— Если бы не холод, можно было бы притвориться, что сейчас летний вечер, — проговорил Эндрю с улыбкой. Он сидел на дощатой скамейке на верхней палубе парома, закинув локти за спинку и прищурив глаза.
Грир щурилась на пунцово-красную линию горизонта, вдоль которой клубились, вытягиваясь в линии, перисто-кучевые облачка.
— У такой формы есть свое название?
— М-м-м, — проговорил Эндрю, рассматривая облака. — Я слышал, в этих краях их называют скумбриями. В честь рыбы. Не знаю почему. Не моя область. Нам бы лучше забрать багаж.
— Не может быть, что мы уже добрались.
Он кивнул через плечо:
— Это Гернси. Скоро зайдем в порт Сент-Питер.
Обернувшись, Грир увидела берег и гавань с прибрежной линией, усеянной разнообразными постройками. Желудок у нее словно перевернулся. Порт Сент-Питер и отель, где они с Эндрю остановятся. Впервые после того вечера в Рингстэде они увиделись, только когда Эндрю заехал за Грир, чтобы довезти ее до парома. Время перед поездкой они договорились провести раздельно, чтобы все взвесить и закончить дела. Так что эти два дня Грир бродила по городу неприкаянная, тщетно ища вдохновения и новых идей для «Бритмании» и думая только об Эндрю — или, когда не получалось избегать этих мыслей, о Руби Тиммонс Хоукер.
— Я бы не удивился, если бы хозяйка пансионата сказала, что тебя нет, когда я приехал сегодня вечером, — вдруг признался Эндрю.
Грир обернулась к нему:
— Если бы я передумала, то позвонила бы тебе. К тому же номер в отеле, как ты помнишь, заказала я. И не смогла бы бросить тебя одного без комнаты для ночлега.
— Ты думаешь, я поехал бы без тебя? — Встав со скамейки, он потянул ее за собой. — Где мы остановимся? Я до сих пор не понимаю, почему ты так настаивала на том, что поиск жилья — твоя стезя.
Она в смущении сглотнула.
— Ты меня уже раз пятьдесят спрашивал об этом. И, как я уже неоднократно повторяла, это сюрприз. — Для меня, вероятно, тоже. Это была не лучшая идея — выбрать из списка туристического агентства самый дешевый вариант. Но ни в коем случае нельзя позволить Эндрю оплатить более половины счета, а если он будет составлен на имя Грир, то ей будет гораздо проще подсчитать, сколько она потратила. — У меня получается находить настоящие, скрытые для глаз рядового туриста жемчужины в области гостиничного бизнеса, — увильнула она. — Вот почему мне так хотелось сделать это самой.
Лицо Эндрю выдавало овладевшее им сомнение.
— Такие, как «Белль Виста»? — донимал он ее.
— Мне там нравится.
— Ах да, конечно, — проговорил Эндрю, и в его глазах засветились искорки смеха. — Ты мне уже говорила — должно быть, с возрастом становлюсь забывчив. Я оставлю тебя в очереди на выход и заберу наши вещи.
Очевидно, далеко не все пассажиры были туристами. Бизнесменов, одетых в соответствии с дресс-кодом самого обычного офиса, было не отличить от американских; семьи, не проявлявшие никакого интереса к окружающей обстановке, судя по всему, возвращались домой. И только иногда слышалась иностранная речь, создававшая туристическую атмосферу. Грир различила немецкий и английский с сильным французским акцентом, а также какой-то язык, напоминавший вариант французского, — возможно, один из местных говоров нормандского острова, о котором упоминалось в путеводителе. Острова не являлись частью Англии — когда-то они провозгласили себя Герцогством Нормандия.
— Как тебе? — спросил Эндрю, поставив сумки и опершись на перила рядом с Грир. — Мне здесь все напоминает скорее Европу, чем Англию.
Она наблюдала за чайками, с криками проносившимися над головой.
— Я никогда не была в Европе. Но город похож на фотографии в туристических брошюрах по Франции и Испании. Пока что мне нравится, как выглядит прибрежная полоса.
— Можно мне, наконец, узнать, где располагается наш отель? Чтобы разведать, на какой автобус нам нужно сесть от причала?
— Мы остановимся в «Фелпс», на улице Смит, — ответила Грир.
Эндрю стоял близко, касаясь локтем ее запястья. Угасающие солнечные лучи отбрасывали тени, делавшие резкими черты его лица. Аромат соли, витавшей в воздухе, казалось, был неотделим от него. И на этом зеленом острове, расположенном в кобальтовых водах моря, они впервые займутся любовью. Грир молча рассматривала его профиль, пока Эндрю не обернулся к ней.
Потянувшись к Грир, он взял ее за руки:
— Не нервничай, милая. Мы восхитительно проведем здесь время. И это будет только началом того восхитительного времени, которое отведено для нашей любви.
— Я надеюсь на это, Эндрю, — прошептала Грир. Ее губы раскрылись, чтобы встретить его нежный поцелуй, и в этот момент борт парома стукнулся о док. Она вцепилась в Эндрю, дрожа всем телом и молясь, чтобы он не заметил ее явного смятения.
Наведя справки, они узнали, что улица Смит находится в шаговой доступности от пристани. Грир любовалась пейзажем, в то время как Эндрю нес их сумки. По обеим сторонам узких мощеных улиц тянулись линии магазинчиков и кафешек с самыми разнообразными и затейливыми фасадами. Наверное, такие же, как где-нибудь в Бретани, решила Грир. Все рисунки и фотографии с изображением северо-западного мыса Франции, которые ей доводилось видеть, демонстрировали похожие виды.
— Потрясающе, — задыхаясь проговорила Грир, сосредоточенная на ухабистой дорожке. — Давай притормозим, а то все пропустим.
Эндрю немедля поставил сумки на тротуар.
— Присядь, — предложил он ей, указав на свой кожаный чемодан. — На меня упали две капли дождя, к тому же очень быстро холодает и темнеет. Но я тебя не тороплю. Как раз переведу дыхание, пока ты наслаждаешься видами.
— Шутник, — усмехнулась Грир, игриво ткнув его в ребра. — Наверное, мы сможем вернуться сюда завтра — или, может быть, после того как зарегистрируемся в гостинице?
Проницательный взгляд Эндрю, казалось, добирался до ее самых потаенных мыслей.
— Завтра, само собой, — ответил он. — Не думаю, что мы еще куда-нибудь выйдем сегодня. Уже почти шесть. Давай лучше купим бутылку вина, немного хлеба и сыра и попозже перекусим в номере.
— Звучит прекрасно, — сказала Грир, стараясь не обращать внимания на участившееся сердцебиение. Она подняла сумку, но Эндрю тут же перехватил ее.
Они остановились у прилавка с фруктами и овощами, и Эндрю купил пару яблок и гроздь винограда. В булочной пекли французский хлеб с толстой коркой. Потом Грир заметила маленький продуктовый магазин, где они выбрали упаковку камамбера, а затем, пройдя мимо нескольких белых сортовых вин, остановились на бутылке очень сухого шампанского. Когда Эндрю добавил в корзину пластиковые стаканчики и ножи, кассир, казалось, заинтересовался. Посмотрев на Грир, он ухмыльнулся, и она тотчас же залилась краской.
— Ты бы видела себя там, — сказал Эндрю, рассмеявшись, когда они вышли из магазина. — Покраснела как рак только из-за того, что какой-то незнакомец догадался о наших планах устроить вечеринку.
— Он не об этом подумал.
Склонившись к Грир, Эндрю прошептал ей на ухо:
— Он подумал о том, какой я счастливчик, что собираюсь на вечеринку с такой прекрасной женщиной. А ты себе воображаешь непонятно что.
Его дыхание щекотало щеку Грир. Вскинув бровь, она посмотрела на него и, ускорив шаг, быстро сменила тему.
— Улица Поллет. Ле Поллет. Зачем они дублируют название улицы? — поинтересовалась она.
— Чтобы поддерживать не только английские, но и французские традиции. Думаю, это наш поворот.
Когда Грир увидела «Фелпс», ей только и осталось, что в ужасе раскрыть рот и, лязгнув зубами, снова закрыть его. Еще один «Белль Виста», только более ветхий. Белая штукатурка облупилась, обнажая бетонную стену под провисшей шиферной крышей. Выступающая застекленная терраса на уровне улицы могла бы выглядеть неплохо — если бы каждое окно не было наглухо занавешено облезлым тюлем. Грир в смятении прижала к груди пакеты с едой.
Задрав голову, Эндрю изучил здание снизу доверху и добродушно улыбнулся.
— Я мог бы догадаться, что это оно и есть, даже если бы ты мне не сказала, — заявил он. — Настоящая жемчужина в стиле Грир. У тебя точно нюх на лидеров среди гостиниц.
— Боже мой, — выдохнула она. — Мы все еще можем подыскать какое-нибудь другое место. Я понятия не имела, что...
— И слышать не желаю. — Его самодовольная ухмылка окончательно смутила Грир. — Если ты выбрала этот, я уверен, что он будет шикарен.
Маленький вестибюль внушал хоть какую-то надежду. На полированном круглом столике поблескивала медная ваза с бордовыми хризантемами. В воздухе витал приятный запах лимонного масла. Стоило им только раз тронуть звонок на столе приемной, как к ним тут же вышла запыхавшаяся тучная женщина, которая объяснила, что она и есть та самая миссис Фелпс. И что она сама проводит их наверх.
Каждые несколько шагов женщина останавливалась, чтобы взглянуть на Эндрю и Грир, оценивая их прозорливым взглядом маленьких черных глаз, и сыпала на них град услужливых предложений:
— Вы уверены, что вам не понадобятся бутыли с горячей водой... Да? Я с удовольствием разложу кровать, если вы дадите мне знать, когда отправитесь на ужин.
Показав им номер, миссис Фелпс вернулась спустя несколько минут с ежедневной газетой, а затем еще раз — с чаем и печеньем на подносе. При этом она каждый раз мялась в комнате, с жадным интересом следя за гостями и их вещами.
— Вы уверены, что я больше ничего не могу для вас сделать, миссис?..
— Нет. Но спасибо за чай, — сказала Грир, заведя руки за спину. Эндрю не заметил, что с ее руки исчезло обручальное кольцо, — зато миссис Фелпс заметила. Без него палец казался Грир огромным и голым. Но не могла же она использовать кольцо Колина как прикрытие, создавая иллюзию благоприличия.
— Большое спасибо, миссис Фелпс, — говорил Эндрю, постепенно вытесняя женщину в прихожую. — Мы обязательно дадим вам знать, если нам что-нибудь понадобится.
Грир прислонилась к закрытой двери, вслушиваясь в удалявшиеся шаги хозяйки.
— Как думаешь, каким будет следующий предлог?
— Кто знает? Если она решит снова наведаться, мы не откроем. — Потерев ладони, Эндрю поежился. — А здесь прохладно, — пожаловался он.
— Наверное, потому она и принесла чай. Знала, что мы захотим согреться. — К щекам Грир прилила кровь. Она уставилась на потертый ковер с цветочным узором, избегая взгляда Эндрю.
Он подошел к Грир, не успела она и заметить, и обнял ее за плечи.
— Чего ты боишься, Грир? — нежно спросил Эндрю. — Меня?
От поцелуя, который он запечатлел на подбородке Грир, ее натянутые нервы дрогнули.
Ей захотелось сказать: «Себя, Эндрю. Я боюсь себя». Но вместо этого Грир легко коснулась ладонями талии мужчины и юркнула под его левую руку, выскользнув из объятий.
— Не смеши меня, — сказала она, и голос дрогнул. Она чувствовала на себе взгляд Эндрю, когда шагала по комнате, притворяясь, что изучает мебель.
— Тогда в чем дело?
— Ни в чем, — чересчур поспешно отозвалась Грир. — Просто такое ощущение, как будто мы в ловушке.
— В ловушке? — Его короткий смешок отнюдь не был радостен. — Это значит, что ты жалеешь о том, что согласилась? И тебе кажется, будто я заманил тебя в эту... поездку?
Слабость, обрушившаяся на ее ноги, завладевала всем телом.
— Нет, нет. Я рада быть здесь с тобой, — заверила она его. — Я ведь даже сама забронировала номер, помнишь? Если уж кого винить в тщательном планировании обстановки, то меня ничуть не меньше, чем тебя.
Эндрю подошел к окну и, отдернув занавеску, устремил взгляд в темноту сквозь стекло, испещренное каплями дождя.
— А что, кстати говоря, заставило тебя выбрать это прекрасное заведение?
— Пожалуйста, Эндрю. Не сейчас.
— Серьезно, — настаивал он. — Почему именно это?
— Как можно так менять тему разговора? — проговорила она и сжала зубы, чтобы унять дрожь.
Он обернулся:
— Ну расскажи.
Грир присела на край обитого ситцем кресла возле незажженного газового камина.
— В книге ему присвоили одну звезду. Было сказано, что здесь чисто и виден океан. — Она подняла глаза и встретилась с Эндрю взглядом, в котором явственно читался вызов. — А если тебе вдруг понадобится телескоп, чтобы посмотреть на воду, то он дешевый, — огрызнулась Грир.
— Уже хорошо, — серьезно сказал он. — Теперь ты злишься.
— Тебе нравится, когда я злюсь?
— Это отличное начало. Иногда нам приходится пройти через целую гамму эмоций, прежде чем оказаться в состоянии ощутить нужную, — разъяснил Эндрю.
— Я думала, ты педиатр, а не психотерапевт.
— Внутри каждого врача живет скрытый психотерапевт. Это я про хороших врачей, само собой.
Грир издала шумный вздох.
— Больше всего в мужчинах меня восхищает такое качество, как скромность. А ты просто необыкновенно скромен.
Его низкий раскатистый смех как будто растопил атмосферу в комнате.
— Смотри-ка, — поддразнил он ее. — Гнев сменяется презрением. Мы движемся в верном направлении. Поработай над чувством презрения, пока я придумаю, как разжечь огонь. Я думал, что этот вид каминов вышел из употребления уже много лет назад. У тебя есть спички?
— Что идет после презрения? — сухо спросила она.
— Я надеюсь, спички.
— Зачем мне, по-твоему, носить с собой спички? Может быть, нам стоит позвать миссис Фелпс. Думаю, она с удовольствием поднимется и выручит нас.
Эндрю пересек комнату и опустился на колени перед Грир.
— Даже не думай. Если потребуется, я лучше отломлю пару ножек от стула и разотру их друг о друга. Я несколько раз пробовал, когда был ребенком, — с прутиками, не с ножками стульев.
— И как, удавалось разжечь костер?
— Нет. Даже искры не получалось. — Он положил ладони ей на колени. — Но по крайней мере, нам, может быть, удастся забыть про огонь, и мы узнаем, сколько тепла способны выработать наши тела, — многозначительно произнес Эндрю, наклонив голову и скрыв от нее лицо.
Он явно пытался разрядить обстановку, но Грир не могла заставить себя рассмеяться. Кудри его иссиня-черных волос касались воротника кремового свитера. Вельветовый пиджак делал плечи Эндрю еще шире. Грир осторожно погладила его волосы, касаясь кожи за ухом кончиками пальцев. Она почувствовала, как по его телу прошла едва уловимая дрожь.
— Как же мне хотелось оказаться здесь, с тобой, наедине, — прошептала она.
— А теперь ты уже не так уверена в том, что тебе этого хочется? — Эндрю еще сильнее склонил голову.
Отняв ладонь от щеки, Грир обхватила руками его плечи. Приникнув к макушке Эндрю, она медленно потерлась лицом о его волосы.
— Ни в чем не была так уверена, как в этом, — пробормотала она. — Но я не хочу тебя разочаровать. Ты такой прекрасный, Эндрю. Ты никогда не сделаешь и не скажешь ничего, что могло бы расстроить меня, — соглашаешься терпеть рядом с собой капризную женщину, которая на каждом шагу выдумывает адские препятствия, хотя и хочет заняться любовью не меньше тебя, — призналась Грир.
— Что? — Одним внезапным движением Эндрю развернулся и обхватил лицо Грир обеими ладонями. Он пристально смотрел в ее глаза, а потом опустил взгляд на губы. — О, моя дорогая, — проговорил Эндрю. — Ты не можешь разочаровать меня. И если все это были адские препятствия, то я надеюсь, они будут повторяться каждый день. Ты просто уникальна, — подытожил он, сопроводив свои слова мимолетным, но чувственным поцелуем. — Всего одну минуту, — сказал он, вскочив на ноги и подходя к подносу с чаем, оставленному хозяйкой. — Мозговой штурм отменяется. Спички на подносе. Только не шевелись, я разожгу это чудовище.
Повернув хромированный ключ на правой части пода камина, Эндрю пустил газ. Он чиркнул спичкой, и шипение тут же переросло в равномерное потрескивание, когда пламя разгорелось.
— Ну вот, — произнес он, совершенно довольный собой. — Теперь это местечко прогреется в два счета. — Эндрю бросил коробок спичек на каминную полку и обернулся к ней, уверенно подбоченясь: его умелые руки упирались в узкие бедра под лацканами пиджака. — Ну так на чем мы остановились?
— Этого мне, наверное, уже не вспомнить.
— Давай плащ.
— Мне пока еще холодно.
— Больше никаких отговорок, — настоял Эндрю. Выскользнув из пиджака, он протянул ей руку. — Вставай. Я повешу их в гардероб, если это он и есть. Выглядит скорее как древнегреческий гроб, который подняли и поставили вертикально. — Наклонив голову, он, казалось, сосредоточенно разглядывал вместилище. — Или, возможно, древнеримский — они были те еще любители фруктов.
Грир поднялась, смеясь над его шуткой, и позволила ему снять с себя плащ. Узкий массивный шкаф из орехового дерева стоял на небольшом расстоянии от стены. Его передние дверцы украшали резные грозди винограда.
— Начинаю верить, что ты и правда сообразительный.
— Наконец-то, — ответил Эндрю. — Я тебе все время это повторяю. Но что заставило тебя признать сию истину именно сейчас? — Он повесил их верхнюю одежду на плечики и потянулся, чтобы зацепить крючки за штангу. Взгляд Грир упал на тонкую полоску кожи, обнажившуюся у Эндрю на талии, и тягучее тепло внизу живота стало закручиваться в спираль. Она жаждала этого мужчину. Он пробуждал в ней инстинкты, которые она уже так долго в себе подавляла.
Грир сцепила пальцы в замок, чтобы удержаться от прикосновения к нему.
— Я читала книгу о типах... людей, — объяснила она.
— И что?
— Там говорилось, что сообразительность и склонность проводить неуместные параллели неразрывно связаны друг с другом. Так что...
— Понимаю, — сказал Эндрю, перебив ее. Он подхватил дорожные сумки и поставил их под высокий шаткий стол возле двери. — Я вижу древнеримские памятники в гардеробах времен двадцатого века, и это значит, что я, скорее всего, гений. — Эндрю улыбнулся одним уголком рта, чем окончательно очаровал ее.
И внезапно Грир почувствовала, будто тысячи порхающих бабочек выбрались из плена внутри ее. И ей стало легко, так легко, словно эти бабочки уносили ее к небу. Все вдруг куда-то испарилось, кроме гибкого тела Эндрю, который ловко выполнял незначительные дела, перемещаясь по номеру, и сглаживал таким образом паузы в их разговоре. Зажмурив глаза, она крепко сжала руки на груди.
— Грир. Грир, что такое? — проговорил Эндрю тревожно.
Когда она подняла веки, он стоял в нескольких сантиметрах от нее, внимательно разглядывая ее лицо, и в его изумительных янтарных глазах плескалось беспокойство. Бабочки вылетели на свободу, и вместе с ними — эмоции, которые Грир все это время пыталась подавлять.
— Если ты не обнимешь меня прямо сейчас, я разлечусь на мелкие кусочки, — торопливо проговорила она. — Ты мне нужен. Мне так много надо тебе сказать, но каждый раз, когда я пытаюсь это сделать, только хожу кругами вокруг да около. Эндрю, что со мной не так?
Он стремительно сжал Грир в объятиях. Крепко прижавшись ухом к его грудной клетке, она вслушивалась в ровный стук его сердца — энергичный и успокаивающий ритм, который, казалось, замедлял и ее сердцебиение.
— С тобой все в порядке, моя дорогая, — утешал он ее. — Кроме того, что ты слишком долго была одна, а теперь немного боишься снова дать волю чувствам.
Уткнувшись подбородком в волосы Грир, Эндрю гладил ее ладонью по спине. Запахи их тел смешивались в причудливый и пьянящий букет. Грир ощущала аромат своих духов — тонкий, еле уловимый, он отдаленно напоминал запах сандалового дерева; но это лосьон после бритья Эндрю, с примесью терпкого, мужского запаха кожаных ботинок или ремня, затягивал ее бедра нитями тепла. Тепла, томления и страсти. Встав на носочки, Грир обвила руками шею Эндрю. Его колючая однодневная щетина только еще сильней заводила ее, и она покрывала резкие линии его скул торопливыми поцелуями.
Эндрю поднял подбородок, и Грир прижалась губами к изгибу его шеи, а потом потянулась к его уху и нежно укусила мягкую мочку, и тогда он склонил голову и встретился с ней губами. Почти не раскрывая рта, он мягко и чувственно прикасался к ее губам. Кончиком языка Эндрю дотронулся до уголка ее рта и прошелся им по ее нижней губе, а затем постепенно проник дальше, плавно скользя по гладким зубам и достигая нежной оболочки рта. Грир чувствовала, что Эндрю сдерживает себя. Он никогда не позволил бы себе торопить или принуждать ее, пока не уверился бы в том, что она готова.
— Моя милая. — Грир ощущала его дыхание у себя на губах. — Я развею все твои сомнения, если только ты позволишь. Ведь можно полюбить снова.
Вся неуверенность испарилась. Ей хотелось сказать ему об этом, но она только запустила пальцы в его густые волосы и прижалась щекой к его груди.
— Эндрю, — только и смогла прошептать Грир.
Слегка отстранившись, Эндрю энергично стянул с себя свитер. Опустив руки, он расслабил мышцы, и сухожилия приняли прежнее положение. Эндрю взглянул на Грир — волосы его были в беспорядке, а глаза горели огнем чувственного желания, прожигавшим насквозь ее сердце, ее душу.
Повинуясь безотчетному порыву, Грир водила пальцами по рельефам его торса. Кожа на его широких, крепких плечах была упругой, натянутой; чуть жесткие темные волосы на груди спускались, образовывая узкую полоску на плоском животе, и прятались под низкой талией джинсов. Она обхватила его талию: кожа была гладкой, шелковистой — и скользнула ладонями вдоль лопаток, обняла его, нежно поглаживая спину, поцеловала в твердый сосок. Больше ничто не имело для нее значения, кроме Эндрю. С ним она вновь обрела свободу жить в соответствии со своими желаниями.
— Я хочу ощутить твое тело, Грир. — Его голос сделался низким от овладевшей им страсти.
Грир стала снимать свитер, но Эндрю остановил ее. Взяв ее на руки, донес до кровати и бережно уложил на подушки, словно она была бесценной хрустальной вазой. Каждое их соприкосновение рождало электрический заряд. Когда Эндрю снимал с Грир обувь, ее стопы закололо, а потом, когда касался их губами, стало щекотно. Рассмеявшись, она выскользнула у него из рук. Их взгляды встретились — охристый цвет его глаз с ее ярко-синим. И смех застрял у нее в горле.
Плавные, грациозные движения тела Эндрю завораживали ее. Ловким движением пальцев он незаметно расстегнул «молнию» ее юбки, и та бесшумно соскользнула на пол, за ней последовали колготки.
Грир невольно потянулась руками к бедрам, чтобы прикрыть шрамы, но Эндрю покачал головой и, поймав ее ладони, прижал их к губам.
— Не надо, — сказал он. — Ты прекрасна. Ты бесконечно прекрасна.
— Спасибо, — отрывисто проговорила Грир. — Ты тоже. — Она постаралась улыбнуться, но не справилась с нервами, и щеки задрожали.
Эндрю поцеловал кончики ее пальцев и выпустил их из ладоней. Он легко стянул с нее зеленый свитер и откинул его в сторону. Встав на колени перед Грир, он запустил руки в ее волосы и принялся осыпать страстными, нежными поцелуями ее лицо, шею, плечи. Потом Эндрю немного отстранился, и взгляд его опустился на нежную кожу ее груди, наполовину скрытой бюстгальтером. Почти благоговейно он провел пальцами по коже вдоль кружевной полоски, едва прикрывавшей возбужденные соски.
Их шумное дыхание слилось воедино, когда Эндрю продолжил исследовать ее тело, запечатлевая поцелуй в каждой новой точке. Положив ладони ей на ребра, он прокладывал влажную дорожку поцелуев от ложбинки между грудями и миниатюрного цветочка, скреплявшего чашечки бюстгальтера, к пупку. Крохотные белые трусики были не способны прикрыть лоно Грир от неудержимого пыла, с которым Эндрю ласкал ее тело. Когда он добрался наконец до внутренней стороны ее бедер, от его горячего дыхания волна вожделения пробежала внизу ее живота, и, склонившись к нему, она притянула его к себе.
— Ложись рядом со мной, Эндрю, — прошептала Грир. — Так я смогу видеть твое лицо. Я хочу смотреть на тебя, когда мы будем заниматься любовью.
Эндрю поднялся и неожиданно резкими движениями сбросил с себя оставшуюся одежду. Но все это время он не переставал смотреть ей в глаза. Когда он разделся догола, она была не в силах отвести глаз от его мускулистого тела. И, только слегка опустив взгляд, окончательно убедилась в том, насколько сильно его сексуальное желание, и дыхание у нее перехватило.
— Дорогая, — проговорил он так тихо, что она едва различила слова. — Боже, что же ты со мной делаешь.
Подняв Грир на ноги, он откинул покрывало и затем снова уложил ее на подушки. Одним быстрым касанием он расстегнул застежки ее бюстгальтера и, как только ее ноющие от пламенного желания, налившиеся груди обнажились, накрыл их ладонями, еще сильнее раскаляя кожу. Спустившись ниже, он легко снял с нее трусы и стал целовать ее ждущее тело, пока каждая клеточка не заныла от невыносимого напряжения. Эндрю касался губами и слегка покусывал ее напрягшиеся соски, одновременно прижимая ребро ладони к нежной коже у нее между ног. Изгибаясь, Грир тянулась к его телу.
— Ты самая восхитительная женщина из всех, — признавался Эндрю. — Сила моих чувств к тебе едва ли не пугает меня. Я не могу потерять тебя снова, Грир.
Он произнес это, глядя ей в глаза, а потом, склонив голову, спустился к животу и ниже. Его горячий, влажный язык, сделавшись твердым, проник в ее лоно, и из головы ее улетучились все мысли. И хотя, словно издалека, до Грир донесся собственный сдавленный крик, сказанные тогда слова не остались в ее памяти.
Спустя одну бесконечную, томительную секунду Грир потянула Эндрю к себе, побуждая его лечь на нее, и, раздвинув ноги, подняла колени.
— Я хочу тебя, Эндрю, — выдохнула она. — Сейчас. Его взгляд потемнел, вены на шее напряглись. Каждая черточка его лица словно светилась радостным предвкушением и нежной любовью. Он вошел в нее плавно, осторожно. Грир простонала от несильной, но неожиданной боли, и тогда Эндрю помедлил, до тех пор пока она сама не прильнула к нему, делясь с ним охватившим ее самозабвенным восторгом.
Они двигались в унисон, постепенно ускоряясь, и Грир подавалась вперед, чтобы он проникал глубже, не уступая его страсти, уверенная в том, что он испытывает наслаждение ничуть не меньшее, чем она. И когда они оба достигли оргазма, у нее из груди вырвалось сдавленное рыдание, смешавшееся с хриплым стоном Эндрю. Она открыла глаза и посмотрела на него, словно пытаясь смирить безудержный взрыв, который, казалось, грозил разметать ее на мелкие частички. Глаза Эндрю были закрыты, губы застыли в блаженной полуулыбке, какая бывает только у влюбленного. «Я люблю тебя», — говорило ему ее сердце, но Грир не произнесла вслух этих слов. Она скажет их потом.
Эндрю замер над ее телом, удерживая вес своего торса на вытянутых руках на уровне ее головы. Грир различала пульсацию у него на шее, быстрое биение его сердца.
— Обними меня, пожалуйста, — приглушенно сказала она. — Почувствуй, что я нужна тебе. Давай останемся вместе навсегда.
Их влажные ноги так и остались сплетенными, когда он соскользнул с нее и лег рядом, прижимая ее к груди.
— Ты всегда будешь нужна мне, — проговорил Эндрю. — Я люблю тебя. О, как же я тебя люблю.
Он с шумным вздохом поднялся на один локоть и посмотрел на Грир, потеребил ее волосы, накрутил одну прядь на пальцы.
— А представляешь, если вот прямо сейчас ты забеременеешь? — мечтательно спросил Эндрю.
— Что? — Грир оторопела и только огромным усилием заставила себя сосредоточиться. Не может быть, чтобы он предположил, будто она может забеременеть. Нет!
Улыбнувшись, Эндрю зарылся носом в ее шею.
— Считается, что такое случается только в кино. Но на самом деле зачатие может произойти и во время первой ночи любви. Мы ведь можем на это надеяться, правда? — ласково поинтересовался Эндрю.
Грир крепко обхватила его руками. Он не предохранялся и не спрашивал ее ни о чем таком. Ей пришло в голову, что раз он врач, то мог бы как раз и подумать об этом. Это злой рок, дурочка. Ты еще не поняла, что он преследует тебя? Эндрю мечтал о детях — собственных детях — по крайней мере так же сильно, как он мечтал о Грир.
— Ты что-то неразговорчива, милая, — сказал он, лаская ее шею. — Я думал, тебе эта мысль придется так же по душе, как и мне. Время пришло, любовь моя. Я видел, как ты смотришь на детей. Тебе нужен другой малыш.
— О... Эндрю. — Грир разрыдалась и уже не в силах была остановить слезы, да и не пыталась. Он так и не догадается, что вместо радости она испытывает невыносимые душевные муки и безысходность. Внезапные крепкие объятия Эндрю словно скрепили частички ее души, которая грозила разлететься на осколки. — Я люблю тебя, — произнесла Грир и хотела было объяснить Эндрю, что у нее не будет ребенка — никогда не будет, но страх перед его возможной реакцией возобладал над ней. И теперь она уже не сможет уйти от него — не тогда, когда они обрели такое счастье в объятиях друг друга.
Эндрю вспоминал подробности дня, улыбаясь и разговаривая с Грир — и ожидая, что она наконец откроет ему правду. Поздним вечером они поужинали в итальянском ресторанчике возле причала и в последний раз вернулись в «Фелпс». Только непреодолимая сила их притяжения друг к другу, находившая воплощение в занятиях любовью, способна была сдерживать назревавший в нем гнев и замешательство.
Потом он молча лежал на кровати рядом с Грир, уткнувшейся лицом ему в плечо. Когда ее дыхание замедлилось, он понял, что она уснула.
Голова у него напряженно гудела. Предполагала ли она вообще, что он когда-нибудь узнает о гистерэктомии? Почему она не рассказала ему? Черт подери, почему он сам не догадался обо всем раньше?
Ключом к разгадке тайны стала реакция Грир на его предположение о беременности. Иногда отчаяние можно ошибочно принять за счастье, но не в этот раз. Весь день Эндрю пытался вызвать Грир на откровенность, проникнуть в тайники ее души, которые прятались где-то за деланой улыбкой и рассеянным взглядом, за все время так и не встретившимся с его собственным. Единственной искренней реакции ему удалось добиться от нее, когда он упомянул о намечавшемся на субботу свидании с Симоной. Услышав это, Грир на мгновение забыла о необходимости удерживать на лице улыбку. Горло Грир судорожно сжалось, и она сглотнула. Но, совладав с собой, она тут же снова улыбнулась и живо поинтересовалась, куда они повезут ребенка.
Свежий шрам рядом со старым, от кесарева сечения, Эндрю заметил сразу же. Тогда ему в голову пришло, что после операции могли возникнуть осложнения, возможно спайки, но об удалении матки он и подумать не мог. А теперь был абсолютно уверен в своей догадке. У Грир никогда не будет ребенка, потому-то ее и ранило до глубины души любое его упоминание о детях. Ощущая, как горячие слезы струятся по вискам, Эндрю зажмурил глаза.
У них не будет своих детей. Как больно думать об этом. Теперь действительно больно. Но сердце Эндрю просто разрывалось на части от другой мысли — о том, что Грир не доверяет ему настолько, чтобы быть откровенной. Она единственная, в ком он нуждается и кого желает — и будет желать всю жизнь. Но теперь их отношения зависят не от него. Ведь Эндрю не в силах заставить Грир довериться ему, а пока она не откроет перед ним душу, они не смогут взять на себя главное обязательство длиной в жизнь.
Лицо у Симоны обветрилось. Медленно пятясь на корточках с лопаткой в руке, она прорывала бороздку в пляжном песке.
— Так вода зальется, и будет ров, Грир, — крикнула Симона.
Грир поежилась, хотя и была одета в куртку. От ветра у нее слезились глаза. Эндрю срочно вызвали на работу, когда они уже собирались везти Симону за город. Наклонившись, Грир подняла несколько ракушек, наполовину зарытых в песок, и водрузила их на верхние башенки песочного замка, который они с Симоной строили вот уже два часа.
— Готово, — тяжело дыша, произнесла девочка, поравнявшись с Грир. — Выкопай яму поглубже, чтобы вода смогла наполнить ее, когда начнется прилив.
— Да, мадам. — Грир посмотрела вслед тщедушной фигурке малышки: та ускакала от нее, размахивая руками, и принялась наворачивать круги на песке. — Да, моя крошка, — прошептала она.
Песок забивался под ногти и прилипал к влажным ладоням. Грир принялась за углубление канавки, которое, по словам Симоны, требовалось для того, чтобы вода наполнила ров, окружавший замок. Когда Эндрю заехал за Грир в Уэймут, Симона уже была с ним. Он отвез их обратно в Рингстэд, объяснив, что ему необходимо заехать в госпиталь перед поездкой в Лайм. А как только Эндрю уехал, Симона уговорила Грир спуститься к пляжу, чтобы построить замок.
Усевшись на корточки, она обернулась через плечо. Прилив уже начинался — и угрожал затопить ее саму, прежде чем она успеет приготовиться к обороне. В ее жизни все происходило именно так.
Симона была просто чудо. Грир уже не было так мучительно больно держать ее маленькую ручку, спускаясь по крутой тропе к утесу, или заплетать распустившуюся косичку. Сидя на корточках, Грир обняла лодыжки и прижалась щекой к коленям. Тугие цепи, которые, казалось, надежно охраняли ее чувствительное сердце, стремительно распускались. Но найдется ли способ удержать то, что было теперь для нее самым важным на свете, — любовь Эндрю?
— Просто здорово.
Сзади шею Грир обхватили тонкие ручонки, и, не удержавшись на корточках, она с глухим звуком повалилась на пятую точку. Симона прижалась к ее уху холодным личиком.
— Получится изумительно, — громко объявила девочка. Упершись подбородком в запястье, Грир рассмеялась.
Выглянувшее ненадолго солнце ослепляло ее, но она внезапно ощутила присутствие другого человека и обернулась.
— Эндрю, это ты? — позвала Грир. Силуэт Эндрю было ни с кем не спутать, и, когда он не откликнулся на ее зов, она прищурилась, чтобы разглядеть лицо мужчины. — Мы не слышали, как ты подошел. Что думаешь о нашем дворце?
— Фантастика. Не видел ничего красивей. — Эндрю улыбнулся, но перед этим Грир успела заметить усталое выражение на его лице. Каждая мышца ее тела болезненно сжалась. Несмотря на все старания Грир, тревога, которую она испытывала последние двое суток, передалась и Эндрю. Она догадывалась об этом, еще когда они переплывали на пароме спокойное море, возвращаясь в Уэймут. Он тоже пытался притворяться, будто все в порядке, даже не зная зачем.
— Нам было так весело, дядя Энди, — прощебетала Симона. — Я даже не расстроюсь, если мы не поедем в Лайм. Можем посмотреть, как наполнится ров, а потом попить чай у тебя на кухне.
— Мне нравится эта мысль, — сказал ей Эндрю. — А тебе, Грир?
Отряхнув джинсы, она подошла к нему. Симона сосредоточенно рассматривала пенистую воду, с каждой волной подбиравшуюся все ближе к ее замку.
— Она очень тебя измотала? — тихо спросил Эндрю.
— Мне очень понравилось с ней. Она потрясающая. — Горло болезненно сжалось, и она откашлялась. — Мне кажется, я решилась завтра поехать в Лондон.
Эндрю развернул ее к себе:
— Увидеться с матерью?
Грир кивнула:
— Если получится. Она может не прийти в восторг, когда я объявлюсь. Возможно даже, велит мне убираться, но, по крайней мере, я не буду винить себя в том, что не смогла преодолеть страх и избежала встречи, — произнесла Грир, надеясь на то, что Эндрю ответит что-нибудь вдохновляющее.
Он долго смотрел в небо, а потом перевел взгляд на Грир:
— Нет ничего, чего мы могли бы избегать вечно. Нужно разрушать все препятствия на пути, если хотим быть счастливы.