Любить по-сицилийски

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Как и все тщательно продуманные дела, их брак предполагал выполнение обязательств с обеих сторон. Ренато обещал Хизер место в фирме. И однажды, когда она вернулась домой из магазина, он спросил:

— Не хочешь съездить в офис? Мне нужен сотрудник для заключения сделки в Шотландии.

— Но разве это не территория Лоренцо? Правда, он сейчас в Англии…

— У него появились неожиданные проблемы, и ему придется там задержаться, — бросил в ответ Ренато. — Если ты возьмешь на себя Шотландию, ему будет полегче.

Откровенно говоря, эта идея показалась Хизер привлекательной. Но первой мыслью было то, что придется снова расстаться с Ренато. Хотя его, похоже, устраивал ее отъезд.

На следующий день она уже летела в Эдинбург. Остановившись в недавно открытом шикарном отеле на Принцес-стрит, она провела несколько дней, занимаясь распространением продукции Мартелли в самых эксклюзивных местах города, включая и сам отель. Ее поездка проходила с ошеломительным успехом, но, тем не менее, ее постоянно преследовала тоска по мужу.

В последний день Хизер позвонила домой, чтобы просто услышать его голос. Но дома Ренато не оказалось, ей сообщили, что он вернется только на следующий день. Гнев и разочарование охватили ее. Взяв себя в руки, она сумела полностью сконцентрироваться на работе и составила огромный список заказов, который ей не терпелось показать Ренато.

Встретилась она с ним намного раньше, чем ожидала.

Возвращаясь в отель, она остановилась как вкопанная. За стойкой бара вместе с менеджером сидел Ренато. Ее первой реакцией была огромная радость. Мужчины, улыбаясь, встали и приветствовали ее. Муж похвалил ее за блестяще проведенную сделку.

— Ваша жена — истинная Мартелли, Ренато, — сказал менеджер. — Она может справиться с любыми, самыми сложными коммерческими операциями.

— Да, это действительно так, — согласился Ренато.

И все. Ее надежда на то, что он, так же как и она, скучал по ней, умерла. Он приехал сюда исключительно по делу, проконтролировать ее работу.

Пока менеджер заказывал напитки, Ренато посмотрел на ее сердитое лицо и заметил:

— Я думал, ты встретишь меня более радостно.

— Я не люблю скрытые проверки, — буркнула она.

Он как будто растерялся, но тут же взял себя в руки.

— Это не совсем так…

— А по-моему, именно так, — сказала она, вздохнув. — Но я не виню тебя.

Больше они к этому не возвращались. Вечером менеджер пригласил их на ужин, где ей оказывали любезное внимание оба мужчины. А потом в номере, когда она показала Ренато список совершенных сделок, он еще раз похвалил ее. Ей хотелось поглубже заглянуть ему в глаза и вызвать на совсем другой разговор, но он не позволил ей этого. Зато, когда он обнял ее и сказал: «Позволь, я покажу тебе, как действительно я доволен тобой», она забыла о своих переживаниях и отдалась наслаждению.

Когда после они лежали в объятьях друг друга, он проговорил:

— Тебя же ведь не разозлило, что я приехал, правда?

— Я думала, ты приехал по важному делу.

— Что может быть важнее?

— Ах, да, ведь я тут могла шикарно проводить время, тратя деньги направо и налево.

— Конечно, ведь, как ты помнишь, я впервые увидел тебя в роли корыстного консультанта в магазине. Или ты уже забыла?

Но этого разговора ей было мало. Ведь теперь, когда они были так близки, наверняка она могла вызвать его на большую откровенность.

— Что мы в действительности знаем друг о друге? — начала она. — В постели все, но за ее пределами ничего.

— Вздор. Ты многое знаешь обо мне, коварном, делающем все по-своему манипуляторе. Не помню, что еще ты говорила, но, похоже, ты знаешь меня очень хорошо. К тому же, — он вдруг стал серьезным, — в постели мужчина и женщина приходят к наичистейшей правде.

— Да, — сказала она, — но только к единственной.

— А насколько, по-твоему, важны все остальные правды?

— Может быть, и не очень важны. Но потом… когда пройдут годы…

— Забудь о годах, — просто ответил он.

— И это я слышу от человека, который планирует все на несколько лет вперед?

Сначала он ничего не ответил, но потом спросил странным голосом:

— Ты имеешь в виду Лоренцо? Я предпочел бы не говорить об этом, но раз ты хочешь, да, я признаю. Я попытался распланировать слишком многое. Ваш брак стал бы ошибкой. Я осознавал это с того самого дня, когда мы катались на лодке. Но было уже слишком поздно. Что мне оставалось делать? Соблазнить невесту брата?

— Попытаться соблазнить ее, — поправила она. — Не факт, что ты бы в этом преуспел.

Он многозначительно промычал:

— И что же смогло бы мне помешать?

Она вспомнила нахлынувшие на нее чувства, когда он нежно втирал ей в спину лосьон для загара. И, что было важнее, то установившееся между ними нежное взаимопонимание, когда она взяла его руку, чтобы рассмотреть шрам на ней. Тогда не было никакой страсти. Было лишь волнующее ощущение друг друга.

— Ну и? — настаивал он. — Если бы я тогда забыл о чести и пристойности, разве ты не сделала бы того же?

— Все было по-другому. Я любила Лоренцо.

— Да, любовь — сложная штука, — согласился он. — Особенно, когда это всего лишь иллюзия.

Ей страстно захотелось напомнить ему его же слова: «я верил в то, во что не верю сейчас», и узнать, не изменил ли он теперь своего мнения. Ведь наверняка их близость изменила многое. Но в последний момент она побоялась услышать ответ и промолчала.

— Думаю, мы теперь никогда не узнаем, что могло бы быть, — сказала она.

— Да. Я могу сказать только, что дико хотел тебя, но заставлял себя держаться на расстоянии. Когда Лоренцо сбежал, в душе я был страшно рад, но ты возненавидела меня. Мне не в чем тебя винить, но тогда мне казалось, что теперь к тебе вообще невозможно подойти.

— Если бы мама не решила организовать наш брак, ты смог бы просто отпустить меня обратно в Англию?

— Нет, — ответил он. — Я хотел тебя.

Хотел, отметила про себя она. Но не любил.

— Во время нашего разговора ты только разозлилась, — продолжал он, — а мама была единственным человеком, к которому ты прислушивалась.

— Так что… это все придумал ты?

— Я знал, что было у нее на уме. Я мог бы разочаровать ее, но не стал этого делать.

— Но ты же и слышать не хотел о женитьбе на мне.

— Я передумал после того, как ты стала истерично смеяться. Что же, по-твоему, я должен был сказать при этом?

Она внимательно смотрела на него. У нее было острое желание спросить: «Так почему же ты просто не сделал мне предложение?»

Но она не могла произнести этих слов. Они рассказали бы ему о ее чувствах, а этого лучше не делать с человеком, чьи чувства спрятаны за семью замками.

— Значит, мама выполняла роль твоего посла? — спросила Хизер.

— После той боли, какую ты испытала, было умнее действовать именно так.

Все было пронизано разумностью. Ей хотелось кричать от этой заполнявшей все разумности. Или, может быть, ей хотелось кричать из-за того, что он не мог ей предложить то, чего она так жаждала?

Баптиста была полна сил и энергии. И после свадьбы она продолжала выполнять роль посредника.

— Я называю это так, — заметила она, когда они сидели в гостиной «Белла Розария». — Некоторые называют это вмешательством свекрови в семейные дела.

Хизер улыбнулась и пожала ее руку.

— Вы же знаете, это не так.

— До тебя не было женщины, которая могла заставить его остановиться и подумать, умерить свой пыл, снова научиться любить и доверять. Поэтому я и «наняла» тебя — ведь ты ему была так нужна. Но не было ли это эгоистично по отношению к тебе?

— Нет, мама. Мы очень счастливы. И иногда я даже чувствую, что он готов открыться передо мной, но он всегда останавливается в последний момент. Как мне сказать ему, что я люблю его?

— А разве это должно выражаться словами?

— Для меня да.

— Думаю, его чувства к тебе возникли еще до первой «свадьбы». Дева Мария, как хорошо, что Лоренцо был достаточно умен, чтобы отменить все.

— Лоренцо? — повторила Хизер удивленно. — Умен?

— Он увидел, что надо сделать, чтобы избежать катастрофы. И он сделал это. Только представь, в каком ужасном положении вы бы все сейчас были, если бы он этого не сделал. Он все еще довольно безответственный, но становится прекрасным и чувствительным человеком, — добавила она, подмигнув. — Только не передавай ему мои слова.

— Не буду. К тому же, если он станет слишком чувствительным, это уже будет не Лоренцо. Вернемся к разумному человеку, Ренато. Разум — его движущая сила. Он не любит меня, потому что он не понимает любви. Он понимает желание, потребность, страсть. Но о сердце не знает ничего.

— В этом ты ошибаешься, — строго сказала свекровь. — Он просто еще не понял, что ты значишь для него больше, чем кто-либо в этом мире.

Зима подходила к концу. Дожди шли уже реже, предоставив черную землю для весенних посевов. В воздухе парило ощущение обновления. Ее первая весна. Урожай, который соберут в этом году, будет по-настоящему ее урожай.

Доходы с поместья были ошеломительными. Хизер распорядилась деньгами, как ей посоветовал Луиджи, в очередной раз показав свою экономность. Смогла даже оказать помощь Ренато в проблеме маленького потока наличных средств. От всего этого она получала удовольствие, которое омрачалось только тем, что он постоянно настаивал на выплате ей процентов, «чтобы все шло как надлежит». Объяснение было, конечно, совершенно разумным, но она все же не могла не испытывать некоторую грусть.

С Лоренцо она виделась редко. Он почти все время проводил за границей. Его следующая поездка в Англию совпадала с отъездом Ренато на десять дней в Рим; В этот раз Ренато не предложил Хизер поехать с ним.

Она провела еще пару дней в «Белла Розария» и вернулась в резиденцию семьи. Баптиста уехала в гости к друзьям. Хизер прошла в свою комнату и стала распаковывать вещи, стараясь не обращать внимания на овладевшее ею беспокойство. Она ругала себя за неблагодарность. Ведь у нее было все… или почти все, что она хотела.

Из окна спальни она видела море с гаванью, где стояла «Санта Мария», лодка, на которой она впервые осознала опасность. Но не опасность от того, что чуть не утонула, а от первых признаков влечения к брату своего жениха.

Как ужасно все было бы теперь, если бы та свадьба состоялась! На этот счет Баптиста была права. Хизер уже не считала, что объятья Лоренцо смогли бы заставить ее забыть Ренато. Все было бы с точностью до наоборот. Чем больше она познавала бы страсть, тем больше желала бы человека, который мог ее полностью утолить. А Лоренцо таким человеком никогда бы не стал.

И вот теперь она была замужем за желанным и, возможно, даже любимым человеком.

Хизер вздохнула, осознавая, что во всем всегда присутствовало это «возможно». Она отказывалась признаться самой себе, что любит человека, который неспособен на любовь. Ренато жил по определенным, четким понятиям. Он всегда находил способ получить то, чего хотел. Он захотел ее и теперь в постели был так же доволен их сделкой, как и она сама. Но это была не любовь. Она сказала тогда Баптисте, что он ничего не знает о сердце. И боялась, что это правда. И пока в ней был этот страх, она не могла открыть ему свое собственное сердце.

В дверь постучали. Это горничная принесла вещи, которые забирала для чистки. Пока она их раскладывала, зазвонил телефон.

— Алло, — сказала Хизер, поднимая трубку. — Лоренцо?

Голос на другом конце провода звучал странно:

— Хизер, ты одна?

— Нет, подожди секунду. — Она велела Саре выйти. — Да, теперь я одна.

— Мне надо поговорить с тобой… Но только Ренато не должен знать об этом. Никто не должен об этом знать.

— Лоренцо, что случилось?

— Я хочу, чтобы ты приехала в Лондон.

— Что?

— Ты мне нужна. Пожалуйста, это очень важно. Есть вещи, которые я… пожалуйста, Хизер, пожалуйста…

Его голос был полон отчаяния, и Хизер не смогла отказать.

— Хорошо, — ответила она. — Я вылечу следующим рейсом. Если удастся, вечером я уже буду у тебя.

Она нашла свой паспорт, положила пару вещей в чемоданчик и с облегчением вспомнила, что Баптисты нет дома, а значит, ей не придется отвечать на ее вопросы.

Она нашла Сару и сказала:

— Я вернусь завтра или, может быть, через день.

Ренато должен был вернуться не раньше чем через неделю. Но на следующий день он, как ураган, ворвался в дом, представляя радостное лицо жены, когда он скажет ей, что ради нее приехал на неделю раньше. Может быть, она уменьшит дистанцию, на которой его держала.

— Хизер, — прокричал он, распахивая дверь в их спальню. — Где ты?

Комната была пуста. Он пожал плечами и быстро спустился вниз. Наверное, Хизер на террасе, как всегда, болтает с мамой. Или, возможно, она была в имении. И почему он первым делом решил бежать в их спальню? Он улыбнулся, полностью отдавая себе отчет, почему.

— Сара, где моя жена?

Горничная остановилась. Вид у нее был обеспокоенный.

— Я не знаю, синьор. Синьор Лоренцо звонил вчера, и после этого она в спешке уехала.

— Она сказала, куда?

— Нет, синьор. Она сказала только, что вернется сегодня или, может быть, завтра.

— А где моя мать?

— Пошла прилечь в свою комнату.

Он тихо приоткрыл дверь в комнату Баптисты, она спала. Он еле сдерживался, стараясь сохранять спокойствие. Но один вопрос все кружил и кружил у него в голове. О чем Лоренцо сказал Хизер, что она так быстро собралась и уехала?

Ренато пошел в кабинет и попытался заняться работой. В течение часа ему это более или менее удавалось. По крайней мере, он думал, что ему это удавалось. Но, положив трубку после долгого телефонного разговора, он понял, что не помнил ни слова из сказанного. Потом он сдался и позвонил Лоренцо в Лондон.

На этот раз брат остановился не в «Ритце», а в новом роскошном отеле, с которым собиралась работать фирма.

— Номер Лоренцо Мартелли, пожалуйста, — сказал Ренато, как только ему ответили.

— Прошу прощения, сэр, но мистер Мартелли съехал несколько часов назад.

— Этим утром? Но мне казалось, он поселился на неделю.

— Мы тоже так думали, сэр. Но после того, как вчера приехала миссис Мартелли, они решили съехать раньше.

— Миссис… Мартелли? Вы имеете в виду молодую англичанку?

— Совершенно верно. Миссис Хизер Мартелли. Они сдали ключи от своего номера сегодня утром.

Эти слова прозвучали для Ренато как гром среди ясного неба. Он не понимал, как ему удалось повесить трубку. Кровь, казалось, перестала поступать к его рукам, и все его тело стало ледяным от шока.

Он должен был предвидеть это, он всегда знал, что Лоренцо еще занимал место в ее сердце. Но он продолжал делать все, как хотел. И теперь все разрушилось.

Стало трудно дышать. Его как будто со всех сторон засыпало льдом, образовавшим клетку вокруг него.

Он хотел выйти из этой ловушки, но не мог сделать ни единого движения. Он знал только, что хотел вернуть время назад, до того момента, когда начался весь этот кошмар.

Его жена предала его с его же братом. Думая, что мужа не будет еще неделю, она улетела в Англию, к Лоренцо.

Нет, это было невозможно. Если все обнаружится, это разобьет Баптисте сердце. А Хизер никогда не поступила бы так с ней. Ренато пытался сказать себе, что она никогда не поступила бы так и с ним, но не мог.

Ведь она была честная, верная, неспособная на обман. Но она сама недавно сказала ему: «Что мы знаем друг о друге? В постели все. За ее пределами ничего».

Он пришел в себя, когда услышал звук подъезжающей к подъезду машины. Двигаясь как робот, он вышел на улицу и увидел, как открывается дверца такси и из него вылезает его брат. Вид у него был взъерошенный — небритый, в помятой одежде. И это Лоренцо, денди, который вечно печется о безупречности узла на своем галстуке?

Он встретился взглядом с Ренато, беспомощно махнул рукой, показывая, что не вынесет сейчас никаких разговоров, и скрылся в доме.

Показалась Хизер. Ренато кивнул ей, приглашая зайти в его кабинет. Когда она проходила мимо, он слышал, как громко стучало его сердце. Вся его жизнь зависела от того, что он спросит и что она ответит ему.

— Почему ты вернулся так рано? — спросила она.

— Теперь это уже не имеет значения. Лучше скажи мне, где, черт побери, была ты?

— Я была в Лондоне, — сухо ответила она.

— Никому не сообщив, куда едешь и зачем.

— На это были свои причины.

— В этом я не сомневаюсь.

— Осторожней, Ренато. Я устала и в любой момент могу потерять самообладание. Если ты хочешь что-то сказать, говори прямо.

— Хорошо. Ты провела прошлую ночь в его номере?

Хизер в удивлении посмотрела на мужа.

— Что?..

— Отвечай мне, черт возьми! Прошлой ночью ты была в номере Лоренцо?

Ее глаза сверкнули от гнева.

— Да, — ответила она. — А в чем, собственно говоря, ты меня обвиняешь?

— А разве тебе не ясно? Ты всегда видела в нем то, что хотела видеть, не обращая внимания на его поступки. Ты дура, а я был дураком, женившись на тебе.

— Тебя никто не заставлял делать это! — воскликнула она. — Ты сам настоял на браке.

— Да, и теперь поплатился за это с лихвой. Я считал тебя самой прекрасной женщиной в мире. Я думал, что вся земная красота и честь сосредоточились в тебе — единственной настоящей и честной женщине в мире алчности и предательства. Я знал, что ты не любила меня, когда выходила за меня замуж. Но прошло время, и я позволил себе поверить… Но не успел я отвернуться, как ты рванула к нему… в его номер, в его постель.

— Ренато…

— Ты спала в его постели?

— Да! — пронзительно крикнула она.

Только теперь он понял, как сильно хотел, что бы она ответила «нет». В его ушах гудел оглушительный шум. Он был как в предсмертной агонии. Ренато — сицилиец. А в этой стране измена жены могла привести к кровопролитию и вражде, длящейся века. Но единственным его желанием сейчас было, чтобы она забрала свои слова обратно. Чтобы все стало как раньше, чтобы он снова поверил в нее. Потому что, если она предательница, ничто в этом мире гроша ломаного не стоило.

— Ты слышала, что ты только что сказала? — гневно спросил он. — Нет, не отвечай. — Он поднял руку в знак протеста. — Ты говорила мне это много раз. Я должен был прислушаться к тебе давным-давно, когда ты пыталась объяснить мне, что для меня нет никакой надежды. Но у меня не очень хорошо получается слушать то, что меня не устраивает, как ты верно всегда подмечала.

— Ренато… о чем ты?

Он горько рассмеялся.

— Я сдаюсь. Ты победила… Ты и этот парень, который так сильно пленил твое сердце, что для меня не осталось даже щелочки, чтобы подобраться к нему. Если ты хочешь его, ты его получишь. Я все устрою.

— Ты имеешь в виду… ты позволишь мне выйти за Лоренцо?

— А что еще я могу сделать?

— А как же мама?

— С ней будет все в порядке, если она увидит, что я рад такому стечению обстоятельств.

— А ты… рад?

Он не произнес ни слова, но ответ она могла прочесть в его глазах.

— Ты переживала нечто подобное, — тихо произнес он. — Может быть, чему-нибудь меня научишь.

— Рад?

— Это тебя больше не касается. Мы могли бы быть счастливы. Или, по крайней мере, я так думал. Я любил тебя и думал, что со временем смогу надеяться на ответное чувство. Я не предполагал, что у тебя такое упрямое и жесткое сердце. Почему, по-твоему, я попросил маму стать посредником? Потому что понимал, что слишком мало времени прошло, чтобы ты успела забыть о нем. И если бы я подошел к тебе сам, со своими разговорами о любви, ты только еще больше отдалилась бы от меня.

— Но ты же знал… я хочу сказать, что между нами даже тогда возникло…

— Да, желание, но не любовь. Иногда я чувствовал, что ты хочешь меня, но телом, не сердцем. Сердца мне не досталось. Если бы ты только знала, сколько раз я мечтал о том, чтобы ты посмотрела на меня так, как смотрела на него. Я старался сохранять чисто деловые отношения, не тревожить тебя, но тогда, на развалинах храма… я… — Он вздохнул. — Я не всегда мог придерживаться своих правильных намерений. И все время я любил тебя так отчаянно, что надеялся, ты увидишь это и поймешь. Но ты так ничего и не увидела, да ты никогда и не хотела это видеть. Ты целиком и полностью принадлежала Лоренцо. Когда мы разговаривали с тобой о том дне на лодке и о том, что могло бы произойти, ты сказала, что любила его. Я ответил тебе, что любовь — сложная штука, особенно когда это иллюзия. Как же я хотел тогда, чтобы ты сказала, что твоя любовь к Лоренцо была иллюзией. Я затаил дыхание, моля Господа Бога, чтобы ты произнесла эти слова. Но ты не сказала их. И я знаю, почему.

Его лицо было белым, как простыня. И впервые она увидела в его глазах беззащитность и страдание. Она протянула вперед руку, но он отмахнулся.

— Мне стоило отпустить тебя тогда, — сказал он наконец. — И ничего бы не произошло. Но… это произошло. Я осознаю, что вина за все лежит полностью на мне, и не жалуюсь.

— Не могу поверить, что ты говоришь все это, — прошептала она.

— Да? Что ж, я стал совсем непохож на себя с тех пор, как узнал тебя. — Он вздрогнул. — Я все устрою для вас, но только уходи быстрее. Я не знаю, сколько еще смогу держать себя в руках.

— Ренато…

— Ради бога, иди! — Он был разъярен. — Убирайся отсюда и сделай так, чтобы я больше никогда тебя не видел!