— Марго, — я перебиваю ее так вежливо, как только могу. — Я серьезно. Сам справлюсь. Уже всем есть до этого дело. Слушай, я только что освободился после работы и умираю с голоду. Давай попозже поговорим?
— Я просто ужасно рада за тебя, — застенчиво говорит она. — Твое резюме впечатляет. Знаю, я излишне контролирую, но это такое важное решение…
Вздохнув, я киваю. Мне повезло иметь такую поддерживающую старшую сестру, но бывают дни, когда мне хочется, чтобы она была побольше вовлечена в собственные дела — это отвлекло бы ее от моих.
— Знаю, Гоу-гоу.
Она замолкает и вздыхает из-за имени, которым я ее называю, сколько себя помню, — оно всегда заставляет ее остановиться и про себя сосчитать до десяти.
— Ты вообще как, готов ко всему этому? — спрашивает она. — Осталось всего несколько месяцев, и начнется новая жизнь.
— Если только не подам заявку в UCSD.
— Но ведь ты не хочешь. Я тебя знаю. Понятно же, что хочешь переехать.
— Ага, — согласно отвечаю я. — Думаю, я готов к переменам, — мы говорили об этом уже сто — а может, и больше — раз, и я хочу подготовить ее к вероятности, что скоро, возможно, буду жить на другом конце страны. — Ну то есть иногда это ощущается просто оглушающе. Например, вчера…
— Подожди, я подключу маму к разговору.
Я аж подпрыгиваю на сидении.
— Господи боже, это еще зачем?
Но она меня уже не слышит.
Я оглядываю парковку — у местечка с самой вкусной мексиканской едой, и где в обозримом будущем я надеюсь поужинать — и наблюдаю за группой чаек, сражающихся за кусок тортильи, которую им кто-то бросил. В желудке урчит от голода.
Две секунды спустя я слышу клик в трубке, и затем Марго спрашивает:
— Все тут?
— Ну да, — бормочу я.
— Я здесь, — бодро отвечает мама. — Что случилось, Пузыречек?
Мама и ее прозвища. Просто без комментариев.
— Ничего, — отвечаю я. — Честно говоря, я не понимаю, почему сейчас не ужинаю, вместо того чтобы болтать тут с вами.
— Люк нервничает по поводу заявления, — говорит Марго.
— Марго, сто раз тебе говорил, я не нервничаю! — спорю я с ней. — Все уже решено.
— О, это же прекрасно, дорогой! Ты уже написал им? — спрашивает мама, и я издаю громкий стон.
— Не забудь, до вторника, — они обе хором напоминают мне.
— Просто поразительно, — говорю я. — Я сегодня утром сам оделся. Позавтракал. Умудрился без посторонней помощи добраться до работы и…
— Я или папа можем отправить, — одновременно со мной говорит мама.
— Или я, — добавляет Марго.
— Я как-то даже побрился без происшествий, — продолжаю я, но точно знаю, что они меня не слушают.
— Люкер, — ни капли не смущаясь, перебивает меня Марго, — а ты вообще извинился перед Миа?
Блин, моя сестра та еще зловредная сучка.
— Ты про Миа Холланд? — уточняет мама.
— Ага, — в восторгом подтверждает Марго.
Закрыв глаза и зажав переносицу пальцами, я бормочу:
— Ну приехали.
— А почему он должен извиниться перед Миа? — наседает мама.
Я качаю головой.
— Марго, я больше в жизни тебе ничего не расскажу.
Но моя сестра только смеется.
— Ну да, можно подумать, сможешь хранить от меня секреты.
— Люк, — вклинивается мама, — что случилось с Миа?
— Расскажи ей, — торопит меня Марго.
Откинувшись головой на подголовник сидения, я стараюсь по-быстрому сообразить, как много прямо сейчас готов рассказать. Знаю, они о многом в курсе. Они на самом деле любили Миа и всегда будут. Но жизнь идет вперед. И нам двоим пришлось тоже.
С Миа меня связывала крепкая дружба. И мы не просто подарили друг другу первый поцелуй, первое прикосновение и свою девственность — да мать вашу, мы были влюблены! Она спокойная тихоня, я — легко шел на контакт с людьми и был порой безбашенным. Она знала меня лучше, чем я сам, и пусть это такое жуткое клише, но то была наша реальность. Я рассказывал ей обо всем, а если и нет, то только потому, что она уже догадывалась и сама. Такое взаимопонимание шло со времен детства, когда мы вместе росли. Нас связывала общая история. Любая другая женщина в моей жизни будет располагать сокращенной версией меня, даже если будет сильно стараться. И поэтому я знаю — по крайней мере, сейчас — что любая другая женщина сильно во мне ошибется. А это нечестно.
Закрыв глаза, я вспоминаю тот разговор в баре у Фреда.
И Миа, представляющую меня своему мужу.
Мужу…
Она кажется старше, но не внешне. Это в ее взгляде — он стал тверже, и она, чуть что, не отводит его так быстро. Она не заикается и не произносит протяжно односложные слова. Миа представила его — из-за грохота пульса в ушах я едва расслышал его имя — и я был…
Я был в ужасе.
— Муж? Ты… замужем? — ошалело переспросил я. Наши жизни теперь совсем не похожи и движутся по разным траекториям. Я знал, что она встречается с кем-то, но выйти замуж… Эта новость сбила меня с ног. Чуть ли не буквально вывернула меня наизнанку и выпотрошила.
Ее муж подошел на шаг ближе, когда она сказала:
— Мы поженились в июне.
Не обратив на него внимания, я спросил:
— А как давно ты с ним знакома?
— Не то чтобы это твое дело, — она слегка улыбнулась, посмотрев на него, — но да, мы были в Вегасе и… Это просто случилось, и все.
Я почувствовал, как мое лицо напряглось от отвращения. Нет, даже не от отвращения. От боли.
— Ты серьезно? Стереотипная свадьба в Вегасе, Миа? В тебе что, совсем ничего не осталось от девушки, какую я знал, а?
Воспоминание о выражении ее лица, когда я такое сказал, ощущаются ударом в грудь.
— Ладно вам обеим, — говорю я, покачав головой, чтобы прочистить мысли. — Ничего не произошло. Просто случайно встретились, а я нагрубил.
— Нагрубил? — переспрашивает мама, и я обожаю ее за то, что, кажется, она не может такое даже представить.
— Миа вышла замуж, — заговорщически шепчет Марго. — За француза. И препода по праву в UCSD.
— Это же замечательно! — практически кричит мама. — Мне нужно отправить им подарок.
— Да, хорошая идея, — сдержанно соглашаюсь я. — Все. Я голодный. Могу уже идти?
— Тебе нужно позвонить Миа, — говорит Марго.
— Я не собираюсь ей звонить, ты, мозгоклюй.
— Ты ужинаешь не дома, Люк? — спрашивает мама. — Почему бы тебе просто не заехать к нам? Я сделаю курицу с рисом.
— Пока, мам, я люблю тебя. Марго, а ты труп.
Я отключаюсь.
***
Я вхожу в ресторан, лавируя мимо других посетителя и попутно отвечая на смс. Встаю в очередь на заказ и, услышав, как кто-то вопросительно хмыкает, слегка поднимаю голову и замечаю, как у витрины кто-то взмахнул светлыми волосами.
Эта блондинистая голова мне ужасно знакома.
Я убираю телефон в карман.
— Привет, Амстердам.
Никак не ожидал увидеть Лондон здесь — в очереди в своем любимом мексиканском ресторанчике в паре километров от работы. Но при виде ее с моим сердцем происходит что-то непривычное: оно подпрыгивает, а потом колотится, как отбойный молоток, будто я как-то по-особенному взволнован ее видеть.
Сначала оглянувшись на меня через плечо, она поворачивается и, наклонив в сторону голову, не торопясь осматривает мое тело.
— Симпатичный наряд.
— У тебя тоже, — отвечаю я. То есть, бля, я видел ее голой, а сейчас от ее вида в верхе бикини, коротких отрезанных шортиках и шлепанцах — и все это в лучах заката — у меня начинает чуток кружиться голова. — Но кажется, тебе кто-то забыл сказать, что на улице прохладно.
Наклонив голову, она спрашивает:
— А чья это забота — говорить мне, что прохладно?
Открыв рот, я тут же закрываю его, поняв, что ничего остроумного в ответ придумать не могу. Она снова поворачивается к стойке и, с легкой улыбкой подавшись вперед, делает заказ. Из под шортиков выглядывают округлости ее задницы. Честно говоря, я могу весь день простоять в этой чертовой очереди ради такого вида.
Пока ждет сдачу, она поворачивается ко мне вполоборота:
— Кажется, я не понятия не имею, чем ты занимаешься в течение дня, потому что никак не предполагала, что ты носишь костюм.
— И что ты предполагала?
— Плавки Speedo, например.
— Ну, — отвечаю я, — если я появлюсь в них в зале суда, меня оштрафуют.
Она изо все сил сдерживает улыбку и изучающе смотрит на меня.
— Ты адвокат, что ли?
— Эй, не так быстро! Мне двадцать три с половиной, и я практикант. Собираюсь поступать в магистратуру.
Наблюдаю, как она теперь сдерживает скептический стон.
— Ну да, еще бы.
— Я, конечно, не катаюсь по волнам целыми днями и не разливаю напитки по ночам, но с чего-то же надо начинать
Блядь. А вот это прозвучало дерьмово.
От меня не укрывается, как много усилий Беззаботная Лондон прилагает, чтобы продолжать держаться пренебрежительно в ответ на это, но все же выдает мне улыбочку под названием «Пошел нахуй» и отворачивается, после чего, взяв себе несколько чашек с разными видами сальсы, идет к выходу. Толкнув дверь задницей, выходит и располагается за столиком на улице.
У меня в голове всплывают слова «достойный противник», когда она возвращается ждать свой заказ.
Когда Лондон мельком смотрит на меня, на пухлых губах играет улыбка. Я разглядываю ее светлые волосы, веснушки, потом всю ее целиком: длинные ноги в крохотных шортиках, каким-то чудом спрятанная в треугольных чашечках бикини грудь. Вернувшись взглядом к ее лицу, замечаю, что ее выражение ее лица не привычно открытое — уязвимое любопытство, желание узнать, о чем я подумал, пока разглядывал — но потом она возвращает уже привычную оборону.
Ее вызывают, и она берет огромную тарелку чего-то там. Поднимает к носу и глубоко вдыхает аромат.
— Я прихожу сюда ради Карне асады с фри, — и с еще одной улыбочкой она говорит: — Увидимся! — после чего возвращается к своему столу.
Ох уж эта девчонка… Нет, ну честно.
Я не планировал брать еду на вынос, но учитывая, что ресторанчик маленький, всего с четырьмя столиками, как-то странно сидеть тут не вместе. Мой заказ готов, и после небольшой паузы я, взяв тарелку, иду на улицу.
— А я вот, между прочим, — говорю я, — прихожу сюда ради соевых начос.
Лондон смотрит, как я ставлю тарелку на ее столик.
— Ты что это делаешь?
Я более чем понимаю. Это немного неловко, и как бы она мне ни нравилась, я принимаю сам факт, что та ночь была на раз. Но не собираюсь есть отсыревшие в пластиковом контейнере начос у себя в машине, лишь бы избежать сейчас вот этого.
— Надеюсь, поем, — отвечаю я.
Она смеется и машет руками над столом.
— Нет-нет-нет. Не-а! Мы не будем ужинать вместе.
Я замедляю движения, но продолжаю садиться.
— Это разве то же самое, что и «не можем» поужинать вместе? Я что-то не дочитал в книге правил?
Шутливо прищурившись, она смотрит, как я разворачиваю из салфетки нож с вилкой.
— Пожалуйста, не заставляй меня пожалеть, что я спала с тобой.
— Чисто технически, мы не спали. Мы занимались сексом у меня на диване, помнишь, да? — спрашиваю я и беру большой ломтик тортильи. — Было просто охренительно.
— Да, — говорит она, осуждающе тыча в меня пальцем. — Мы занимались сексом у тебя на диване, но…
— И на полу.
— И на полу, — соглашается она и закатывает глаза. — Но не…
— А потом снова на диване.
Она со вздохом приподнимает брови, словно ожидая, когда я закончу перебивать. Я слегка киваю.
— Может, все будет гораздо проще, если мы будем избегать друг друга? — предлагает она.
Сглотнув, я киваю. Это так непривычно — ощущать себя по эту сторону подобного разговора.
— Возможно.
Она пригвождает меня взглядом. Я возвращаю ей такой же пристальный взгляд. Она медленно — и многозначительно — показывает глазами на мою тарелку и потом на соседний пустой столик.
— Означает ли это, что мне не стоит надеяться увидеть как-нибудь твое обнаженное селфи? — спрашиваю я. — Ну или хотя бы селфи в этом бикини?
— Думаю, тебе и так присылают немало селфи.
Будто в подтверждение ее слов, рядом с бутылкой воды жужжит мой телефон, и Лондон расплывается в очаровательной улыбке с ямочками.
Поставив локти на стол, я подаюсь вперед и улыбаюсь так искренне, как только могу.
— Послушай, Фресно…
— Фресно, Амстердам… Очень остроумно.
— Я не собираюсь ничего усложнять. Само беспокойство, что будет неловко, и делает ситуацию неловкой. Мы в маленьком ресторанчике. Мы оба взрослые. А это просто еда, — отщипнув кусочек тортильи, бросаю ее в рот и задумчиво жую. — Так что, строго говоря, это просто еда с парнем, который пару ночей назад видел тебя голой. Но если ты на самом деле хочешь, чтобы я пересел, я уйду.
Она смотрит в сторону, и я замечаю виноватое выражение ее лица. Я уже видел, как она общается с людьми — она болтунья, улыбается и без конца отпускает шуточки — так что Лондон возводит вокруг себя стены из-за парней и отношений, а не потому что она засранка.
Ну разве что самую малость.
Снова повернувшись ко мне, она, прищурившись, оглядывает меня и хохочет.
— У тебя в зубах застряла фасоль.
Теперь, когда она об этом сказала, я и сам почувствовал. Нарочно улыбаюсь еще шире.
— Мне же нужно как-то уменьшить свою привлекательность. Не стоит ведь позволять работать харизме постоянно и на полную катушку.
Лондон хихикает и откусывает свою картошку.
— Ты спятил.
Я наклоняюсь к ней ближе, и она хохочет еще сильнее.
— Можешь поверить, что это лицо мужчины, который пару ночей назад с радостью подарил тебе четыре оргазма?
Она смотрит на меня и поджимает губы, когда память о той ночи заставляет ее покраснеть.
— Три.
Я вынимаю фасолинку и откидываюсь на спинку стула, не спуская с нее глаз. Я жду. Потому что отчетливо помню каждый из ее оргазмов — с пронзительным вскриком, с открытым от изумления ртом, «о боже, охуеть, о-о-о» и последний: со струящимся потом и неразборчиво-умоляющий — так что она врушка.
— Ладно, может, и четыре, — слегка взмахнув рукой, признает она. Потом хмурится и смотрит на меня. — И на что это ты намекаешь?
Я мотаю головой.
— Ни на что. Я…
— Вообще-то я серьезно, — теперь она краснеет от растерянности. — На что намекаешь… вот всем этим? — она показывает на мой внешний вид. — Эффектный костюм, блестящие туфли, эта чертовы волосы…
— Я еду с работы! — не могу удержаться от хохота я. — Погоди, а на что тут могут намекать мои волосы?
— Еще эта улыбочка. Ты… просто… — она ищет подходящее слово, остановившись наконец на: — нелепый.
Не знаю, дело в этом слове или нет, но это будоражит. От наблюдения, как она делает вид, будто ей тошно находиться рядом со мной, я испытываю странный кайф.
— Без понятия, что ты подразумеваешь под словом «нелепый», — подначиваю я ее.
— Каждую ночь ты трахаешь разных женщин и…
— Не каждую.
О да, вот оно: уравновешенная Лондон куда-то исчезла.
— Я смотрю, ты хочешь видеть меня набором штампов, а?
— Золотой мальчик, игрок в водное поло, будущий адвокат. Эх, до чего ж тяжелая судьба, а. Аж страшно, — она наклоняется в сторону, оглядывая парковку. — И, наверное, ездишь на Хаммере, да?
— Я отвез тебя домой на Приусе, — напоминаю ей я.
Она фыркает.
— У тебя в кармане презерватив!
— Я бы не стал осуждать, если бы и в твоем кармане лежал презерватив, — парирую я.
Она прищуривается. Я прав, и она это знает.
— И я был бы рад просто играть в видео-игры всю ночь, — добавляю я.
Лондон яростно запихивает фри в рот.
— У тебя в холодильнике, кроме соуса, ничего нет, — с набитым ртом заявляет она.
— А еще там был сельдерей и сыр. И благодаря мне ты кончила четыре раза. Четыре! Ты ни за что не добилась бы ничего подобного со своими секс-игрушками в коробке под кроватью.
Лондон покусывает соломинку, после чего говорит:
— С чего это ты взял, будто у меня под кроватью коробка с игрушками?
И, богом клянусь, она покраснела еще сильнее.
— Что, станешь отрицать? — тихо спрашиваю я.
Она решила проигнорировать мой вопрос.
— Вчера ты трахнул кого-то еще.
— Технически нет.
Она смеется.
— Значит, технически Обри сделала тебе минет в машине.
Этого не было — она, посасывающе целуя мне шею, схватила меня за член, но я осторожно разжал ее руку и проводил до двери. Но Лондон уже все для себя решила — тогда зачем мне беспокоиться?
— Тебе вообще было пофиг, что я всю ночь называл тебя не тем именем! — я решаю, что теперь моя очередь наехать. — Так что какая разница, сделали ли мне минет?
Ее глаза округляются.
— Мне без разницы, получил ли ты минет. Другой вопрос, что ты — вместо того чтобы просто отставить в сторонку то, что мы сделали — настаиваешь на… — она жестом показывает на стол и ресторан вокруг, — этой еде.
Ушам своим не веря, я даже закашлялся.
— Я не преследовал тебя. Просто пытаюсь быть вежливым. Ты предпочла бы, чтобы я, просто пробормотав «Привет», свалил со своими начос домой? Ну и кто тут из нас блядун? Точно не я.
Она смотрит куда-то в сторону и дает мне возможность полюбоваться линиями ее скул и гладкой шеи. Ее волосы выгорели на солнце, а на затылке я замечаю несколько прилипших песчинок. Что сейчас творится у нее в голове? Даже предположить не могу.
— Ты меня бесишь, — тихо говорит она, словно больше себе, чем мне, и макает картошку в сальсу.
И тут меня осеняет.
— Думаю, тебе не нравится, как сильно я тебе нравлюсь, — замечаю я, не в состоянии скрыть улыбку. — Ты не можешь запихнуть меня в условную банку Завсегдатаев, За Которых Стыдно. Хочешь отмахнуться от меня, как от членоголового плейбоя, но потом все равно думаешь, что я сексуальный и забавный. А еще тебе нравится наблюдать, как я ем начос.
Лондон поворачивается ко мне и ухмыляется.
— Да чтоб меня, вот же придумал.
— Да чтоб тебя? Это ты интересно заметила, — я делаю паузу и отправляю в рот еще один ломтик, после чего продолжаю: — А прямо сейчас ты хочешь меня поцеловать.
Она подается вперед и изучает мое лицо.
— А ты слишком много думаешь об этом.
Это правда. Слишком много думаю. Но еще я знаю, что прав. Наклонившись, я какое-то время молча ем, все время ощущая на себе ее взгляд.
— Что? — отодвинув в сторону тарелку, вытираю рот салфеткой.
— Мне нужно домой принять душ перед работой.
Тут что-то есть. Что-то вроде… приглашения? Чувствую, как мои глаза округляются — я ловлю ее намек.
— Я живу всего в трех кварталах отсюда, — напоминаю я ей.
Лондон встает, относит свою тарелку к мусорному контейнеру, после чего поворачивается ко мне.
— Ладно. Но мою орхидею тебе целовать все равно нельзя.
***
К моменту, когда Лондон паркуется позади моей машины, к ней возвращается ее фирменное самообладание. Я наблюдаю у крыльца, как она оглядывает двор рядом с домом, пока подходит ко мне.
— Я как-то не задумывалась, что ты живешь один и у тебя дом в Ла-Хойе.
Склонив голову набок, я спрашиваю ее:
— А ты где живешь?
— У меня лофт в центре, — отвечает она. — Бабушкино наследство.
— Что ж, тут у нас есть что-то общее, — повернувшись к входной двери, говорю я. — Этот дом принадлежал моей бабушке. А сейчас она живет в Дель Мар в модном поселке для пенсионеров. Со мной раньше жила моя сестра Марго, но сейчас перебралась поближе к кампусу.
— Не UCSD же, да? Он ведь где-то в пяти километрах отсюда.
— Думаю, поближе, но она учится в магистратуре на биофаке. Она терпеть не может водить машину, так что нужно быть рядом с лабораторией, — я кивком приглашаю ее в дом. — Заходи.
Очевидно ведь, что Лондон тут не ради праздных бесед. Поэтому она входит и идет прямо по коридору. Обернувшись, спрашивает:
— Ничего, если я приму душ тут, внизу?
— Ага, — идя следом, говорю я. — Нужна компания или ты справишься одна?
Она поворачивается ко мне и, сняв через голову футболку, которую надела для машины, бросает ее на пороге ванной.
— Если бы я хотела принять душ одна, поехала бы домой.
Приподняв брови, я рассматриваю ее голую грудь.
— Логично.
Происходящее так внезапно и странно, но если речь идет о совместном душе с мокрой и скользкой от мыла Лондон — я в деле.
Войдя в кабинку и включив воду, она через стеклянную стену наблюдает, как я раздеваюсь. Присоединившись к ней, я с удивлением обнаруживаю, что член уже встал и уперся ей в бедро, когда она поворачивается ко мне, чтобы поцеловать меня в шею.
— Честно говоря, не могу тебя понять, — замечаю я, закрыв глаза, когда она зубами проводит мне по подбородку.
— Честно говоря, я и сама себя не могу понять, если тебя это хоть как-то утешит.
Вообще-то да. Мило мне улыбнувшись, она поворачивается и, взяв шампунь, вкладывает его мне в руку.
— Но ты прав: несмотря на то, что мне говорит интуиция, кажется, ты мне нравишься, — поцеловав мне еще раз, она поворачивается ко мне спиной. — И уверена, с тобой хорошо принимать душ.
— Мне нравится так думать, — я намыливаю ей волосы и массирую кожу головы. Лондон прислоняется спиной ко мне, а поток горячей воды стекает мне по груди. — Это мне напомнило, как я мыл головы куклам Марго.
Лондон замирает и, медленно повернув голову, смотрит на меня через плечо.
— Что?
Не в состоянии удержаться от хохота, я прижимаюсь лицом к теплой коже ее шеи.
— Да-да… сейчас я слышу, как это звучит без контекста — просто жуть какая-то. Но мы вообще-то играли в салон красоты. А так как я младший брат, то терпел всяческие издевательства, и моя карьера остановилась на красотке у раковины. Передавал ей клиенток для сушки и укладки. И она дико орала на меня, если плохо справлялся.
— Кажется, Марго потрясающая.
Я киваю и наклоняю ей голову, чтобы помассировать шею.
— Да, она такая. Магазины Sephora до сих пор ей как храм.
— Меня одновременно и восхищает, и беспокоит, что ты — парень, который знает, что такое Sephora.
— А еще Chico’s, — добавляю я, получая удовольствие то того, как сейчас все просто. Хотя мы просто болтаем в душе. — Местечко не самое посещаемое мужчинами и практически курорт для моей бабушки. А мама, кстати, тащится от Coldwater Creek, — я делаю паузу, мыльными пальцами погружаясь ей в волосы. — Господи, большинством моих выходных рулили женщины из моей жизни.
— Милый противовес будням, которыми рулят женщины из твоего телефона.
Чувствую, как мы оба застываем под льющейся водой. Едва только я подумаю, как между нами все просто, или есть какое-то развитие, она тут же выдает что-нибудь в этом духе.
— Я что, сказала это вслух? — спрашивает она и поворачивает ко мне голову с медленно стекающей пеной по обеим сторонам лба.
— Сказала.
— Ты, наверное, сейчас осуждающе смотришь на меня, да?
— Нет, — но я не стану врать самому себе, будто ее мнение обо мне не ранит. Положив руки ей на плечи, я поворачиваю ее к себе. Стираю пену с ее бровей и бормочу: — Смой.
Краем глаза вижу, как она смотрит на меня, пока я выполаскиваю ее волосы, стараясь при этом не встречаться с ней взглядом и сосредоточившись на своих руках.
— Логан?
Она улыбается.
— Да?
— Зачем ты пришла ко мне снова? — тихо спрашиваю я.
Она берет мыло, и я не могу сдержать дрожь, когда она прижимает руки к моему животу и скользит по груди.
— Точно не знаю, — встретившись со мной взглядом, она еле заметно сладко улыбается. — Прости, что нагрубила.
— Думаю, ты вымещала на мне недовольство самой собой. Но в таком случае не пришла бы снова.
От ее широкой улыбки появляются ямочки.
— Тебе не удастся заставить меня стать одной из тех девиц в твоем телефоне, кто уверяет, якобы они никогда ничего подобного не делают.
— Я и не пытаюсь заставить. Просто в твоем случае это похоже на правду. Хоть ты и не сказала мне об этом в нашу первую ночь, готов поспорить, ты никогда ничего подобного не делала. И я не в том смысле, что это неправильно, будь все наоборот.
Кивнув, она смотрит себе на руки, пока намыливает мне плечи и грудь. Из-за шума льющейся воды я еле слышу ее ответ:
— Секс был хорош. И я подумала, ты тот парень, кто может удержать это именно в этих рамках, потому что сейчас я не хочу ничего другого.
— Могу.
Надеюсь.
Ну то есть раньше это не было проблемой, а сейчас я встревожен, насколько сильно хочу ей понравиться.
— Но буду честным. Ты в этом полный отстой, — у нее падает челюсть, когда я это произношу, поэтому тут же добавляю: — Я не про секс — тут ты хороша, если мне не изменяет память — а про просто получать удовольствие от секса.
Лондон стреляет в меня взглядом голубых глаз.
— Что ты имеешь в виду? Ты не заставишь меня расчувствоваться тут.
Меня смешит, как быстро она начинает обороняться, и я щекочу ее.
— Я имею в виду, что ты ведешь себя со мной по-мудацки.
Она хихикает.
— Ну прости! Честное слово, больше не буду по-мудацки. Просто я… не хочу ни с кем всерьез встречаться, а парень, с кем я могла бы встречаться, в любом случае не будет похож на тебя. И я здесь… ради секса. Хм, ну да, может, и про недовольство ты прав… что превращает меня практически в мудака.
Я пытаюсь не обращать внимание, как оскорбительно все это выглядит.
— А о каком парне идет речь?
Она озадаченно смотрит на меня.
— Ни о каком.
Раздраженно вздохнув, я наливаю в ладонь кондиционер, пока она моет мне предплечья. Скользнув пальцами ей в волосы, говорю:
— Ну же говоришь, что я не в твоем вкусе. А кто тогда в твоем вкусе?
— Кто-нибудь спокойный. С бородой. И весь в тату.
— Блондинистый пивовар в грубой одежде? — спрашиваю я, и она смеется. — Перебарщивает с воском для усов, из-за чего по всем параметрам ниже плинтуса?
— Типа того, — ее руки возвращаются мне на грудь и снова спускаются к животу. Не отрывая от меня взгляда, она спускается ниже и скользит мыльной рукой по члену.
Ее щеки горят, а я дрожу и закрываю глаза, когда член дергается навстречу ее ладони. Хочу сказать ей, как это хорошо, хочу поцеловать ее, но ощущения от ее прикосновений так стремительно накрыли меня с головой, что я просто замер на месте под потоком горячей воды.
Скользнув пальцем по головке моего члена, она издает тихий стон.
— Совершенно не в твоем вкусе, — поддразниваю ее я.
Она прижимается губами к моей ключице.
— Не-а, ни капельки.
Продолжая скользит рукой и мягко сжимая, она приподнимается на цыпочках поцеловать меня в шею.
Обхватив ее лицо руками, я наклоняю ее голову, чтобы встретиться взглядами.
— Мы не должны это делать, — Лондон смотрит на меня и тяжело дышит.
— Не должны?
Что?
— Конечно, нет.
Но она просто дразнит. Слегка улыбнувшись, она прижимается своим приоткрытым ртом к моему и ныряет теплым и скользким языком внутрь. Внутри меня словно что-то высвобождается. Обхватив ладонями ее грудь и поглаживая соски большими пальцами, я припечатываю ее к плитке душевой, издавая громкие стоны ей в рот. Когда, коснувшись одной рукой ей между ног, я чувствую, какая она уже шелковистая от желания, она отодвигается от моего рта и откидывается головой на стену. Глядя на нее — глаза закрыты, мягкие губы приоткрыты, на шее колотится пульс — я рисую пальцами круги, немного спускаюсь вниз, потом снова и снова круги. Черт, она такая сексуальная, поэтому так нетрудно понять, как сделать ей хорошо: ей нравятся прикосновения вот здесь, снаружи, быстрые и сильные. Наклонившись, я посасывающими поцелуями собираю воду с ее подбородка и губ.
Она ерзает, не в состоянии стоять спокойно. Я тянусь к ее рту, но она отодвигается от меня и, приподняв брови, шепотом спрашивает:
— Презерватив?
Высунувшись из душа, я шарю в шкафчике и, взяв один, подаюсь назад, чудом умудрившись не поскользнуться.
Взяв презерватив в одну руку, другой она тянется ко мне, поглаживая, и подставляет губы для поцелуя. В голове горячо и ноль мыслей, когда я снова касаюсь ее пальцами, и тут же слышу, как она тихо вздыхает от облегчения.
Лондон зубами разрывает обертку, а мои пальцы все продолжают и продолжают поглаживать. По напряжению ее бедер я чувствую, как она близко, поэтому мне не обязательно было услышать ее «Я близко», но, все равно сказав это, она словно запускает электрический заряд прямо в ток моей крови.
А следующие ее слова взрывают бомбу у меня в груди:
— Я хочу кончить, когда ты будешь внутри.
Лондон поднимает на меня взгляд и улыбается почти виновато, что просит о такой близости со мной.
— Ладно?
Я просто киваю, не в состоянии говорить, потому что
внутри меня
словно что-то,
треснув, широко раскрывается.
Подушечкой большого пальца я глажу ее по нижней губе, продолжая кивать.
Мы уже не гонимся за веселым и разгульным трахом, какой я знал долгие годы. Внезапно мне трудно вспомнить, когда я так же легко дарил кому-то еще свою нежность. Сейчас все не так, как было в ту ночь с ней — сейчас два человека испытывают нечто совершенно другое.
А я — словно с содранной кожей.
И хочу заниматься любовью с этой сладкой и недоверчивой девушкой.
Необходимость почувствовать ее губы на моих сбивает с толку, но я все равно наклоняюсь и, прижавшись к ним своими, посасываю и раскрываю, чтобы попробовать ее язычок и вытянуть из нее эти сдавленные и жадные вздохи.
Лондон отстраняется, чтобы сосредоточиться, и я чувствую ее дыхание на своей шее и как ее внимание сфокусировано на том, чем заняты ее руки. Она надевает презерватив, и тут же звуки вокруг исчезают один за другим — даже под потоком воды мы в тишине. Скользнув рукой ниже, она обхватывает меня и от моего ответного хриплого стона поднимает на меня взгляд, ловя каждую реакцию.
— Твердый, — я не слышу ее слова, а читаю по губам, уставившись на потоки воды, стекающей по ее лицу и падающей с верхней губы.
Я представляю, что она перед собой видит: мои сведенные вместе брови, мой подбородок. Сглотнув, я пытаюсь хоть что-нибудь произнести, но не нахожу слов. Понятия не имею, что именно я хотел сейчас сказать, но внутри меня все ощущается слишком интенсивным, чтобы иметь возможность что-то озвучить.
Ее светлые волосы прилипли к щекам и шее. Глаза кажутся огромными, с бирюзовой каймой вокруг темно-синей, ресницы слиплись. От поцелуев губы стали невероятно красными. А от того, что в выражении ее лица исчезла настороженность, мне становится больно внутри.
Она заставляет меня хотеть, о чем я очень давно даже не думал: единение, постоянство, что-то привычное и только для двоих.
— Мне нравится, — тихо произносит она, и от того, что она не сводит с меня глаз, я понимаю, что речь сейчас о большем.
Она признается, что ей нравлюсь я.
Со стоном понимаю, что я сейчас для нее словно открытая книга, и мой взгляд ничего не скрывает — ни нетерпение, ни потребность в ней, — от чего я начинаю дышать так часто и сильно, что почти задыхаюсь. Взяв ее за бедро, я поднимаю ее ногу и закидываю себе на талию. Она такая мокрая и мягкая, и так легко оказаться внутри. Я мог бы ворваться и несколькими жесткими ударами доставить удовольствие нам обоим, но прямо сейчас хочу другого.
Хочу прочувствовать это медленное скольжение.
Хочу увидеть, как на ее лице появится облегчение.
Я хочу, чтобы она видела меня.
На ее лице мелькает боль — еле заметно сведенные брови и сдавленный вздох — и наклоняюсь поцеловать ее и спросить:
— В порядке?
— Да, — кивая, отвечает она. Проведя пальцами по моему затылку и скользнув в волосы, она лукаво улыбается.
— Просто никогда так не делала.
Мой смех превращается в стон, когда она посасывает и покусывает мою шею. Войдя в нее глубже, я почти совсем не подаюсь назад, двигаясь глубоко, еще, еще и еще, пока она не начинает царапать мне спину, покачиваясь в такт и издавая прямо мне в ухо сдавленные, резкие и почти болезненные стоны.
Я знал, что ей не много было надо, но не подозревал, что настолько.
Немного отодвигаюсь, чтобы посмотреть на нее, и тут она кончает: открыв рот, сильно сжимая меня изнутри и издав надрывный гортанный звук.
Прижавшись лицом к ее шее, чувствую, как во мне что-то освобождается, и я стискиваю ее, трахая быстрее и сильнее, посасывая кожу на шее, стараясь продлить ее удовольствие, насколько смогу. Ее оргазм длится и длится, пока она не обмякает, захлебываясь воздухом, и просто смотрит на меня.
Смотрит, как я уже на грани, смотрит, как я падаю за эту грань и кончаю с громким стоном.
Блядь, я едва могу дышать. Руки дрожат, а она такая скользкая, что приходится усилить хватку, иначе я ее уроню. Но ее руки уже на моем лице, рот ищет мой, и она целует меня.
Лучше этого поцелуя не существует на свете — ведь я все еще в ней.
Она такая мягкая и мокрая, а еще эти расслабленные пресыщенные прикосновения — из-за всего этого мне трудно даже представить, что придется выключить душ. Это так просто — целоваться после секса — и в то же время нет. Будь это просто, то было бы частью обычных повседневных дел. И я не стал бы торопиться снять презерватив, первым делом позаботившись не о нем, а о чем-нибудь еще. Не стал бы думать, как долго она пробудет у меня, захочет ли остаться или что предложить ей перекусить.
Но Лондон со мной еще не закончила, поэтому я не хочу рушить эту связь. Еще нет. Не совсем. Мне нравится, какая она податливая в моих руках. Нравится раствориться в ней. Нравится ощущение, как мы только что сделали вдвоем нечто уникальное.
Обхватив руками мое лицо, она прижимается губами к моему подбородку, слизывает воду с моей нижней губы. Ее сверкающие голубые глаза так близко.
— Ты как?
Кивнув, я шепотом отвечаю:
— Думаю, ты меня прикончишь, — после чего снова тянусь к ее рту, но она уворачивается.
— Ты сейчас всю горячую воду переведешь.
Она подается бедрами назад, и я выхожу из нее, осторожно поставив ее на ноги.
Прошло много лет, с тех пор как я чувствовал чье-то тело своим тоже, и это ощущение всплывает во мне возрожденным рефлексом. Я провожу руками по ее бокам до бедер. Поглаживаю задницу, когда она наклоняется выключить воду. Когда выпрямляется, стоя спиной ко мне, позволяю ладоням подняться вверх к груди. Наклонившись посасываю и кусаю кожу на плече — хочу оставить отметину, чтобы все знали, что я был здесь. Мне нравится, как она ощущается рядом с моим телом, вписывается спиной или лицом — неважно. Мы тут идеально подходим друг другу.
— Где у тебя полотенца? — оглянувшись через плечо, Лондон старается подавить дрожь.
— Черт, прости, я сейчас, — вылезаю из душа и, обернув полотенцем бедра, бегу к шкафу за еще одним для нее.
Она уже вышла, когда я возвращаюсь и отдаю его ей. Смотрю, как она вытирает тело, промокает волосы. А я еще не оправился от ощущения, что всего десять секунд назад она была моей девушкой.
— Хочешь верь, хочешь нет, — говорит она, — но я сейчас впервые не одна принимала душ.
Я вытираю голову.
— Правда?
Подняв голову, она замирает и издает смешок.
— Господи, нет, ну ты только взгляни на свое лицо! Столько гордости.
— Вроде ведь не большая тайна, что парни любят быть первыми. Типа открыть Америку. Изобрести что-нибудь. Принять Душ С Лондон.
— Ну ты и сексист. Женщинам тоже нравится…
Я перебиваю ее, подняв руку.
— Ну да, да. Я не настолько рехнулся, — я смотрю на нее, до тех пор пока она не встречается со мной взглядом. — Успокойся. Просто рад быть первым. И не собираюсь водружать флаг или что-нибудь еще.
И наконец она мне улыбается. Мягким взглядом окидывает все мое лицо, после чего возвращается к глазам.
Выражение ее лица такое сладкое и расслабленное, просто охренеть… даже счастливое, от чего я делаю шаг вперед…
Лондон несколько раз моргает, и ее глаза холодеют: она вспоминает, что под полотенцами мы оба голые, а я не тот парень, который может ей понравиться.
— Можно одолжить у тебя что-нибудь из одежды? Мне нужно домой переодеться перед работой, а мое все в песке.
— Как-то не очень хорошо спланировала, а?
Она прищуривается и старается выглядеть раздраженной, но у нее не важно выходит.
— По плану у меня был душ дома.
Она идет за мной в спальню и наблюдает, как я из шкафа вытаскиваю футболку и баскетбольные шорты.
— Наденешь… — я замолкаю, держа в другой руке боксеры.
— Не, — взяв у меня шорты, она скидывает полотенце и садится на край кровати. Голая. И теперь мне только и остается, что думать о ней, в моих шортах и без ничего между ее… — Ты пялишься.
Очнувшись от транса, я говорю первое, что приходит в голову:
— Ты правда никогда не принимала душ со своим парнем? Это ведь кажется таким… естественным.
Пожав плечами, Лондон завязывает веревочки у себя на талии.
— В общем-то, у меня был только один парень, — отвечает она и поднимает на меня взгляд, будто ждет, что я сочту это странным. По очевидным причинам я так не считаю. Приподняв брови, даю ей понять, что она может продолжить. — Мы очень долго были вместе… но нет, никакого совместного душа.
— Тогда он просто неудачник.
— Ты даже себе не представляешь, насколько, — засмеявшись, она надевает футболку.
А-а, я все понял.
— Он изменил тебе, да?
Когда ее голова появляется в вороте футболки, ее взгляд становится настороженным.
— С чего ты взял?
— От тебя фонит вот этим вот: «Все мужики козлы».
— По моему опыту, большинство мужчин рано или поздно изменяют.
Чувствую, как моя голова слегка дернулась назад.
— «Большинство»? Звучит грубовато.
Она пожимает плечами.
— Вокруг меня не ходят толпами благородные джентльмены.
— Тогда зачем ты работаешь в баре? — когда она ничего не отвечает, я замолкаю и морщусь. — Не знаю, как сказать получше, но у тебя же есть диплом. И тебе не обязательно превращать смешивание коктейлей в дело всей жизни.
— Не так-то просто найти работу, как тебе может показаться, мистер Адвокат-Стажер. И потом, мне нравится смешивать коктейли. Удобный график. Днем я на пляже, а в свободное время делаю кое-какую внештатную работу. Будучи барменом, я получаю неплохие деньги. А вот как фрилансер… нет. Ну или пока нет.
— Ты про графический дизайн?
— Ага. Арты. Логотипы. Видео. Сайты, — она становится напряженной. Втянув плечи и зажав ладони между коленей, она сидит на моей кровати. Все ее тело кричит: «Можно я уже пойду?»
Я узнаю этот язык тела. Я и сам был в такой позе. По какой-то причине это мучительно наблюдать — тем более после того чем мы сейчас занимались — и заставляет меня хотеть, чтобы она осталась. Почему мои инстинкты всегда говорят мне подтолкнуть ее, хотя бы немного?
— Ну, ты будешь лишена опасности встретить какого-нибудь мудака, если начнешь работать из дома. Или остается вариант в баре, где никогда не познакомишься с кем-то, кто тебе понравится.
Лондон поднимает голову, и ее глаза, кажется, сверкают в полутемной комнате.
— А ты? Когда в последний раз был с кем-то, кого считал своей девушкой?
— На первом курсе.
Она недоверчиво смотрит на меня.
— Это ведь было аж четыре года назад.
— Знаю. Но мы до этого долго были вместе.
Я сажусь рядом с ней на кровать и, наклонившись, облокачиваюсь локтями на бедра. Я все еще в одном полотенце.
— Люк?
Чувствую ее взгляд на своем лице и поворачиваю голову. По ее лицу я понимаю, что она все сопоставила и сделала вывод.
— Да?
— Скажи, а как именно ты знаком с Миа?
Хочу улыбнуться, но губы не слушаются.
— Она моя бывшая.
— Ох, — она закрывает глаза. — Да. Я что-то слышала про парня, который у нее был до Анселя. Вы действительно долго были вместе.
— Наш первый поцелуй был в наши двенадцать.
— А последний? — спрашивает она.
Мое сердце полно фантомных болей. Так всегда бывает, когда я вспоминаю его: мы тогда оба точно знали, что он последний.
— В девятнадцать.
Лондон встает и вытирает руки о бедра, оглядываясь по сторонам, словно ищет что-то.
— Как-то мне стало странно из-за всего этого.
Я иду за ней в ванную, где она собирает с пола свою одежду.
— Господи, почему? — спрашиваю я. — Миа сто процентов все равно.
— Но она ничего и не знает об этом, — жестом показывая между нами, отвечает она. — Ну то есть мы с Миа не прям уж такие близкие подруги, но все же дружим, а я трахаю ее бывшего.
— Я бы так не сказал. Мы трахнулись всего два раза, и как бы я сделал большую часть работы. А ты можешь претендовать тут процентов на тридцать ответственности, но даже и их проигнорировать, потому что не знала, что я ее бывший.
Она даже не улыбается в ответ и, выйдя из спальни, идет на кухню и надевает шлепанцы.
— Но все же… М-да.
Я пресекаю собственный растущий интерес, заставляя себя никак на это не реагировать. Мне нравится Лондон, но вокруг нее какое-то причудливое защитное поле, которое я даже не буду делать вид, что понимаю, а новость про Миа сделало его еще сильнее.
— Ну, несмотря ни на что, сегодня было хорошо, — тихо говорю я.
Она кивает, но не хочет на меня смотреть.
— Согласна.
Знаю, что она не станет звонить, но все равно не могу удержаться и оставляю ей свой номер. Оторвав уголок конверта, лежащего на столе, я пишу его и протягиваю ей.
— На случай, если захочешь еще разок протестировать шампунь.
Она смотрит на него, после чего все-таки берет. Потом отрывает еще клочок бумаги и что-то пишет. С усмешкой она дает его мне, после чего, схватив свои ключи, идет к входной двери.
Услышав, как отъезжает ее машина, набираю номер и с досадой смеюсь, когда слышу в трубке низкий мужской голос:
— Бар Фреда. Фред слушает.