Когда они встретились за завтраком, она была не в лучшем настроении. Он и не пытался попасть к ней в комнату.
Та легкость, с которой он устоял перед ней, была вариантом расчета. И причем более оскорбительным. Хизер покраснела, вспомнив, как оставила свою дверь открытой, а он даже не попытался зайти. Плюс ему. Если она сейчас расслабится, он возьмет контроль над ситуацией в свои руки. А этого она не должна позволить.
Он, казалось, не замечал ее напряжения. Да и он сам был чем-то раздражен. За завтраком говорил и улыбался мало, вообще выглядел усталым.
Лошади были готовы. Вскоре после того, как они отправились в путь, Хизер поняла, что Ренато был прав вчера, говоря, что история с овцами облетит всю округу. Все жители деревни считали, что помолвка уже состоялась, и одобряли выбор своего хозяина.
Красота дня скоро сказалась на них обоих, улучшив настроение и сняв напряжение. Они остановились у фермы и расположились на солнышке, попивая терпкое домашнее вино с козьим сыром. Сицилия очаровала Хизер с самого первого момента. И каждый день она открывала в этой чудной стране новые интересные вещи.
— Как это красиво, — сказала она, указывая на руины греческого храма, вокруг которого мирно паслись козы и овцы. — Великая, древняя цивилизация бок о бок с современным миром. Храм не пугает овец, и овцы не портят прекрасный вид храма.
— Ты говоришь сейчас как истинная сицилийка, считая Сицилию отдельной страной, а не частью Италии.
— Сицилия больше чем просто отдельная страна. Это отдельный мир, не похожий ни на какую другую часть света. Такого нигде больше не найдешь.
— И ты сможешь оставить все это? Повернуться спиной, забыв о гостеприимстве, которое оказала тебе эта страна?
— Ты очень умный человек, — вздохнув, сказала Хизер. — Ты снова смог обвести меня вокруг пальца. Твоя мать приняла решение, жители деревни одобряют выбор, отец Торрино уже рассказывает мне, во что обойдется починка крыши церкви… И все это потому, что ты дал им понять: все уже решено. Я чувствую себя как последний элемент в этой мозаике.
— Хорошее сравнение, — отметил он, тактично обходя все ее обвинения. — Это и есть мозаика, в которой все части вместе составляют одно целое. Ты приходишь в нашу жизнь из другой страны. У тебя другие ценности, другой язык. Но в нашей мозаике есть пустующее место, которое по контурам как раз подходит тебе и которое ждет тебя. И то другое, что ты принесешь с собой, только обогатит нас. Все видят это. Почему ты не хочешь этого признать?
— Возможно, потому, что ты вошел в мою жизнь, играя другую роль, — угрюмо сказала она.
Он одарил ее своей улыбкой, которая только сбивала ее с толку.
— Я же не такой уж плохой.
— Нет, ты плохой!
— Нет, не плохой.
— Плохой!
Они вместе рассмеялись. Так приятно было сидеть и весело болтать под ярким теплым солнышком. Еще чуть-чуть, и она сдастся. Но вдруг какой-то вредный бесенок заставил ее спросить:
— Почему ты передумал? Ведь пару недель назад ничто на свете не могло заставить тебя пересмотреть свое решение.
— Мама провела со мной воспитательную беседу. И так как она держит меня в страхе, я сдался. Но очень неохотно, — добавил он сурово.
— Перестань. Я же тебя серьезно спрашиваю.
— Хорошо, давай поговорим серьезно. Такие браки могут сработать, когда ни одна сторона не ожидает от них ничего сверхъестественного. А мы с тобой оба видели, что происходит в обратном случае, так ведь?
— Если это так называется, — сказала она со вздохом, — то да.
— Давай назовем это сделкой. Дай согласие, и я позвоню маме. Хотя я думаю, она уверена, что все уже решено.
Она нахмурила брови.
— Решено? Подожди-ка минутку. Еще пока никто ничего не решал.
Он в сердцах махнул рукой.
— Я неправильно выразился. Просто я сказал ей, что если мы с тобой все спокойно обсудим…
— Ты уверил ее в том, — выпалила Хизер, прищурив глаза, — что я все равно сдамся. «Мне потребуется лишь пара часов, чтобы все ей растолковать, мама, и потом можешь рассылать приглашения». Мне хватает и того, что ты ввел в заблуждение всех здесь, но как ты мог еще и маме сказать, что все улажено?
Она поспешно поднялась.
Ренато выругался и тоже поднялся.
— Хизер, ты можешь меня выслушать?
— Нет, мне и так все понятно. Ты повлиял на меня, желая выдать замуж за Лоренцо. Теперь ты думаешь, что снова сможешь оказать на меня влияние. Надо оградить тебя от общества, заперев в какой-нибудь клетке и ограничив доступ. Ты последний мужчина, за которого я бы вышла замуж.
— Но я ведь дал ей свое слово.
— А мое слово — нет.
— Ты находишься на Сицилии, где слово женщины против слова мужчины не стоит ничего.
— Что ж, возможно, я не настолько сицилийка, как вы думаете.
— Почему ты не можешь принять неизбежное?
— Потому что я не считаю это неизбежным. Я создана для лучшей жизни. И вовсе не для того, чтобы спасать тебя от твоей же гордости. Возвращайся к своим случайным знакомым, Ренато. Плати им и тут же забывай о них. Это все, на что ты способен.
Его глубокий вздох сказал ей, что она попала в цель. Она понеслась туда, где были привязаны лошади. Фермер был рядом и улыбнулся ей так же, как и все остальные. Да, она оказалась в ловушке. Хизер поблагодарила крестьянина за гостеприимство, вскочила на лошадь.
Она гнала животное быстрее и быстрее, как будто так она могла избавиться от всех бед, появляющихся у нее в присутствии Ренато Мартелли. Она слышала, как он скачет сзади, стараясь догнать ее и крича ей что-то.
Она не могла разобрать слов и не обратила внимания на знаки, которые предупреждали об опасности: резкий спад температуры и потемневшее небо. Первый удар грома застал ее врасплох. Лошадь встревожилась, споткнулась, но поскакала дальше. В следующую секунду Ренато догнал ее.
— Езжай к храму, — крикнул он. — Он ближе фермы.
Хизер не успела ответить, как раздался еще один удар грома и небеса разверзлись. Потоки воды хлынули на нее, стуча по ней тысячью молоточков. Они промокла до нитки в первую же секунду.
— Быстрей, — крикнул он.
Она уже не видела храма и поскакала за Ренато. Неожиданно перед ней появилась стена.
— Туда, — крикнул Ренато, показывая в дальний угол. — Там есть прикрытие.
Но это прикрытие оказалось слишком маленьким, туда поместились только напуганные животные. А Хизер с Ренато пришлось остаться под открытым небом.
Шум дождя, гром, жестокое прикосновение холодной воды к ее телу — все это, как ни странно, поднимало Хизер настроение. Ренато видел перед собой не ту женщину, которую знал. Этой женщине суровость природы приносила лишь удовольствие. Она повернулась к нему и громко рассмеялась. Он с силой притянул ее к себе.
Какое удовольствие ей доставляло целовать человека, теряющего контроль над ситуацией, человека, который хотел ее почти против своего собственного желания. Прикосновение его губ завораживало. Он страстно целовал ее рот, нос. Она прильнула к нему. Дождь промочил их одежду до такой степени, что ее уже как будто не было. Сердце Хизер готово было выскочить из груди. Он чувствовал это и приложил к ее груди руку.
— Ты когда-нибудь чувствовала себя так с Лоренцо? — требовательно спросил он. — Есть какая-нибудь разница?
— Нет, — выкрикнула она. — Вы с Лоренцо одинаковые — эгоисты!
Она сама не понимала, какое упрямство помогало ей устоять перед человеком, держащим в своих руках ее сердце и чувства. Но первобытный, мудрый инстинкт подсказывал ей, что нельзя дать Ренато одержать такую легкую победу. Она не знала, что ждало их в будущем: любовь или просто страсть. Но что бы это ни было, оно будет построено на том, что происходило между ними сейчас. И если она не настоит на своем, то потом сильно об этом пожалеет.
Но он тоже понимал это. И потому делал все, чтобы сломить ее. Его губы шептали ей о страсти и удовольствии. Страсти настолько сильной, что от нее нельзя было скрыться. Удовольствии настолько безмерном, что невозможно было перед ним устоять.
«Ад — это когда желаешь, не любя».
У них было желание, но не было любви. А брак, основанный лишь на страсти, мог привести только к разочарованию. Она не должна забывать об этом. Но как быть, когда ее тело требовало то, что мог дать только один человек во всем мире, и этот человек сейчас рядом с ней?..
Так же внезапно, как начался, ливень закончился. Она высвободилась из его объятий и отвернулась в сторону, но это ей не помогло. Их окружали высеченные фигуры и статуи, изображавшие Цереру и изобилие, которым она повелевала. Там были созревшие початки кукурузы, спаривающиеся животные, мужчины и женщины, объединенные неистовым желанием.
Церера была беспощадной богиней, которая поклялась любой ценой сделать людей, находящихся в ее подчинении, плодоносными. Дабы искусить их, она открыла им сладость страсти. Но когда ее цель была достигнута, страсть превратилась в пепел.
Ренато подошел к ней сзади.
— От этого никуда не денешься, — сказал он. — Тем более в этом месте, которое было создано как напоминание о том, что мы всего лишь беспомощные людишки в руках богов.
— Ты веришь в это?
— Я верю в то, что есть силы, которым мы не можем противостоять.
— А что, по-твоему, хотели дать нам боги? — спросила она.
— Могу сказать тебе, что они не хотели нам давать. Они не хотели дать нам спокойную жизнь. Мы с тобой никогда не сможем жить спокойно. В тебе есть что-то, сводящее меня с ума, и во мне есть что-то, вызывающее в тебе неизвестные тебе прежде чувства. Мы ругаемся с самого первого момента нашего знакомства. И, возможно, будем ругаться до последнего момента нашей жизни. Но мы проживем наши жизни вместе, потому что я не позволю тебе выйти замуж за другого мужчину.
Она смотрела в его глаза и чувствовала себя, как тогда на водном мотоцикле, который нес их в открытое безграничное море. Тогда это чуть не стоило ей жизни.
— Ты слышала, что я сказал? — спросил он. — Ответь мне.
Она ответила, но не словами, а улыбкой, при виде которой он простонал и прижал ее к себе.
— Тебе доставляет удовольствие мучить меня?
— А ты как думаешь? — спросила она тихим голосом, так, чтобы он мог едва расслышать ее слова, чтобы ему пришлось читать по ее губам.
— Я думаю, что больше не позволю тебе это делать, — прорычал он.
Она бессильно рассмеялась.
— И как же ты меня остановишь?
— Не испытывай меня, Хизер. Ты проиграешь.
— По-моему, я уже выиграла.
В ответ он приник к ее губам, одной рукой обхватив талию, другой шею, так, чтобы она не смогла высвободиться. Но она этого и не хотела. Она хотела остаться в его руках и полностью насладиться своей победой. Потому что потом настанет день подведения итогов, когда она узнает, что еще она получила в придачу к этому странному, таинственному, пугающему мужчине.
— Скажи мне, что никогда не спала с ним, — прошептал он.
— Даже если и спала, у меня было на это полное право. Я принадлежала ему, а не тебе.
— Скажи, что этого не было.
— Это тебя не касается. Я не твоя. И твоей никогда не буду.
Ренато отшатнулся от нее, весь дрожа.
— Ты моя, — сказал он. — И всегда будешь моей.
Он замолчал. Возможно, он хотел услышать что-то в ответ, но она не собиралась ничего говорить.
— Дождь закончился, — сказал он. — Нам надо ехать, пока он не начался снова.
На вилле он провел ровно столько времени, сколько ему потребовалось, чтобы просушиться и переодеться. Хизер отправилась в свою комнату, и, когда она вышла, его уже не было.
— Ренато просил передать привет, — сказала Джокаста. — Но остаться не смог.
— Я и не думала, что он останется.
На следующий день ближе к вечеру Хизер отправилась навестить Баптисту. Та прекрасно себя чувствовала после дневного сна. В лучах вечернего солнца они сидели на террасе и пили чай с пирожками. Дожди омыли сухую землю, было свежо, веяло приятной прохладой. Баптисте не терпелось узнать, как протекает жизнь Хизер на вилле.
— Местный священник нанес мне визит вежливости. Он поинтересовался, играю ли я в шахматы. Я уверила его, что играю, и он ушел удовлетворенным.
Баптиста улыбнулась.
— Отец Торрино — милый человек, но хуже его в шахматы не играет никто в мире. Тебе придется иногда ему подыгрывать. Итак, ты вливаешься в местное общество. Прекрасно.
— Да, они рассматривают меня с головы до ног, раздумывая, подхожу ли я, — улыбнувшись, сказала Хизер. — Похоже, они находят меня хорошей кандидатурой. Вообще, «Белла Розария» — прекрасное место. И теперь я понимаю вашу любовь и привязанность к поместью. — Выдержав паузу, она добавила: — Честное слово, я не хочу уезжать.
— Я и не сомневалась в том, что ты останешься здесь.
— Но все не так просто. — Хизер сделала глоток чая и спросила: — А сколько раз вы отказывали перед тем, как, наконец, согласились выйти замуж?
— Раз пять или шесть. Мои бедные родители уже потеряли надежду, но все же настояли на своем.
Краем глаза Хизер заметила тень за занавеской и потом приближающуюся мужскую фигуру. Наверняка Баптиста тоже увидела Ренато. Но они обе делали вид, что не замечают его.
— И не надо забывать, что не только мужчина должен подходить тебе, — продолжала Баптиста. — Тебя также должны устраивать все условия. Для этого и нужны посредники. Вы сначала обговариваете все детали. И если вас все устраивает, то потом не о чем будет и спорить.
— Ну, не знаю, — проговорила Хизер, продолжая «не замечать» присутствия Ренато, хотя тот уже успел налить себе чай и присесть за стол. — Есть люди, с которыми, обговаривай не обговаривай, все равно будешь спорить до конца жизни. Просто потому, что в них природой заложено не соглашаться с собеседником.
— Полностью с тобой согласна. И хороший посредник учитывает все-это. С некоторыми мужчинами сложнее войти в контакт из-за их… как бы это сказать?..
— Чрезмерного себялюбия.
Баптиста довольно улыбнулась.
— Мне нравится, что ты с самого начала понимаешь меня с полуслова! Так вот, мужчине, чрезмерно увлеченному собой, нужна жена, которая могла бы подсказать ему, в каких ситуациях стоит приглушить свое «я».
— Есть еще одна проблема, — заметила Хизер. — Супружеская верность. Моя подопечная не хочет быть поставленной в один ряд с Джулией, Минеттой и…
— Никогда о таких даже не слышал, — прогремел у нее за спиной голос Ренато.
— Думаю, он примет правильное решение и вычеркнет их из своей жизни, — спокойно прокомментировала Баптиста.
— Хорошо, — ответила Хизер. — Моя подопечная надеется, что именно так и будет. Кто-то что-то говорил?
— Zoccuпопfapitiaadautгапопfari, — снова раздался голос.
— Похоже, в наших переговорах участвует дух, — невозмутимо ответила Баптиста. — Но он напомнил нам пословицу: «Не делай другим того, чего ты не пожелал бы, чтобы сделали тебе».
— Замечание принято, — сказала Хизер. — Супружеская верность будет соблюдена с обеих сторон.
— Превосходно. Теперь нужно решить еще кое-какие вопросы. Например, где они собираются жить. Я предлагаю не жить там, а лишь проводить несколько недель летом.
— Прекрасная идея, — ответила Хизер.
— А в остальное время, думаю, надо жить здесь, потому что удобнее заниматься делами, живя в этом доме.
— Конечно, ему же надо будет держать руку на пульсе, — согласилась Хизер. — Но я думала, что вы тоже будете ездить в «Белла Розария».
— Обязательно буду. И надеюсь, ты будешь составлять мне компанию. Хотя вряд ли ты сможешь ездить туда одна. Ведь он тоже любит это место. И наверняка будет отягощать тебя своим обществом чаще, чем тебе бы хотелось.
— Я не против. На вилле выявляются лучшие черты его характера.
— А, ты уже это выяснила.
— Там он становится почти человеком. А иметь хоть что-то общее все-таки приятно.
— Что ж, раз мы пришли к соглашению по этим вопросам, — заключила Баптиста, — все остальное относится к сфере деятельности юристов. Да, насчет приданого…
— Невеста предлагает «Белла Розария», достойное поместье, — сказала Хизер.
— Восхитительное приданое, — согласилась Баптиста, — которое останется ее собственностью…
— Но я думала… она думала, что таким образом вернет поместье в семью Мартелли, — возразила Хизер.
— После свадьбы она, станет частью семьи Мартелли, — напомнила Баптиста. — К тому же личная собственность ставит женщину в более выгодное положение на Сицилии. Вам следует посоветовать своей подопечной поверить мне на слово.
Хизер кивнула.
— Она так и сделает. Должна сказать, она прекрасно осознает, скольким обязана вашей мудрости и справедливым суждениям в доведении этого сложного вопроса до счастливого финала. Мы ни о чем не забыли?
— По-моему, нет.
— В таком случае, — неожиданно бодро заговорила Хизер, — передайте своему подопечному, что моя подопечная находит все условия удовлетворительными.
Она поднялась. Баптиста протянула ей руку, и она помогла старушке встать. Обе женщины медленно проследовали в дом, оставив Ренато одного в надвигающихся сумерках. Он пил чай и угрюмо смотрел на море. Ни одна, ни другая дама не удостоили его даже взглядом.