Услышав, что приехал лифт, Эви присела рядом с крошечным, очаровательным созданием, которое, пошатываясь, цеплялось за стул в прихожей.
— Там папа, — прошептала Эви, наблюдая за тем, как большие глаза дочери с восторгом оглядываются вокруг. Она едва удержалась от того, чтобы не подхватить ее на руки. Порой любовь настолько переполняла ее, что она всерьез опасалась взорваться от силы своих чувств.
Двери лифта открылись, Роберт вышел, и неописуемый свет зажегся в его бледно-зеленых глазах, когда он увидел, что они его ждут. С радостным бульканьем малышка отпустила стул и направилась к нему, и каждый ковыляющий шаг балансировал на грани катастрофы. Роберт совершенно побелел, портфель с глухим стуком упал на пол, и, опустившись на одно колено, он подхватил дочурку на руки.
— Боже мой, — потрясенно произнес он, — она ходит!
— Уже часа два, — пояснила Эви, улыбаясь своему ангелу, который поймал шелковый галстук отца маленькой пухлой ручкой и начал его теребить.
— Мое сердце останавливается всякий раз, когда она подпрыгивает на полу.
— Она еще слишком мала, чтобы ходить. Ей всего лишь семь месяцев.
Ошеломленный, он посмотрел на маленькую головку, покрытую пушистыми темными волосами, которая боднула его в грудь. Точно такой же ужас он испытал, когда она поползла в пять месяцев. Если бы это было в его власти, свое драгоценное чадо он не спускал бы с рук, как младенца, в течение еще пяти лет. Малышка, однако, пребывала в блаженном неведении относительно паники своего отца.
Продолжая держать ребенка, он крепко обнял Эви и приник к ней глубоким, быстро разгорающимся поцелуем, несмотря на извивающуюся ношу, которая пыталась просунуть пальцы между их ртами. Они дали ей имя Дженнифер Анджелина, предполагая кратко называть Дженна, но получилось, что со дня рождения иначе, чем Энджел, к ней никто не обращался. Хотя ангелочком она была только во время сна. Все остальное время она вела себя как неукротимый духом сорвиголова.
Эви еще долго прижималась к нему губами и удерживала на месте, зарывшись руками в волосы. Она ждала его возвращения весь день, ощущая себя одновременно трепещущей, возбужденной и немного напуганной.
— Ты был прав, — пробормотала она.
Он поднял голову, и зеленые глаза заблестели.
— Я был прав, да?
Она засмеялась и ущипнула его.
— Ты знаешь, что да.
Они захотели еще одного малыша так скоро, насколько это возможно. И беременность, и роды прошли для Эви легко, и оба решили, что двое малышей просто превосходно заполнят дом, который они строят, при этом лучше, если разница в возрасте между детьми будет небольшой.
Три недели назад они провели ночь, закрывшись вдвоем и погрузившись в пучину страсти, которая нисколько не угасла за шестнадцать месяцев их брака. Когда на рассвете они проснулись, Роберт посмотрел на Эви сонными, едва открытыми зелеными глазами и сказал:
— Этой ночью мы зачали ребенка.
Она тоже так думала. Ее интуиция сразу подсказала ей это. А тест на беременность, сделанный сегодня утром, только подтвердил. Чувство было такое, будто она уже ощущала в своем чреве горячий крошечный вес пульсирующей жизни.
Эви прижалась головой к широкому плечу мужа, вспоминая ужас, который испытала почти полтора года назад, когда поняла, что беременна. Чтобы рискнуть и принять любовь Роберта, потребовалось все ее мужество, однако теперь должен был появиться кто-то еще, кого нужно любить, кто являлся частью ее и Роберта. Против этого нового маленького человечка она оказывалась совсем беззащитной. Но Роберт понял, что она почувствовала, увидел опасение в ее взгляде и не оставил ее одну. Он позвонил Фелис, сообщил, что будет отсутствовать, отменил все дела и встречи и провел весь день, держа Эви на коленях и занимаясь с ней любовью. Его решение, подумала она, усмехнувшись, состояло в том, чтобы примирить ее с беременностью тем способом, что привел ее в это положение. Тактика оказалась удивительно успешной.
Энджел попыталась вырваться из рук Роберта. Вздохнув, он выпустил Эви, нагнулся и поставил малышку на пухленькие ножки. Почувствовав свободу, та понеслась прочь, подобно шаткой ракете. Эви снова вернулась в объятия Роберта, но они оба оставались начеку, не спуская глаз с их чересчур быстро развивающейся дочери, которая сейчас занялась увлекательным изучением трещины в паркете.
Эви положила голову на грудь мужа, чувствуя, как сильный, равномерный стук его сердца вселяет в нее уверенность. Роберт не ушел в работу, заставляя ее подстраиваться под его режим дня, как он говорил и мог бы сделать, но, наоборот, без сожалений изменил свой график таким образом, чтобы проводить с ней и Энджел как можно больше времени. Эви знала, что этот человек обладал неуемной мощной энергией, но вместо того, чтобы испугаться, когда он сосредоточил на ней все свое внимание, она расцвела. Роберт не умел любить вполсилы, если он любил, то делал это всей душой.
Его рука переместилась к животу Эви, нежно подбадривая.
— Ты в порядке? — тихо спросил он.
Она посмотрела на него и одарила солнечной улыбкой. Любовь Роберта восстановила ее уверенность, изгнала все тени.
— Никогда не чувствовала себя лучше.
Роберт поцеловал ее, смакуя сладкий вкус, и знакомая восхитительная напряженность желания пронзила их тела.
— Я люблю тебя, Эванджелина, — произнес он, теснее прижимая ее к себе.
Из всего, что он сделал в жизни, самым радостным и удовлетворяющим оказалось любить ее. Она потребовала от него все, и взамен подарила себя без остатка. Иногда его поражала сила уз, связывающая их. Он был прав: любить Эванджелину — значило отдать все, что он имел, — и сердце, и душу.